По ту сторону реальности III

Гич сидел на койке, и неподвижностью походил на бронзовое изваяние. Фрейя лежала перед ним. Пухленькие щёки, синие ручейки вен, золотой шёлк распущенной косы – совсем живая. Вот-вот вздохнёт и откроет глаза. Не чёрные – серые. Такие же, как у матери.
В сердце впилась раскалённая спица, перед глазами полыхнула вспышка, и Октябрина, цепляясь за стену, осела на грязный пол.
— Выпей. — Она не слышала, как шаман подошёл, ощутила, как сильная сухая рука приподняла голову, а в рот впихнули горлышко фляги. Жидкость обожгла огнём, и в глазах немного прояснилось.
— Гич... Вы...
— Духи избрали тебя своим проводником. Знаешь, что с такими, как мы, бывает за удачный суицид?
— Я их не просила меня выбирать, — пробормотала Октябрина, приподнимаясь. Гич осторожно усадил её и вручил флягу.
— Пей. Это твоя дорога, такая уж она есть.
— Фрейя... она не похожа на мёртвую. У меня крыша съехала, да?
— Нет, не съехала. Она и не мёртвая.
— Что?!..
— Тише. Я не говорил также, что она живая.
— Это вы о чём?
— Пей.
Октябрина послушно глотнула жидкого пламени и вопросительно уставилась на шамана.
— А есть способ её спасти?
— Один есть, — кивнул Гич, помедлив. — Сейчас она между жизнью и смертью. Мы помещаем её в криокамеру и надеемся, что против Морены создадут антидот.
Сердце оборвалось, оставив ледяной холод.
— И... это единственный способ?
Гич пожал плечами.
— Не знаю, может, и не единственный.
— Тогда, — Октябрина решительно поднялась, — тогда я буду создавать эту вакцину. Сдохну, но сделаю. У меня ещё есть время.
Жгучий напиток не только прогнал боль, но и затуманил разум. Из чего представители гордого племени Навахо – а, если Октябрина мало-мальски разбиралась в национальностях, Гич принадлежал именно к ним – готовят шаманские зелья, она бы предпочла так никогда и не узнать. Оставалось лишь надеяться, что Нагльфар... или как там его... за ней из стенки не выдвинется, и рептилоиды отовсюду не полезут.
В какой-то момент Ласточка ощутила, что ноги её не держат, и рухнула на руки шаману. Под воздействием наркотика его лицо вдруг показалось очень старым, старше всех человеческих цивилизаций, а волосы начисто выбелила седина.
— Кто вы, Гич? — выговорила Октябрина заплетающимся языком. По комнате задвигались диковинные звери, заметались, заплясали. С плеча шамана вспорхнула огромная полярная сова, закружила под потолком.
— Я твой друг. Этого не достаточно?
— Нет. — Октябрина отчаянно сражалась с действием наркотика. — Вы меня совсем не знаете...
— Я друг Дэннера. Его друзья – мои друзья. Лежи. Не пытайся встать.
И Гич извлёк откуда-то бубен.
— Не надо! — испугалась Ласточка. — Я туда не хочу! Только не снова!
— Ты должна, если хочешь спасти свою дочь. — Голос шамана гремел грохотом горного обвала, переливался эхом, звенел, пел грозовым ветром.
Октябрина чутко вздрогнула и послушно прикрыла глаза.
— Раз так – я готова.
И бубен запел в сильных руках, загудел, уводя за грань реальности, сквозь ткань бытия. Внезапно опустилась тьма. Ритм его сливался с рваным, прерывистым ритмом сердца. И, наконец, затих, отдалился.
Головокружение отступило так же внезапно, как и нахлынуло, сознание сделалось кристально-ясным, чистым, как ключевая вода. Она и стояла у этой воды, у бьющего из земных недр холодного ключа, по колено в сверкающем сугробе, но холода не чувствовала.
Куда идти? Здесь можно блуждать веками, а у неё времени в обрез.
В итоге Октябрина двинулась вдоль ручья, смутно надеясь, что он тут не просто так возник посреди зимнего леса. Ветви таинственно шелестели в полном безветрии, покачивались, роняли снег.
— Есть тут кто-нибудь?
— Ну, я тут есть. Чего орёшь? — с низко протянувшейся ветки щурилось странное существо, похожее на человека, только обросшее золотисто-полосатой шерстью, с жёлтыми звериными глазами, крыльями и хвостом.
— А вы не подскажете, куда мне идти? — вежливо осведомилась Октябрина. Существо лениво прищурилось и качнуло хвостом, уронив ей на голову сугробчик.
— А тебе куда, ведьма?
— Я дочку ищу.
— Тогда иди к водопаду.
— Это в какую сторону?
— Впервые вижу такую бестолковую ведьму, — недовольно заявило существо и вздохнуло. — Ладно уж, садись.
Октябрина прищурилась.
— Бесплатно сыр в мышеловке.
— Вот, бестолочь. Я твой проводник. Садись, говорю.
— А не врёшь?
— Нет, а что я, по-твоему, ещё мог забыть в твоей бестолковой башке? Ты идёшь или где?
Октябрина хотела было сказать, что летать она не умеет, но в следующий момент обнаружила, что летит, а потом пристраивается на шею проводнику. И пока что решила не удивляться. Золотистые крылья распахнулись, и упругая мощь подбросила их вверх. Стремительно отдалился лес, похожий на ажурную вышивку чёрной нитью по белому полотну, потом растаял в белой дымке. Воздушный поток подхватил их, и они вдруг понеслись так стремительно, что ветер запел в ушах, и Ласточку едва не сорвало со спины проводника. Потом впереди выросло облако. Оно всё приближалось, увеличиваясь, и скоро заполнило собой всё небо, чернея и щетинясь колючими иглами молний. Проводник завертелся вокруг своей оси, и Ласточка вцепилась в него изо всех сил. Они вкрутились штопором в сырое тело облака, а в следующее мгновение уже неслись над тёмными ночными холмами, сплошь покрытыми густым хвойным лесом, а сверху сеял мелкий частый дождь, прохладой касаясь щёк. Промелькнул замок на гребне, атласной чёрной лентой запетляла река среди холмов. Потом потянулись городские дома, среди них проплешина – большая площадь со сквером посерёдке.
Здесь резко снизились, проводник захлопал крыльями, амортизируя падение, превращая его в посадку, и приземлился на мокрые от дождя шершавые плиты.
— Дальше сама, — объявил он и превратился в темноволосого молодого человека с насмешливыми карими глазами. Теперь он был одет в пальто поверх хирургички, явно не по размеру, и курил папиросу через мундштук. Октябрина вздохнула и обернулась.
Они стояли на дождливой тёмной улице, где на лужах лопались пузыри, а через сквер мокло под ливнем незнакомое здание. Она знала, что это какой-то профильный медицинский институт, вот только какой именно.
— Мне туда?
— Тебе виднее. Будешь? — и молодой человек протянул ей бутылку с пивом.
— Нет, спасибо.
— Начинаешь соображать, — похвалил проводник. Бутылка исчезла, а сам он рыжим лисом вспрыгнул на мокрый гранитный парапет, где и свернулся, обернувшись пышным хвостом и поглядывая на Октябрину хитрым зелёным глазом.
— Ну, наконец-то! — послышалось за спиной.
Гич стоял под деревом – снова молодой и сильный, босиком и без рубахи. Длинные волосы на сей раз оказались распущены, и придерживали их тонкие косы от висков к затылку. — Ты куда убегаешь?! Насилу отыскал...
— А... — удивилась Октябрина, — а как же проводник?..
— Проводник?.. — удивился в свою очередь Гич и поглядел в указанном направлении. — Тьфу, ты, тоже мне! Нашла, кому верить. Пошли.
— А тебе, стало быть, верить можно?
— До того же ты мне как-то верила, разве, нет?
— Ладно... — решилась Октябрина. — Лучше с тобой, чем наугад во все углы тыкаться.
Вскоре город вместе с дождём остался далеко позади, и Ласточка уже спускалась в скалистую долину вслед за Гичем, который, казалось, вообще никогда не уставал, и прыгал по уступам и трещинам легко, будто кот, цепляясь за редкие чахлые кустики. Здесь было светло, ветрено и сухо, голая каменистая почва растрескалась и была заметена сухим песком. Солнце висело слева, над дальними скалами тусклой монетой. Казалось, оно тоже было пыльным. Ласточка не успевала фиксировать смену обстановки. Вот только что был зимний вечер в лесу, потом дождливая летняя ночь и город, потом они оказались в голой холодной пустыне. Только одно обстоятельство оставалось неизменным – холод. Казалось, он преследует их, куда бы они ни направились.
— Нам ещё долго? Наши, поди, уже начали беспокоиться. Надо было хоть предупредить их, что мы задержимся.
— Чего ж не предупредила?
— Кто ж знал, что ты меня с порога накачаешь.
— А я знал, что ты с инфарктом свалишься?
Октябрина резко затормозила.
— Ка-ак с инфарктом?.. Но... я… я, вообще, живая?!
— Не совсем, — пояснил Гич. Я тебя немного починил, но чтобы вернуть твой дух, нам придётся постараться.
— И как это сделать?
— Обратиться за помощью к духам. Они мне дадут силу, а я передам её тебе. Только учти: ты после этого не отвертишься, придётся всё-таки шаманить. Такова цена.
Ласточка вздохнула.
— Я только что пыталась покончить с собой, а ты меня спасаешь. Ну, вот, что ты за человек, а, Гич? Куда мы всё несёмся как бешеные?
— Ритуалы где ни попадя проводят?
Октябрину забавляла его манера отвечать вопросами, но она слишком устала, и уже начинала злиться.
— Ты так и не ответил: нам долго ещё?
— Расстояние лишь в твоём сознании, Ласточка.
— И ты туда же... — пробормотала Октябрина, возобновляя движение.
Посреди долины обнаружился стакан. Он чернел круглым провалом – метра три в глубину, не меньше.
— Нам прыгать?
— Ну, хочешь – прыгай. — Гич ловкой кошкой исчез в дыре, и Октябрина тревожно свесилась вниз.
— Ты там живой?
— Это уже много лет как спорный вопрос. Могу ли я считаться живым, если мой народ исчез в семнадцатом веке, и, тем не менее, я здесь?
Октябрина взвыла и бесстрашно спустилась в стакан. Попала сверху на Гича и в панике попыталась уцепиться за гладкие стенки, испугавшись травмировать друга. Но он только перехватил её за талию и опустил на дно пещеры, перед собой. Ласточка встретилась с ним глазами – взгляд у шамана был глубокий и проницательный. Казалось, он способен видеть такое, что ей и представить-то невозможно.
Под стаканом начинался тесный пещерный коридор. С одной стороны порода просела, и потолок опустился, образуя тупик. Зато в другую путь был открыт, и Гич уверенно направился дальше. Ласточка побежала догонять.
Коридор привёл их в небольшой, абсолютно круглый грот, посередине которого в точно таком же круглом озерце сквозь дырку высоко в потолке отражались звёзды. Ласточка с любопытством заглянула в озёрную синь. Оно казалось бездонным провалом в бесконечную тьму даже не земных недр, а чего-то древнего, старше, чем сама вселенная, и по водной глади плясали синие язычки холодного пламени.
— Что это? — обернулась Октябрина. Гич неспеша расстегнул ремень, и тот змейкой скользнул к ногам.
— Сила.
— Купаться будем? — уточнила Октябрина, наблюдая за раздеванием.
— И это тоже. Снимай свой халат, времени не так уж много.
Ласточка вспыхнула и неловко выпуталась из одежды. В пещере было странно-тепло, но её била дрожь.
Она не то чтобы смущалась – ей было стыдно за исхудавшую фигуру, бледность, вздувшиеся перетруженные вены. Особенно, перед мужчиной. Но Гич, казалось, вовсе не обращал внимания на подобные мелочи. Он подошёл и крепко взял её за руку.
— Если готова, начинаем.
— Готова, — прошептала Октябрина. А впрочем, что ей оставалось. Шаман потянул её к воде, и волей-неволей пришлось шагнуть следом за ним, чтобы не упасть.
— Я плаваю плохо, — не ко времени выдала Октябрина. На самом деле плавать она умела, и очень даже неплохо. Просто сил в истощённом теле почти не осталось; Ласточка сомневалась, что, вообще, сможет активно двигаться.
Но тут они оказались в воде – каким таким образом, она и сообразить не успела. Вода была прозрачно-синей, цвета ночного неба, и отчего-то пахла сладкой мятой и полевым свежим ветром. Вокруг проплыла стайка рыбок, таких крохотных, что они казались россыпью искрящегося бисера. И, прежде чем Октябрина задумалась, зачем им здесь биолюминесценция, сильные руки подхватили её и подтолкнули вверх. Колодец слегка светился над головой сказочным голубым светом.
— Вдохни, — строго велел Гич, вновь оказываясь рядом.
«Воду?..» удивилась Октябрина, и тут сообразила, что за всё время путешествия вслух они ни словечком не обменялись. Они будто общались мысленно, да, наверное, так оно и было на самом деле...
А может, это всё агония умирающего мозга?
«Не воду. Силу. И, да, ты действительно умираешь.»
От этих слов накатила волна ужаса, и Ласточка инстинктивно рванулась вверх, и вдохнула полной грудью.
Удушья не последовало. Вода на вкус оказалась сладко-свежая, а по телу вдруг расплавленной сталью разлилась разрывающая мощь, огнём заструилась по жилам, и каждая клеточка завибрировала, загудела, подобно струнам органа.
Октябрина распахнула глаза – перед ними вдруг замелькали яркие картины, пронеслись вереницей фантасмагорических образов, завертелись в бешеной пляске; в уши разом ворвались тысячи звуков, от самых громких до почти неслышимых – теперь они были слышны столь тонко и отчётливо, что весь бесконечный огромный мир запел стройно-слаженным оркестром.
В следующее мгновение она взвилась под потолок в ореоле брызг, и дальше – к небесам, до предела стратосферы. И приземлилась вновь на пол пещеры, упав горящим метеором. И сложила крылья.
Что?.. У неё крылья?.. Откуда они взялись?! Кто или что она теперь такое...
Ласточка стояла в кругу яркого пламени, и с распущенных её волос потоками стекала вода, сверкая искрами. Гич вышел навстречу из хоровода пляшущих теней и возложил ей на голову венец, переплетённый из колючих ветвей, в которых запутались сияющие звёзды, шипы разорвали кожу, и горячая кровь заструилась, смешиваясь с водой, а боль вспыхнула во всём теле, и Октябрина упала с криком, от которого содрогнулись могучие скалы, и с небес полился звёздный дождь.
«Вставай.»
Гич протянул ей руку.
«Вставай, Ласточка.»
Она поднялась.
«Это всегда будет так больно?»
«Бесплатно сыр в мышеловке?» Шаман улыбнулся ей. Она вдруг увидела его совсем близко, и его губы приникли к её губам, отчего пламя полыхнуло с неистовой силой, бушуя в каждой клеточке обновлённого тела. Октябрина крепко прижалась к шаману, повинуясь древнему, могучему инстинкту, и их силы слились воедино вслед за телами.

Октябрина открыла глаза. Вот это нифига ж её накрыло! А это его зелье, оно, вообще-то, законно? Таких снов у бедняжки ещё не бывало.
В то же время разум постепенно фиксировал всё новые и новые детали.
Во-первых, исчезла головная боль, настойчиво терзавшая её последние месяцы, а в теле появилась приятная лёгкость. Дышать тоже было не больно, двигаться – не больно, и вообще, не больно. Если не считать приятной ломоты внизу живота.
Октябрина аж подскочила.
Она лежала на кровати, совершенно обнажённая, и на мокрых волосах розовела кровь. Рядом Гич невозмутимо натягивал рубаху.
— Что... — подскочила Ласточка, во все глаза на него уставившись. — Так это всё взаправду было?!
— Да, — спокойно ответил шаман, принимаясь переплетать волосы в косу. — Поздравляю. Ты переродилась.
— Так не бывает... — пробормотала Октябрина, машинально прикрывая грудь руками. — А...
— Давай-ка сделаем, что собирались, пока ритуальное соитие ещё действует. — Гич присел на кровать, улыбнувшись её неловкому жесту. — Скажи: что, по-твоему, я там не разглядел?
Октябрина разозлилась и руки опустила.
— Делать-то что?
— Мы обратились к той, чьё имя она носит. Тебе подскажут.
Ласточка закрыла глаза, в который раз безоговорочно доверившись шаману. И вдруг почуяла, почти инстинктивно, чёрную слизь, облепившую здоровые клетки в хрупком детском теле. Ласточка по наитию потянулась к этой слизи, и руки Гича потянулись вместе с её руками. Они вдвоём снимали болезнь словно чёрную паутину, сбрасывали, и так раз за разом, пока от пальцев шамана не полился прохладный мягкий свет, а черноты не осталось вовсе.
Рациональный разум учёного и врача развёл руками и послал Октябрину куда подальше. Она продолжала действовать исключительно по наитию.
— Вот и всё. — Гич распрямился. — Она спит. Теперь откуп.
— И где я его возьму? — уточнила Октябрина, которой очень хотелось обнять дочь.
Гич пожал плечами.
— Что подсказывает сердце?
— Что оно просто мышца, а не информбюро, — пробурчала Октябрина и, поразмыслив немного, попросила у Гича поясной нож. Им она обрезала заново переплетённую косу и торжественно водрузила её на одеяло. — Сойдёт?

Тельма сосредоточенно коротила провода пикапа. Двигатель вздыхал, оживал, но тут же глох обратно.
— Ты, правда, умеешь водить? — осторожно спросила Софья, которая тихо сидела рядышком, держа за руку Агату. Та невидяще смотрела сквозь лобовое стекло.
— Умею! Если бы не ты, мы бы уже ехали!
— Мы бы уже ехали, если бы ты не высадила аккумулятор.
— Сама заводи тогда!
— Мне нельзя за руль, я не умею.
— Вот и не лезь...
Софья безнадёжно вздохнула и выбралась из машины, потянув Агату за руку.
— Ты куда это?! — высунулась Тельма.
— На автобусе доедем. Уже час потеряли.
— Есть идея получше, — сдалась Тельма.
— Ну?
— Видала, генерал прилетел? Важный такой дядька.
— Ну, видала.
— У них есть вертолёты.
— Ну, и куда мы полетим? — скептически осведомилась Софья.
— Как куда?! На другую планету!
— Зачем?
— А здесь нас ничто не держит. Хоть галактику посмотрим. Ну? Ты со мной?
Софья подумала немного.
— С тобой. Но без бабушки я никуда не полечу.
— Тогда идём скорее, пока они не улетели.

— А вам капельница для чего? — подозрительно прищурилась медсестра при виде Дэннера с упомянутым инструментом.
— Для использования по прямому назначению, не беспокойтесь.
— Да ладно, — упёрлась девушка. — Что, кому-то плохо?
— Это больница, здесь всем плохо, — строго ответил Владимир и протиснулся мимо неё в двери ординаторской.
Сэд не стала ничего отвечать Олегу, потому что плакать очень хотелось. Однако когда в ординаторской появился Дэннер, тут же пришлось прекратить и подняться на подушке.
— Давай иглу, шприц и физраствор.
Картина получалась почти что идиотская: сжимая в зубах трубку капельницы, хакерша ввела в неё физраствор вместе с лекарством, почти профессионально вскрыв обе ампулы, затем прошлась по коже ваткой со спиртом и ввела себе в вену на запястье простреленной левой руки катетер. Изрядно помучившись, Сэд вставила трубку в клапан.
— Пластырь.
Зафиксировала она всю эту конструкцию тоже почти профессионально, а когда все манипуляции закончились, обессиленно рухнула на подушку, потому что слёзы на лице смешались с потом. Сэд очень хотелось, чтобы Владимир сейчас взял её себе на колени и убаюкал, как младенца. Тогда бедняжка смогла бы забыть о боли и лихорадке. Но такой роскоши ей уж точно не видать.
Впрочем, как только лекарство начало действовать, Сэд почти сразу уснула. Какое-то время по раскрасневшимся от лихорадки щекам ещё скатывались редкие слёзы, но в конце концов она успокоилась, тихонько засопев.
Ей снилось, что она лежит абсолютно беспомощная, в полной темноте и тишине, всё вокруг холодное и неприветливое, даже темнота какая-то колючая. Была она такой до тех пор, пока рядом не появился Дэннер, сияющий, как солнце, и несущий тепло. Он склонился к несчастной Сэд, мягко поднял её, уложил к себе на колени и, прижав её дурную голову к своей груди, сказал тихо:
— Не грусти. Я же обещал тебя спасти и уберечь. Хоть одно обещание в своей жизни сдержу...
Сэд крепко прильнула к нему, вжалась в него, ухватилась, как за спасательный круг, и собственное сознание быстро убаюкало её созданной во имя спасения такой желанной иллюзией. Снова в хрупкое сердце больно кольнула игла обиды на судьбу-судьбинушку, но тяжёлое состояние тела заткнуло разум чернотой забытья. Нужно было отдохнуть, хоть немного отвлечься от того, что терзало её всё это время.
Дэннер же настоящий промолчал и вышел из ординаторской. Очень хотелось помочь, но он понимал, что лезть ему сейчас нельзя. Понимал, потому что сам такой же – гордый, мать его, независимый, отчаянно-упрямый. Хуже нет ощущения беспомощности, когда самому глоток воды сделать уже подвиг. А впрочем, есть. Есть на свете самое мучительное из чувств: страх за того, кого любишь всем сердцем.
Пускай она хоть каждые пять минут его шлёт через лес с партизанами – он всё равно будет о ней заботиться. Запретить ему её любить не в её власти.
Да и вообще, у неё ведь дочь умерла. Памятуя собственный опыт, как пытался себя заживо сжечь вместе с мёртвыми, Владимир беспокоился всё больше.
Но тут Октябрина сама вылетела ему навстречу – подозрительно живая, румяная, совершенно на саму себя не похожая и – стриженая. Она с радостной улыбкой бросилась ему на шею.
— Мы спасли её! — Голос звенел серебром сдерживаемой радости. — Мы спасли Фрейю! Она жива, Владимир, жива! Ты представляешь, она жива!
Дэннера будто ледяной водой окатили.
«Всё... — панически пронеслось в голове, — капут, майне либен фройляйн... Не выдержал разум...»
Октябрина чуть отстранилась и потянула его за обе руки.
— Знаю, как это выглядит. Пойдём, убедишься сам, ну, пойдём...
От неё исходил кружащий голову аромат – неповторимый, непривычный для неё аромат. Тот, особенный, созданный особенным гормональным синтезом. Аромат соития. И, мать его, запах Гича. Такой сильный и отчётливый.
Ощутив, как мир после этого рухнул в пропасть, Дэннер только и сумел выдавить из себя кривую фальшивую улыбочку и прохрипеть:
— Ладно... Идём...
Глаза Октябрины лихорадочно блестели, халат был застёгнут наперекосяк, неровно обрезанные волосы падали на лицо, она всё продолжала тянуть Владимира за руку, почти буксируя по коридору.
И Дэннер шёл за ней, просто, чтобы не упасть, совершенно опустошённый.
— Идём, ничего пока не говори, сам убедишься...
В лифте нервы сдали окончательно.
— Да стой! — заорал Владимир, выдёргивая свою руку из тонких прохладных пальцев. — Прекрати! Прошу тебя, перестань!
Ласточка затормозила и хлопнула ресницами, а Дэннер прижался к стенке кабины, внезапно ощутив, как слёзы удушающим комом подкатили к горлу, прорвались и потекли, дрожью проникая в пальцы.
Ласточка осторожно погладила его по плечу, распахнув глаза и нервно заправляя за ухо прядь волос.
— Дэннер... Я не сбрендила, честно. Ну, пойдём... — умоляюще всхлипнула она. — Пожалуйста...
Дэннер вытер нос рукавом и обернулся, внимательно её разглядывая. Она смотрела на него по-прежнему ясно. Только очень уж жалобно.
— Где твои волосы? — зачем-то спросил он. — Обрезала такую красоту...
— Так было нужно. Ну, пойдём.
— А Гич? — упёрся Дэннер. Она вспыхнула. — Ну, давай. Я сильный, я всё стерплю. А что, меня кто только не ранил, не привыкать!
Ласточка замялась, съёжилась и уставилась в пол.
— Пошли, — упрямо прошептала она сквозь слёзы.
И они пошли.
— Да ладно... — прохрипел Дэннер, отчаянно стараясь улыбнуться. — Ну, не нравлюсь я тебе, что ж теперь поделать... Ты ж не виновата, что так вышло... ты уж меня прости...
— Мы на месте, — вместо ответа сообщила Октябрина и открыла дверь палаты. Гич спокойно держал на руках мирно спящую Фрейю и своим видом активно провоцировал его придушить. Усилием воли подавив сие светлое желание, Дэннер во все глаза уставился на девочку. Она вздохнула во сне и сглотнула слюну, уткнувшись конопатым носиком в плечо шамана.
— Это глюки, — убеждённо заявил Дэннер, моментально забывая о своём желании придушить Гича. — Я сам её убил. Вот этими вот руками.
— Ты убил, а мы оживили, — буднично отозвался шаман, укачивая Фрейю. — И не злись на свою Ласточку. Она спасала свою дочь.
— Какое приятное спасение, — Дэннер в самом деле опять начал злиться. — Возьму на заметку. В следующий раз, когда кого-нибудь буду спасать, трахну первого встречного обязательно.
— Да ты всегда так делаешь, — невозмутимо осадил его Гич.
Дэннер примолк. И услышал, как Октябрина за его спиной задыхается от слёз. Сделалось стыдно. Он обернулся и крепко прижал её к себе.
— Прости дурака... — тихо произнёс Маэстро. — Больше ни слова. Обещаю.
Октябрина только прижалась к Владимиру изо всех сил, как перепуганный котёнок, но реветь перестала.
Она выглядела непривычно без тяжёлой русой косы, теперь густые волосы пышной шапкой обрамляли бледное лицо, и оттого Ласточка казалась ожившей картинкой с какого-нибудь военного плаката времён рейха – нордические черты, серые глаза и пышные волны русых волос. Владимир мудро решил перестать закатывать истерики и крепче прижал к себе свою Ласточку, просто радуясь бесценным мгновениям счастья. Вот, сейчас она успокоится и снова его оттолкнёт... но об этом он пока думать не будет. Он даже дышать перестал, опасаясь её спугнуть, как маленькую птицу, внезапно севшую на протянутую ладонь.
В этот момент Фрейя зашевелилась и захлопала ресницами.
— О, ты здесь? — улыбнулась она Дэннеру. — Привет.
— Гич, — пользуясь тем, что мать и дочь вплотную заняты друг другом, Дэннер оттащил шамана в сторонку. — Какого чёрта здесь происходит? Я, может, и дурак, но одно знаю точно: мёртвые не возвращаются.
— Не возвращаются, — подтвердил Гич, обернувшись. — А ты контрольный сделал, эвтанайзер?
Владимир распахнул глаза.
— Морена... вот, я осёл...
— В следующий раз когда будешь убивать кого-нибудь, потрудись убедиться, что этот кто-то действительно убит. — Шаман похлопал друга по плечу. — Тяжело, представляю.
— Ага. Не мог я ей череп разворотить... лишить мать возможности проститься... Думал, вернусь и завершу начатое, да вот, не успел. И как же хорошо, что не успел. — Дэннер вдруг обнял его. — Благодарю тебя, Гич.
Фрейя что-то оживлённо рассказывала, что-то весёлое – Октябрина заливисто смеялась, перебирая тонкими пальцами спутанные золотые пряди. Гич машинально обернулся на звук и сдержанно улыбнулся.
— Давай разберёмся, — сказал Дэннер, когда страсти немного поутихли. — Ты у меня женщину увёл, и я же ещё должен тебе за это спасибо сказать?
— Да ну притормози. Во-первых, никого я не уводил. И, кстати, если тебя это успокоит, должен заметить, что она бесподобно хороша...
— Сколько там жизней у шамана?
— Жизнь – одна, — строго сказал Гич. — Это душ у нас по семь.
Дэннер оглянулся на мирно беседующее воссоединённое семейство. Не хватало только Олега для полноты картины, но это ничего, они скоро встретятся.
— Ты не думай, я-то, безусловно, рад. Но... погляди на неё только!
— А что такое?
— Не знаю... — прищурился Владимир. — Она как-то... изменилась.
— Может, просто помирать перестала? — Шаман пожал плечами. — Да и потом, я же посвятил её, что ты хочешь.
— Ты – что сделал?!
— Она умирала! Обширный инфаркт, раковая опухоль в мозгу, ишемия, да у неё там был целый набор! К тому же, ей грозила рано или поздно шизофрения – ты знаешь, как дар убивает, не находя реализации. Она была на грани смерти, что мне оставалось делать? Ну, я быстренько восстановил сердечную мышцу, перехватил её дух и отвёл к колодцу для посвящения. Единственное, что, пока я разбирался с техническими моментами, духи у меня её едва не заиграли – знаешь, так бывает с новенькими, принимают всё за чистую монету.
— Всё равно. Обязательно тебе было... — Слова колючим ёжиком растопырились поперёк глотки, но и так всё было ясно.
— Да пойми же ты, не посвящённый ведёт ритуал, ритуал ведёт посвящённого. Там – всё воспринимаешь иначе, да чего я тебе объясняю, ты же там был!.. Ты, кстати, и сейчас там. Будь осторожнее.
— У шамана семь душ, — грустно улыбнулся Дэннер.
— У шамана-то семь, а у тебя одна, и ты её откромсал. С огнём играешь.
— Разумеется. Я люблю огонь.
— Ты себя не бережёшь, — упрекнул шаман, перебирая чётки. Чётки были необычные – из деревяшек, камней, и даже косточек. Некоторые элементы были сплетены из шнура, несколько звеньев заменял медоцветный кусочек янтаря. Дэннер невольно загляделся. — Ты себя не бережёшь.
— А меня и не жалко.
— Кому как. Мне, вот, тебя жалко, например. С кем я буду в шахматы играть.
— Ты духа нашёл?
— С ним, вообще, любопытная история. — Гич небрежно сунул чётки в карман и принялся раскуривать трубку. — Духа призвал кто-то не местный, но ты открыл ему раньше, вот он сюда и заявился.
— То есть, я обломал кому-то обряд призыва? — развеселился Дэннер. — А зачем, вообще, такую заразу призывать?
— То-то и оно, — проницательно глянул на него шаман. — Я бы ни в жизнь таких не призвал... ну да это я... А любопытно вот, что: такому духу необходимо тело. Разумеется, живое, мы же не в глупой сказочке про зомби. Но только из живого тела живой дух его так вытурит, что мало не покажется.
— И он ищет умирающих.
— Именно. Ещё не мёртвого, но уже и не живого. В больнице такой роскоши – широкий ассортимент, но, заметь: выбрал он именно твою возлюбленную. Но тут подоспел твой тотем и спрятал её в Нижнем мире. И дух, вместо того, чтобы вселиться в кого ещё, дождался, пока ты пристрелишь маленькую Фрейю. Он не позволял ей умереть, но с пулей в сердце особо не попляшешь, согласись.
— Постой. И где он сейчас, этот дух?
— Не знаю. Я его прогнал.
— То есть, — резюмировал Дэннер, — по Парадайзу шляется потусторонняя бабайка, одержимая идеей узурпировать чью-нибудь шкуру?
— Не чью-нибудь! А одну конкретную шкуру! Понимаешь, что это значит? Его привязали. Привязали на крови.
— Значит, — медленно произнёс Дэннер, — Олег в опасности. И ему категорически нельзя выходить на ту сторону.
— А он, как ребёнок, это не контролирует.
Дэннер поднял на шамана широко распахнутые зелёные глаза.
— Матери ничего пока не говори. Я пойду к парню.
— Стой, — Гич придержал его за рукав. — И что ты сделаешь, не дашь ему спать?
— Не дам. А ты пока лови духа.

Хорошо, что Сэд ничего этого не видела и не слышала, иначе бы тоже впала в опустошённое состояние, похожее на то, что сейчас охватило Дэннера.
Однако кое-что всё-таки потревожило её сон, а именно то, что рядом попытался уместиться оставленный всеми Олег, усиленно обходя в своей возне руку с катетером. Сэд тихо вздохнула, не открывая глаз, и протянула вторую, здоровую руку, чтобы обнять мальчика и прижать его к себе, как младшего братишку. Ей сейчас до умопомрачения нужен был кто-то мягкий и уютный рядом, и Олег, с первого мгновения испытывающий к несчастной хакерше исключительное, почти что родственное тепло, отлично для этого проходил. К тому же, ему было и самому сейчас очень одиноко. И Сэд ему могла с этим помочь.
За столько лет болезни и затворничества Сэд научилась чувствовать тот момент, когда катетер из руки пора доставать, а потому, стоило опустеть бутылочке с лекарством, хакерша сразу проснулась и ловко удалила иглу, зажав ранку уже приклеенной пластырем ваткой. Олег всё так же мирно дремал, вцепившись ручонками в подругу, которая, будучи его в три раза старше, в сравнении с ним казалась едва ли не меньше, если не такой же крохотной. Но не всем же быть такими большими и сильными, как Дэннер, правда же? Должен существовать ещё кто-то маленький и слабый, которого нужно защищать.
Сейчас в ординаторской таких было сразу двое. И, если у Олега были шансы вырасти и возмужать, то несчастная Сэд, уже родившаяся высокой и худой, теперь таяла под натиском различных недугов, и с момента своего выхода из привычного убежища стала выглядеть гораздо хуже. Ну, это если не считать пулевого, раны от самурайского клинка и разбитой случайно брови.
Из головы, правда, не выходила совсем другая мысль, и, если прежде она казалась совершенно неуловимой, то теперь хакерше всё-таки удалось изловить эту скользкую ящерку. Она неистово верещала о том, что Октябрина не умирает. Вроде звучит как безумие, восемь раз подряд машина ошибиться не могла, но... Откуда-то эта мысль в голове всё-таки появилась. Или это просто отрицание, как одна из стадий принятия несчастья. Но в любом случае, Сэд подумала, что, как только состояние позволит, она непременно покопается в базе Парадайза. И, если бы она знала, насколько же близка к истине. В базе покопаться ох, как стоило. И не только в ней.
Время шло, и довольно скоро Сэд более-менее оклемалась. Побудить её к каким-либо действиям смог только оживший на миг телефон, который возвестил: вероятность отцовства равна нулю. Хакерша от этой новости даже не расстроилась, только вздохнула и отложила телефон подальше.
— Олег, — тихонько позвала она мирно спящего мальчика, — поможешь мне встать?
Это был тот редкий случай, когда ей действительно требовалась помощь в совершении привычных действий. Два приступа, случившихся почти подряд, забрали у неё все силы, но кое-что сделать ещё было нужно, пока это не вылетело из больной и дырявой головы. А потом в планах у Сэд было отправиться в свою палату и уже остаться там отдыхать до завтра, а то и вообще до конца истории – с сердцем шутки плохи, а оно сегодня очень явно выразило своё недовольство по поводу происходящего, и это в двадцать пять-то лет. Сэд помрачнела вместе с этой мыслью – её могло легко сгубить и что-то ещё помимо пресловутой болезни, в том числе и сердце, измученное лихорадками.
— Ой, — захлопал глазами малыш, — а ты уже уходишь?.. Ну, да, пора вставать, утро уже.
И Олег принялся помогать, вздыхая, что, вот, придётся ведь умываться сейчас, а это так муторно. Или придёт мама и всё равно заставит.
— Если не умываюсь, мама заставляет чистить зубы три раза, — неожиданно захихикал он. — Мятной пастой! От неё потом язык щиплет, представляешь?
— Я не ухожу, — поправила его Сэд, мягко и печально улыбаясь. — Я просто не могу отсюда сделать то, что мне нужно, за стол надо садиться. Ты же уроки за столом делал?
Вот если бы кто-то точно так же, взяв Сэд за шкирку, макнул её в чудодейственный колодец раза три, чтоб уж наверняка, и вытащил обратно живой и здоровой, полной сил и жизненной энергии… Только вот ведьмой она не была, а значит и трюк с колодцем не сработает.
При помощи Олега Сэд перебралась с дивана на коляску, кутаясь в плед, и, поправив очки, полезла в недра серверов Парадайза.
— Ничего не понимаю, — пробормотала хакерша, уже в десятый раз перечитывая заключение кардиолога с приложенным результатом биохимии крови и просто отвратительной кардиограммой. Нащупав рукой стоящую неподалёку чашку чая и хлебнув из неё, Сэд решила выгрузить документ из базы и разобрать его на строчки кода, чтобы проверить, не фальсифицирован ли он. Уже после получаса поисков хакерша смачно выругалась на китайском – в присутствии Олега совесть не позволяла ей использовать ни русский, ни английский мат – и вынесла неутешительный вердикт: документ подлинный, создан в этой лаборатории. Ну, кардиограмму можно подменить на уровне бумаги, и установить эту подмену прямо здесь прямо сейчас Сэд не могла, равно как и подмену образцов крови, которая имела место быть. Только кому это нужно, кроме Хейгеля с его отпрыском, сидящих теперь где-то далеко и глядящих на небо в клеточку?
— Или я совсем с ума сошла, или сплю. И всё вот это мне приснилось, — выговорила Сэд упавшим голосом и снова потянулась к чашке с чаем – после лихорадки жажда мучила не хуже боли. — Да только быть такого не может.
Нет, она определённо что-то прямо здесь и сейчас не понимала, что-то было ей неизвестно, словно отсутствовала деталь в головоломке, и при попытках его собрать получалась какая-то ерунда, обмазанная матюками, как арахисовым маслом. Но узнать обо всём досконально хакерша смогла бы лишь поговорив с самой Октябриной, смывшейся в неизвестном направлении вместе с Дэннером. Чтобы хоть немного отвлечься, Сэд мельком подумала, что ей очень нужно прямо здесь и прямо сейчас пойти помыться и переодеться, а то к таком бомжацкому виду уже и с юмором относиться плохо получалось. Только вот как это осуществить?.. И она невольно вернулась к изучению данных.
…В довершение к амбулаторной карте, которая, будь она в бумажном виде, могла бы посоперничать если не с Нюрнбергским процессом, то с повествованием о взятии Бастилии уж точно (хотя, насчёт Нюрнберга Сэд была далеко не уверена), прилагались ещё и томограммы. Восемь штук. В теле Октябрины не обнаружилось ни единого здорового органа, во рту не хватало четырёх зубов, и здоровьем отличался, разве что, стоматит. В крови ощущали себя вольготно все возможные «детские» вирусы, типа простого герпеса, в народе простенько именуемого «простудной лихорадкой на губах». Чего стоил один только выписной эпикриз из детской терапии за какой-то там лохматый год, набранный «восьмёркой» на двенадцати листах – и это одного только печатного текста, не считая приложений. Ну и, медицинская работа, как и роды, здоровья не прибавила.
Если бы Сэд в эти дебри углубилась, она бы так и читала до глубокой ночи, да и смысла вникать особо не было.
А вот томограммы... Не нужно быть медиком, чтобы понять, что здоровенная клякса на тканях головного мозга – явно неестественного происхождения предмет. Неутешительный эпикриз был зашифрован, но хакерше этот шифр был, разумеется, что коту плетень – вообще не препятствие.
Увиденное напоминало свою собственную историю, да только вот больничная биография Сэд не была так подробно задокументирована, но тут и без этого всё, в принципе, ясно. Более того, имея внушительный капитал в быстром доступе – вот прямо здесь и прямо сейчас эта парализованная девица могла купить весь Парадайз вместе с его сотрудниками и обоими фашистами дважды, и ещё останется, она совершенно не собиралась идти на поклонение ни к каким врачам. Причина была проста: скажи Сэд, что готова за своё излечение отдать любую сумму, её легко обманули бы и выкачали все деньги, а лечить, конечно же, не стали бы. А если она на первичном приёме после слов о стоимости экспериментальных процедур не скажет, что деньги у неё есть, её просто вышвырнут за порог, как нищенку. В бюджетной же клинике был больше шанс подцепить вместе с какой-нибудь заразой ещё и полицаев себе на хвост, чем вылечиться или хотя бы остановить постепенное разрушение организма.
Олег заботливо приволок чай и блинчики с творогом, которые успел разогреть в микроволновке. На еду с недавних пор хакерша смотрела с абсолютным равнодушием. Плохо ей было практически постоянно, так что мысли о еде и её вид вызывали только отвращение и новые приступы тошноты. Ситуация была паршивой настолько, что уже даже чай Сэд пила без сахара, потому что сладкий вкус неизменно вызывал ту же самую тошноту.
Мысленно хакерша, конечно, найденными фактами очень опечалилась – сидя здесь в обнимку с пистолетом, Октябрина была абсолютно права в своих прогнозах. Но огорчало ещё то, что на её крик о помощи, на самом деле искренний и совершенно отчаянный, сбежались все, кто мог, пусть всего лишь по стечению обстоятельств и подсказке интуиции. А то, как молила о помощи Сэд, никто не слышал. Всё отношение окружающих напоминало издевательскую поддержку типа «У тебя депрессия? Так не грусти и всё пройдёт!». Звучало приторно, по-идиотски, да и вообще убийственно. И ещё это постоянное снисхождение, такой концентрации, будто Сэд делает что-нибудь такое, за что к ней нужно это самое снисхождение проявлять, причём, постоянно.
Во время своего отшельничества, в минуты, когда становилось совершенно невыносимо, хакерша проклинала себя за желание спрятаться от людей, а теперь, кажется, вспомнила, почему решила так поступить. Одному умирать и зализывать раны было не так омерзительно.
Проведя сухой ладонью по измученному лицу и сняв очки, Сэд тяжело вздохнула, да так и осталась сидеть, закрыв глаза рукой и уронив на неё голову. Пока она ещё могла, можно было просто встать и уйти восвояси, в свою уютную одинокую нору, чтобы там тихо и без истерик умереть, как это делают постаревшие львы в прайде. Потому что так проще.
Олег ей не мешал, он тихонечко делал уроки в уголку, болтая ногами и тайком таская чьи-то забытые леденцы. Хоть он и не ходил в школу, учёбу всё равно никто не отменял, да и в нынешнем положении, шатком и зыбком, неизвестно, когда базовая эрудиция пригодится.
Сколько так просидела Сэд, копаясь в помойке собственной головы, неизвестно, но времени прошло достаточно. Даже компьютер погасил монитор и ушёл в спящий режим. Хакерша коротко глянула на тёмный экран, чтобы убедиться в этом, и снова закрыла глаза, уткнувшись в руку. Могла бы – просто встала и ушла, собрав свой нехитрый багаж и помахав любовно ручкой. Но из-за того, что вместо ног у Сэд были непонятные и совершенно безобразные, а к тому же ещё и парализованные куски плоти, тихим уход не получится. Да и Олега не хотелось бросать одного, мать-то его загуляла где-то...
Испорченное завистью и обильным количеством порнухи воображение тут же как по заказу выдало вполне живую картинку того, как Дэннер с Октябриной мило уединились в каком-то укромном уголке и любят друг друга с особой страстью, подогреваемой неинтимной обстановкой больничной палаты. Мерзость, да и только, хакерша даже скривилась и потрясла головой, чтобы выбросить оттуда неприятный морок. Сейчас точно не то время, когда следует размышлять о подобном.
— Работаешь? — подошёл Декстер. — А я тебе письмо принёс от Рябчикова. — И Джейми положил на стол конверт с микрочипом. «Строго конфиденциально, — значилось на конверте. — Передать лично в руки». — Ну, не буду мешать. Считай, что я уже ушёл.
Сэд даже не успела поблагодарить Декстера, а подняв конверт, и вовсе несколько минут сидела, глядя на него и пытаясь вспомнить, а кто это – Рябчиков? Хорошая память под натиском болезни стала давать частые сбои, и это один из них. Генерал? Вряд ли. Хотя надпись на конверте... Кто-то из подземных бедняг? К чему тогда эта записка?
Окончательно поняв, что ничего не понимает. Сэд перестала пытаться что-то вспомнить или осознать, вздохнула и довольно грубо вскрыла конверт. Хакерша ожидала увидеть там всё, что угодно, от признаний в любви до спор сибирской язвы.
Однако конверт, помимо чипа, содержал только записку.
«Уважаемая Моника! — значилось стройным каллиграфическим почерком на плотной гербовой бумаге. — С радостью уведомляю Вас, что по запросу, сделанному нашим сотрудником, Селивановым В. А., от ... принято положительное решение. Поскольку Вы имеете очень хорошую рекомендацию, а также поручительство от наших сотрудников, в т. ч. Селиванова В. А., Вы можете обратиться за лечением в ближайшее время. Все расходы наш сотрудник взял на себя. Квитанцию об оплате прилагаю.
С уважением, Рябчиков В. С., Генерал-лейтенант, командующий подразделением специального назначения блока Константа.
P. S. Надеюсь также, что Вы примете наше предложение о трудоустройстве. Подробности в письме.»
Сотрудник Селиванов В. А. нарисовался собственной персоной, осторожно постучав в дверь.
— У вас тут всё в порядке? — осведомился он таким тоном, будто бы Сэд с Олегом случайно не заметили за занавесочкой ядерный гриб. Олег удивлённо поднял голову.
— Ну, да. Работаем. А ты чего такой, что-то случилось?
— Ничего, — необычайно беспечно улыбнулся Дэннер и потрепал малыша по лохматой голове. — А у меня для тебя хорошие новости.
— Что это? — упавшим голосом спросила Сэд, показывая Владимиру через плечо вскрытый конверт. Не то что бы она была разочарована – ничуть, она просто была удивлена до той степени, что от переизбытка смешанных чувств на глазах снова выступили слёзы, которые хакерша не могла сдержать. — Я не сплю, да?
Сэд наконец нашла в себе силы развернуться к Владимиру и уставиться на него во все глаза, от слёз похожие на стеклянные шарики.
— Я не сплю, правда? — повторила девушка с мольбой, нещадно сминая в трясущихся руках разорванный конверт. — Меня в-вылечат?..
Новость казалась бредовой, совершенно немыслимой и невозможной, настолько бедняжка свыклась со своей бесконечной безнадёгой, со своей обречённостью и скорой смертью. Но у этой неверующей Фомы определённо наблюдался прогресс: скажи ей Владимир с год назад что-то подобное, она бы послала его не через лес с партизанами, а куда как хуже, и сопроводила бы свою нецензурную брань выстрелом из пистолета.
— Я не сплю?.. — Сэд охрипла, захлебнувшись слезами, и не смогла больше выговорить ни слова.
— Вылечат! — Олег подпрыгнул так резко, что учебники и тетрадки полетели на пол, а следом разноцветным дождём раскатились карандаши. — Ура-а-а! Дэннер, ты лучше всех!
— Да погодите вы, — смутился Селиванов. — Попытаются вылечить. Точного прогноза нет, но есть... одна новая технология для таких вот случаев, и я её выпросил, немного воспользовавшись полномочиями... В общем, Сэд, ты сама всё увидишь. — Он погладил хакершу по мокрой щеке. — Давайте верить в лучшее.
И тут явилась Октябрина за руку с Фрейей. Прежде, чем Олег с визгом кинулся на шею сестре, Дэннер успел ловко отскочить в сторону, иначе бы он оказался на полу.
Сэд так сильно расчувствовалась, что тут же кинулась к Владимиру на шею, продолжая при этом сжимать в дрожащей от волнения руке вскрытый конверт, и разрыдалась, но теперь уже от счастья, как ребёнок, в голос. Она почувствовала себя принцессой из какой-нибудь старой сказки, в реальность происходящего не верилось и всё это казалось волшебством, мистификацией.
Конечно же Сэд понимала, что её шансы выздороветь где-то пятьдесят на пятьдесят, но как же это много после абсолютного нуля! Даже если бы Дэннер сказал, что выживает только один из сотни пациентов, на котором пробуют эту таинственную технологию, она бы радовалась точно так же. Лучше уж умереть при попытке вылечиться, чем просто лежать и ждать смерти, как собака с перебитым хребтом.
— Спасибо, — прошептала задыхающаяся от переполняющих её эмоций Сэд. — Спасибо!
Подумать только: такой ценный подарок, билет в будущее, в свою жизнь несчастная Моника получила не от родителей, а от совершенно незнакомых ей людей. Но сейчас это было совершенно не важно!
— Мама!.. — тащил Октябрину Олег. — Сэд будет лечиться!
— Это правда?! — Октябрина прижала ладони к лицу, сдерживая крик. — Дэннер, это правда?!
Дэннер подхватил хакершу на руки.
— Они обещали попробовать.
— Это лучший день в моей жизни! — оповестила общество Ласточка, подпрыгивая чуть не до потолка. Дэннер прищурился. Попробуй она ранее провернуть подобный трюк – приземлились бы обратно прямёхонько в реанимацию. Но Октябрина сияла и порхала по комнате, собирая на стол, и звонко пела – голос утратил болезненную хрипоту, и звенел серебром.
— Меня это пугает, — тихонько сообщил Дэннер на ухо Сэд, косясь на сияющую Октябрину.
Дэннер, видимо, решил свести Сэд с ума, потому что теперь ещё и на руки взял, прижимая к себе. Слишком много хорошего, настолько много, что в это совсем не верилось!
Однако, как только взгляд хакерши, очистившийся от слёз, был привлечён к Октябрине шёпотом Владимира, несчастная поперхнулась собственной слюной от неожиданности. При всём при том, что она только что раскопала в базе клиники, хакерша ещё отлично помнила, что Фрейя заражена Мореной и должна погибнуть, а тут... с братом обнималась вполне здоровая и счастливая девочка.
— Я, наверное, совсем поехала, — таким же точно шёпотом выдала Сэд, будучи не в силах выразить эмоции приличными словами, — но она же точно так же больна, как и я... что произошло, пока я вычитывала её диагнозы, сидя тут? Второе пришествие? Или мы оба с тобой?..
Вместе с умопомрачительной радостью сердце костлявой рукой стиснул страх перед чем-то непонятным и необъяснимым. Ничего, кроме вопроса «Какого чёрта?» в голове просто не было.
— Вероятно, оба, — так же тихо отозвался Дэннер. Впрочем, воссоединённое семейство Зингер, похоже, было плотно занято друг дружкой, и можно было говорить свободно. — Понимаешь... — Владимир устроил подругу на диване и сам устроился рядом. — Они с Гичем провели какой-то обряд, и теперь она... ну, жива и здорова, но этому миру больше не принадлежит. Так же, как и Гич. И, я не то, чтобы не рад, – нет, я очень даже рад, просто счастлив! – но пугает оно, как и всё неизвестное. Я, вот, знаю, что кирпич надёжней пистолета, потому что он осечек не даёт. Но все эти тонкие материи для меня – тёмный лес. И я не могу отвлечься от мысли о том, что жду расплаты.
— Я вообще ничего в этом не понимаю, — покачала головой Сэд. — Был в моей жизни период, когда меня начала привлекать всякая спиритуалистическая и прочая оккультная шняга, но я быстро в ней разочаровалась – квадратные мозги у меня, — хакерша с забавной улыбкой постучала себя костяшкой пальца по лбу. — Не годятся для восприятия этого всего. Так что ко мне с такими вопросами не подходи. У меня лучше спросить что-то про информационные базы, кодировки и электронные замки с камерами. Ну и о чувствах со мной можно поговорить. Вроде не совсем сухарь.
Это был не намёк, сейчас такое сложное па вообще не могло прийти в голову Сэд, но Дэннер, возможно, мог в этой фразе углядеть что-то криминальное, если, конечно, хотел этого.
— Кстати, насчёт кирпича я того же мнения. Другое дело, что у меня не хватит сил для того, чтобы этот кирпич поднять и бросить.
— Да уж, — засмеялся Дэннер. — Хотя, для стрельбы из огнестрела тоже требуется физическая сила. Если бы новичкам не выдавали холостые, все бы валялись в госпитале с простреленными ногами. Вот и у меня проблемы с такими вещами. Нет, кое-чего могу, но совсем уж редко, как вдохновение в башню тюкнет, а так...
— С пистолетом я тоже не справляюсь без скелета, — честно призналась ему хакерша. — Попробую выстрелить – раздроблю запястье. Слишком слабые у меня руки.
В этом неловком признании было нечто слишком личное, потому что Владимир теперь знал: случись чего, хакерша не сможет себя никак защитить, если, конечно, к этому моменту уже не будет хотя бы частично здорова.
— Вот, — к ним приблизился буксирующий сестру Олег. — Познакомься, это Сэд, она мой друг! Сэд, это Фрейя, моя сестра.
— Здравствуйте, — вежливо улыбнулась девочка, лукаво прищурив глаза. Серые. Такие же чистые, как и у матери. Дэннер аж загляделся: одно лицо.
— Виделись уже. — Он протянул девочке руку и, как бы невзначай, перехватил запястье, положив пальцы на артерию. Она мерно пульсировала, выдавая ровные сокращения миокарда.
— Привет, — совершенно искренне улыбнулась Сэд, которая сегодня была ну уж слишком счастливой, и от долгой улыбки у неё уже болели щёки. Хакерша тоже протянула девочке руку, но не для того, чтобы что-то проверить, а в простом жесте дружелюбия. Впервые за долгое время Сэд чувствовала себя живой, сердце её трепетало, а руки, обычно холодные, кажется, внезапно стали ощущать и излучать тепло.
— А вы пойдёте с нами чай пить? — предложила Фрейя. Пожатие у неё оказалось крепким и энергичным. — Я так долго была в больнице, очень соскучилась по людям.
Октябрина, помучившись с волосами, в итоге убрала их под медицинскую шапочку, отчего стала немного похожей на себя прежнюю.
Сэд очень захотелось пошутить на тему того, что глагол «пойти» к ней неприменим в принципе, но тут же осеклась: настолько чёрный юмор ребёнку даже если и будет понятен, явно не вызовет положительных эмоций.
— Ну... Пойдём, — она с хитрой улыбкой оглянулась на Дэннера, и её лицо, уже в который раз за последние сутки заплаканное, теперь сияло от счастья. — Если мне немножко помогут.
На фоне всех радостных новостей и событий, случившихся за сегодня, даже давно заглохший аппетит вдруг проснулся, и Сэд захотелось выпить сладкого чаю с печеньем или блинчиками. Ну и поделиться историей о своём настоящем имени. Теперь ведь больше не было смысла прятаться, да и в придуманном имени оставалось мало смысла. Какая же она теперь Сэд? Она Моника!
В итоге все разместились за столом, в комплекте с Элеонорой и Джейми, который по такому случаю даже взял перерыв у себя на «скорой». Фрейя радовалась больше всех, и щебетала как птичка, пересказывая прочитанные книжки, прибежал даже Тадеуш с коньяком, конфетами, и конфетами с коньяком... Он держал сына на руках и очень волновался, правильно ли держит – если здоровому мужику выдать младенца, он немедленно забывает всю медицинскую практику и превращается в отца.
Олег на радостях носился вокруг стола, очень беспокоясь, чтобы всем всего хватало. Аппетит появился даже у Октябрины – она грызла яблоко, а Дэннеру таки впихнули пирожное.
Хакерша очень пожалела о том, что не успела привести себя в порядок, и после очередного приступа, да и из-за бинтов выглядела совершенно непрезентабельно. Впрочем, никого это здесь, очевидно, и не волновало. В масштабах случившегося счастья внешний вид счастливчиков имел мизерное значение.
Когда все наконец расселись, Сэд как специально оказалась по левую руку от Владимира, но при всех стенать о том, как несправедливо с ней обошёлся скотина-Купидон, не было никакого смысла, да и голова занята была пока что вообще не тем. Хакерша протянула руку к вазочке с пирожными и всё-таки приложилась, да с таким удовольствием, что у неё даже щёки порозовели, да и в целом, она стала более живой, как и Октябрина, с которой, правда, и подавно, произошёл целый ритуал перерождения.
— Получился самый настоящий праздник, — сказала Сэд, когда всеобщее ликование немного поутихло. — И по его случаю прошу с этого момента звать меня настоящим именем. Вы – мои друзья, и я хочу, чтобы для вас я была Моникой. За этим именем кроется гораздо больше живого, чем за конспиративной кличкой.
— Спасибо, — сказал Владимир. — Спасибо, Моника.
Олег пришёл к выводу, что это имя ему нравится больше, и незамедлительно поделился выводом, чем окончательно развеселил взрослых.
— Правда, настоящий праздник, — согласилась Октябрина, которой короткие кудри придавали некий задорный, легкомысленный шарм. — И у меня впервые появились настоящие друзья. Я так рада, что вас всех встретила!
Дэннер подумал, что, повстречавшись в критический для всех момент, они поймали удачу за хвост. Нейтрализовали группировку Хейгеля, спасли Октябрину и Фрейю, а теперь ещё будет совсем замечательно, если удастся вылечить и Монику. Да и сам он, правду сказать, впервые за много лет спал почти без кошмаров.
И сделалось так уютно, так спокойно. Они почувствовали себя вместе.