По ту сторону реальности V

— И что это? — наконец, осведомилась Октябрина. Они с Гичем стояли в курилке, причём, в то время как Ласточка ощущала полнейшую растерянность, шаман был невозмутим аки противотанковый ёж. Это внушало некоторую уверенность, но уже начинало слегка раздражать.
— Понятия не имею, — последовал закономерный ответ. — Но оно явно не с этой планеты.
— Про планету я и без тебя догадалась, — буркнула Октябрина, любуясь на снег и поёживаясь от холода. Сигарета прогорела, и Ласточка машинально закурила новую. Она размышляла, поглядывая на товарища, совсем о другом. И, честно говоря, не странная штуковина в подвале её волновала сейчас...
А что, если правда попробовать? Ради Олега. Он так мечтает об отце, может, пора и ей побороться за своё счастье, позволить себе полюбить? Но она же не может так поступить с подругой, это абсолютно не по-товарищески! Нет уж, Дэннер сам должен принять решение. Вот тогда будет честно.
— А что мы будем с ним делать? Изучать?
Шаман кивнул и неспеша глотнул чаю из чашки.
— А если оно опасное?
— Вот и узнаем как раз.
— Всё-то у тебя просто.
— А мир – не такая уж сложная штука. Люди сами усложняют.
— Вы тут? — заглянул Дэннер, отчего Октябрина подпрыгнула и опрокинула пепельницу. — Прости, не хотел напугать. — Владимир принялся собирать окурки. — Гич, будь любезен, уложи Олега.
— А где это вы были? — сдержанно осведомилась Ласточка.
— Ух, ты, какие у тебя браслеты красивые! — донеслось из ординаторской. — Можно посмотреть?
— Можно. — Видно было, как шаман подхватил малыша на руки.
— В торговом центре.
— Так поздно? Ребёнку спать пора!
— Кстати об этом... ты лучше присядь.
И Владимир быстро ввёл её в курс дела.
— Вспоминай. У кого есть мотив и, главное, возможность привязать к тебе опасного демона?
Ласточка напряжённо размышляла. Дэннер отошёл и облокотился на перила балкона, любуясь на кисею мелких колючих снежинок, засыпающих городскую грязь. К утру эта красота исчезнет...
Любовь – это когда душа поёт и жить хочется. А когда жить не хочется – это уже нездоровая фигня, да и вообще, невроз, вдруг подумал он. Вот же она – жива и здорова, с ней всё хорошо. А если что случится – он рядом, и всегда будет её защищать! Это же счастье – видеть её каждый день, слышать её голос, знать, что она в безопасности.
И когда эта простая мысль пришла в голову, он едва не рассмеялся. Надо же быть таким идиотом, ходить и страдать на ровном месте! Вот же она – его Ласточка. Она здесь, и он её любит. И он обязательно сделает так, чтобы она больше никогда не плакала.
Правда, для этого надо вначале духа поймать.
— Я не знаю, — наконец, сказала Октябрина. — Некому. Хотя, постой, если подумать, я многим перешла дорогу. Но ведь и Хейгель такими вещами не занимается... А так – не знаю. Оно ведь не достанет Олега? — Она подняла на Дэннера широко распахнутые глаза. — Правда?
— Гич знает, что делает, — заверил Дэннер и устроился с ней рядом, радуясь отчётливо появившемуся чувству свободы: как хорошо, что она ему ничего не должна, и он ей ничего не должен. Можно радоваться общению и прекратить, наконец, бессмысленные страдания на тему «ах, она не со мной, жить не хочу».
— Ты чего это сияешь как самовар?
— Ничего я не сияю...
— А то я не вижу.
— Тебе ещё охота банальностей послушать? Люблю я тебя, всё, довольна?
— Дэннер...
— Знаю! Понял. Уяснил. Не волнуйся, проехали. Это уже совсем неважно.
— Послушай, я...
— Не имеет значения. Теперь давай о деле. Вспоминай.

— У этой Тельмы родители случайно не бойцы спецназа? — саркастически спросила Сэд, когда обнаружила на записи девочку, прошмыгнувшую на внешнюю парковку и копающуюся под капотом грузовика. — А вот и наша Софья, рядом с ней... Так, видимо, у них ничего не получилось, и они снова забежали в клинику... Вниз. Туда, где были их палаты. К Агате. Зачем? Да и куда они собирались дёру давать на грузовике? Что они вообще задумали? И сейчас они там, в этой палате. По крайней мере, на других камерах я их не видела. Не провалились же сквозь землю... Хотя я бы и такой исход не исключала после всего, что со мной произошло.
— А фиг её знает, она сирота. — Элеонора рассмеялась. — Вот, шельма! Это ж надо. Что ж, будем ловить чертовку. Командир, алё. Мы тебе сейчас скинем точку, проверишь малолетних бандиток?
— Добро. Давайте координаты.
— Кто ещё? — насторожилась Октябрина.
— Тельма и Софья. — Дэннер поднялся. Ласточка подхватилась следом.
— Ты должен кое-что знать про Тельму, — сообщила она на бегу. — Её родители вели расследование о преступлениях дирекции приюта. Дирекция работала с Хейгелем, и они до сих пор на свободе. Они подстроили их гибель, а Тельма оказалась в Святой Анне...
— То есть, Тельма осиротела не силой обстоятельств?
— Не-а. — Октябрина сдула с носа непослушную прядь. — Ну, про Софью ты знаешь. Амальтея травила её, чтобы довести до мигрени, и пристроить в Парадайз, где Артур быстренько инсценировал её смерть...
— Довольно, — не выдержал Дэннер. — Иначе я начну отстреливать фашистам бошки. Знаешь, когда я долго не отстреливаю фашистам бошки, я обычно делаюсь очень неуравновешенным.
— Лучше б я не спрашивала, — тяжко выдохнула Сэд. — Подождите меня, я с вами. Нужно обрубить ещё одну ниточку из прошлого.
После этих слов хакерша проверила зачем-то неизменно лежащий в кобуре пистолет и бодро отправилась вниз, к палате Агаты. Убивать, конечно, она никого не собиралась, просто наличие огнестрела под рукой придавало уверенности.
Они встретились на входе в белый коридор. Дверь была распахнута настежь, но возле неё скучал охранник.
— Вам сюда нельзя! — подскочил он, роняя портативную игровую консоль. Дэннер сдержал улыбку.
— Мне везде можно, а они со мной.
Паренёк покраснел до кончиков оттопыренных ушей. Он очень старался не допустить ошибок.
— Товарищ генерал-майор, согласно вашему приказу, я не имею права вас пропустить! — отчаянно отбарабанил он, зажмурившись.
— Честное слово, это я. — И Владимир протянул жетон с микрочипом. Терминал загорелся зелёным диодом – жетон прошёл верификацию.
— Проходите, — просипел несчастный охранник, на лице которого ясно читался важный вопрос: что бывает с не признавшими своё командование? Но Владимир его только по плечу похлопал и направился в палату Софьи.
Сэд криво усмехнулась и пошла следом. Всё-таки охранники были туповаты не только у Хейгеля, будто всё это задание не способствовало умственному развитию охраняющих его людей.
В палате не было никого, кроме несчастной Агаты, которая сидела на кровати в полной растерянности и почему-то смотрела в пол. Сэд тут же жестом заткнула Октябрину, собирающуюся спросить, где же девочки, и молча проследовала к Агате, затем села перед ней на корточки и посмотрела в глаза.
— Узнаёте меня? — хакерша не особо надеялась на то, что женщина даже поднимет на неё взгляд. И тем было бы лучше, тогда с души упал бы огромный камень. Но Агата откликнулась на голос, взглянула на Сэд... И больше ничего сверхъестественного не произошло.
— Скажите, куда ушли девочки? — как можно ласковее и нежнее попросила Сэд, отбросив все свои прошлые обиды на мать с порядочным трудом. В том, что эта несчастная пожилая женщина была её матерью, хакерша ни минуты не сомневалась – знакомые черты были узнаваемы даже под налётом старости и явной умственной неполноценности.
— Туда, — Агата мрачно кивнула на дверь. — Вы знаете, где Моника? Я очень хочу её увидеть. Я скучаю по ней.
Сэд изо всех сил делала вид, что понятия не имеет, о ком идёт речь, и сочувственно погладила женщину по плечу.
— Она придёт. Обязательно придёт. Просто она взрослая девочка, и у неё уже своя жизнь.
Агата понимающе кивнула, будто не была ограниченной ни на грамм, и снова опустила печальный взгляд в пол, а несчастная Сэд вылетела из палаты, как ошпаренная, и горько зарыдала, в полном бессилии осев на пол.
По палате пронёсся небольшой смерч, сметя с тумбочки поднос с ужином и взметнув к потолку температурный лист. Потолок брызнул штукатуркой, у кровати надломилась ножка, а Дэннер едва успел увернуться от полетевшей в него настенной лампы.
— Это чего? — удивился Селиванов, распрямляясь. Октябрина тряхнула головой и, обернувшись, бросила в спину Сэд:
— Не смей затыкать мне рот. Ясно? — но хакерша уже вышла.
— Ласточка...
— Тебя это тоже касается.
— Не надо шуметь, — пробормотала Агата, поднимая голову. Октябрина погладила её по руке.
— А девочки говорили что-нибудь перед тем, как уйти?
Женщина не ответила, и Октябрина опустилась напротив неё на пол, взяв за обе руки и прикрыв глаза. Дэннер ей решил не мешать и тихонько вышел.
— Из-за тебя мне едва башку не снесли, — сообщил он и замолчал при виде рыдающей подруги. А поняв, в чём тут дело, молча устроился рядом.
— Вряд ли речь идёт о какой-то другой Монике.
Не особо она тебе и нужна, подумала хакерша, ты же как таракан, даже без башки жить будешь и фашистов давить.
— Вот поэтому я и реву! — раздражённо и даже немного злобно выплюнула Сэд, глотая слёзы. Злилась она, конечно, не на Дэннера, а на себя, но потребуется напрячь своё шестое чувство, чтобы это понять.
— Я никогда ничего к ней не испытывала, а тут... Просто сердце разрывается, — выговорила она чуть позже, когда совладала с собой и перестала неистово рыдать. — Она не узнала меня... Это к лучшему, мне так будет легче, но... Я не знаю, всё просто с ног на голову перевернулось! Проститутка, наркоманка, воровка... Не вяжется то, что я о ней знаю, с тем, что я сейчас вижу и слышу. Я не понимаю... Может, всё-таки я тоже с ума сошла и путаю её с кем-то другим? Откуда я знаю, сколько ещё женщин с таким именем в этом Городе... Я вообще перестаю что-нибудь понимать.
— Родителей не выбирают, — сказал Дэннер. — Мои тоже не были праведниками, но они – мои родители. Знаешь, если бы я сейчас встретил своего отца в таком же состоянии... Я бы и не вспомнил прошлое. Прошлого больше нет, а настоящее – вот оно. Она не выбросила тебя в мусорку в пакете, как многие делают. А вырастила. Значит – любила. Пускай странно, болезненно, по-своему, но – любила, и любит сейчас, даже в беспамятстве зовёт тебя. Потому что ты – её дочка. — Он сжал руку Сэд. — Иди. Поговори с ней. Ей недолго осталось.
— Она не узнает меня, — со слезами на глазах твердила Сэд. — Хотя... Наверное, мне станет легче после этого разговора. Я не злюсь, нет, но не могу просто так взять и отпустить. Камень на сердце лежит и давит, как гранитная плита...
Хакерша замолчала и отвернулась от Дэннера, посидела ещё немного так, а потом вдруг встала, резко выпрямившись.
— Ну ладно. Человек я в конце концов или тварь трусливая? — переложила она известную фразу на  более близкий душе лад и снова неуверенно шагнула через порог. Собравшись с мыслями, Сэд медленно подошла к койке и села на пол в ногах у Агаты, которая по-прежнему смотрела в пол безо всякого интереса. Не хотелось произносить ничего, кроме одного слова, главного слова, состоящего всего-то из четырёх букв, но при попытке выговорить хоть одну в горле встал мерзкий ком и слёзы снова подкатили к глазам. Но Сэд справилась с ними, нашла в себе силы улыбнуться и позвала мягко и тихо, так, будто пришла будить мать утром в воскресенье:
— Мама... Я здесь, я вернулась.
Октябрина поднялась и вышла, тихо коснувшись её плеча. Взгляд Агаты ожил, из глаз потекли слёзы, и она прошептала в пустоту:
— Доченька... Моя доченька...

Ласточка опустилась рядом с Дэннером и молча закурила.
— А ты чего ушла?
— Я не должна мешать. — Октябрина вдруг шмыгнула носом и съёжилась, обхватив руками острые коленки. Голос задрожал. — У меня так же было... я свою маму не любила, думала, что она меня ненавидит... понимаешь... слова доброго не сказала! А потом она умерла в одиночестве, а я и не знала. Она до последнего обо мне спрашивала. У Сэд такого быть не должно!
— Тише. — Дэннер взял её за руку. — Конечно, не должно. Но ты всё-таки будь с ней рядом.
— А я рядом, — кивнула Ласточка, утирая нос рукавом. — Просто не мешаю.
Сэд хотела спросить у Агаты много вещей, но очень быстро поняла, что вопросы эти не годятся для повреждённого разума. Узнать, как и почему мать осталась жива, хакерше не суждено, но и нужен ли этот случайный факт ей вообще? Если она собиралась отпускать прошлое.
Сэд вздохнула, сняла перчатку и протянула руку, чтобы взять морщинистую ладонь за пальцы. Агата наконец обратила внимание на сидящую перед ней девушку и всё-таки признала её, видимо, по глазам. В ближайшем окружении несчастной женщины вряд ли была ещё одна азиатка с довольно крупными синими глазами.
— Ты так выросла, — с улыбкой выговорила Агата, её лицо даже немного помолодело. И почему Дэннер сказал, что ей недолго осталось, если ей было всего примерно лет пятьдесят пять? — Ты такая красавица, — продолжала женщина, и у Сэд в голове всё вставало вверх дном. Всю жизнь она слышала только про своё уродство. Хотя... Время меняет людей, как и болезни, уж кому как не ей было это знать. — Скажи, милая, у тебя есть друзья?
— Да. И много.
— Я рада. Тебе нравится быть взрослой? Ты очень хотела повзрослеть в детстве.
— Да, нравится, — и даже это она помнит, удивлённо думала тем временем Сэд, а лица моего сперва не признала. Почему?
— Почему ты ушла? Я очень скучала по тебе, — Агата говорила так, будто никогда и не было побоев, ругани и пьянок, но она явно успела раскаяться. Сэд, конечно, была  атеистом, и это самое покаяние в карман положить не могла, но оно всё равно имело на для неё серьёзное значение. Ведь если человек признал ошибку, это многого стоит. Пусть и будучи не своём уме, однако за это надо сказать спасибо отцу, патологическому алкоголику. Это ведь он толкнул жену с такой силой, что она разбила голову об угол комода. И умерла в больнице. Только теперь Сэд поняла, почему она умерла так быстро, и никто не поехал ни прощаться с ней, ни хоронить. Хейгель постарался.
— Я очень уж хотела повзрослеть. Прости меня.
Извиняться хакерше, по её мнению, было не за что, но она посчитала, что так будет лучше  для несчастной Агаты, и оказалась совершенно права.
— Тебе не за что извиняться, милая. Ты ведь такая хорошая... Я рада, что нашла тебя.
— Я тоже, — с огромным трудом выговорила Сэд, понимая, что не врёт ни на грамм. Этому разговору она действительно была рада.
— Ты плачешь? — забеспокоилась Агата и протянула сухую руку, чтобы вытереть слезинку со щеки Сэд. Той почудилось, что она вот-вот умрёт на месте, разрываемая гремучей смесью сильных и противоречивых чувств. Как то чудовище, которым запомнила свою мать хакерша, превратилось в милую старушку, трогательно относящуюся к уже совершенно взрослому ребёнку, которого не видела уж лет десять? Но если так думать... Была ли она вообще чудовищем? Или это травмированная психика ребёнка настолько демонизировала мать? Сказать этого уже точно было нельзя, да и имело ли это сейчас смысл? Всё равно Агата уже больше не та, кем была. В душе у Сэд вспыхнул гнев на отца, который сделал её такой, ведь если бы мать не стала инвалидом, то Сэд смогла бы забрать её и обеспечить ей нормальную жизнь, да и сама не была бы так бесконечно одинока... Но история, как говорится, не терпит сослагательного наклонения. Изменить ничего уже было нельзя.
Агата, к счастью, всех этих душевных метаний не видела и не понимала, она лишь смотрела на дочь огромными синими глазами и счастливо улыбалась.
— Ты вылечилась? — наконец спросила она. — Я очень надеялась, что у тебя это получится.
— Ещё нет, но надежда есть. Мне её друзья подарили.
— Я рада. Я очень рада, что у моей девочки всё хорошо. Ну всё, милая, я знаю, тебе нужно идти, да и мне тоже. Я очень хотела тебя увидеть, узнать, как ты... Теперь я знаю.
Сэд поняла, к чему были эти слова, и больше сама не смогла произнести ни одного – слёзы душили её до потемнения в глазах.
— Я люблю тебя, Моника, — с печальной улыбкой произнесла Агата и прикрыла глаза. Сэд не выдержала и бросилась к матери на шею, крепко её обняв. Плевать на тело из композита, плевать на электроды, плевать на всё! Эти слова она мечтала услышать от матери всю жизнь, и как услышала, так сразу и простила ей все её огрехи. Это было теперь вообще не важно.
— Я тоже люблю тебя, мама, — слова эти дались Сэд с огромным трудом, но они того стоили. Капелькой ненависти в этом мире стало меньше.
— Ну всё, милая, — почти прошептала Агата, — иди, иди и не плачь. Всё хорошо.
— Всё хорошо, — эхом отозвалась Сэд, понимая, что эти мгновения последние. Опять в комнате отчётливо запахло смертью и повеяло смутной колючей тревогой.
— Умница, — улыбнулась ей Агата.
Хакерше ничего не оставалось, кроме как отпустить мать и встать рядом, как истукан. Агата её уже не видела. Она улеглась на свою постель, улыбнулась счастливо и в какой-то миг просто перестала дышать, как в сказке. То ли это шастающие тут духи постарались, то ли так и вправду бывало – рациональный разум сейчас не готов был это принять, ему других бед хватало. На этот раз Сэд не удержала в себе слёзы, они потоком хлынули наружу, так что, толком ничего не видя, хакерша наклонилась к матери и погладила её по ещё тёплой морщинистой щеке.
— Прощай, мама, — сказала она сама себе, отпуская тем самым одну из верёвочек, державших её в прошлом. Последнюю.
Сколько времени длилось тяжёлое прощание, Сэд не имела ни малейшего понятия и вышла в коридор только тогда, когда снова смогла взять под контроль эмоции и перестать рыдать. Ей уже и самой надоело плакать чуть ли не каждый час по разным поводам, к тому же слёзы утомляют, но всё окружающие пространство будто специально подкидывало несчастной поводы для расстройства. Надо бы себя в руках держать.
В коридор Сэд вышла молча, но у неё всё было на лице написано, да и эти двое наверняка обо всём и так знали.
— Если я тебя раздражаю, — сказала она в итоге, глядя на Октябрину абсолютно холодно и безразлично, — можешь сказать мне это прямо. Я не обижусь и уйду. В конце концов, не мне мешать вам делать Олегу ещё одну сестрёнку или братика.
Октябрина молча поднялась и ушла вперёд. Дэннер, напротив, внимательно поглядел на Сэд.
— Не думал, что ты можешь быть такой неблагодарной грубиянкой, — покачал он головой. И тоже направился дальше.
— Ещё как могу, — выплюнула Сэд точно так же холодно. — Не забывай, что имеешь дело с преступником. И да, вообще тебе не помешало бы сдать меня полиции, у тебя тонны компромата на меня. Подумай над этим, дружище, сразу сбросишь с горба кучу проблем.
— Учту непременно, — усмехнулся Владимир, внимательно прищурившись на хакершу, жестом задумчивого следователя в допросной. Впрочем, он тут же отвернулся, направившись следом за Октябриной.
Хреново быть добрым, в очередной раз убеждалась Сэд, двинувшись за ними в полной тишине, очень хреново. Да и какой вообще в этом смысл, если тебя всё равно все воспринимают, как трудного подростка? Такое одолжение и даром не надо, оставьте себе.
Невольно ещё вспомнились слова Элеоноры – «ты хороший человек». Да каким местом? Где ж она хорошая, когда от неё только слёзы и беды повсюду? Вообще, если как следует подумать, Дэннер просто-напросто должен ей внушительную сумму за проделанную работу, и finita la comedia, ведь на большее изначально и расчёт-то не шёл, всё должно было закончиться после открытия этого злополучного подвала, или может ещё немного подольше, если бы не эти ублюдки с автоматами и маленький мальчик. Да даже и с ними Сэд могла уж давно дать дёру, но совесть, сука такая, держала её на месте... Какая совесть, к чёртовой матери? Ноги в руки и брысь отсюда, и даже денег не надо.
Пламенный внутренний монолог вдруг прервала вмиг опустившаяся на коридор темнота. Сэд сперва решила, что это у неё очередные проблемы с головой, но что Дэннер, что Октябрина невольно напряглись и принялись озираться по сторонам в полной тьме, после чего Владимир включил фонарь, развеяв тем самым последние сомнения.
— Кажется я знаю, где эти две засранки, — мрачно выговорила Сэд и, взяв свой пистолет с подствольным фонариком, чуть ли не бегом рванулась дальше, но от той двери, за которой скрывался жуткий бункер вместе с наркотической оранжереей, она повернула в совершенно другую сторону, туда, где стояли электрощитки с генератором – если бы Парадайз и сейчас находился на обеспечении центральной магистрали, тут бы вымерло всё отделение интенсивной терапии.
Девочки и вправду оказались за дверью в генераторную, Тельма сосредоточенно копалась в щитке, подсвечивая себе химическим фонарём, который, очевидно, стащила где-то на стенде с инвентарём на случай апокалипсиса, а Софья, видимо, должна была стоять на шухере, но на деле испуганно жалась к стене, иногда лишь бросая тревожные взгляды в полную темноту. Хакерша успела схватить Тельму в охапку и оторвать её от щитка в тот момент, когда последовательница Теслы собиралась перерезать ещё один провод вдобавок к уже двум.
— Балда! — Сэд отвесила ей хороший подзатыльник. — Ты же всех пациентов здесь убьёшь!
Отставив малолетнюю бандитку подальше от щитка, хакерша принялась в нём копаться, матерясь, и в итоге смогла замкнуть всё на резервный контур, но это была лишь временная мера, придётся срочно вернуться сюда с инструментами, чтобы вернуть всё, как было. Лампы снова загорелись, как-то нехотя, будто Сэд прервала им сладкий сон.
— Замки хотели электронные деблокировать, да? Так вот, объясняю будущему поколению диверсантов: они бывают двух видов, одни при отключении питания всегда открыты, а другие – всегда закрытые. Так вот, во всей клинике замки второго типа. Поздравляю, вы чуть не заработали себе пожизненное в столь юном возрасте, совершив массовое убийство по неосторожности!
— Уби-ийство?! — побледнела Софья.
— Ща ремень сниму! — довершил педагогический эффект Владимир, и в самом деле, хватаясь за пряжку ремня. Октябрина крепко перехватила девочек за руки.
— Больно!.. — пискнула Тельма.
— Вырубили бы подачу – ещё больнее было бы, — сообщила Октябрина. Но хватку ослабила. — Ну, скажите, пожалуйста: какого чёрта вы творите? — по-матерински строго и в то же время ласково осведомилась она. — Вы могли обесточить операционные, реанимацию, аппаратуру жизнеобеспечения. Погибли бы сотни людей!
Тельма насупилась и запыхтела как простуженная лошадь. Алели у неё даже уши.
— Я же говорила, — пискнула Софья и хлюпнула носом. Дэннер вдруг пристально поглядел на неё, отложив отвёртку.
— Тебе же тринадцать, верно?
— Верно. А почему вы спрашиваете?
— Так... неважно. Ласточка уведи их отсюда.
— Вашу ж кавалерию! — раздалось за спиной своеобразное приветствие, и к ним на побитом квадрицикле подкатила ремонтная бригада. — Вы как щиток вскрыли, мелочь?
— А здесь, выходит, ещё коридор есть?..
— И не один, — обрадовал Дэннер. — Чего так долго, вы ж аварийка?
— А его на схемах нет, коридора этого.
— Ну, вот, внесите.
Владимир оставил щиток профессионалам, а сам направился к выходу, размышляя, что, наверное, мелькнувшая в голове полчаса назад крамольная мысль пригласить Сэд на свидание была глупой. Хотя и выглядела логично: раз уж ему не быть с Ласточкой, то чего тогда мучить Монику? Ну, вдруг, получится?
Отдельным пунктом, что вот это вот «вдруг получится» было для него совсем из ряда вон выходящим событием. Правило – ни с кем не сближаться – работало железно тринадцать долгих лет, безотказное как автомат Калашникова, и столь же надёжное, и прочное. Но появилась Ласточка, и внезапно вспыхнувшее чувство к ней – сильное, тёплое, непреодолимое – перевернуло ему мозги вверх дном.
Ладно, пора вернуться в реальность, он ведь всегда знал, что простое человеческое счастье – это не для него. Встреча, свидание, всё, счастливо, пишите письма, только не вздумайте их отправлять. Давай пожмём друг другу руки и в дальний путь на долгие года.
С любовницами у Владимира неизменно складывались тёплые дружеские отношения. Но они никогда не собирались становиться ему семьёй, и всех всё устраивало. Коль скоро у кого вспыхивали чувства, он их немедленно гасил, да так, что и вспоминать о нём добрым словом бедная девушка потом не могла.
А теперь... Всё изменилось.
Да, в конце концов, какого чёрта?!
— Слушай, когда будет время, пошли в кино?
Октябрина хлопнула глазами.
— Знаешь... это самое банальное приглашение на свидание за последние несколько лет.
— Зато искреннее. Ну, так как?
— Я не хочу в кино. Я сама выберу маршрут, ты же тут ничего не знаешь.
— Это согласие?
— Согласие...
— Вот и хорошо.
Софья заалела и прыснула в кулак.
— Ш-ш! — шикнул Дэннер. Но улыбался.
— Убила бы, — очень тихо прошипела Сэд вдогонку ко всем воспитательным тирадам, но затем глубоко вздохнула и успокоилась.
— Владимир, — позвала она мрачно и всё так же сухо, как будто что-то неведомое выкачало из неё всё человеческое. — Передай своему генералу, что я отказываюсь от лечения, трудоустройства и всего такого. Моё место в мрачной конуре, где я была всегда. И да. Будьте счастливы. Вы это заслужили.
Сэд просто поняла, что если и дальше будет вести в голове полемику с самой собой, то никогда ничего подобного не произнесёт, а потому решила использовать возникшую злость себе на пользу. Только так можно наконец взять и высказать всё, что накипело, и не пожалеть об этом в ту же секунду.
— Ага, — спокойно ответила Октябрина, — только к ужину не опаздывай.
Сэд еле удержалась от того, чтобы показать ей средний палец, но решила, что это уже чересчур. Хотя... Были сейчас вообще какие-то ограничения?
Коротко, но очень внимательно посмотрев Дэннеру в глаза, хакерша развернулась и молча и быстро пошла прочь. Она отправилась собирать свои немногочисленные вещи и давать наконец отсюда дёру. Куда? Да к тому же Сибате. Ему наверняка нужен специалист не катаны и восточных единоборств, а двоичного кода и паяльника. А там и конец не за горами. Правда, одно хорошее дело Сэд ещё хотела сделать: она собиралась перечислить на счёт Парадайза сумму, которой бы хватило на более-менее приличные похороны для Агаты. Ни грамма религии, просто дань памяти и уважения.
На этот раз хакерша уже не плакала. Она понимала, что делает, уже успела всё просчитать и взвесить, а потому выбрала такой путь. В конце концов, у самурая кроме пути ничего и нет. А чем одинокий благородный преступник тебе не самурай? Тьфу, опять в голову лезет всякая хрень!
Последние слова подруги окончательно устаканили Владимира во мнении, что хорошо, он вовремя прикусил язык. А если бы додумался попытаться – это было бы до смешного нелепо.
«Моника, дорогая, тебя ждать к обеду?»
«Нет, я ухожу в закат, и там брошусь с моста. Иди на фиг.»
«Не надо, я только из горячей точки, и очень плохо себя чувствую, давай не будем ссориться...»
«Нет, ну, а чего ты хотел, я же преступник! Видели глазки, что покупали. И, вообще, сдавай меня полиции!»
Завершив шуточный мысленный диалог, Владимир вдруг разозлился: какого чёрта он творит?! Тут людей на комплектующие растаскивают у него под носом, а он о своей клинически-ущербной, и при любом раскладе мифической личной жизни. Ну, не эгоист, а?
— Ты ей не поможешь, пока она сама этого не захочет, — справедливо заметила Октябрина.
— Да ну, — махнул рукой Владимир. — Теперь уже я не захочу. Было бы, ради чего стараться – ради итогового отказа?
Октябрина погладила его по руке.
— Это слишком категорично. У неё же мама умерла только что! Дай ей время.
— У меня другие дела есть. Тому, кто не хочет изменить свою жизнь, помочь невозможно – Гиппократ, если не ошибаюсь? А, доктор?
— Она хочет...
— Хотела бы – не стала бы терять возможность. Разговор окончен.
— Невыносимый ты, — вспыхнула Октябрина.
— А я вам и не навязываюсь.
— А надо бы! Придурок!
— Ах, так! Да пожалуйста, — разозлился Владимир и поцеловал её. — Вот. Так лучше?
— Не лучше.
— Мы не мешаем? — ввернула Софья.
— Ему не помешает и ядерная война, — фыркнула побледневшая Октябрина. — Идёмте.
— Опять в приют? — упёрлась Тельма. — Я в приют не хочу. Я хочу к звёздам!
Дэннер вдруг рассмеялся.
— Так всё это приключение – ради звёзд?
Девочки смутились.
— Ну... да...
Дэннер оборвал смех и серьёзно поглядел на них.
— Так полетели. К звёздам.
— Без меня, — сказала Октябрина, и все уставились на неё. — Чего смотрите? Я своих пациентов не брошу.
Тельма шмыгнула носом и грустно осведомилась:
— Ну, что здесь делать?
— Жить, — просто ответила Октябрина. — Работать. Здесь мой дом.
— Это плохой дом.
— Возможно. Но он всё ещё – мой дом. Моя Родина.
— А что такое Родина?
— Родина – это мать. Кто же мать в беде бросает?
И после этих слов Дэннер вдруг понял, каким же идиотом он был, взявшись строить планы на будущее. Он тихо отошёл в сторонку. Ураган в груди, наконец, успокоился, мысли обрели привычную ясность. Как он мог забыть, что он в командировке? Наверное, прав Джейми: он слишком долго был один, вот и сорвался. Человеку нужен человек. Человек – зверь стайный.
Только не он. Он – защитник, хранитель, он всегда извне. Пролетел ветром в поле, песней у костра – и в новый бой, к новым людям, нуждающимся в его помощи. Сторонний наблюдатель. Дон Румата этого мира, цепной пёс, охраняющий дом, но никогда в него не входящий.
— Пошли, — позвал он. — Чего посреди дороги стоять.
Октябрина чутьём уловила перемену настроения, но расспрашивать не стала – не до того было. Внезапно вернулся прежний Дэннер – спокойный, суровый, надёжно-невозмутимый. И это было хорошо. Только непривычно уже.
— Значит, мы полетим к звёздам? — не унималась Тельма.
— Если оформим документы.
Октябрина призадумалась. Такой Дэннер, холодный и сдержанный, нравился ей меньше привычного. Пусть себе орал бы на неё и дальше – всё лучше, потому что искренне. А так – неизвестно, чего от него ожидать.

Дверь приотворилась, впуская молодую женщину, о чём уведомляла исключительно миниатюрность, и явные трудности с поднятием чемодана. А так – в костюме вообще ничего не было понятно.
— Хорошие новости! — с порога объявила гостья. — Скоро вам можно будет выходить!
— Ура, — без особого энтузиазма отозвался Спичка. Девушка принялась раскладывать инструмент – трубки, иглы, ещё какие-то вещи, Вадиму незнакомые.
— А как там наши друзья? — поинтересовался он, косясь на препарат. Девушка обернулась.
— Тоже пока не выходили.
— Да не эти. Эти-то понятно. Те, кто нас привели – Дэннер, Октябрина и Сэд. Как они там?
— Всё что-то мутят в ординаторской. — Девушка сломала ампуле носик и набрала препарат в шприц. — Понатащили аппаратуры, всё что-то делают... Туда уж и не заходит никто. Ну, Константа всегда была загадкой. — В голосе заслышалась улыбка. — Давайте начинать. Ваша адаптация почти завершилась. 

Придя в ординаторскую, где на большое счастье никого не было, хакерша принялась заботливо разбирать и укладывать в сумку свои рабочие инструменты. Жила же она всю жизнь только вместе с железной коробкой и ничего, нормально всё было, пока этот рыжий в её жизнь не влез. Правду ведь говорил, что только беду с собой приносит! А от таких персонажей стоит держаться как можно дальше, чтобы не забрызгало, так сказать.
Конечно, где-то в глубине черепной коробки один упрямый – или последний здравомыслящий – таракан топал всеми лапками, требуя, чтобы Сэд прямо сейчас остановилась, бросила всё и пошла извиняться перед теми, кого считает друзьями. Тараканчик, видимо, осознавал, что одному ему не справиться, и изо всех тараканьих сил пытался тянуть время, надеясь, что кто-то образумит вспыльчивую леди.
В оценке своей Дэннер был отчасти прав: страдающая от боли, собственных загонов и недосказанности Сэд действительно вела себя, как трудный подросток, но он же видел её другую! Он же видел её с искренней улыбкой, слышал её нежный голос и ощущал тёплые прикосновения! А под гнётом проблем раздражаться и язвить, наверное, не будет только Богоматерь.
И тут, прямо из стенки, возле которой стоял компьютер, вывалился Гич – как есть, Гич, израненный, окровавленный, и прижимающий к груди мирно спящего Олега. Он кубарем выкатился под ноги Сэд, сгруппировался и улыбнулся, как ни в чём не бывало:
— О, привет. Не помешали?
Сэд сперва нахмурилась в раздражении, а затем бросила всё и опустилась на пол рядом с шаманом.
— Я так понимаю, спрашивать, что произошло, бессмысленно. Как я могу помочь?
Злость злостью, а израненный Гич не должен страдать от загонов больной девчонки. К тому же он, наверное, вполне в курсе этих самых загонов и явно появился именно в этой комнате неспроста. Ровно так же он мог вывалиться из стены у ног Октябрины и всё упростить. Тараканчик в голове праздновал победу.
— Антисептик бы не помешал, — с трудом улыбнулся шаман, не без помощи Сэд поднимаясь. Олег у него на руках завозился, болезненно застонал. Щёки у него лихорадочно алели, чёлка прилипла к покрытому испариной лбу.
Гич упал на диван, не выпуская малыша из рук, как мама-птица из-под защиты крыльев.
— Заставил он нас побегать, ничего не скажешь.
Сэд метнулась в перевязочную и притащила полный комплект материалов, оставив сидящую там медсестру в полной растерянности. Вернувшись, она вывалила всё это на тумбочку рядом с диваном, стащила с рук перчатки и немного неумело принялась обрабатывать раны шамана – от напряжения её всю колотило, и не только от боязни за жизнь мальчика и опекающего Гича.
— Что с Олегом? — спросила она, чтобы немного разрядить ситуацию. — Нужны какие-то лекарства?
Шаман придержал край бинта, помогая ей – неловко получилось искромсанной рукой.
— Дух. Я навёл морок, и теперь он пытается вселиться в меня... но это ненадолго, скоро он меня раскусит. Кто-то привязал его, и теперь он нашёл Олега... кровью привязал. Пока мы не выясним, кто, не найдём портал – его не изгнать.
— В этом как-то может помочь шизанутая хакерша с квадратными мозгами? — в привычно-самокритичной манере спросила Сэд, перевязывая трясущимися руками очередную рану, коих на теле Гича было много. Зачем только она вообще предложила свою помощь? Только что же хотела бежать отсюда прочь, да подальше, плюнув ещё всем под ноги напоследок?
Наверное, потому что она не мразь, которой отчаянно пытается казаться, делая тем самым вид, что никто не может её ранить. Может. Потому что она живая и совершенно не злая. И, видимо, настало время доказать это самой себе, а там, глядишь, все остальные уверуют.
— Ты уже помогаешь, — отозвался Гич. — Спасибо тебе.
Олег застонал и вцепился холодными руками в его рубаху.
Сэд промолчала. Видимо, она и правда больше ни на что не была способна.
Закончив с перевязками, хакерша поднялась с колен и притащила плед, которым поспешила укутать Гича вместе с маленьким Олегом, а затем сняла очки и тяжело опустилась на пол рядом с диваном. Все мысли о сборах и побеге из головы тут же куда-то испарились, и теперь Сэд была встревоженной и печальной, как мама-утка, растерявшая своих утят. О своих проблемах она уже не думала.
Гич, кажется, потерял сознание, и голова его склонилась к лохматой макушке Олега. Тот время от времени принимался метаться и стонать, не приходя в сознание.
Сэд поняла, что не может больше просто вот так сидеть и глазеть на происходящее! Оба могли просто погибнуть без должной помощи!
Хакерша тяжело вздохнула, борясь со своими не здравомыслящими тараканами, и потянулась к микрофону.
— Командир! У нас проблемы. Прежде чем ты пошлёшь меня: мне на голову только что свалился израненный Гич с Олегом на руках. Он сказал, что на время отвёл от него эту тварь, но это ненадолго. Они в ординаторской вместе со мной. Делай с этой информацией, что хочешь.
— Понял, — коротко ответил Дэннер. — Уже иду.
Он едва успел удержать рванувшуюся Октябрину.
— Всё равно быстрее меня не прибежишь.
Но Ласточка молча высвободилась и унеслась вперёд.
— Куда это она? — удивилась Софья.
Гич слегка приоткрыл глаза и зашевелился, отчего по бинтам поплыли красные пятна. Он глядел сквозь Сэд, на пустую стену.
А она сидела рядом и умирала от беспомощности и бесполезности. Когда же шаман подал признаки жизни, она протянула руку и мягко погладила его холодной рукой по израненному плечу.
— Всё будет хорошо, — зачем-то сказала она. — Всё обязательно будет хорошо.
Да только вот она не знала, как это самое «хорошо» устроить, не имела ни малейшего представления. И снова нужно было обращаться к помощи Дэннера, которого она уже видеть не могла, потому что успешно накрутила себя, как беременная перед первыми родами. К слову... а сможет ли она вообще иметь детей когда-нибудь? «Да кто вообще захочет иметь с тобой дело, не говори глупости.»
Вскоре и Сэд начала видеть тёмный силуэт. Он смутно обозначился возле дальней стены зыбким туманом, и в целом, в ординаторской потемнело. Гич вдруг расслабился и закрыл глаза. Туман втянулся в стену, а шаман без чувств откинулся на спинку дивана.
Хакерша решила, что её накрывает очередной приступ, оттого и мерещится не пойми, что, но всё равно порядочно напряглась. В тонких спиритуалистических делах от неё толку было, как от крокодила на сцене балетного театра, так что пока не поступило никаких указаний, она просто сидела рядом, как верная сторожевая собака.
Закончится это, и я уйду, думала наивная девочка, уйду без оглядки, но бросить их в беде не могу, не по совести это.
Спустя несколько минут Олег распахнул глаза. Он потеряно огляделся, потом вдруг рванулся из ослабевших рук Гича, но не учёл присутствия Сэд, споткнулся и растянулся на полу.
— Папа! Ты вернулся! Мы так скучали...
— Стой! — встрепенулся шаман, попытался перехватить малыша, но сил у него уже не хватило.
— Пусти, папе нужна помощь!
— Это не твой отец, это морок...
— Нет, это он...
Взгляд у Олега оставался странно-пустым, будто он всё ещё спал. Только уже с открытыми глазами.
— Ребята, — донёсся из наушников встревоженный голос Дэннера, — доложите обстановку.
Сэд тут же схватила мальчика, и механические руки хорошо удерживали его от необдуманных поступков.
— Гич ранен, Олегу мерещится отец, он бредит.
Когда на волоске повисла жизнь маленького мальчика, у Сэд вообще пропало желание острить, язвить и ругаться. Олег же не виноват в том, что она такая, он ведь не раздражает её, целуя другую у неё на глазах. Он вообще ведёт себя приличнее всех здесь.
Хакерша прижимала отчаянно вырывающегося Олега к своей груди и ничего не говорила – бесполезно, мальчику видится погибший отец, и он не будет никого слушать, особенно её, потому что любит. Хотя... Почему же она сразу решила, что не будет?
— Тебе это кажется, — сказала она непривычно для себя мягко и заботливо. — Только кажется и больше ничего...
— Да вот же, не кажется! — Олег, видимо, понял, что против двух взрослых шансов у него никаких, и разревелся. — Папа вернулся! И теперь всё будет как раньше...
В ординаторскую влетела Октябрина. Мгновения ей хватило на оценку ситуации, потом она шагнула навстречу чёрному туману – он был по-прежнему едва виден, словно лёгкая тень, только рябил воздух, будто нагретый. Потом пополз навстречу, и вокруг хрупкой фигурки Ласточки завихрились тени.
— Оставь моих детей.
Следом влетели запыхавшиеся Дэннер, Тельма и Софья, которых в колодцы не кунали, и потому бегали они с обычной человеческой скоростью.
— Оставь моих детей.
— Папа!
Гич очнулся, поднялся и с трудом подошёл к Октябрине. Она мельком обернулась.
— Я сама, отдыхай.
— Угу, долго думала?

Тени потянулись к Олегу и Сэд, всё ещё сидящим на полу. Хакерша продолжала просто сидеть на полу и прижимать к себе ревущего в три ручья Олега, стараясь закрыть его собой так, как под крыльями мать-птица прячет своего единственного птенца. Закрыв глаза, она отчётливо ощутила сгущающуюся вокруг себя тень. Она была всклокоченной и уродливой, будто рваной, и тянула к ней и к мальчику свои обтрёпанные края-щупальца. Жаль только, что Сэд вообще ни разу не ведьма и никак не могла этому сопротивляться, надеяться приходилось только на вмешательство извне.
Звенящий сталью голос Октябрины отгонял тень, как удар хлыста, она взвивалась от каждого и в конце концов сдалась, напоследок ещё учинив маленький апокалипсис, но вот вроде бы всё стихло.
Ласточка резко развернулась. Волосы у неё растрепались, глаза грозно сверкали, обычно мягкий голос зазвенел сталью.
— Не смей!
На этот раз вихрь взметнулся с такой силой, что опрокинул книжный шкаф. Книги посыпались на пол, и над ними, как бабочки, вспорхнули отлетевшие страницы, по потолку побежали извилистые трещины, а со стола со звоном полетели чашки, брызнув осколками. И всё стихло так же внезапно, как и началось.
Тени исчезли. Октябрина упала без чувств.
— Ничего себе, — прокомментировал Гич, прежде, чем отключиться следом.
Сэд решилась открыть глаза, только когда в комнате настала полная тишина. Рухнувшую без чувств Ласточку поймал Дэннер, Гич же благополучно свалился на диван и не пострадал. В ординаторской был такой разгром, словно только что случилось самое настоящее землетрясение, но только в масштабах одной комнаты. Щёку что-то защекотало, Сэд раздражённо утёрла это место пальцами и пришла в ужас – это была кровь. Ощупав голову, хакерша нашла у себя внушительный порез на виске, который оставил, видимо, один из осколков, разлетевшихся от лопнувших чашек не хуже, чем от гранаты, ещё бы пару миллиметров левее, и Сэд была бы мертва. Осознание такого факта всегда несколько бодрит, а потому, забеспокоившись, Сэд тут же посмотрела на всё ещё лежащего у неё на руках Олега. Он, кажется, не пострадал, хотя и успокаиваться явно не собирался.
— Раненых буду складывать штабелем, — вздохнул Дэннер, устраивая Ласточку рядом с Гичем. — Сэд, вы там как?
Ему тоже досталось несколько осколочных, таких, что в обморок падать не от чего. Но он вдруг окончательно побледнел и сполз на пол. Совсем распрекрасно.
И неизвестно бы, что с этаким лазаретом дальше делать, но тут влетела Элеонора. Первым делом она отковыряла Софью из-под стола и отправила за дежурной медсестрой. Олег продолжал всхлипывать, прижимаясь к Сэд, а на рубахе Дэннера медленно, но верно расползалось тёмное кровавое пятно. Хакерше тут же пришлось бросить Олега, хотя, это, наверное, довольно громко сказано – она всего лишь устроила его на диване под боком у матери, а затем метнулась к рухнувшему навзничь Владимиру и грубо разорвала рубаху у него на груди.
Она вообще перестала понимать, что здесь происходит, кто какими способностями обладает и какого чёрта все вокруг стали падать без чувств на ровном месте? Она и сама сейчас готова была рухнуть на пол, будучи совсем измотанной, расстроенной и шокированной.
Под рубахой обнаружилась рана с характерными оплавленными краями, причём, не первой свежести. Наскоро прихваченная шовником и заклеенная марлей. Из чего Сэд логично заключила, что получена она была ещё в ходе прорыва оцепления – больше перестрелок, вроде, не было с тех пор, а Дэннер молчал как белорусский партизан.
— Ма-ам... — затормошил Октябрину Олег. Она не реагировала. Лицо у Ласточки снова побледнело и осунулось, и выглядело почти как до обряда шаманского посвящения.
— Вот же ж ты говнюк, — не выдержала хакерша, подползая ближе к Владимиру и беря его голову себе на колени. Она уже и позабыла обо всём, что наговорила, и о чём думала. Когда любимый, горячо любимый человек был в беде и практически при смерти – Сэд знала массу историй о том, как такие вот утаённые раны приводили к сепсису и смерти, а такой судьбы тому, кого любила, она совсем не хотела, хоть и называла его придурком. Звать можно вообще, как угодно. Сэд не могла сейчас оставить его одного, она едва не плакала от мыслей о том, какую боль он испытывал и мужественно терпел всё это время и сколько держался... Но сейчас он лежал у неё на коленях без сознания, и Сэд очень ясно осознала: их ссора могла быть последним, что она оставила бы в его сердце. От этого стало страшно. Воистину, пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится.
— Прости меня, — зашептала едва не рыдающая хакерша, мягко и осторожно поглаживая колючую щёку Владимира. — Я идиотка...
Щека оказалась горячей – температура подскочила, а значит, и воспалительный процесс достиг опасной стадии. Элеонора опустилась напротив.
— Вот, идиот... — проворчала она, уже совсем без привычной бойкости, как-то потерянно. — Нафига ты... Эх, командир, командир...
— Что, растяжка?.. — Дэннер пришёл в себя ненадолго и тут же постарался улыбнуться. — Всё кончилось? Да?.. Я им... ничего не сказал?
Элеонора вздохнула, а Владимир снова откинулся на колени Сэд без сознания.
И тут вошла Софья, которая вела за руку медсестру – другую, не Терезу. Эта была молодая, худенькая, с длинной смоляной косой.
— Ой, сколько вас, — покачала она головой. — Держитесь, я за помощью.
Сэд ощутила острое чувство вины, которое едва не заставило саму её рухнуть без чувств от эмоционального перенапряжения. Такой скотиной и мразью она не чувствовала себя уже очень давно, к тому же страх навсегда потерять объект обожания, и не в людской толпе, а вообще в принципе, как факт, навсегда и бесповоротно. Он мог в любую минуту, вот сейчас, взять и исчезнуть, и Сэд больше никогда его не увидит, не услышит его голоса, не возьмёт за руку... От этого стало на самом деле страшно, и все мелкие обиды померкли, растворились и стали абсолютно ничтожными. Да пусть он хоть на ком женится, даже на кикиморе болотной, лишь бы живой был!
Тянулись долгие минуты. На стене тикали чудом уцелевшие часы с треснувшим циферблатом, и казалось, будто длинная стрелка вовсе не движется. Олег, наконец, отчаялся трясти маму, и свернулся клубочком у неё в ногах, напоминая побитого щенка.
— И, если они вас найдут, — неожиданно внятно произнёс Дэннер, не открывая глаз, — уходите за реку, а там я вас встречу... — он вдруг рванулся, довольно сильно для раненого. — У переправы! Там, за линией фронта...
— Тише, — Элеонора положила руку ему на лоб.
Сэд же пыталась держать бьющегося в бреду Владимира за плечи – она боялась навредить ещё больше, чем ему уже досталось. Слов не было, в голове, как в кипящем супе, плавали только эмоции, острые и далеко не самые приятные. Каждый раз, когда несчастный вздрагивал, рвался, Сэд вздрагивала тоже и склонялась к нему, чтобы прошептать что-то успокаивающее. Сама же себя она тоже чувствовала отвратительно, но пока что только в моральном плане. Хотя новый приступ был ни разу не за горами, так ещё и подстёгнутый очередной эмоциональной встряской.
Дверь распахнулась, впуская Джейми.
— Руководство нас боится, — мрачно сообщил он. — Меня сняли с бригады... Ой! Что у вас тут произошло?!
— Катастрофа, — несдержанно выдохнула хакерша, — маленькая такая. В масштабах этой комнаты.
— Это я вижу, — согласился Декстер, склоняясь над своим командиром. — Он опять?!. Почему в таком состоянии, бегал же!
Элеонора, протянув руку, пошарила в карманах куртки Владимира, и довольно быстро извлекла на свет ампулу. Разумеется, вскрытую. Она даже почти не была обозначена – совокупность символов, похожая на цифровой код, но уж никак не название препарата. На стенках засохла красноватая жидкость, здесь же лежал использованный шприц. Джейми взвыл.
— Вот, зачем так делать?! Зачем работать на износ... И что же делать теперь?
— А ничего, — глухо отозвалась Элеонора. — Обработать рану, поставить антибиотики и ждать. Только на кровать его переложи уж, а то кроме тебя тут одни девочки.
— Я помогу, — тихо сказала хакерша. — Мощности сервоприводов хватит, чтобы его поднять. — Давай в мою палату, сомневаюсь, что здесь осталось много пустых коек. А я переживу как-нибудь.
Достоверно знать количество пустых койко-мест в Парадайзе хакерша, разумеется, не могла, но даже когда сама она туда поступала, у врачей возникли некоторые сложности с её размещением. Да и имело ли это сейчас какое-то значение, когда очень скоро сепсис мог быстро и очень мучительно сгубить дорогого сердцу человека.
Когда хакерша стала бережно поднимать Владимира с пола под руки, то он рванулся ещё раз, выговорив что-то совсем невнятное, да так сильно, что едва не повалил хрупкую Сэд, но она удержалась на ногах, и только шепнула:
— Тише, тише...
Джейми поспешил на помощь – сказывалась профессиональная сноровка. Вдвоём они довольно быстро устроили товарища на каталке, вовремя подвезённой медсестрой, и передали в руки профессионалов.
Здесь почти не возникло юридических сложностей: Октябрина имела страховку от профсоюза, Дэннер и так числился пациентом, а Гич... с ним пришлось повозиться, но одно видела Сэд совершенно отчётливо: таинственный блок Константа открывал двери лучше самой щедрой взятки. Пока что в Парадайзе установилось временное руководство в лице Тадеуша и ещё трёх человек, незнакомых, однако и после назначения профсоюзом свеженького начальства злополучную ординаторскую в бюджетной терапии будут обходить десятой дорогой, и не потому что оттуда периодически доносятся то крики, то стрельба, то грохот бьющейся мебели, то ещё какая чертовщина. А потому что хватило вежливой улыбки генерал-майора Селиванова, больше похожей на какой-то жуткий звериный оскал, в совокупности с чипованным армейским жетоном у него на шее.
Что предпримет Конфедерация, и в какое СИЗО увезли Хейгеля и компанию, также оставалось неясным. Владимир то звонил кому-то, то писал, то что-то планировал в обнимку с ноутбуком – но неизменно молчал. Деятельность Константы оставалась за кадром, да и акцент сместился на загадочную чертовщину и попытки её ликвидации. Теперь же оба специалиста по ликвидации чертовщины во главе с командиром выбыли из строя, и наступила короткая, тревожная пора затишья.

Когда вся суматоха улеглась, Сэд ощутила себя неприкаянной. Ей было некуда пойти, негде переждать бушующую внутри бурю эмоций, некому рассказать о ней и не у кого попросить совета. В том же, что она едва не поступила, как чокнутая истеричка, хакерша уже себя успела обвинить триста раз и обозвать себя всеми существующими в её сознании бранными словами, разумеется, тоже.
Сама она толком не пострадала, и отделалась только ещё одним пластырем на лице, только теперь с другой стороны, да и всё, пожалуй. Вещи, конечно, она всё-таки собрала, но только чтобы выехать из ординаторской, в которой теперь творился полный разгром, и продолжать там спокойную работу было нельзя. Олег на пару с Фрейей толпились у постели матери, Элеонора усадила Джейми за бутылку вискаря, чтобы он составил ей компанию, а засранки Тельма и Софья сидели под арестом в виде стен палаты и неусыпного стража – пожилой нянечки. На некоторое время всё встало на свои места и успокоилось. Но не сама Сэд.
Она ощутила острую и невыносимую тоску по Владимиру, его голосу и улыбке. Ещё больнее по сердцу кололо то, что он продолжал улыбаться и поддерживать друзей, когда и сам был одной ногой в несознанке. Вот кто здесь самый сильный человек, по-настоящему, а не под толстым слоем самолюбия и жалости к самому себе.
Прокрасться в палату к командиру оказалось не сложно, сложно было не разрыдаться в голос от обиды, ненависти к себе и невыносимой тоски, от которой всё внутри сжималось. Глядя на уставшего и измученного Владимира, сейчас мирно спящего, Сэд невольно подумала, что с бинтами на груди он выглядит, как раненый рыцарь, получивший свою рану в поединке за сердце возлюбленной принцессы. А Сэд, что пришла сейчас к его постели, была просто безродной еврейкой, без памяти влюблённой в благородного господина. Он ведь не узнает, что она приходила. А значит, никто не воспрепятствует гостье побыть наедине со своим объектом обожания.
Хакерша, изо всех сил стараясь не шуметь, притащила себе табуретку, подставила её к койке Владимира и уселась рядом, бережно взяв его холодную, обклеенную датчиками руку. Её пальцы были в два раза тоньше, на них уродливо выпирали суставы, а ногти были под корень обломаны, но сейчас это не имело никакого значения. Всё потеряло смысл после того, как Сэд чуть навсегда не лишилась дорогого человека.
— Прости меня, — шептала она едва слышно, не надеясь, что её услышат. — Я дура…
Сэд не чувствовала, как в этой палате шло время, если оно вообще шло. Но не из-за спокойствия, наоборот, её на кусочки рвала тревога, причину которой хакерша определила довольно быстро. В палате появился характерный сухой запах смерти, и это напугало и расстроило её ещё больше, хотя казалось, что уже и некуда вовсе.
— Прости меня за то, что я наговорила, — голос Сэд звучал очень тихо, этот монолог был слишком для неё личным, и слышать его не должен был вообще никто. — Ты любишь Ласточку, я знаю, а она любит тебя. Вы будете счастливы вместе. А я... Это ранит меня. Мне больно от этого, но... Я не могу указывать тебе, с кем быть. И одному всю жизнь быть нельзя, это тяжело, уж я-то знаю. И я всё ещё люблю тебя, очень сильно, до того, что не всегда понимаю, что творю. Прости меня, если сможешь...
Да что ж такое! Опять в слёзы! Да когда ж это кончится, а? Сколько можно трепать себе нервы до такого состояния, чтобы почти постоянно реветь по куче разных причин?
Сэд в полном бессилии и расстройстве уронила голову на постель Владимира, правда, не отпуская его руки, и беззвучно заплакала, понимая, что мгновения эти вполне могут быть последними. И если так, то её измученное сердце не выдержит.
Спустя какое-то время хакерша нашла в себе силы подняться, заботливо погладила Дэннера по лбу и, набравшись смелости, коротко и неумело поцеловала его. А затем снова упала лицом в больничное одеяло и продолжила тихо плакать.

Олег завозился и приподнялся, разглядывая мать.
— Нету, — пробормотал малыш. — Опять нету...
Он перебрался матери под бок, взял её за руку и закрыл глаза.