Мост через Могильник

Из города на заброшенный хутор, где я жила с двумя дочками, приехали на денёк дедушка и бабушка. Привезли продукты и подарок для четырёхлетней Дашеньки: жёлтую юбочку с кружевными лямками-крылышками. Даша закружилась на цыпочках, как балерина -  вот-вот взлетит в ярко-синее августовское небо!
 - Мам, я сбегаю на горку? Можно?
Горка - это начало пути на пологий холм под названием Могильник. За что его так именуют - не помнит уже никто. Может, умерших от страшных болезней животных увозили туда, а может, в древние незапамятные времена хоронили с почестями русских витязей. На вершине Могильника стоит огромный каменный крест, которому не меньше тысячи лет.
 - Дашик, только недалеко! Вон до той берёзки и обратно!
 - Ладно!
И детёныш уже несётся в горку - только смуглые ножки в синих сандаликах мелькают. Разворачивается, раскидывает руки в стороны - и, едва касаясь земли, мчится назад. Кружевные "крылышки" трепещут над плечиками, встречный ветер подхватывает малышку мягкими лапами, подбрасывает к облакам, играет с белыми, выгоревшими на солнце волосиками!
 - Ты откуда летишь, мотылёк? - смеясь, спрашивает дедушка.
"Мотылёк", деловито откашлявшись (недавно простыла, "летая" под дождём), отвечает хрипловатым басом:
 - С МОГИЛЬНИКА!

Вот в такое симпатичное место с весёлым названием я и отправилась погулять после завтрака, оставив детей на попечение любимого деда. Во-первых, на самой вершине холма, вокруг каменного креста, росла земляника, а в чахлых зарослях, торчавших, как хохолок на макушке, могли водиться грибы. А во-вторых, гулять-то больше всё равно было негде. Вокруг до самого горизонта тянулись бесконечные поля, поросшие сорняками и болотной травой.
Могильник встретил приветливо и обрадовал неожиданным подарком. Вдоль тропинки тянулся старый, оставшийся ещё с войны окоп. На его крутом склоне выглянули из травы две оранжевые грибные шляпки. Подосиновики!
Я аккуратно вытащила из земли белые, крепкие ножки-мячики - и засмеялась, звонко поцеловав прохладные ароматные шляпки.  Надо отблагодарить здешнего хозяина - Лешего!
 - Дедушка лесной, луговой, полевой, болотенный! Дай мне, дедушка, грибков-ягодок! Ещё девять, ещё девять, ещё девять...
Впереди, на другой стороне окопа, сплошной стеной стояли кусты  - нечего и думать пробиться сквозь них! Внезапно чуть поодаль, в стороне, раздался страшный треск. Кто-то ломился сквозь бурелом, ломая сухие ветки!
Медведи?! Кабаны?!
Заорав от страха, я мигом перескочила через окопчик - он в этом месте зарос травой и был не шире дорожной канавы. Кусты спружинили, не дали упасть. Вдалеке, среди деревьев, мелькнула тёмно-коричневая, пятнистая спинка, тоненькие рожки и белое пушистое пятно вокруг хвостика. Олешек! Уфф! А шума-то  наделал, как стадо мамонтов!

В ушах ещё звенело от собственного вопля, мокрые волосы прилипли ко лбу. Но два грибочка уцелели, вот они - ладные, кругленькие, яркие, как ёлочные игрушки!
Я огляделась, слегка отдышавшись. Под ногами лежала широкая тропинка, по бокам которой замерли, словно колонны, еловые стволы. Оказывается, за куцым  лиственным "хохолком" Могильника скрывался хвойный лес! А значит - грибы!
 - Дедушка лесной, полевой... - начала я снова разговор с Лешим. И не узнала своего голоса. Он слышался откуда-то со стороны, будто отражаясь от высоких сводов пещеры. Где-то за деревьями вздохнул с досадой Леший  - и, сжалившись, подарил ещё один гриб - тощий подберёзовик с длинной ножкой и дряблой, как тряпочка, шляпкой. Ничего! Зато без единого червячка внутри! - и я бодро двинулась вперёд.
Идти по чёрной, усыпанной сухими иглами земле было непривычно легко: не цеплялась за ноги густая трава,  не палило безжалостное солнце - его лучи почти  не проникали сквозь тёмные еловые ветки. Не летали вокруг назойливые комары... Внезапно я остановилась, насторожившись. Не было здесь комаров. И вообще не было никого. Не чирикали, не пели птицы, никто не летал, не сновал, не копошился в лесных зарослях. Здесь было пусто, темно и... холодно! Настоящий, не придуманный холод плотно обступил меня, руки стали ледяными.
Вокруг стояли голые чешуйчатые стволы странных елей, цеплялись трехпалыми когтями за землю, похожие на гигантские лапы доисторических птиц. Возле них росли бледные папоротники - словно большие перья. И всё чаще попадались грибы - они чуть покачивались на длиннющих тонких ножках, словно струйки дыма из трубы в морозный день.
Да не надо мне этих грибов! Дяденька Леший, отпусти меня домой!
Я в отчаянии повернулась назад. Тропинки не было! Прямо передо мной рос гриб - почти мне до колена высотой, с маленькой белой шляпкой, сморщенной, словно в злорадной улыбке. Вокруг громоздился бурелом из чёрных гнилых веток, а земля под ногами стала податливой и мокрой, как губка. Болото?! Здесь, на холме?
Я сделала несколько шагов - и зачерпнула кроссовкой ледяной воды. Внезапно всё вокруг стало каким-то нереальным, словно в больном сне. Я протерла глаза, дёрнула себя за ухо. Чёрный лес никуда не пропал. Впереди действительно было болото - с жухлой травой вокруг низких кочек, с корягами, торчавшими из воды. Чуть поодаль, в зарослях осоки, темнели старые брёвна какого-то строения, похожего на разрушенный домик.
Вот только встречи с Бабой Ягой мне сейчас не хватало для полного счастья!

Стало страшно уже не на шутку! Я до сих пор не понимаю, почему я тогда не заорала и не бросилась куда глаза глядят, напролом, через колючие скелеты гнилых елей, упавших в ледяное болото. Наверное, остатки здравого смысла подсказывали: побежишь сломя голову - останешься здесь навсегда.
 - Слышь, ты, Леший! - сказала я в темноту, и звук голоса был глухим, словно я шептала в подушку. - Слышь! Мне домой надо, меня дети ждут! Забери свои грибы!
Длинные волокнистые ножки грибов размокли в пакете, а шляпки стали скользкими и жидкими, как медузы. От них пахло не грибами, а испорченным мясом. И только два мячика-подосиновика оставались крепкими и свежими.
 - А эти не отдам! Пошёл ты!.. Слышь?..
В глубине леса кто-то выдохнул и хмыкнул.
 - Возвращайся по своим следам! - прошелестело у меня в голове. Это был, конечно, не голос. Это было воспоминание.

Тот далёкий день из моего детства в Питере вдруг словно вернулся - ярко, до мелочей. Мы с другом Данькой свернули тогда с шумного Невского проспекта во дворы Капеллы. Эти дворы-колодцы, соединённые сводчатыми арками, были тихими и почти безлюдными. Пахло сырым камнем, стоял прохладный апрельский вечер. Мы беззаботно болтали о чём-то и хохотали. Я зачерпнула горсть последнего снега, сырого и почти чёрного, и бросила в Даньку. Он со смехом промчался сквозь арку - и замер.
Ничего не случилось. Просто показалось, будто лопнула в воздухе тоненькая, почти невидимая плёнка - словно стенка огромного мыльного пузыря. Едва уловимый звон растаял в сером небе... Которое только что было голубым! И наступила тишина.
В городе никогда не бывает полной тишины - ни в парке, ни в самом глухом дворе. Громыхает вдали транспорт, гудят провода, где-то звенит трамвай. А это безмолвие было полным - словно укутали голову ватным одеялом. Данька даже головой покрутил. Впрочем, через несколько секунд далеко, за стенами домов звонко процокали конские копыта по булыжной мостовой.
Вот тогда Данька проговорил, глухо, но отчётливо:
 - Возвращаемся по своим следам!
Потом он рассказывал, что видел на набережной канала женщину в старинном платье и шляпке. А тогда мы тихонько сделали несколько шагов назад...
И город вернулся - со знакомым запахом бензина и весенней воды, отдалённым шумом транспорта на проспекте и ясным апрельским небом. Навстречу нам промчались двое мальчишек с грязной весёлой собакой на поводке...

Я, стараясь не оглядываться, шагнула назад - прочь от болота. Потом ещё и ещё. Тропинка пошла вниз, и зловещий еловый лес словно склонился надо мной. Из земли выступали длинные корни, как вздувшиеся вены деревьев-великанов. Шаг, ещё шаг... Большой чёрный комар нахально сел мне на руку и хищно прицелился острым хоботком...
Комар!
Я обрадовалась ему, как родному! Звонко хлопнула по руке, специально промазав - чтоб только напугать... И, запнувшись, полетела прямо в канаву!
Не канава это была - настоящий небольшой овраг, заросший длинной, мокрой травой. Я едва не порезала ладони о неё, выбираясь. Солнце жарило как ненормальное, и густо, пряно, как перед дождём, пахли белые цветы тысячелистника!  Вот радость-то!
Я вприпрыжку бросилась к знакомому каменному кресту на вершине холма. Обернулась к лесу, к непроходимым зелёным кустам - и, слегка смущаясь, шёпотом попросила прощения у Лешего за непочтительное обращение. Сам виноват! А нечего было меня пугать! Ветер шумно взъерошил жидкие осинки - круглые листики залепетали, как зайцы. Это Леший отозвался насмешливо и примирительно. Возле креста обнаружилась целая россыпь поздней земляники - крупной, сладкой, почти малиновой.  Я нанизывала ягоды на длинные стебли диких колосков, и густой алый сок брызгал на пальцы, словно кровь.

Дома меня встретили встревоженные девчонки и сердитый дед.
 - Ну и где ты ходишь? Мы уже пообедали, а тебя всё нет и нет! Уже хотели искать идти, думали, вдруг кабаны напали! Они же злющие!
 - Да не было никаких кабанов. Только олешек маленький выскочил. Да я ж только туда и обратно!
Женя забрала у меня землянику и глазами показала на часы. Половина второго. И где это меня носило три с половиной часа?..

Вечером мы встретились в огороде с семиклассником Пашкой - внуком соседки Марьи Семёновны. Пашка стругал палку маленьким, но очень острым топориком с гладкой жёлтой ручкой.
 - Грибы жарите? - повёл он носом в сторону кухни. - Откуда грибы-то в начале августа?
 - С Могильника, Паш, - я слегка поежилась, вспомнив утренние приключения.
 - А, с Могильника! Тогда понятно!
 - Пашка, - сказала я настороженно. - А ты был там? Ты ходил туда... за окопы?
 - Да сто раз! - он слегка почесал топориком ногу, искусанную комарами. -  Ну, не сто, а раза два точно. Но грибов не видел. Там же трава высоченная - во! - он провёл ребром ладони по груди.
 - Как... трава? Паш, там же еловый лес... Болото..
 - Да что ты мне сказки рассказываешь! - Пашка, когда волновался, переходил со мной на "ты". - Там огромное поле, до горизонта! А в нём горелый танк. Старый, ржавый - наверное, ещё с войны остался.
 - И.. что? Ты подходил к этому танку?
 - Да фиг к нему подойдешь! - Пашка с досадой воткнул в землю заостренную палку. - Там в траве колючая проволока, тоже ржавая. Вот так - витками! А на проволоке... - он понизил голос. - На проволоке - коричневая шерсть! Длинная, густая! Может, медвежья?
 - Ну откуда здесь медведи, Паш? Лесов-то нет, одни поля да болота.
 - Это же Могильник, - серьёзно сказал он. - Там всё может быть. Там как-то... всё по-другому...

(Забегая вперёд, скажу: разве ж я могла знать тогда, что очень скоро доведётся познакомиться с тем, чья шерсть повисла на колючей проволоке...)

- Да, точно. Там всё по-другому!
И я снова подумала о Даньке. Конечно, мы долго потом вспоминали с ним Дворы Капеллы, стук копыт по камню и даму в старинном платье.
 - Понимаешь, - пытался объяснить он мне, складывая тетрадный лист, - вот две разных плоскости. Они пересекаются по прямой . Как по границе. И её можно перешагнуть незаметно. А между двумя разными мирами - что? Плоскость! Она тоже может быть почти невидимой. Идёшь себе по дороге - и вдруг оказываешься на мостике! Раз - и ты уже в другом мире, не таком, как наш. Главное - возвращаться по своим следам!

 - Паш, - спросила я, - а как ты выбирался оттуда, с этого поля, где проволока?
 - Да не помню... Шёл вдоль реки. Долго шёл.. - он вдруг задумался. - Еле нашёл дорогу, замёрз, как цуцик...
 - Откуда река-то?! Здесь на десять километров ни ручейка, ни пруда.
 - Да чёрт её знает. Река и дубовый лес. Вот такие дубы! - Пашка развёл руки в стороны, словно рыбак, хвастающийся уловом.
Это было уже слишком!
 - Сочиняешь ты всё!  У Лукоморья дуб зелёный, ага! И златая цепь с котом учёным! Да не дубы там вовсе, а ёлки! И старая избушка на болоте!
 - Я сочиняю?! - возмутился Пашка. - Я же в него топорик кидал, в этот дуб! С десяти шагов! Вот, гляди!
И Пашка показал маленькую зазубрину на лезвии топорика.
 - Хочешь сказать, что попал с десяти шагов?
Пашка фыркнул, встал спиной к старому покосившемуся забору - и отсчитал ровно десять шагов, правда, небольших. Развернулся - и бросил топорик. Тот кувыркнулся в воздухе пару раз...
И гулко воткнулся в серые доски!


Продолжение следует...