Моя тишина

– Всё, кажется, готово!

– Теперь-то ты успокоишься? – спросила Ира. – Твоя мама нервничает. Все альбомы уже перерыты, телефон разрывается от звонков незнакомцев!

– Ой, да ладно, потерпит. – отмахнулся Егор.

Егор отошёл от стены и посмотрел на свою работу. Вместо обоев всю поверхность занимали фотографии с подписями. Они были соединены красными нитями, тянувшимися по стене, разветвляясь, словно схема метро или паутина.

Собрать родословное древо Егор мечтал давно. Он расспрашивал маму, ещё живых бабушек и дедушек о тех, кого они помнили, или хотя бы слышали. Решил делать древо вручную, на даче родителей, потому что там, по его словам, "стена побольше — все уместятся". До поры — уместились. Когда количество родственников перевалило за сотню, древо поползло по соседним стенам. Тётя Лида из Ханты-Мансийска уже выглядывала в коридор.

Потом Егор начал писать в соцсетях всем дальним родственникам, собирал фотографии — находились всё новые и новые лица. Сначала он боялся, что появятся мошенники, прикинувшиеся роднёй, но нет: наоборот — люди охотно присылали фотографии, подписывали, кто кому кем приходится.

Теперь, казалось, работа была закончена. Конечно, родословную завершить невозможно — она уходит в бесконечность. Но даже на этом этапе всё выглядело впечатляюще. Егор смотрел на лица своих родственников, и ему казалось, что они смотрят на него. Будто он стоит на их плечах, стремясь вверх — к небу. Это ощущение наполняло его вдохновением, отзывалось лёгким волнением в солнечном сплетении.

Оставалось пустым только одно перекрестье…

– Прабабушки фотографию не добавил! – воскликнул Егор. – Откладывал всё на потом — чуть не забыл! Мам, где фотка бабушки? – крикнул он в сторону кухни.

– На чердаке! Вроде, в коробках в дальнем левом углу, всё, что из квартиры вывозила, там! – донёсся мамин голос.

– Спасибо! – прокричал Егор, обернулся к Ире. – Ну что, пойдёшь со мной?

– Егоооор, ну блин, там же пыль! Давай я просто у лестницы постою. Если что — кричи.

– Ой, ладно, фиг с тобой, пошли. – Он махнул рукой, и они направились к чердаку.

Егор и Ира вместе учились, дружили, ходили в одну театральную студию при школе. Ира была на класс младше, но, по мнению Егора, намного сообразительнее своих сверстников. Ну и красивее, конечно, но об этом он Ире не говорил — чтобы не зазнавалась. Лето они проводили на даче у мамы Егора, поскольку родители дружили и могли спокойно оставить девочку — ничего с ней не случится. Да и сама Ира, как видно, не стремилась к приключениям. А вот Егор настойчиво пытался её в них втянуть: то отправиться пешком к озеру "всего-то" в пятнадцати километрах, то лезть за яблоками на соседский участок — "чужие вкуснее". На любое недовольство Иры он отвечал закатыванием глаз, поджатыми губами и характерным взмахом руки, будто отмахивался от её слов. Девочка вздыхала и шла за ним, хотя потом признавалась: авантюры были интересные, хоть и безрассудные.

Они подошли к лестнице, ведущей на чердак.

– Егор, ты уверен? Эта конструкция вызывает у меня опасения…

– Да не бубни ты, всё нормально будет. – сказал Егор и уверенно полез наверх. Лестница под ним начала шататься, и Ира тут же села на нижнюю ступень, чтобы и подстраховать друга, и себя — от проблем.

– Ага, да, благодарю. – проговорил себе под нос Егор и продолжил лезть. Он толкнул зелёную дверцу и заглянул внутрь.

– Ир, давай, залезай, тут куча всего интересного.

– Я же тебе сказала, что ни за что туда не полезу! – прошипела девочка.

– О, смотри, я вижу тут чайный сервиз старый…

– Я же сказала, что нет!

– …а ещё мамины платья, такие красивые, с кружевными рукавами…

– Ой, всё! Ладно, сейчас залезу. Только лестницу держи!

Ира, осторожно, дважды чуть не упав, с помощью Егора — в последний момент он подтянул её за шиворот — забралась наверх.

Тёмные силуэты коробок и предметов очерчивались кораллово-оранжевым закатным солнцем, просвечивающим через стекло окна. Здесь было какое-то бесконечное количество вещей. Были и старые пластиковые жёлтые короткие лыжи, которые Егору подарила в детстве мама, но забыла про лыжные палки, поэтому лыжи так и остались нетронутыми. Был детский красный четырёхколёсный велосипед, у которого папа скрутил одно колесо, чтобы Егор быстрее научился кататься как взрослый. Была старая железная дорога, первый «взрослый» подарок Егору, когда ему исполнилось три года. У дороги были рельсы, которые можно было складывать в разной последовательности, создавая каждый раз при игре новые маршруты для воображаемых пассажиров. Был здесь светло-бежевый раскладной диван из искусственной кожи, который только с виду казался удобным и величественным, как старый кит, а на самом деле был приятен только воспоминаниями, как на нём ночевали родственники и друзья. Ну и, конечно, много-много книг.

И коробки с альбомами и фотографиями.

Пока Ира рассматривала платья, которыми её сюда подло заманил Егор, мальчик двинулся к дальнему углу, куда указала ему мама. Там стояла картонная коробка, в ней были кучами навалены альбомы, конверты с фотографиями,  просто какие-то документы. Егор выложил всё это на диван, с которого предварительно смахнул слой пыли, и стал рассматривать фотографии, переворачивая их и читая надписи на обратной стороне.


«Лето в деревне. 1952».

«Не забывай твоего друга Петю».



«Мой первый день в школе. 1947»



«Кто бы мог подумать… 1991»

«Пьянству–бой (хотя, в этот вечер мы проиграли), 1973»

«Виктору, на добрую память»



– Вот! Нашёл!

С фотографии на него смотрела женщина в халате. Взгляд — испуганный, будто её застали за важными мыслями. В её глазах — что-то от Егорова хитрого прищура. Красотой она не блистала, но была в ней та самая простая, настоящая привлекательность.

Ира подошла к Егору, заглянула через плечо.

– На маму твою похожа.

– Ага…

– А я смотри, что нашла. – в руках у девочки была картонная папка, перевязанная белыми ветхими верёвочками. На папке было написано «Валентине».

– У тебя же бабушка Валентина? – спросила Ира. – Может, это ей?

– Давай посмотрим. – ответил Егор, взял папку, осторожно развязал шнурок и открыл.

Внутри лежали желтоватые, с загнутыми от старости углами, листы. На них был напечатан текст. Заглавная надпись гласила «Моя тишина». Это была пьеса.

– Откуда это? – удивился Егор. – Бабушка не рассказывала, что у неё были поклонники, да ещё и писатели.

– Дашь посмотреть? – с интересом спросила Ира, протягивая руки к испечатанным листам.

– Куда! – Егор отдёрнул руки с папкой от девочки. – Это вообще не моё. Сначала нужно всё изучить, зафиксировать, а потом уже давать «лапать» всяким личностям.

– Ну и ладно, не больно-то и хотелось… – буркнула Ира обиженно. – Там, кстати, с этой папкой ещё конверт был… – девочка вытащила из кармана маленький потрёпанный конверт.

– Дай сюда! – вскрикнул Егор. – Там же наверняка написано, кто это написал.

– Только если дашь почитать. – она пальцем указала на пьесу. – Мы, вообще-то, её вместе нашли.

Они стояли с документами в руках, каждый прижимая к груди своё сокровище. На секунду они замерли, только пыль повисла между ними в луче света.

– Ладно,– сдался мальчик, – читаем вместе.

– Вот сразу бы так! – бросила Ира, довольная собой.

Они склонились над письмом:

Дорогая Валентина, надеюсь, ты примешь мой подарок. Прости мне мою излишнюю сентиментальность. Всех слов на всех языках мира не хватит мне, чтобы выразить мои чувства к тебе. Понимаю, что со всем, что мы пережили, мне следует быть гораздо более расторопным, так как жизнь показала нам, что следующего дня может и не быть. Но я не могу иначе.

Эта пьеса–не просто мой подарок для тебя. Когда прочтёшь её, ответь мне, согласна ты или нет. Я приму любое твоё решение.


С любовью,

Виктор



– На что она должна была дать ответ? – воскликнула Ира.

– Не знаю, – пожал плечами Егор. – давай посмотрим, может в конце пьесы написано. Конечно, спойлер, но… – протянул мальчик и замолчал.

– Да давай, разве ты никогда не открывал книгу на последней странице, чтобы понять, чем там всё закончится?

– Ладно, давай. – решился Егор и открыл последнюю страницу пьесы.

Комната в коммуналке. Зима. В окне — метель. Лампочка едва светится. Они лежат в кровати, укрывшись шинелью. Молчание.

Пауза. Тишина. Слышно, как за стенкой кто-то кашляет. Потом снова тишина.

ОН

(смотрит на неё, чуть улыбаясь)

Знаешь, когда я был под Брестом…  По ночам там была тишина. Такая, как здесь, сейчас. Но тогда — страшная. А здесь… (пауза) Здесь она теплее.

ОНА

(тихо, не глядя на него)

Я боялась этой тишины… Сначала. Потом поняла — она страшнее громких слов. Особенно, когда тебя нет.

ОН

(делает шаг к ней)

Но сейчас всё спокойно. Не знаю, на сколько. Никто не знает. (достаёт из кармана тонкое кольцо из проволоки) Это не золото. Но я его сгибал, думая о тебе. (вылезает из кровати, встаёт перед ней на колено) Дорогая, ты выйдешь за меня?

ОНА

(садится, берёт кольцо в руки)

Я…

Пауза. Она смотрит ему в глаза. Он затаивает дыхание. Она открывает рот, чтобы дать ответ…

Свет гаснет.

Тишина.

Темнота.



Конец.