Аль Капоне

Николай Степанович Вялый, мужчина в возрасте, но еще не старый, был чрезвычайно настойчив и резв. Имел скверный характер, был несдержан, груб. Опровергал свою фамилию ежедневно, с самого рождения и до этих дней. Он рос вертлявым, шумным ребенком, после стал драчливым подростком, и наконец превратился в неуступчивого, самовлюблённого мужчину.

Супруге его, Алевтине Ивановне – женщине с интересной фигурой, прямой спиной и удивительным нежным взглядом, ей пришлось когда-то взять фамилию мужа. Она хотела оставить свою, но боялась осуждения общества, да и будущий супруг непременно настоял бы на своём. Он всегда настаивал и всегда добивался желаемого.

Алевтина Ивановна долго привыкала к мужниной фамилии, но со временем привыкла. Человек, как известно, ко всему привыкает. И если Николай Степанович со своей фамилией не соглашался и бунтовал, Алевтина Ивановна Вялая как будто вместе с печатью в паспорте получила печать истинную. И та просочилась в неё, пропитала, забралась в самые потаённые закутки её души. Алевтина Ивановна с каждым годом становилась все тише, все уступчивее, звонкий голос превратился в услужливый шёпот. В самом деле её уже давно никто не слушал и не слышал. Никого не интересовало её мнение, и сперва Алевтина Ивановна решила держать все при себе, а потом и вовсе забыла, чего же она хочет.

И она разговаривала. С чашками, кружками, с телевизором, ну и сама с собой. Да еще с котом по имени Аль Капоне.

Так кота назвал Николай Степанович. За непримиримый характер, угольно-чёрный окрас и надменный взгляд. Алевтина Ивановна звала его Капа, ей не нравилось мафиозное имя. Кота завели, когда дети выросли и разъехались. Аль Капоне, как все коты любил вкусно покушать, сладко поспать, а начиная с апреля и до самых холодов, шастал гулять. Удержать его было совершенно невозможно. Как только открывалась входная дверь, он чёрной молнией кидался между ногами, вихрем скатывался по ступенькам и пропадал, то на несколько дней, то на неделю.  Возвращался худой, с подранной мордой, блохастый и счастливый. Алевтина Ивановна заботливо купала его (позволял Аль Капоне это только ей), лечила, кормила и жалела.

Николаю Степановичу такое поведение Аль Капоне категорически не нравилось, и однажды он заявил, что кошачий блуд ему поперёк горла, и кота надо кастрировать. Гулять кот перестанет, успокоится и проблемы отпадут сами собой. Но тут объявилось такое препятствие, какого Николай Степанович никак не ожидал. Алевтина Ивановна была решительно против кастрации Аль Капоне. Она тихим, но твёрдым голосом, в ультимативной форме заявила, что кота уродовать не даст. И если Николай Степанович сделает это тайком, когда она на работе, то она в тот же день разведётся с ним, разделит имущество и уедет жить к детям, которые давно её зовут к себе. Николай Степанович хотел было возразить, но встретившись с непривычно решительным взглядом жены, промолчал. Не понравился ему этот взгляд, и слова не понравились. Николай Степанович был резок в суждениях, но умён. Он в ярких красках представил себе жизнь без Алевтины Ивановны – без вкусной еды, отглаженной одежды, в маленькой квартирке на окраине города, без машины и дачи, - и больше темы кота не касался.

И с того самого момента, как состоялся этот разговор, Аль Капоне, полностью оправдывая своё имя, невзлюбил Николая Степановича. Больше не позволял себя гладить - огрызался и шипел. Иногда без всякого предупреждения кусал и царапал голые ноги хозяина. Не ел, если еды касался Николай Степанович. Спал исключительно на половине Алевтины Ивановны, доверяя только ей. Как будто знал, кто защитил его достоинство и право на личную жизнь. Аль Капоне укладывался между ней и Николаем Степановичем – на большой кровати всем хватало места, но, если ночью со сна Николай Степанович нечаянно задевал Аль Капоне рукой или ногой, кот немедленно вцеплялся зубами и когтями в эту конечность. Николай Степанович пугался, просыпался и отодвигался дальше, на самый край кровати.
Надо сказать, первое время Николай Степанович пытался вновь завоевать доверие кота. Его грызла обида. Какой-то кот игнорирует его, человека, вершину эволюции! Того, кто его кормит, поит, терпит в своем доме. Николай Степанович покупал Аль Капоне вкусняшки, но кот не ел их. Разрешал драть когтями своё любимое кресло в кабинете, куда раньше Аль Капоне был вход заказан. Но и это не помогло. Дошло до того, что Аль Капоне стал регулярно помечать тапки Николая Степановича вонючим секретом из желез, и каждый раз тапки приходилось выкидывать, но и за это Николай Степанович не ругал кота.

Николай Степанович стоически терпел все кошачьи выходки, но всё зря. Сердце Аль Капоне не смягчилось. Николай Степанович был и оставался навеки злейшим врагом. А врагу никакого послабления и прощения быть не могло.

Домашнюю работу Алевтина Ивановна всегда делала без раздражения и усталости, ей нравилось, как все сияет, блестит и пахнет свежестью. Но особенно она любила гладить. Гладила на прекрасной новой гладильной доске, подаренной супругом на тридцатую годовщину свадьбы. Устраивалась в спальне, ближе к окну, сбоку от большой квадратной кровати, включала любимый сериал, и в субботу утром, после завтрака, переглаживала все, что скопилось за неделю.

Аль Капоне непременно запрыгивал на подоконник и возлежал там, как можно ближе к любимой хозяйке. Руки Алевтины Ивановны двигались быстро и плавно, привычно забирался носик утюга в защипы и складки на брюках и рубашках мужа. Алевтина Ивановна вдыхала запах свежевыглаженного белья, испытывая прямо-таки физическое удовольствие. Настоящего удовольствия и ласк у Алевтины Ивановны давно не случалось, супруг ложился поздно, засыпал враз, забывая о ней до утра, утром же завтракал, механически целовал в щеку и уходил на работу. И так день за днём, год за годом.

Алевтина Ивановна обижалась, что муж нисколько в ней не заинтересован, не говорит с ней, не обнимает, не целует, как раньше. Не смотрит на неё. Но Алевтина Ивановна быстро утешалась мыслями о детях и внуках. Зная её безотказность, дети частенько забирали Алевтину Ивановну к себе на день или два, или даже на неделю, чтобы поехать отдохнуть. Алевтина Ивановна радовалась, самозабвенно возилась с внуками, отдавая любовь тем, кто в ней действительно нуждался.


***
В четверг Алевтина Ивановна пришла с работы раньше, приготовила ужин и взялась гладить постельное белье. Нарушив привычную рутину (бог знает, зачем), достала гладильную доску – красную в мелкий белый цветочек, разложила её, воткнула утюг в розетку, включила телевизор, перелистывая каналы, нашла нужный.

Огромная плазма на стене напротив кровати показывала выдуманное счастье, и такое же выдуманное несчастье, которое всегда разрешается успешно, все танцуют и веселятся. Но в жизни все не так – думала Алевтина Ивановна. Не глядя, переворачивала пододеяльник, нежно разглаживая руками, прежде чем коснуться его утюгом.  Думала она, что жизнь прожита, не вся конечно, но большая её часть. И теперь, когда она так нуждается в обычном человеческом тепле и заботе, ничего этого у неё нет. И вряд ли ситуация изменится. С чего бы? И вроде жаловаться не на что. Дети здоровы, каждый в своей семье. Но тишина в доме тяжёлая, мучительная тишина, каждый сам по себе, каждый в своём одиночестве. А ведь и мужа обвинить не в чем – думала Алевтина Ивановна – ему тоже не сладко. Поговорить не с кем. Пробовала она слушать его рассуждения о политике и экономике. Скучно. Спрашивала про работу – отстраняется и молчит. И ему в ответ не интересно про её работу, и даже про внуков. Он вроде бы и слушает, а на поверку, если спросить, ничего не слышит, весь в своих мыслях.

Алевтина Ивановна, отчаявшись, намекнула мужу, что на работе есть интересный мужчина и проявляет к ней конкретный интерес. Но Николай Степанович и на это не среагировал, будто не услышал, отмахнулся от жены, ушёл на балкон курить.

Зачастил супруг на балкон. Летом оттуда не выгонишь. И даже зимой. Выйдет в снег прямо в тапочках и стоит курит, куда-то вниз посматривает, будто ищет кого-то. Не утерпела Алевтина Ивановна, вышла зимой к супругу, смотрит, а этажом ниже справа – соседка. Кружевное белье развешивает на обледенелых верёвках. В одном прозрачном халатике, в снегу перетаптывается, глазом вверх косит, улыбается.
Николай Степанович вздрогнул, увидев супругу, и небрежно оттолкнув ее, ринулся домой. Алевтина Ивановна зашла следом, засмеялась, ей показалось забавным и глупым такое прямое, пошлое кокетство соседки снизу.

Алевтина Ивановна не закончила гладить, когда услышала, как хлопнула входная железная дверь.

Супругу еще рано с работы – подумала она, поставила утюг на подставку, вышла из комнаты, чувствуя странное волнение. Когда все в жизни идет своим чередом, и вдруг закрутится, завертится, пустится в пляс. И перед этим самым моментом, когда все вот-вот должно измениться, непременно чувствуешь беспричинное волнение и подъем.

Алевтина Ивановна только вышла из комнаты, остановилась в дверях спальни.
Телевизор в спальне заглушил ее шаги. И то, как она, подавившись криком, зажала ладонью рот.

Николай Степанович, не замечая супругу, ввалился в гостиную. В его руках извивалась, сладко стонала и скалила зубы белобрысая соседка снизу. Алевтина Ивановна смотрела на ее красные губы, раскрытые и призывные, на белоснежные зубы – испачканные той же помадой, на полуприкрытые глаза, запрокинутую голову… На то, как рука соседки прошлась по спине Николая Степановича, соскальзывая вниз. Ее муж зарылся лицом в полную грудь соседки, которая нагло вздымалась над тугим прозрачным халатиком, не скрывающим ничего.

Алевтины Ивановны ощутила, как холод прокатился по позвоночнику и предательски задрожали ноги. Словно оказавшись в дурной комедии, Алевтина Ивановна вцепилась в дверную ручку, чтобы не упасть. Она почувствовала, как земля в прямом смысле уходит у неё из-под ног, и если она ни за что не ухватится, то улетит вместе с землёй неведомо куда.

Николай Степанович пыхтел, сопел и торопливо разоблачался.

Вот упала на пол бежевая отглаженная рубашка, соседка наступила на нее, зацепила рукав рубашки каблуком цветастых шлепок с розовыми помпонами. Послышался хруст пуговички. Алевтина Ивановна сползла на пол, ноги больше не держали ее, и с этого ракурса она прекрасно видела, как топчут ее труд, как втаптывают в грязь всю ее семейную жизнь.

Следом за рубашкой отправились брюки Николая Степановича. Его толстые волосатые ноги со спущенными брюками неуклюже перетаптывались, супруг не успел надеть тапочки и Алевтина Ивановна заметила малюсенькую дырку на правом носке. Нужно будет зашить – отрешённо подумала она, и заплакала.

Не в силах больше выносить все это, Алевтина Ивановна закрыла лицо руками и застонала. Она чувствовала, как слезы, вытекая из глаз, просачиваются сквозь пальцы и стекают по подбородку.

Стало тихо.

Алевтина Ивановна убрала руки от лица, увидела мужа - Николай Степанович развернулся к ней, и смотрел на нее сверху вниз. В его глазах было столько удивления, что страх туда просто не поместился. Рот его открывался и закрывался как у полудохлой рыбы.

Белобрысая соседка запахнула халатик и спряталась за его спиной, испуганно выглядывала из-за плеча, будто это не она пришла в чужой дом к чужому мужу, а Алевтина Ивановна нарушила их интим и является агрессором.

Алевтина Ивановна попыталась встать, но ничего не вышло. Ноги совсем не слушались ее.

Николай Степанович внезапно очнулся, быстро напялил брюки, застегнул ширинку, оценил обстановку и, грубо оттолкнув соседку, бросился к Алевтине Ивановне.
Наклонился, протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Но тут произошло то, чего не ожидал никто.

Аль Капоне, который все это время никем не замеченный находился рядом с любимой хозяйкой, вдруг ощетинился, шерсть на холке и спине его встала дыбом. Он страшно взвыл, и одним неуловимым движением бросился на Николая Степановича.

Все что успел сделать Николай Степанович – это закрыть глаза. Точнее зажмуриться, что есть силы. Видимо это движение и спасло его от слепоты. Аль Капоне приземлился прямо на его голову, Николай Степанович инстинктивно дёрнулся, поднял руки и схватил кота. Аль Капоне, не желая падать, впился в череп всеми двадцатью когтями. Когти на передних лапах вонзились в плешь, а задние процарапали глубокие борозды на лице Николая Степановича, с двух сторон, начиная от бровей и заканчивая скулами. Зубы прокусили правую руку, которой Николай Степанович так неудачно попытался схватить кота.

Таких криков эта квартира не слышала никогда.
 
Николай Степанович взревел. Разогнувшись и встав в полный рост, завертелся на месте, пытаясь сбросить с головы обезумевшее животное. Аль Капоне держался крепко, он неистово выл, запуская когти все глубже и глубже в череп и лицо. Наконец Николай Степанович наткнулся на диван, рухнул на него, Аль Капоне тут же спрыгнул на пол, метнулся в спальню и затих.

Николай Степанович с трудом проморгался и открыл глаза. Кровь заливала их, не давая смотреть. Он пытался утереться рукой, но ничего не получалось.

Алевтина Ивановна стояла посреди гостиной победно глядя на Николая Степановича. На ее лице сияла улыбка. Улыбка победителя.

- Пошла вон отсюда, – процедила она, вытянув руку и указав на дверь.

Соседка привалилась к стене, обхватив плечи руками, вся сжалась, как будто хотела занять как можно меньше места в пространстве. Она словно ждала своей очереди на расправу.

После слов Алевтины Ивановны, словно получив долгожданное разрешение, она вздрогнула, взгляд стал более осмысленным, она отлепилась от стены и засеменила к выходу. Алевтина Ивановна услышала, как хлопнула входная дверь и в квартире стало тихо.
 
Николай Степанович поднялся с дивана, протирая глаза от затекающей в них крови, охая и всхлипывая, почти ощупью, направился в ванну.

Алевтина Ивановна осталась одна.

В ванной включилась вода, послышались жалобные стоны. На какое-то краткое мгновение в Алевтине Ивановне шевельнулась жалость. Ей захотелось броситься супругу на помощь, обработать раны, вызвать врача, пожалеть. Но в ту же секунду она вспомнила то, что увидела минутой раньше, и вся жалость улетучилась как роса поутру. Лишь только взойдёт солнышко, смотришь, а влаги то и нет.

Алевтина Ивановна пошла в спальню, достала из шкафа дорожную сумку, которую не доставала уже лет десять, побросала в нее все самое необходимое, нашла телефон, набрала такси.

- Через пять минут будете? Отлично, я сейчас спущусь.

Она скинула домашний халат, надела платье, встала на колени и заглянула под кровать.

- Выходи мой защитник, мы переезжаем.

Аль Капоне испуганно высунул из-под кровати мордочки, а потом вылез и сам.
Алевтина Ивановна взяла его на руки, подхватила сумку и вышла из комнаты. Николай Степанович сидел на диване, осторожно ощупывал окровавленное лицо. Его было невозможно узнать.

- Вызови скорую, – бросила ему Алевтина Ивановна, проходя через комнату. Аль Капоне напрягся у нее на руках, но Алевтина Ивановна крепче прижала его к себе и ускорила шаг.
 
Николай Степанович не проронил ни слова.
 
Она вышла из подъезда. Солнце, будто ждало ее появления, вынырнуло из-за облаков, длинные вечерние тени кружевом легли на разогретый асфальт и короткую траву возле дома. Солнечные лучи, преломляясь, заиграли бликами, выплясывая на машинах, полыхнули в окнах соседних домов, посылая прощальное тепло затянувшемуся дню.

Такси остановилось напротив подъезда. Алевтина Ивановна улыбнулась солнцу, села в машину и захлопнула дверь.