Витя и виза

По воспоминаниям Игоря Козлова, выпускника МВИМУ 1978 года, капитана и поэта.

Родом с Украины, круглолицый розовощёкий черноволосый парень среднего роста, несколько мешковатый, Виктор Попов ассоциировался с ходячим нервом. Это вырисовывалось в его движениях и манере говорить. Говорил он и двигался как-то дёргано, нервозно. Да и говорил в основном о том, что вызывало его личное возмущение. А возмущался Виктор по любому поводу. О чём бы в кубрике ни заходила речь: о водке или женщинах, об учёбе или увольнении, о принятых решениях партии или правительства — Виктор всегда находил повод и место, чтобы возмутиться! Хотя по внутренней своей сути он был добрейшей души человеком. Просто в нём всегда бурлило чувство неудовлетворённой справедливости. Чувство это — вещь довольно субъективная, но кипучая. И вещь эта не раз подводила Виктора. Интересно было то, что, уже учась в мореходке, Виктор с другим моим приятелем из группы Олегом Потаповым мечтали стать десантниками. Они написали письмо в Рязанское высшее десантное училище с просьбой разрешить им перевестись туда из мореходки. Написали и ждали ответа. И ответ к ним пришёл, что сиё желание выполнить невозможно, и это вызвало очередную возмущённую реакцию Виктора.

Кстати, тот второй, Олег Потапов хотя и не попал в десантное училище, а вот в Армию в пехоту загремел. С 4-го курса он был отчислен за пьянку, и пошёл служить. Потом, после окончания мореходки, я его случайно встретил в Мурманске, куда тот приехал сдавать сессию, уже отслужив свой срок. «Как там в Армии?» — спросил я его. «Не как в кино…» — хмуро ответил он.

Однажды, когда мы учились уже на пятом курсе, нас всех по очереди стали вызывать в строевой отдел. Там сидел представительный мужчина в сером штатском костюме, и после его первых вопросов сразу становилось ясно, чей интерес он представляет:

— Скажите, — вкрадчиво спрашивал он, — не случалось ли Вам слышать, как кто-нибудь из курсантов негативно отзывался о советской власти, партии и правительстве?

— Нет, не случалось! — отвечал я. Человек загадочно улыбался:

— А куда вы мечтаете попасть после окончания мореходки? — снова спрашивал он.

— Хотелось бы остаться в Мурманске! — снова отвечал я.

— А кто же будет работать на Дальнем Востоке, Сахалине, Камчатке? — снова спрашивал человек, переставая улыбаться и суживая чёрные зрачки.

— Двоечники! — осторожно отвечал я.

— Нет, не только! — не соглашался военный в штатском, — И отличники тоже! И такие хорошисты, как Вы, тоже нужны дальним просторам нашей родины! Я повторю свой вопрос: не случалось ли Вам слышать, как кто-нибудь из курсантов негативно отзывался о советской власти, партии и правительстве?

— Не помню… — задумчиво произносил я, делая вид, что очень пытаюсь вспомнить, но не могу.

— Вы с Поповым Виктором живёте в одном кубрике? — как бы между прочим интересовался кэгэбист.

— В одном! — подтверждал я.

— И ничего такого от него не слышали? — снова интересовался он.

— Точно не помню! — твёрдо отвечал я, делая вид, что память моя отсканирована, и там ничего не обнаружено.

— А у нас есть другие сведения, — неодобрительно качал головой военный, — что Вы неоднократно присутствовали при таких разговорах и всё слышали…

— И я тоже ругал советскую власть?

— Нет! — отвечал человек в штатском, — Если бы ругали, то мы с Вами общались бы в другом месте!

До окончания учёбы оставалось чуть больше года. Уже не за горами было распределение выпускников по разным портовым городам необъятной родины. И тут такие беседы. Вызывали всех или почти всех. Что отвечали курсанты на эти вопросы, остаётся тайной следствия. Нам же сообщили следующее: за антисоветские высказывания Виктор Попов лишён звания лейтенанта запаса подводной лодки 641-го проекта, которое нам всем присвоили накануне. А это означало, что после мореходки Виктора ждала служба в армии, куда он и попал. За год до выпуска Виктор женился, и у него родился ребёнок, а тут такое! Кроме этого, Виктор был лишён паспорта моряка загранплавания. После мореходки его, как рядового, забрали в Армию. Когда он вернулся, его направили по распределению на закрытый водоём — Каспийское море, куда, как я узнал позже, ссылали всех неблагонадёжных моряков, дабы не убежали за границу. Жена Виктора не захотела взять на себя бремя жены декабриста, за мужем не поехала, осталась в Мурманске, а после и вовсе развелась с ним. Но мне с Витей ещё предстояло встретиться. Это была случайная встреча в Мурманске много лет спустя после окончания мореходки.

Виктор поведал мне, что на Каспийском море попал на сейнер, где вся команда с капитаном во главе вели браконьерский лов осетра, который тут же продавали знакомым скупщикам, заходя в удалённые сёла, где те их уже ждали. Витя Попов, борец за справедливость, будучи на этом траулере всего лишь старшим помощником капитана, потребовал в ультимативной форме прекратить браконьерский лов, а не то он обещал обо всём доложить в соответствующие органы. Ультиматум был принят. Капитан тут же причалил к берегу и высадил на него Виктора Попова в десятках километрах от ближайших селений, не сказав даже, в какую сторону Виктору идти. Двое суток выбирался бывший лейтенант запаса из неизвестной глухомани, пока не наткнулся на какой-то рыбацкий посёлок, откуда уже добрался до порта приписки. Виктор Попов прошёл по всем инстанциям, рассказывая о преступном промысле, подрывающем экономику страны. Но везде встретил глухую стену отчуждённости. Он понял, что в этих краях, что называется «всё куплено и схвачено», что здесь справедливости не найти, что её просто-напросто не было и нет.

Его уволили, тем самым дав возможность вернуться в Мурманск, где мы с ним и встретились. Позднее он устроился в ту же организацию «Мурманрыбпром», где я ходил в море, а на тот момент сидел в отделе кадров в должности старшего инспектора отдела кадров по кадрам загранплавания. И вот однажды зазвонил мой рабочий телефон:

— Игорь Олегович? — поинтересовался знакомый голос. Это был куратор нашей организации по линии КГБ.

— Да! — ответил я, — Я Вас слушаю!

— Скажите, Вы знаете Виктора Попова?

— Знаю! — подтвердил я.

— Вы направили к нам его документы на открытие визы, а Вы можете за него поручиться?

— Могу! — сказал я, — Я ручаюсь за него! И прошу за него!

— Хорошо! — сказал куратор, — Под Вашу ответственность!

Визу Виктору открыли. Он смог ходить за границу. И, наверное, ходил. Точно не знаю, так как мы с ним больше не встречались.