Ткань

Мистический рассказ.
Часть 1

Антон не любил одиночество, но оно липло к нему, как старый ковер к полу — годами, намертво. После развода и увольнения он перебрался в небольшой город на юге страны — тёплый, дешевый, с медленным временем. Именно здесь он нашёл свой новый «дом» — однушку в хрущёвке с продавленным диваном, облупленной плиткой и пыльным светом из единственного окна.
Он купил квартиру дёшево. Слишком дёшево.
Сосед сказал, что прежний владелец — старьевщик — просто исчез. Ни завещания, ни родственников, ни долгов. Только странные вещи в кладовке и мебель, которую не забрали.
Антон не стал выносить мебель. Он устал. Слишком устал, чтобы что-то менять. Единственное, что он сделал — заменил дверь и убрал странную коробку, запертую на тонкий медный замок, стоявшую в углу. Отнёс на балкон и забыл.
Прошла неделя.
Он начал замечать странные вещи.
Когда утром пил кофе, на краю стола лежали обрывки серых нитей — длинных, почти прозрачных, как волосы. Он подумал: наверное, от старого свитера. Но свитера у него не было.
На следующую ночь, засыпая, он услышал странный звук.
Шорох.
Не как у мышей. Он знал, как звучат мыши. Этот шорох был… более влажным. Он тянулся, как если бы по полу ползла мокрая простыня.
На утро он встал разбитым. И увидел на подушке аккуратно свернутую нить. Сначала он подумал, что это просто совпадение. Но она была… завязана в узел. Сложный, странный, будто декоративный. И пахла чем-то сладким.
Антон взял её двумя пальцами и выбросил.
Он не придал этому значения.
На следующий день он проснулся от того, что его руки не могли пошевелиться.
Простыня обвилась вокруг них, словно затянулась сама. Он вскочил, сбрасывая ткань. Сердце колотилось. Он сказал себе: «Это просто сон. Просто сон…»
Но через день он вспомнил про коробку.
Он достал её с балкона и осторожно вскрыл ножом — замок был старым и поддался легко.
Внутри были мотки ткани. Плотной, серой, похожей на бинты. Некоторые уже были разрезаны.
А ещё — иглы, ножницы, катушки ниток и старый блокнот.
Он развернул его.
На первых страницах — схемы. Чертежи. Как будто инструкции к чему-то… живому. Силуэты, окруженные стрелками и подписями.
На других — рисунки: коконы, висящие под потолками. Люди, обмотанные нитями. Ужас в их глазах.
И внизу — странная фраза, выведенная дрожащей рукой:
«Она растёт. Она хочет видеть сквозь меня. Я больше не один. Я — ткань».
Антон захлопнул блокнот.
Он снова выбросил всё — и ткани, и коробку, и записки. Он спустился ночью на улицу и выкинул ее в бак у соседнего дома. Возвращался, будто сбрасывал проклятие.
Но на следующее утро, проснувшись, он увидел, что коробка стоит снова на балконе.
ТКАНЬ
Часть 2

Антон стоял на балконе, не веря глазам.
Коробка. Та самая. Те же закруглённые углы, отполированная временем древесина и — самое главное — медный замок, аккуратно висящий сбоку. Целый, как будто он вообще его не ломал.
— Ну нахер, — пробормотал он и шагнул назад.
Он не был из тех, кто сразу начинает верить в потустороннее. Скорее наоборот. Но что-то внутри него… шевельнулось. Не испуг — скорее тревожное узнавание. Как будто он знал, что так будет. И даже… ждал этого?
Он снова открыл коробку.
Внутри было то же самое. Мотки ткани, иглы, ножницы. И — блокнот.
Он не хотел его брать, но пальцы сами потянулись. Страницы хрустнули. На одной из них появился новый рисунок — как будто кто-то нарисовал за ночь: человеческая фигура, стоящая посреди комнаты, а от потолка к ней тянутся тонкие нити, врезаясь в кожу.
Он захлопнул блокнот и запер коробку.
Поставил её в кладовку. Закрыл дверь.
Но в ту ночь — не смог уснуть.
В голове стучали образы. Стежки. Ткани. Мягкое движение иглы сквозь плотную плоть. Он не мог объяснить, почему, но чувствовал, как его пальцы зудят, хотят работать, шить.
В три часа ночи он проснулся.
На коленях у него лежала ткань.
Он сидел за столом, в руках — игла с нитью. Под лампой — то, что он уже начал сшивать. Маленькая фигурка. Как кукла. Тело из плотной ткани, голова — круглая, с двумя пустыми прорезями под глаза. А внутри — что-то двигалось.
Он отшвырнул всё, вскочил.
Подошёл к зеркалу. Долго смотрел на себя.
— Ты не спал, — сказал он своему отражению. — Ты просто... забыл.
На следующий день он взял отгул.
Упаковал всё, что нашил (а их оказалось семь — семь фигурок, каждая больше предыдущей), и снова спустился к баку.
Он выбросил всё. Даже ножницы. Даже блокнот.
Но, возвращаясь, почувствовал, как по спине ползёт холод.
Дома его ждала ткань.
Разрезанная. Разложенная.
Уже в форме одежды.
На столе — маска. Сшитая вручную. Плотная, лицевая часть — гладкая, с тонкими прорезями. Как в эскизах из блокнота.
И аккуратно сложенная записка.
«Ты — наш. Игла теперь в тебе».
Он хотел убежать.
Серьёзно. Он открыл входную дверь, вышел на лестничную площадку. Но вдруг понял, что не может вспомнить, как выглядит улица.
Как зовут соседей.
Что было вчера.
Что было до этого дома.
Он вернулся. Медленно. Как будто по нитке, натянутой обратно.
Часть 3.
ТКАНЬ
Антон больше не пытался выбрасывать коробку. Он понял: она вернётся. Как вернулся блокнот. Как вернулась ткань. Как возвращались воспоминания, которых он быть не должен — чужие, рваные, как лоскуты. Сны стали напоминать шитьё: он видел, как сквозь темноту движется игла, пробивает кожу, стягивает раны. Он просыпался с ощущением, будто всё его тело сшито заново.
Первые дни он просто не выходил из квартиры. Жил, как в карантине — еда по доставке, свет приглушённый, окна занавешены. Словно хотел остановить нечто, что уже ползло по нему изнутри. Но хуже всего было то, что куклы начали двигаться.
Однажды утром он вошёл в кухню и обнаружил, что три фигурки — те, что он точно сложил на полке — стоят у подоконника, повернувшись в сторону окна. Они не двигались, но были в другой позе. Линия их шей была чуть изогнута, как будто они прислушивались к чему-то за стеклом.
Он снова пытался убедить себя, что это глюк. Переутомление. Психика даёт сбой. Но к вечеру на столе появилась новая кукла. Та, которую он не шил. Он это знал точно. Она была крупнее предыдущих, а швы — более точные, изящные, как будто сшито не руками, а чем-то более… совершенным. У неё была маска. Чёрная. И в прорезях под глазами что-то поблёскивало.
Он не прикасался к ней. Просто сел в кресло и долго смотрел. Потом уснул.
Проснулся он оттого, что она стояла у его кровати.
Ноги у неё едва касались пола. Ткани слегка шуршали в воздухе. Когда он вскочил, включив свет, она уже лежала на полу. Мертва. Как будто ничего не происходило. Но он больше не сомневался. Это было живое. Или почти живое.
Он провёл остаток ночи в ванной, запершись и держа в руке нож. В ушах пульсировал гул, в голове крутилось одно и то же слово: игла. Он не знал, откуда оно взялось, но чувствовал, как оно входит в него, как нить — в плоть, как будто он уже становится частью чего-то.
На следующее утро он пошёл к зеркалу. Его лицо выглядело… неузнаваемо. Не из-за черт — они были те же. А из-за ощущения чужого лица. Будто оно лежало поверх его собственного. Как маска. Он приподнял руку — кожа на шее натянулась, как ткань. А в уголках глаз будто торчали… волокна.
Он засмеялся. Впервые. Громко, хрипло, глухо. Словно что-то внутри радовалось вместе с ним. Словно оно дожидалось этого момента.
Вечером он надел маску. Не ту, что нашёл — новую, которую сшил сам. Не помнил, как. Но она уже лежала рядом с ним. Она плотно села на лицо, как будто всегда принадлежала ему.
И тогда он понял: не он был здесь хозяином. Не он шьёт. Он — сшитый.
Часть 4
ТКАНЬ.
Когда Антон проснулся, в комнате было темно. Он не сразу понял, где находится — только холодный воздух, мягкий скрип ткани и ощущение сдавленности напоминали ему, что он не один. Квартира словно стянулась: стены придвинулись ближе, воздух стал вязким, как сироп. Где-то шуршало. Дышало. Смотрело.
Он не снял маску. Уже не чувствовал, что она ему мешает. Напротив — она как будто держала его в форме, не давала развалиться. Он чувствовал её частью себя. В зеркале отражался кто-то другой, но он не испытывал страха. Напротив — странное чувство облегчения. Никаких сомнений, никаких терзаний. Всё уже произошло.
На следующий день Антон исчез.
Ни ключей, ни записки, ни следов взлома. Соседи не слышали шума. Только странный запах остался в квартире — сладковатый, тягучий, как будто кто-то долго варил мёд с плесенью. Через две недели квартира снова появилась на сайте объявлений.
— Пахнет, как старая ткань, — сказала молодая женщина, осматривая помещение.
— Так всё и есть, — ухмыльнулся риэлтор. — Квартира с историей. Хозяин был каким-то швеёй, вроде.
Женщину звали Лена. Она только развелась, переехала из другого города, и ей хотелось покоя. Её устроила цена, пусть и казалось, что она слишком низкая. Дом был старый, но крепкий. Окна выходили на двор. Было тихо.
Когда она заглянула в кладовку, там стояла коробка. Старая, деревянная, покрытая паутинкой пыли. Закрытая.
Лена провела по крышке рукой. Чувствовалось, будто дерево чуть пульсирует под пальцами. Ей стало не по себе, но она всё равно коснулась замка.
Он щёлкнул.
Внутри лежали бинты, ножницы, мотки серых нитей и аккуратно сложенная маска.
А под ней — блокнот.
На первой странице был карандашный набросок: силуэт женщины в маске. Из спины у неё тянулись длинные нитевидные отростки, как крылья.
А под рисунком — надпись, написанная не рукой, а как будто самой тканью:
«Ты — следующая.»