Мечты и море

   От академического отпуска оставались еще месяцы, и я замыслил посмотреть как в море ловят рыбу, а заодно и заработать на билет. В компании, куда обратился принять матросом, были непреклонны – после переаттестации брали только судоводителем, в каботаже их не хватало. За неделю уговорил – оформили на свободную должность матроса второго класса.
 
   Расчет был прост: сходить в рейс – не больше месяца, уволиться и улететь.  Но рейс задерживался – порт не выгружал с судна мелкую камбалу, по-рыбацки, “пятаки”. Торговля кивала на холодильники, они были забиты более дорогой рыбой. Рыбную судьбу решали в кабинетах, а решенная судьба рефрижератора – ждать у причала или на рейде.

   Судно стояло, а судовая жизнь шла.

   Я угодил в дни, когда боцман, – как и положено боцману, кряжистый, с суровой хрипотцой бывалого моряка, – готовился к покраске. Я представился, а он вскользь заметил, что завтра будем красить мачту и лобовину надстройки. На мачту лезть желающих не будет, зато будет целое представление. У Михалыча заболит коленка, у Петровича – плечо, а там – что-то в паху.

   Тогда я предложил:
   – Мачту буду красить я.
   – Будет день – будет пища, – известной фразой, ближе к ее английскому варианту, положил конец разговору боцман.

   Он же определил каюту – на меня пахн;ло застоялым запахом судовой краски, солярки и прелых канатов. Отдраил иллюминатор, оставил приоткрытой дверь, взяв ее на штормовой крючок – в каюте добавился запах горячего машинного масла, но не запах моря.

   Лег, уставившись на койку второго яруса. По коридору приближались и удалялись чьи-то шаги, изредка хлопали двери кают, за переборкой слышалось бормотанье, а с плаката на переборке улыбался таинственный ковбой. Работу дизель-генератора дополнял шум порта, послышались команды – где-то невдалеке швартовалось судно.

   Свежая наволочка не могла перебить каютный запах комка ватина в ней. Сон не шел. Я стал понимать тех, кто приходил на судно со своей думкой.

   Утром, в ожидании развода, рабочая команда расселись на низенькой замусоленной скамейке. На всех судах, где я бывал, их красят синей краской. На всех судах они черные.

   Боцман произнес заготовленное:
   – Сегодня будем красить мачту …
   И всё пошло, как по сценарию.
   – Ну, тогда на мачту полезу я, – тоже заготовленное.

   Боцман сделал театральную паузу и согласился.
   – Со вторым классом не положено. Желаете – берите краску в малярке, – обыденно распорядился он.

   Мне показалось, послышался вздох. Подцепив всё к страховочному поясу, взялся за скобы. Мачта – метров двадцать с небольшим, лезть, конечно, надо не на топ... Но как считать высоту – сверху ведь смотришь уже не на палубу, а на воду – расстояние несколько большее и, главное, смотрится иначе.

   Пока стоял на палубе, судно казалось абсолютно неподвижным. Но едва добравшись до салинга – нервно сжал металлическую скобу – мнение решительно изменил.

   А с площадки отрывался чудесный вид. Город окружал бухту террасами улиц, корпусами предприятий, домов, небольшими скверами, теле и радиовышками, дымящими трубами ТЭЦ, фуникулером – большущими синей и красной гусеницами, ползущими по склону; пожарной раскраски трамваями и разноцветными автомобилями, в порту – складами, кранами и доками, тьмой судов у причалов, на рейде, а кому не хватило места, ждущих его пока в открытом море у такого же, не нашедшего где приткнуться ближе, одинокого острова.

   Вместившиеся на внутреннем рейде груженые суда, по ватерлинию ушедшие в воду, казались усталыми существами, которые долго добирались домой и, наконец, добравшись, на продуваемом всеми ветрами рейде, вцепившись якорями в грунт, тревожно задремали.   

   Шустрый катер торопливо оббегал сторожкие суда, соединяя, а часто и разлучая с ними людей.

   Вот и мимо нас прошел трудяга кантовщик. Судно слегка качнулось. Мачта ушла влево, вправо… Пальцы судорожно сжали скобу.

   Не было на мачте особого страха, но даже в небольшие размахи, глядя вниз на море и палубу, кружилась голова, было неприятное чувство в желудке, будто в регулярно проваливавшемся в воздушные ямы самолете.

   Мне в жизни не приходилось высоко подниматься на мачты парусных судов, но кто сказал, что на голой трубе обычного рефрижератора ощущения менее неприятны, чем на обвешанных сетью такелажа мачтах парусника? Проще было только то, что нас кренили лишь забегавшие с моря волны да проходившие суда. Но и судов в бухте ходило немерено.

   Красил, стараясь не глядеть вниз. Шли волны, проходили ли мимо суда или буксиры, размахи наверху увеличивались или уменьшались – рука нервно сжимала скобы.

   Пропустив кофе-тайм, но докрасив всё, не глядя вниз, спустился на палубу.

   Суда в бухте по-прежнему ходили своими дорогами, рабочая команда красила надстройку, а у меня на лице можно было прочесть много занятного. Подошел, не уходивший на кофе-тайм боцман, и вполголоса тактично заметил, что не положено со вторым классом красить мачты.

   Хотя я-то лишь в штате был матросом, но он был прав. Мне для вида здорово было бы улыбнуться и пошутить, но почему-то шутить не хотелось.

   Если ты романтик моря и в тебе пылает юношеская мечта почувствовать себя храбрым гардемарином, не ищи сказочных клиперов с их грот-бом-брам-реями, грот-марсами, салингами и пертами – поднимись красить мачту большого рефрижератора – верую, это даст ощутить...

   Переговоры о выгрузке продвигались, а судно стояло. Я делал ревизию такелажа, бил ржавчину, нес вахты, красил мачту, переборки и борт. А отбив закрашенную ватерлинию, как бы подвел всему черту.

   …Билет купил. Как ловят рыбу в море – не увидел.