Не говори прощай

~~~&~~~#~~~&~~~#~~~&~~~

Он всегда забывал дату ее рождения, поздравляя в июне, а не в июле. Это ее бесило. Ему не нравилось, как она разевала рот, подкрашивая глаза, как пойманная рыба, хватающая воздух.

Их совместная жизнь была похожа на минное поле, где каждый неверный шаг мог спровоцировать взрыв мелких обид и взаимных упреков. Они оба, словно закоренелые вояки, привыкли окапываться в своих траншеях, отстаивая личные границы и принципы.

Ей не нравилось, что он кидал носки у дивана, и, со временем, там накапливался целый ворох, в которых копошился кот и гонял их по всей комнате. Ему не нравилась куча ее платье на стуле у кровати, и разбросанные по комнате коробки с туфлями.  Он спотыкаясь, чертыхался, она обижалась. И только кота все устраивало, он загонял его носки под диван и любил спать на ее платьях, которые пахли хозяйкой.

Иногда, в редкие минуты перемирия, когда за окном лил дождь и в доме царила тишина, они пытались наладить коммуникации. Она заваривала его любимый чай с бергамотом и доставала из шкафчика шоколадные батончики. А он читал ей вслух стихи современных поэтов или пересказывал новостные выпуски. Но даже в такие моменты невысказанные претензии только утихали на время.

Она мечтала о романтических свиданиях при луне, цветах под окном и нежных признаниях. А он предпочитал тихие вечера у телевизора с бутылкой пива. Он хотел, чтобы она готовила ему борщ по воскресеньям, а она грезила о путешествиях по экзотическим странам.

Их отношения, полные противоречий и парадоксов, были живыми, настоящими, и, безусловно, незабываемыми. Возможно, именно в этой разности и заключалось их притяжение.

Вечерами, они сидели рядом на диване, утомленные взаимным недовольством. Он читал книгу, она просматривала ленту в телефоне. Тишину нарушало только мурлыканье кота, удобно устроившегося между ними. В эти моменты казалось, что все не так уж плохо, что можно найти компромисс, научиться уступать друг другу.

А утром все начиналось сначала. Он оставлял немытой сковородку, и она маячила перед глазами, как символ его наплевательского отношения. А она забывала смахнуть крошки со стола, и он все время натыкался пятерней в эти сухие крошки и скрежетал зубами. Война мелочей продолжалась. Носки множились. Куча платьев на стуле нарастала. Она находила утешение в чашке крепкого кофе, он – в молчаливом перелистывании книжных новинок.

Быт постепенно убивал обоих. Это были каждодневные стычки, колкости, брошенные в сердцах. Она перестала печь его любимый яблочный пирог. Он – чинить скрипучую дверцу шкафа. Холод и отчуждение стали обыденностью. И оба не знали, как отыскать тропинку к сердцу друг друга.

Она решила купить ему новые тапочки. Мягкие, уютные, с вышитыми эвенскими узорами. Она знала, что его старые совсем износились. Он работал ради семьи. Она хотела, чтобы его ноги знали тепло и заботу дома, после тяжелого дня.

Он смотрел на витрину, где красовались халаты. Шелковые, махровые, расшитые золотом. У нее был старый, который давно износился и потерял форму. Его взгляд зацепился за мягкий и уютный, в мелкий цветочек. "Самое то." Держа в руках заветный пакет, он торопился домой. Ему не терпелось увидеть ее улыбку. Улыбку, ту, прежнюю, которая обещала нежность.

Но вечером опять случился скандал. Громкий, яростный. Слова падали словно камни, и, наконец, обрушились лавиной. Он кричал, что она не готовит, и не умеет поддерживать чистоту, она – что он бесчувственный, она замудохалась с его носками и  его вечным недовольством. Тапочки остались стоять у порога незамеченными. Халат был закинут в шкаф не распакованным.

И только кота все устраивало. Он косился на них одним глазом и терялся в догадках: чего ругаются, дураки?!

Она красила ресницы, а в зеркале дрожал отраженный свет кухонного бра и его затылка. Он уминал бутерброд за бутербродом с икрой, не отрываясь от экрана новостей. Она знала, сколько стоит эта черная икра, каждая крошечная икринка, потому что сама ее купила и отложила для праздника.

Так никакого бюджета не напасешься, думала она, проводя щеточкой по ресницам. Будешь ломить, как рабыня на галерах, зарабатывая горбы и грыжи, а он… Он будет продолжать намазывать икру жирным слоем на хлеб, словно это обычное масло.

Он хрустнул последним бутербродом и откинулся на спинку стула. “Отличная икра, кстати”, - лениво произнес, не глядя на нее. Ее рука, выводящая стрелку, замерла.. Ни тебе спасибо, ни вопроса о том, как она себя чувствует после бессонной ночи, посвященной подготовке квартального отчета.

В этот момент она увидела трещину. Тонкую, едва заметную, но совершенно отчетливую трещину в зеркале. Она появилась словно из ниоткуда, прямо над его отражением.
"Походу кранты",- подумала она, и не поняла, что имела в виду – зеркало или их брак.

Она нанесла второй слой туши, стараясь не размазать предательскую слезу. В зеркале отражалось не только ее лицо, но и вся их совместная жизнь: сначала - полная радужных надежд, потом - медленно угасающая в череде его брюзжания и ее сверхурочных часов. Нет, она больше не позволит так обращаться с собой.

Она закончила макияж, обводя губы помадой: "Дорогой, у меня сегодня встреча с клиентом. Важный контракт", - произнесла, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

Он промычал что-то невнятное, продолжая жевать. Она взяла сумочку и вышла из квартиры, из дома, из его жизни.

* * *

Чайник закипел, обрывая поток его мыслей. Он налил воду в кружку, добавил ложку меда. Смотрел на поднимающийся пар, представляя ее лицо. Нежную сочность губ, искрящиеся глаза. Где она сейчас? С кем? Вероятно, забыла о нем?

Он бродил по улицам, словно тень, потеряв интерес к жизни. Места, где они были вместе, теперь казались безжизненными декорациями, напоминающими о ней. Он искал ее образ в прохожих, в отражениях витрин, в каждой мелодии, доносящейся из окон. Дом, который был их домом, и в который он теперь возвращается один... Он пытался забыть, начать новую жизнь, но тщетно. Ее образ преследовал его, являлся во снах, мелькал в сознании.
* * *

Спустя месяц она сидела в кафе, наблюдая, как дождь размывает огни города. Ее жизнь изменилась кардинально. Больше не было его разбросанных носков, надоевшего быта, его брюзжания. Она чувствовала себя свободной.

Внезапно ее телефон завибрировал. Незнакомый номер. С сомнением она ответила.

"Я знаю, что ты здесь", – прозвучал в трубке приглушенный голос. "Я нашел тебя".

Сердце бешено заколотилось. Она огляделась. За стеклом, в пелене дождя, мелькнуло знакомое лицо. Его лицо. Похудевший, осунувшийся, с безумным блеском в глазах.

Она вскочила, опрокинув стул. В панике побежала к выходу.

На нее нахлынули чувства: его такие милые носки, робкие попытки сделать ей приятное, в виде этого стремного халата, его надежное плечо, всегда готовое принять ее усталость. Как ей всего этого не хватало. Месяц, целый месяц, наполненный одиночеством и тоской.

Она думала, что сможет. Думала, что свобода ей необходима. Но свобода оказалась не такой, как представлялась. Ей не хватало его сопения по ночам, его вечно разбросанных газет, его жующих щек, выглядывающих из-за затылка, его дурацких шуток.

Чувства лезли из глаз и ушей, обжигая щеки слезами. Из горла рвался крик, душа требовала освобождения. Она с трудом сдержала его. Зачем пугать?  Она хотела только одного увидеть его и умереть.

Он взглянул на нее, и с ним сделалось нехорошо, совсем нехорошо. То ли спазм, то ли парализация, он так и стоял, прислонившись к перилам, не находя сил приблизиться, что-то мычал нечленораздельно.

Вокруг сновали люди, спешили по своим делам, а мир для него сузился до этой фигуры, до этих струящихся волос, до неуловимого аромата, который он не мог забыть.

Он сделал шаг. Потом еще один. Ноги словно налились свинцом. Сердце колотилось в груди, как загнанная лошадь. Он должен, он просто обязан подойти. На этот раз он заставит себя это сделать. На этот раз…

"Здравствуй," – прошептала она. "Как я соскучилась!" Он услышал. И в этот момент мир снова обрел краски. Он различил шум города. И ее, пробивающуюся к нему сквозь поток, выходящих из кафе людей.

Он поднял лицо и из него вырвался стон: "Разлука была невыносима". Капли дождя стекали по его щекам, смешиваясь со слезами и рыданиями, которые он больше не пытался сдерживать.

Они кинулись к друг другу, спаявшись как монумент, и не могли разжать объятия. А дождь всё лил, как из ведра, им на головы, за шиворот, заливая туфли и ботинки, но это не имело никакого значения, ведь они были счастливы...

Слова были лишними. В их объятиях было всё: и прощение, и любовь, и потерянное в разлуке время. Дождь продолжал лить, смывая прошлое, оставляя только настоящее, в котором они были вместе...


А кот в это время намывал гостей и думал: когда же это дурачье поймет, что одиночество это плохо, вот сижу я тут одинокий и всеми забытый... и так мне одному тоскливо .. Мяв..