Глава 1. Пионер с душой философа

Я, Иван Петрович Селезнёв, с ранних лет знал, что моя судьба — не просто плыть по течению жизни, как делают многие, а сиять, подобно звезде, что освещает тёмные просторы людского невежества. Моя юность, прошедшая в славные годы, когда страна строила светлое будущее, была временем, когда во мне зарождался титан мысли, чьи слова и дела ныне вы читаете.

Родился я в небольшом городке, где улицы пахли свежим асфальтом, а люди ещё верили в великие идеалы. Моя мать, женщина простая, но с сердцем, полным любви, рассказывала, что в день моего рождения солнце светило так ярко, что даже соседи дивились. "Это знамение!" — говорила она, и я, уже в колыбели, чувствовал, что мне предначертано нечто великое. Не стану утомлять вас подробностями младенчества — скажу лишь, что я рано начал говорить, и первые мои слова, по слухам, были не "мама" или "папа", а нечто вроде "будущее". Конечно, кто-то скажет, что это выдумки, но разве не так рождаются легенды?

Школьные годы мои начались в 1960-е, в эпоху, когда пионерский галстук был не просто куском ткани, а символом чести. Я был не просто пионером — я был душой своего отряда. На сборах, когда другие дети робко мямлили заученные речи, я выходил к трибуне с высоко поднятой головой и говорил так, что учителя замирали. Однажды, на районном слёте, я произнёс речь о значении труда, и, клянусь вам, даже директор школы, человек суровый, как зимний ветер, украдкой смахнул слезу. "Селезнёв, ты далеко пойдёшь!" — сказал он мне после, и эти слова стали для меня путеводной звездой.

Но не думайте, что всё было легко. Завистники, эти мелкие души, всегда таятся в тени великих людей. В четвёртом классе, помнится, я написал стихотворение о Ленине — не просто стих, а настоящую оду, полную огня и правды. Я прочёл его на классном часе, и что же? Вместо оваций — смешочки от некоторых одноклассников, чьи умы были слишком малы, чтобы постичь мою поэзию. Учительница, женщина добрая, но ограниченная, похвалила меня, но предложила "упростить" текст. Упростить! Как будто гений может опуститься до уровня толпы! Я сохранил тот листок, исписанный моим детским почерком, и ныне он лежит в моей папке, как доказательство того, что я был прав.

Не только в литературе я блистал. В математике, например, я однажды поправил учителя, который ошибся в решении задачи. Он, конечно, сделал вид, что это была "опечатка", но весь класс видел, как побагровело его лицо. Я не хвалюсь, нет — я лишь констатирую факты. Моя душа уже тогда стремилась к истине, и эта жажда вела меня вперёд, несмотря на препятствия.

Были у меня и друзья, но, признаюсь, немногие. Большинство мальчишек во дворе интересовались лишь футболом да рогатками, а я, глядя на звёзды, размышлял о смысле жизни. Один товарищ, Васька, однажды сказал: "Иван, ты как старик какой-то, всё о вечном думаешь!" Я не обиделся — я понял, что он просто не дорос до моего уровня. И всё же, когда я рассказывал ему о своих мечтах стать инженером, который построит мосты, соединяющие не только берега, но и сердца людей, он слушал, раскрыв рот.

Так прошли мои школьные годы — время, когда я, подобно молодому дубу, тянулся к солнцу, несмотря на ветра зависти и непонимания. Я знал, что впереди меня ждут подвиги, и каждая строчка, написанная мной в те годы, каждый мой шаг были ступенями к той вершине, на которой я стою ныне, держа в руках перо, чтобы поведать миру свою правду.