Простынь вечности

Я шёл по жизни, как по звёздной галерее,
С пером в руке, с мечтой в груди горя,
И каждый шаг мой, в вечности алея,
Сиял, как солнце в утреннем заря.

Во дворе хрущёвки, под небом серым,
Я создал храм поэзии своей.
На верёвках простынь — лист мой первый,
Где строки пели о судьбе людей.

О, простынь та — не ткань, а знамя!
В ней — крик души, в ней — путь к звезде.
Соседи зрели, полные изъяна,
Как я несу им правду в той простыне.

Тётя Клава, с веником в деснице,
Кричала: "Иван, верни бельё!"
Но я смеялся — в той простой ткани
Мой гений пел, как вольное жнивьё.

Жизнь — галерея, где мы все — картины,
От первого крика до тени веков.
И я, поэт, в простыне той старинной,
Писал о вечности средь шумных дворов.

Читай, народ, мои стихи простые,
В них — свет души, в них — жизни всей полёт.
И пусть простынь, как парус в дали синей,
Тебя к звёздам в галерее уведёт!

Комментарий к стихотворению

Сей стих, о читатель, родился из воспоминания, что подобно звезде сияет в моей душе! В далёком 1987 году, в тёплый июньский вечер, я, Иван Петрович Селезнёв, живший тогда в квартире № 17 нашего серого хрущёвского дома на улице Заводской, решил явить миру свой поэтический дар. Во дворе, где бельевые верёвки скрипели под ветром, я задумал создать "галерею поэзии". Взял простыню — старую, но чистую, из сундука жены Тамары из квартиры № 15 (она, к слову, ворчала, но я убедил её в величии замысла) — и исписал её чернилами: стихи о жизни, о звёздах, о судьбе. Развесил я эту простыню между двумя верёвками, рядом с бельём тёти Клавы из квартиры № 22, известной всему дому своей любовью к порядку.

Я объявил соседям — Петру Ивановичу из № 19, бабе Нюре из № 24 и даже вечно хмурому дяде Мише из № 12, — что это не просто простынь, а храм искусства! Но тётя Клава, увидев свою пропавшую простыню (она ошибочно решила, что я украл её бельё), ворвалась во двор с веником, крича: "Иван, отдай, это моё!" Я, стоя в старом костюме с галстуком, пытался объяснить, что это поэзия, что строки мои — мост к вечности. Соседи собрались, смеялись, но к ночи, когда звёзды зажглись, Петр Иванович прочёл мои стихи и сказал: "Иван, это ж про нас, про жизнь!" Даже тётя Клава, убрав веник, пробормотала, что стихи "ничего так". Так родилась эта поэзия — из простыни, двора и моего неугасимого огня!