Тёща

Громким хлопком двери теща известила о своем прибытии. Николай вздохнул глубоко и с горестью. В его вздохе чувствовалась боль, жалким скрипом отдавалась тоненькая и очень чувствительная нотка души. Жена Оля уже побежала на кухню болтать с мамой и пить чай с вкусняшками. А бедный, забытый всеми Николай продолжал упорно лежать и в тихой грусти строить забастовочные баррикады. Смяв в ком одеяло, Николай тут же положил на него ноги и стал насвистывать только ему понятную мелодию. Ольга не любила, когда Николай мял одеяло, а свист вообще не переносила в доме.

В спальню вбежала Ольга и совсем не обратила внимание на ком из одеяла и на свист Николая. Схватила свой халат и побежала на кухню. Предательница!

Николай наконец полностью осознал, что Ольга сегодня не в себе и взывать, давя на жалость, не имеет смысла. А ведь ещё вчера Ольга клялась в любви до гробовой, жарила пельмешки и блины. Всё, что очень любит Николай, Ольга готовила и прислуживала как настоящая служанка, это Николаю очень нравилось. А сегодня просто беда какая-то. Надо валить на работу, пока бабы на кухне не наговорились, а то есть вероятность, что могут до него добраться. А грехов у Николая полно, как у всех мужиков. Но вот если посмотреть со стороны мужским взглядом, то это вовсе не грехи, а если женским, да ещё и тещиным, то просто беда. Беда ещё какая. Море беды.

Николай оделся быстро, линять надо было весьма оперативно, или гроза может превратиться в бурю. Носки одел прямо в спальне, так он делал первый раз в жизни. В обычный день, ну тот, который без тёщи, Николай громко шлёпал босыми ногами по линолеуму, и носки одевал в коридоре, прямо перед ботинками, чтобы не затоптать бело-голубой оттенок. Но сегодня день задался шпионский, и носки сглаживали соприкосновение сорок пятого размера с коммерческим линолеумом. Коммерческим его называли из-за особой толщины и похоже дороговизны. Попав беспрепятственно в коридор своей собственной квартиры, Николаю почти удалось слинять. Только одно но задерживало Кожемякина Николая Петровича, это обувная ложка. Она, чертова зараза, никак не хотела находиться. Перерыв буквально всё, что можно было перерыть, Николай вдруг осознал, что он очень близок к провалу. В голове витала глупая мысль, а может, взять ботинки в руки и спуститься пару пролетов лестницы вниз, и там в более спокойной обстановке расшнуровать и спокойно одеть эти дорогущие туфли со скрипом. Но Николай знал, что жена Оля стирает их вручную, и елемент жалости сыграл с Николаем злую шутку.

Большая, тяжёлая рука опустилась на плечо Николая. От неожиданности Николай присел и даже, вот оказия, пукнул. Это был не он, это страх вышел самопроизвольно из пяток.

- Николай, а ты куда, сыночек, так и не поздороваешься с любимой тещей, — пролепетал сладкий и одновременно приторный голосок тёщи.

- Здравствуй, Марфа Васильевна, рад вас видеть, да я вот на работу опаздываю, — пролепетал немеющим языком Николай.

- Да что ты, зятёк, да какая работа-то, если тёща приехала, и тем более я знаю, какую должность ты занимаешь и как на работу ходишь, мне Оленька всё популярно обсказала, — проговорила заговорщически тёща и подмигнула Николаю.

Николай после этого подмигивания перестал вообще соображать. И как зомби проследовал на кухню. Почему он пошел туда, в это исчадие ада, Николай не понимал. Он был в особом трансе. В трансе называемом, полное отсутствие воли.

- Олюшка, угости моего зятя, я пока освежусь, — громко крикнула Марфа Васильевна.

Николай готов был покляться, что слышал другое, ему четко слышалось: «Олюшка, отрави моего зятя, я его после порежу на отбивные».

Легонько подтолкнув Николая в сторону кухни, Марфа Васильевна проследовала в уборную. Со спины она была похожа на корабль, доверху набитый копнами соломой. Эти её кудри, в народе называемые химией, выглядели как витая солома. Химию делали всего два человека в городе, это тёща и домоуправ Евгения Валерьевна, тоже редкостная скотина. И больше никто из женщин не делал этот ужасный кавардак на голове, но именно в элитном доме на Перенсона встретились два одиночества с одинаковой уродской причёской. И более того, нашли общий язык. «Твари по паре», — думал про себя Николай, видя эту идиллию.

После легонького толчка тёщи Николай все же в последнюю минуту надел тапочки, дабы не травмировать сердце любимой женщины, которая по старинке стирает вручную.

На столе располагались баночки с домашними разносолами, некоторые были открыты. Запах стоял такой, что можно было топор вешать.

Марфа Васильевна впорхнула в кухню, опять легонько толкнула любимого зятя так, что тот очутился на стуле за столом. Первое, что он попробовал, это ложку малинового варенья, потом клубничного, потом хренодер, аджику, сладкий маринованный перец, острый маринованный перец, солёный огурец, маринованный чеснок, пирог с капустой и кусочек медового торта. Всё это Марфа Васильевна привезла из деревни дочери и зятю, из правильных побуждений, дабы семье было вкусно и сытно жить. И добрую мамочку хорошим словом поминать. У Николая от такого приёма пищи разболелся живот, причем практически сразу, он даже не успел дожевать огурец солёный с медовик вприкуску. Тошнота подступила быстро, и Николай рухнул на пол в легком обмороке, сдаваясь на волю судьбе полностью. Последней мыслью его было: «Меня травят, натурально и морально», — только и успел проговорить Николай.

В этот момент зашли Ольга с мамой. Теща несла большой букет, в котором торчали каллы, свадебные цветы. Николай с ними был уже знаком. В день свадьбы Николай попал в больницу с отеком Квинке, причиной тому были каллы. Об этом хорошо знала Ольга и теща. А мама Николая от неожиданности чуть не упала в обморок. У единственного защитника Николая пропал дар речи.

Николай посмотрел на маму, и мама ему заговорщически моргнула. Утро следующего дня было знаковым. Мама воровала собственного сына, подговорив медицинский персонал, наговорила им на целую статью с тремя пунктами. Потратила некоторую сумму денег и получила взамен связку ключей от всех дверей.

Только дома у мамы Николай наконец отдышался. Покушал супа, повалялся на диване, а к вечеру соскучился по жене Оле. Как ни скрашивала мама обстановку, Николаю хотелось быть дома, на своем диване или кровати. Без разницы, лишь бы дома. В дверь постучали, мама пошла открывать.

- Я не поняла, ты что, Николай нас бросил? Тебе это выйдет боком. Я сейчас позвоню сестрам, и мы вместе тебя в бараний рог скрутим, — возмущенно орала теща, размахивая полными руками.

Николай впал в ступор, он начал понимать, что близость тещи вводит его в коматоз.

 - Я... я...вас боюсь, — только и сумел проговорить Николай.


- Ой, да ты шо? Правда? Так я могу пореже приезжать, раз в год, хочешь? Ради счастья дочери я на многое готова, — растерянно проговорила Марфа Васильевна.

  — Подпишем график посещений, — громко сказала мама.

  — Как скажете, — смиренно молвила Марфа Васильевна.



Теща уехала, Оля стала прежней, любящей, доброй и даже чересчур милой. Николай лежал в своей кровати и комкал одеяло, Оля это видела, но умно молчала. Николай был на седьмом небе от счастья. По сути, много для счастья не надо. Рай и в шалаше можно создать.



Конец.