Глава 11. Дом всех тревог

Сон украл огни,
Ночь укрыла суть.
Спит в твоей груди
Нитей страхов ком.
Тени впереди,
В черном небе гром.
Сруб “Дом всех тревог”

Восторг, что яро распирал естество, не исчез. Его топтала реальная картинка. В том лесу могла погибнуть Злата, Лида сама могла умереть. Если бы не послушал ее яхонт, медведь просто разорвал бы в лоскуты и сожрал; не появись Василиск перед носом Яги, ведьма с легкостью пополнила бы коллекцию черепов на остроге; и Лесник, мотивы которого неизвестны, в силах был сотворить что угодно. Все несло опасность.
Собственный дом оказался небезопасным. Он нечистый, не явный, не принадлежащий одной только Лиде. По комнате расставлены ночники и вазы со свечами. Все горят своими желтыми язычками и кусками освещают спальню, не позволяют сгущаться теням. Тьма отступала и уплотнялась за порогом, сбивалась в кучу и становилась громче, яростнее. А они все норовят войти, подобраться ближе и выжрать остатки самообладания горящими глазами. Они явно существовали и раньше, только силы, их показывающей, не было. И не было беды, пока те не поняли, что их видят.
– Не бывает домов мертвых, понимаешь? – говорила ей в детстве бабушка, пока они гуляли по деревне. – Людей в них, может, и нет. Да только не одними людьми-то мир полон. Вот помер там мужик по пьяни, а в доме все одно шуму по ночам немало. Думаешь другая пьянь там? Ан нет. Мы то, может, и не видим жильцов, однако ж, они нас увидеть могут. Тогда все, не отвяжешься. Так что не думай в дома такие соваться, а то человек будет не самым страшным, кого встретить придется.
Она была живой. Ее дом был живым и полным жильцов. Разного рода сущности забивались в каждую свободную щель и скрывались от солнца, будто то могло их испепелить.
Духи и тени шуршали и шипели, как только на них попадала хоть капля света. Ненавистные ночи стали тяжелее ведь звуки эти нельзя отключить, подобно белому шуму на телевизоре. А они все громче, все отчетливее их голоса. Девушка пытается размеренно дышать, не бояться. Они смотрят, не трогают. Днём их нет. Это хорошо.
Усталые глаза смотрят в потолок. Впереди летают световые мушки, пляшут свой причудливый танец, расползаясь во все стороны. Среди гомона теней и собственного дыхания стали различимы звуки бегущей воды. Будто выкрутили кран на полную, мощный поток заливает ванну и выливается за ее пределы. Соседняя квартира, этажом выше. Володя дома, подумала Лида и поймала себя на этом.
Вода стихла. Наверное, он пошел в душ. Может и ей нужно. Может к нему.
Сон нехотя ступает, лениво перебирая ногами, падает на Лиду и пытается ею овладеть. Но сознание то и дело вырывается из слабых оков дремы. Выписанные когда-то врачом таблетки не помогают ни днем, ни ночью.
Потому что крепко держал за глотку страх. Правда страх этот подобен снегопаду. Сначала то лишь пара снежинок, они падают мягким пухом и не в силах нанести ущерб. Их можно стряхнуть и забыть. Однако, чем больше их становится, тем сложнее избавиться. Собираются сугробы, сначала по щиколотку, затем по колено, по плечо. Казалось бы, возьми лопату да раскидай, но когда возникает снежная стена из этих маленьких страхов, то кроет осознание, что тебя раздавит. Поднимется сильный ветер, пурга занесет все вокруг, погребет под мерзлой лавиной и погубит.
Эта лавина накрыла, когда Лида не могла уснуть вторые сутки. Тело рвало на части от дрожи. Легкие не поспевали за быстрым и рваным дыханием, а глаза выжимали последние слезы. Казалось, еще хоть пара минут такого истеричного состояния просто вымотают сердце до предела, и оно остановится.
Девушка чувствовала себя ребенком. А когда детям страшно, они бегут к маме. Но Лида этого сделать не могла, даже позвонить боялась. Что сделает обеспокоенная мама? Попытается успокоить, вызовет скорую или упечет в дурку? Если Яга права и ее импульсивное решение не приведет ни к чему хорошему? Если с ней что-то произойдет в дремучем лесу, то как об этом узнают родные?
Злачные вопросы один за другим крупным градом били по ослабленному сознанию и выматывали сильнее всех пережитых приключений. В ту секунду, когда Лида была уверена, что это состояние паники просто убьет ее, вылез из-под кожи Василиск. Сворачиваясь в клубочек, он лег на груди, усмиряя беспокойное сердце. Рядом возились встревоженные коты. Они привычно смотрели по углам и шипели, теперь хотя бы ясно зачем. Отгоняли их подальше, а потом ложились рядом, грея мягкой шерсткой, что намокала от пота и слез.
Змей исчез с первыми лучами солнца. Выжатая досуха Лида не могла встать с кровати и буквально силой заставляла себя это сделать. В каждой кости, по-ощущению, было по одной трещине точно, а мышцы разорвало на лоскуты. Голова разошлась по швам и открыла мозг для очередных ударов крошечным молоточком в виде любого звука. Горло от сухости потрескалось, а глаза горели. Не бессонница, а тур по испытанию асфальтоукладчиков.
Второй порыв позвонить маме пришлось также пресечь. Не нужно ей видеть дочь такой. И саму себя тоже.
– Ну нет, так дальше нельзя. – сипло отрезала Лида, силой поднимая тело с дивана.
Она выбрала этот путь сама, значит она же и повлияет на то, как идти. Девушка приведет себя в порядок, хотя бы мнимый, и начнет разбираться со всем. Никакая нечисть не посмеет вводить ее в такое состояние, еще и притом, что ни за воду, ни за свет с электричеством они не платят. Живут на птичьих правах и ей мешают. Хватит.
Путь до душа был нелегок, ноги то и дело подкашивались. Отражение в зеркале порадовать не могло. Бледная, опухшая, с красными глазами “рожа”. Срочно душ. Холодный, горячий, снова холодный. Чистая одежда. Никакого кофе, он вызовет тахикардию. Сытный, хоть и ленивый завтрак. А затем быстрая уборка в доме: свежее белье, никакой пыли, чистый пол. И, наконец, кормленные и глаженные коты. Осталось самое важное.
Смеркалось. На столе лежали свечи, нож и большая тара. Все строго по инструкции:
“ Защита от нежеланных.
Недостаточно просто знаки мелом написать или железом выскрести. Чтоб не пришли, надо правила соблюсти, да изготовить все по чину. Ближе к ночи, в сумерки, в их то время, делать надо. Пусть поймут, что их ждет. В железе смешать пепел березовый с полынью, даже перетереть все. Добавить калины да соли. После крови надо вылить, своей или того, чей дом защищать. Лить столько, чтобы густо было. После огня туда бросить, да хоть на спичке. Знаки рукой хозяина дома выводить. И верить. Без веры у слов веса нет.
Полынь 3 ветки (нужен пепел)
Ягоды калины 3 шт (перетереть до порошка)
Соль 3 столовые ложки
Пепел березовой коры ; стакана
Кровь ; стакана (свежая)”
– Ну слава богу соль есть. – облегченно вздохнула Лида, криво улыбаясь.
Кому-то старшее поколение оставляет семейный рецепт пирожков, а кому-то дегтярно–кровавое мыло. На удивление в доме все было, кроме коры. Зато в закромах аптечки валялся бутылек березового дегтя. С чем чёрт не шутит, подумала девушка, выливая едкую жидкость в протертое нечто.
Тяжелее всего обстояло дело с кровью. Целая треть стакана…Многовато за раз, когда еле стоишь на ногах. Но тут уж выбор очевиден. Калечить тело порезами не лучший вариант, вызовет ряд неприятных вопросов. Благо рак научил жизни и попасть полой иглой в вену, с помощью пары статей в интернете, не самая сложная задача. Жгут, трубка, шприц, игла. Сразу же вспомнилось, как полная медсестра с круглым добрым лицом смотрела на Лиду и приговаривала: “кулачком работаем, моя хорошая”. Кровь шла плохо, явно не желая покидать тело. Она медленно стекала по прозрачной трубке в стакан жирным бордовым сиропом. Чем больше наполняла кровь стакан, тем больше мутило, кружилась голова и нарастал в ушах звон.
“Совсем слабенькая стала”
Легкий запах железа вился под носом. Все соединилось в таре и, казалось, недовольно булькает.
Жаль Лида не удосужилась проверить в интернете, горит ли жидкий деготь. Огонь вспыхнул быстро и так же быстро потух, оставив резкую вонь. Но варево было готово. Добавить масла, залить в тюбик и выйдет неплохая краска. В назначенное время по углам стал сгущаться мрак и пока не успел он расползтись, началась работа. Она решила проверить, действуют ли сами знаки или дело только в запахе. Пара символов перманентным маркером легли на руку, которую она протянула к теням. Те зашептались, начали юлить вокруг, а знаки постепенно исчезать. Слезали с кожи, испарялись. Будто их и не было.
“Долго мы со знатками выводили сами защиту эту, много всяких–разных вариантов испробовали. Этот лучше всех действует. А нежеланные это, в общем-то, непрошенные гости: мары всякие да нечисть мелкая и кто опаснее, вроде упырей или змеев огненных. Защита закрывает нечистым коридор в мир явный, плешь, по-сути, но совсем уж на небольшой площади, да и следить надо неустанно. Чем больше хотят в дом попасть, тем быстрее защита исчезает. Будто стирает ее нечисть по ту сторону. Ну, а как только пропадет, будь готов принять орду недовольных теней. Потому лучше знаки то обновлять почаще.”
Появилось острое желание проверить парочку теорий прежде, чем избавиться от незваных. Девушка сняла цепочку и на вытянутой руке принялась утрамбовывать тени поглубже в углы. Те шарахались, как бесы от креста.
– Так вот почему не совались. – заключила она, застегивая замок на шее. – Его боялись. А надо было меня.
На пальце блеснуло подаренное Лесником кольцо. Как им пользоваться – неясно. Испробовать тот же способ, что и владелец – плохая затея. Потому оно просто лежало в ладони под пристальным взглядом. Кинжал не появился.
Смолистая жидкость донельзя воняла, и запах этот расслаивался на два лагеря: тошнотворное железо и терпкий деготь. Но зелье уже на пальцах и слова на языке.
– Дом мой в море–океане на острове Буяне, из ствола дуба великого, из Матери Земли сотворенный, яргой защищенный. Что дом мой, то солнце. Что гости незваные, то тьма. Кровь моя руда, роса полуночная, она вода живая и мертвая, она незваным яд. Из сумрака без мрака, от золота к злату льются слова мои. Словами да речами из уст моих отлетают силы иные, темные, как отлетают капли воды живой от каменьев–зубов змиевых. Закрываю дом свой, пристанище живых душ от незваных, от нежеланных. Слово мое крепко, как Алатырь – Камень.
С последним сказанным словом слетело с пальца медное кольцо. В бетонный пол со звоном вонзился бело–золотой кинжал. Он сиял подобно солнцу, но свет его не слепил, а сжигал внутри страх. Рука неуверенно потянулась вниз и кинжал, сверкнув, обернулся змейкой и заполз на палец.
– Не обманул, Лесник.
Лида обходила дом, помечала все больше мест и смотрела, как недовольно шипят тени, как растворяются они с каждым нанесенным на дверной косяк знаки. Как плавятся вместе со свечой, испещренной теми же символами. С последним исчезнувшим “гостем” наконец удалось вдохнуть полной грудью.
Утро встретило щебетанием птиц. Первая спокойная ночь за несколько дней. Только тело болело с новой силой. Ломота в суставах, онемение пальцев рук и ног, и налитая свинцом голова. По коже от любого движения и вздоха расползалась орда болезненных мурашек.
После возвращения из Нави Лида в целом чувствовала себя ужасно. На горьком примере стало ясно, как сильно истощает яхонт, когда требуется его помощь. И единственный, кто мог ответить хоть на часть вопросов, вечно юлил. Василиск вылезал нехотя, кожа оттого разрывалась медленно, издавая характерный треск. Девушка морщилась, прикусывала изнутри щеки, даже тянулась к голове змея, чтобы того просто-напросто вырвать.
Видеть своего “гридя” крайне непривычно. Тот кажется нереальным – силиконовой игрушкой–антистресс премиум качества, которую можно ударить со всей силы о стену и услышать писк. Но Василиск более, чем живой. И эта жизнь ощущалась даже когда змей сидел под кожей. Он мыслил, дышал, спал.
– Гос-с-спожа, не стоит вам меня призывать попусту. Мне не в тягость, однако вам же хуже. – твердил змей, печально смотря своими глазками.
– Спасибо, я заметила. Почему после использования камня появляется четкое ощущение будто бульдозером проехались? – Лида тут же подумала, что Василиску вряд ли известно, что такое бульдозер. – Откуда такое истощение? Раньше яхонт тоже помогал, хоть и не так…явно.
– То ее воля была и сила. Покуда вы хозяйкой стали, теперь ваш-ша потребна. Можно слить с-с-силы воедино, как уже, бывало, с умруном, но плату вс-се одно – платить надобно. Но в вас то с-силы, как во мне меху. Потому чужая сила столько забирает.
Пресловутое “дар за дар” раздражало не столько своим естеством, сколько несоразмерно оказанной услуге платой. Не меньше раздражало странного вида табу на имя его прошлой хозяйки, на любой вопрос о ней он категорически отказывался отвечать.
– Так, коловертыш, водишь меня вокруг да около. Где взять силу?
– Родиться с-с-с ней надо, гос-сподица. – виновато прошипел он, будто сам отвечал за раздачу золота.
– Ягишна сказала, что знания ни тело, ни душа без силы не примут. Но прошлая знатка писала, что золото было, а после смерти исчезло. Как вернуть?
Василиск посмотрел на хозяйку испуганно. Медленно отполз и опустил понуро мордочку.
– С-свое никак. Можно з-забрать у другого. Но то тяжелое бремя, страшное волховс-ство! Отобрать у золотого силу все равно, что обрезать птице в полете крылья – вы его убьете.
Сердце неприятно сжалось. Одно дело, если бы смерть была чистого вида метафорой, но… Убить. Способна ли она на это? Лида тут же представила Злату и тело парализовало. Даже если ей не нужна сила, даже если для нее это проклятие…
– Никак иначе?
– Золотой может отдать с-силу добровольно, однако ис-сход один. Так что нет, гос-сподица.
– Можно перенаправить яхонт в иное русло так, чтобы он не выкачивал из меня все соки?
– Да как же? – ошарашено хлопнул змей в ответ. – Вы силу берете, а не кто другой!
– Отречься могу?
Василиск понимающе кивнул.
– Ваш-ш ряд, однако ж, тоже рас-сторгнется. Вы больш-ше не смож-жете проходить через Хмарь по с-своей воле, но Навь не забудет вас-с-с. С-станете беззащитной.
Лида мысленно смеялась с ироничности ситуации. С яхонтом защищена, но истощена, без него полна сил, но беззащитна. С одной стороны, девушка понимала, что защитить себя сможет. Есть подарок Лесника, на крайний случай всегда будет иметь при себе стартовый набор: полынь, железо и хороший кусок дегтярного мыла. С другой стороны, оставался вопрос.
– То есть я смогу попасть туда, но?...
– Выбратьс-ся уже не выйдет. И помните, чем дальше вы от яхонта, тем слабее.
Очередная ложка дегтя в бочке дегтя. Скоро он начнет переваливать за края и зальет собой все вокруг. Подобно смоле захватит все на своем пути и застынет, превратив мир в темницу. Лида нервно прикусила ноготь, смотря как сворачивается в клубочек Василиск и засыпает. Змееныш крайне много знает, но предпочитает молчать. Возможно ему нужно время, чтобы открыться новой владелице, однако у нее настолько ценного ресурса не так много, чтобы им раскидываться. Придется возвращаться к дневникам.
Записей о яхонте оказалось не так много, как хотелось бы. Да и писала Марья больше о своем несчастье, чем о камне. О Василиске пара упоминаний и те вскользь. Зато Марья писала о упомянутом Ягой Марабеле – Морановом перстне.
“ 25.04.1953
Нашли перстень, далеко он был, близ Перыни. Страшную силу источает – темную. Ядвига даже прикасаться к нему поначалу запретила, пока госпоже своей на проверку не отдала. Я знаю только, что сотворен он был Царем, как дар. В нем, как и в яхонте, остатки сути Морановой. Боятся боги, что найдет его черный змей. Потому спрятать надо.”
“ 31. 01.1954
Ядвига Вале его поручила отдать, бедная девка, молодка совсем, а уже такое. Будет, как и на мне, проклятием висеть. Сердце за нее болит, и ее руки в крови будут, в родной крови. Прости меня, Валенька, прости.”
“ 29.02.1954
Перстень Валя спрятала. Ох, сколько же слез ею было пролито, и месяцу первенцу не было. И я так надрывалась, месту себе не находила. Сказала ей только, что с новым дитенком боль утихнет, хоть никогда и не уйдет.”
“05.07.2017
Валя не выдержала, отдала дура старая перстень внучке. Не она о том сообщила, Лучезар залетал. Таким печальным давно его не видела. Ясное дело всего не сказал. Пропала девка в Нави. По своей глупости, по незнанию, затащили ее в самые глубины и сожрали.
Нет перстня, сгинул и девчушка с ним. Нельзя было ей перстень давать, не готова она была к этому, морок тому виной.
Имя ее себя не оправдало, коли означало жизнь, то должно было ее продлить. Однако ж, серп вновь срезал нить.
Земля дает, земля берет. Да пребудет душа твоя в Ирийском саду, Зоя.”
– Зоя… – ноготь, царапая экран, прошелся по имени.
Последняя хранительница перстня мертва, хранительница яхонта недалеко ушла. Те, кто могли помочь в этом мире, отваливались один за другим. Мертвец ей сказку не расскажет. Можно было вернуться в Навь, только вот уверенности в успехе вылазки уже нет. Да и не может Лида прыгать туда обратно, слишком много сил путешествие забирает. Как и Василиск. Было принято непростое решение пока оставить змея вне тела. Благо много ему не нужно: мягкая подушка, да место под солнцем. Вместе с ним дома остался и камень.
Нужно было отвлечься, вернуться к земной жизни. Но это оказалось сложнее, чем хотелось бы. Принятие яхонта действительно открыло новые горизонты, только вот, уходили эти возможности во всевозможные стороны. Девушка начала замечать, например, как иногда от воды в ванной тянет тиной и затхлостью старых озер. Или появляется отчетливое жжение на затылке от взгляда незримого наблюдателя, порой чувствуются его любопытные касания посреди ночи или пустое дыхание в шею. А еще эти треклятые глаза, мелькающие на дне наполненных кружек или ванны. Они появлялись на долю секунды и больше казались реальным бредом, нежели существующим видением. И от всех этих “мелочей” дом наполнялся спертой духотой, из которой нужно бежать, иначе она удушит.
Выйти из защищенного дома в ночь – не лучшая из затей, но клин клином вышибают. Не смотря на страх, Лида видела в ночи нечто завораживающее. В нетленном мраке черных небес всегда висело звездное полотно. Оно напоминало решето, будто каждая звезда – проделанная кем-то свыше дырка, через которую смотрят на смертный мир. Или это бутоны небесного сада, цветущие без солнца. И так звезд много, будто можно ухватить одну да кинуть в карман. Потом вытащить в четырех стенах, подбросить к потолку и наблюдать, как пытается звезда найти путь к своему дому.
Завораживала даже тишина. Совсем она не походила на минутное молчание в разговоре или краткое затишье в жаркий полдень. Утихала спешная людская жизнь, изредка разряжаясь тихим потрескиванием сверчков. Пешая прогулка по спящему району успокаивала и даже блуждающие тени не мешали. Видно Яга ошиблась, ведь и без яхонта Лида видела их, пересекалась взглядами, всматривалась в золотые прожилки их тел, те смотрели в ответ и шли по пятам. Они продолжали шептать, настойчиво, но неразборчиво.
“Может выслушать?” – Неуверенно пискнуло внутри.
“Нет” – Уверенно отрезали в ответ.
Неспешно девушка петляла по дворам, пинала мелкие камушки под ногами, щипала стебельки сорной травы, сворачивала их в комочек и выкидывала. На коже оставался приятный запах свежести. Музыка в наушниках дополняла атмосферу спокойствия. Ветер холодил голые плечи, целовал невзначай кожу. Лида, по привычке посмотрела на свои окна, затем чуть выше. Соседский балкон зиял чернотой. Чем глубже уходила ночь, тем больше знобило. И воздух становился кисловатым, как перед грозой.
Под слабым светом подъездного фонаря плясали и рассеивались густые струи дыма. На хлипком стульчике, который себе вынесла одна из живущих в доме старушек, сидел закутанный во все черное Володя. Узнать его было легко, по трубке и выбившейся волнистой пряди. Завидев Лиду, мужчина медленно вскинул руку, приветствуя. На сонном лице растеклась улыбка.
– Не спится, смотренка?
– Как и тебе. – неспешно, он поднялся с забавных кряхтением и принялся снимать толстовку. Промелькнул кусочек голого торса под футболкой. – Только меня увидел и уже раздеваешься?
Ухмыляясь, вместо ответа Володя задержал на выглядывающей ложбинке груди взгляд, и одним рывком натянул на девушку кофту.
– Если тебя нужно одеть, то мне раздеться в радость. – ткань впитала его тепло и сладкий запах. Так маняще выглядела его кошачья ухмылка, с вызовом сверкали темные глаза. Захотелось поцеловать Володю, почувствовать остаточную горечь табака. – Ой-ей, стоило тряпицу снять, как ты полезла целоваться. – довольно прошептал он, отдаляясь на пару миллиметров от губ. – Ну что за потребительское отношение.
Его руки горячие и сухие, шустро пробежали по бедрам и забрались под кофту, поддевая большими пальцами ткань майки. Огромные ладони медленно перетекали вверх–вниз по голой коже.
Дразнил.
– Я скучал. – шептал он, касаясь губами уха и от этого шепота тело покалывало от макушки до пят. – Не звонишь, не пишешь. Тут любой подумает, что им воспользовались, но я-то верю – ты не такая.
Издевался.
– Некогда было, пополняла список “использованных”.
– Язва. – горячие губы приятно обожгли, во рту появился сладковатый привкус. Желанный поцелуй показался случайным, слишком быстрым. – Надеюсь я утолил твои низменные желания и теперь ты скажешь, почему выглядишь так измученно. – Мужчина напомнил ящерицу, сощурив глаза и широко растянув тонкие губы. Лида разочарованно простонала, в отчаянной попытке вырваться.
Дал пряник, а тот оказался с червями. Однако увильнуть от вопроса не выйдет. Мертвенно-спокойный взгляд прожигает промеж глаз дыру и руки крепко сцеплены на пояснице.
– Устала. С подругой поссорилась. – бубнила Лида, чувствуя себя совсем маленькой в Володиных тисках. – И мне страшно.
Спокойствие исходило от него мягкими волнами, хотелось полностью расслабиться в этих объятиях, не смотря на натянутую струну в собственном теле. Голова обессилено упала на плечо, и пылающая ладонь легла волосы, поглаживая. Девушка сама не поняла, когда заплакала.
– Тю-ю-ю. – Протянул, жалея тот. – Хочешь рассказать? – в ответ мокрый нос отрицательно поелозил. – Хочешь, чтобы я побыл рядом? – слабый намек на кивок его устроил. – Хорошо.
Стало неимоверно тихо. Только мерное сердцебиение, как в такт метронома, и рваное, совсем неправильное всхлипывание. Володя чуть покачивал девушку в объятиях, убаюкивая, и напевал знакомый мотив колыбельной. Хотелось оставаться в этом коконе до конца, не идти домой, где в любую секунду могут исчезнуть защитные знаки, и Лида вновь обретет нежеланную компанию.
– Можно сегодня побыть у тебя? – еле слышно промямлила Лида, упираясь шмыгающим носом в шею.
– Нужно.
В его квартире было темно, в воздухе витал слабый цветочный запах, отдавало влагой. Этот шлейф еле улавливался, но отчетливо оседал на языке застоявшейся водой.
На лету снимая берцы, Володя включил свет. Очень чисто. Ни пылинки на полу, на полках все стоит как по линейке, зеркало в пол сверкает. А ведь бабушка говорила, что мальчики чистоту любят…Вот бы она обрадовалась, узнав, что оказалась права. Тут же стало неловко и даже стыдно за бардак, который такому чистюле пришлось лицезреть у нее дома.
– Чай будешь? – спросил Володя, щелкая Лиду по носу. Девушка тут же вяло угукнула. – Тогда проходи в ванну, мой руки.
Несмотря на то, что планировка квартир у них одинаковая – все ощущалось иначе. Темные стены, узор которых напоминал мрамор; пол цвета запекшейся крови из красного дерева. Все освещал холодный, приглушенный свет. И ни одной тени, ни одного лишнего шороха. Будто нет здесь никого, кроме них двоих.
В ванной абсолютно ничем не пахло, ни влажностью, ни шампунем, ни канализацией. Но вода имела тот же запах тины.
На кухне Володя увлеченно перебирал баночки с сушеной травой и, прекрасно зная, что и где лежит, засыпал в чайничек.
– У тебя аллергия на что-нибудь есть? – между делом спросил он, не отвлекаясь от чая.
– Нет.
Кивнув, мужчина залил свое зелье кипятком и по комнате разлетелся манящий аромат чабреца, мяты и курильского чая. Пока он выбирал для гостьи красивую чашку, ее глаза неустанно исследовали все вокруг.
Все на своих местах, ни одной соринки или недоеденного печенья. Белоснежный подоконник, сверкающее окно. Матовые шкафчики без пятен. Девушка мысленно считала во сколько обойдутся его услуги по уборке, ведь так не драила квартиру даже ее мама.
Выбивалась из картинки только миска на барной стойке. В ней лежала горсть сочной иссиня–черной ягоды, похожей на черноплодку. Лида сжала одну меж пальцев, из нее брызнула, как из раны, черноплодная кровь и потекла по ладони. Сок темный, насыщенный, сладко пахнущий. Губы раскрылись сами собой, чтобы слизнуть капельку, но Володя резким ударом выбил ягоду из рук, чуть не задев лицо. Девушка безмолвно съежилась, не в силах выдавать хотя бы писк.
– Смотренка! – с нескрываемым ужасом прорычал мужчина, утягивая Лиду к раковине и смывая тщательно сок с руки. – Тебя не учили не тянуть в рот все, что криво лежит? Это ж красавка!
Только тут она очнулась. Красавка ей вполне знакома, бабушка рассказывала историю о том, как прабабушка, будучи молодой, была одной из тех, кто травил алкашей ягодным соком, добавляя тот в водку. А ведь девушка потянулась к блестящей капле, была готова лизнуть.
– Ну я с кем говорю, а, начар кыз!?
– Я…прости. Откуда у тебя они? – И правда, откуда? Лида помнила, что видела эту ядовитую поросль в прошлом году в июле, только вот ягод на ней не было, они к осени поспевают.
Тут остатки его злости уходят, уступая место смущенной улыбке.
– Тут дело такое…хочешь покажу?
Лида сдержалась, чтобы не сказать про игровую комнату и лишь слабо кивнула.
Володя крепко держал за руку, переплетая пальцы. Медленно открыл ту же дверь, за которой на этаж ниже была ее спальня. За ней не комната – а флорариум. Великое множество разнообразных цветов, греющихся под неоновым светом ультрафиолетовых ламп.
– Мне нравится выращивать ядовитые растения. Те, что можно найти лишь в самых дебрях лесов или в местах, что скрыты от невнимательных глаз. Но ты не переживай, я тебя к ним не подпущу. Вдруг еще что в рот потянешь. – беззлобно усмехнулся он. – Токсикология мне вся известна, да и друг медик в закромах есть. Короче вот так. Ты прости, что я вот так, все и сразу, ты просто спросила, вот я и…
– А ты расскажешь мне про них? – спросила девушка, не отводя от зелени глаз.
Ребяческое счастье расцветало на его удивленном лице, ширилась улыбка. Володя смотрел на заинтересованную Лиду, прыгающую от растения к растению, читающую висящие бирки. Видел, что она больше не хочет плакать, и как исчезает с щек сеточка капилляров и уступает место ее живому румянцу. Не зря показал, подумал он, подходя ближе и начиная свой рассказ с известной красавки. Как и где же нашлись семена, насколько тяжело было взращивать ее дома и зачем ягоды лежат на кухне. Володя рассказал про каждого своего подопечного с особым трепетом.
Лида поражалась тому, как мрачный тип из подъезда раскрывался перед ней подобно самому пышному пиону. Она и подумать не могла, что встретит кого-то столь странного, в лучшем смысле этого слова.
Мужчина продолжал говорить, прыгая с темы на тему, и делал это так искусно, что умудрялся незаметно перемещаться по квартире и утягивать за собой. За то время, пока девушке проводили экскурсию по частному ботаническому саду, заварился чай. На барную стойку с глухим стуком встала болотного цвета кружка с золотыми жилками, до краев наполненная темной жидкостью. Володя сделал первый глоток и довольно выдохнул.
– Не отрава, не боись. – пробурчал он, кивая на чай. Глаза на его реплику закатились сами собой.
– Прекращай, я не называла тебя отравителем.
– Зато маньяком величала. – не скрывая насмешки, мужчина лениво подмигнул. – Ладно, я хоть и буду это всю жизнь помнить, больше не упомяну в разговоре. Только не злись, а то у тебя лицо настолько смешно куксится, что мне смех сдерживать тяжко.
Наблюдая за искрометной реакцией, он не сразу заметил, как девушка, вслепую, пытается нашарить на столе нож.
– Все-все! Молчу. – чуть касаясь губами виска пропел Володя, подхватывая Лиду под талию и уводя подальше от холодного оружия.
В последней комнате, как и ожидалось, была его спальня. Лида сразу подметила, что огромный кусок стены занимали плакаты панк-рок, фолк и металл групп. Это вполне ему подходило, даже слишком очевидно. Под плакатами стол, и на нем полный порядок. Пара блокнотов, органайзер с канцелярией и закрытый ноутбук. Спальное место от рабочего отделял огромный книжный шкаф. За сверкающим стеклом таились множественные корешки, новые и старые, известные и не очень.
– Любишь читать?
– Нет, по приколу стоит. – Лида перевела на мужчину недовольный взгляд, цокая. – Твоя манера шуток, между прочим. Чтение нельзя любить, его можно лишь чувствовать. Тут главное не путать процесс и деятельность. Вот взяла ты, например, советский томик по ботанической токсикологии, разве его выйдет именно “читать”? Нет конечно. Только изучать. Однако, взяв в руки “Волшебник Изумрудного города”, ты сразу же начнешь читать и создавать в голове сказочный мир, где маленькая Элли получает башмачки, которые ей не принадлежат. В мире этом встретит девочка железного дровосека и… – Задорный голос медленно затихал, превращаясь в тоскливое бормотание.
– Тот получит желаемое сердце?
Володя сомкнул губы в нить и до такой степени меланхолично посмотрел на обшарпанный корешок детской книжки. Неожиданная смена настроения смутила, и язык, как назло, завязался в узел.
– Я же тебе еще свои мухоловки не показал! – мужчина оживился несколько резко, что Лида вздрагивает и тут же оказывается на балконе, заставленном новой порцией растений.
И вновь он говорит. Чуть дыша, не умолкая, будто боится молчания. Но его так не хочется перебивать, ведь он как ребенок, которого наконец-то слушают, пока тот рассказывает про все свои любимые игрушки, смешные рисунки и забавные истории о игре в казаков-разбойников со старшими мальчишками со двора. Лида чуть улыбается, смотря на него, заправляет выбившуюся прядку кудрей, отчего Володя замолкает.
– Прости, понесло. – его глаза виновато смотрят в пол. И правда, как мальчишка.
Ничего не говоря, девушка переплетает их пальцы и выходит с балкона, усаживается на огромную кровать и тянет Володю за собой, падая на мягкую перину.
– Мне нравится тебя слушать. Ты говоришь легко, и сразу ясно становится – о том, что любишь говоришь. Я вот о растениях немного знаю, в основном про обережные и то поверхностно.
– Все равно расскажи.
– Ну, полынь, например. Ее с давних времен считают защитой от нечистой силы, как и многие другие сорные травы, из-за запаха. Больно он резкий для нежити. Можно ее пучки под косяки и пороги класть, с собой носить. Когда еще училась, читала сборник быличек и там про русалок говорилось, мол они даже слова «полынь» боятся. И если подойдут и спросят: «полынь или петрушка?», то, как думаешь, что нужно ответить?
– Даже не знаю. – мурчаще протягивает он. – Полынь?
– Русалка крикнет: «прячься под тын!» и сбежит. Но вот если сказать петрушка…
– Ах ты моя душка! – жутко загоготал Володя, защекотав девушку под ребрами.
– Т-ы-ы-ы знал! – сквозь смех и визг пытается проговорить она, задыхаясь.
Мужчина победно нависает, не отнимая от ребер рук, но щекочет все ленивее, пока и вовсе не останавливается. Пальцы нехотя отнимаются от кожи, поправляют майку и направляются к раскрасневшемуся лицу.
– Ты такая красивая, когда улыбаешься, Лида. – Голос его тихий, пропитанный лаской, окутывает тело в пуховое одеяло, под которым хочется сладко спать. Мягкие губы накрывают медленно, но настойчиво. Язык, щелкнув пирсингом по зубам, проникает внутрь и желает выбить весь воздух из легких.
Ребра болели от смеха и щекотки, ноги чуть ли не сводило судорогами. Но все меркло перед тихими придыханиями.
На толстую мужскую шею ложится ладонь и, сжимая, разрывает поцелуй.
– Больше никогда меня не щекочи иначе я тебя придушу. – Выдыхает рвано Лида, прижимаясь обратно к губам.
И снова взревело тепло, заметалось как пожар, готовый спалить все под собой. Тело пылало от сухих рук и прижималось близко настолько, чтобы могли два человека слиться воедино. Ничто не вызывало острой боли в сердце, оно и без того бешено билось, когда губы невесомо касались кожи. Бесполезная одежда лоскут за лоскутом оказывалась на полу.
Глаза закрыты, однако их прожигает свет. Может восходит за плотными жалюзями солнце, да не видно его. Свет не исчезает, он греет, он питает слабое тело. Лида ощутила, как внутри нее звякнули ржавые петли рассохшихся дверей. Сквозь них тянет голодом, и у него есть сознание, есть тощие руки, что тянутся к теплу, чтобы высосать, выгрызть гнилыми зубами. Не сразу девушка понимает, что это загорелся внутри Володиной груди маленький золотой огонек.