Глава 12. Чур меня!

Не ветры в ночь завывают,
Не волки песни поют — душа покоя не знает…
И белы сосны качает
В лесах остывшая мреть — душа покоя не знает.
Помни имя свое “Русская песня”

Дружба всегда строится на взаимопонимании и ссорах, без двух этих, казалось бы, противоположных вещей, межличностных отношении не существовало бы вовсе. Конечно, те же ссоры разнятся от случая к случаю. Не поделили игрушку или парня, были преданы или обмануты. Но что делать, когда “ссору” таковой назвать сложно? Думать, находить решения. Ждать извинений или первой просить прощения. Да только за что?
После того, как Лида ушла, оставив горечь на языке и дневник на столе, хотелось упасть на пол и громко заплакать. Что Злата и сделала. Плакала долго, протяжно, не ожидая поддержки и теплых объятий. Ведь Коля домой еще не вернулся, на звонки не отвечал и даже не присылал такое важное для девушки “спокойной ночи” перед сном. Что бы он не говорил, как бы просил не переживать, легкая тревога окутывала и без того огромный ком нервов.
Неприятное ощущение, скользкое, проталкивалось вверх по глотке слизняком и там же застревало. Будь Злата младше, то спокойно назвала бы это чувство обидой, однако сейчас все намного сложнее. Лида утаила слишком важные вещи, слишком опасные для каждой. И злоба, скатывающаяся густым комком в самом центре черепа, невыносимо долбилась о стенки, как металлический шарик в пинболе. Вместе с этим разрывала вина. Это Злата попросила подругу о помощи, позволила ей спуститься в подпол и найти камень, собственными руками передала той дневники, может и не зная, но чувствуя, что в них может быть. Но хуже всего то, что она самолично вылила канистру масла в разгорающийся огонь и позволила Лиде поверить в свои силы.
Невесть чем она думала, если думала вообще. Но Злата точно боялась. Страх не цокал острыми каблуками по пустому коридору, он бил ими в упор, прямо в висок до самого мозга. Уже сотни раз девушка прокляла себя, желала изувечить поганые руки, проткнуть пустую голову, но бестолку. Прошлого не воротишь. Оставалось уповать на туманное будущее, которое не вызывало ни капли уверенности.
А оно подшёптывало то в одно ухо, то в другое своим холодком. Но дальше ничего не происходило. Никто не тревожил, тени не мерещились по углам, в ушах не нарастал гомон. Дни тянулись один за другим и угнетали тишиной. После пережитого это затишье ощущалось предвестником бури.
Чайник свистел, выпуская с носика быструю струю пара. На подоконнике ловили яркие лучи солнца кошки. Девушка же клевала носом в тарелку с остывшей кашей. Ни крошки не лезло в глотку, все рвалось обратно, как только попадало в рот.
Телефон недовольно звякнул, оповещая о входящем звонке. Злата тут же оторвалась от неудачного завтрака и, не смотря на экран, приняла вызов.
– Да?! – возбужденно крикнула девушка.
– Ой, Златка, ты чего такая громкая? – медленно поникли плечи. Это была всего лишь тетя Маша. Она была не тем человеком, чей голос Злата ожидала услышать.
– Случилось что? – вопрос прозвучал спокойно, даже безразлично.
– Случилось конечно, ты как с сороковин улетела, так я тебя не видела, не слышала. А шуму-то наделала! Горжусь! Мамка твоя потом долго багровая ходила…! – весело лепетала женщина, шурша по ту сторону пакетами. Злата же, вспоминая тот день, ощутила будто встала на игольчатый коврик. – Я тут недалеко от тебя, на рынок ездила, зайти можно?
– Д-да. – неуверенно протянула та, осматривая квартиру на предмет “странностей”. Уж кто-кто, а тетя каждую пылинку заметит и превратит в очередной психологический разбор всех жизненных проблем. А найдет их женщина предостаточно.
Пришлось быстро, как провинившийся ребенок, ждущий маму с родительского собрания, наводить порядок. Открылись нараспашку все окна, впуская хоть и раскаленный, но свежий воздух. По примерным расчетам маршрута тети до Златы, идти женщине оставалось минут десять. Значит за это время с поля зрения должны исчезнуть: мусор, грязная посуда, и то, о чем знать родне не нужно.
Последней в очереди на уборку стала спальня. Именно туда кошки загнали упавший на пол сверток игриво шуршащей бумаги. И пока Злата за ними бежала, импровизированная игрушка уже успела оказаться под кроватью. Устало выдыхая, девушка нагнулась за ней и заметила, что на ножке кровати тонкими линиями были выцарапаны в ряд символы. Точно такие же, разбросанные на страницах, девушка видела в дневниках. Стоя на четвереньках, Злата вспоминала, как давно она в последний раз залезала под кровать. Но в какое из воспоминаний бы не кидало, ни в одном этих знаков не было. Казалось, они начинали складываться в слово, но что-то из раза в раз отвлекало. Неожиданно зазвонил домофон. Резкий звук испугал и голова, дернувшись, ударилась о перекладину.
На той стороне быстро крикнули “я”. Через минуту в квартиру залетела тетя Маша, удерживая пару огромных сумок.
– Что ты набрала?... – удивлено спросила Злата, оглядывая женщину.
– По мелочи. Масло хорошее взяла у Людки, до сих пор там работает. Вот муж от нее ушел, сын в вуз поступил, а потом дурак отчислился и того в армию забрали, сейчас-то это беда пострашнее. Дак ладно это, у Геннадия Михайловича, ну того добренького дедушки с шестого этажа, у которого ты собаку в детстве гладила…  – говорила она быстро, почти тараторила, из-за чего смысл речи ускользал. – Грибов купила, творога, мясо еще. Тебе тоже купила, такая говядинка свежайшая!
– Я уже лет 7 мясо не ем. – устало уточнила девушка. Способность тети помнить рандомные детали жизни других людей, но никак не факт вегетарианства племянницы поражала.
Женщина бросила на пол свои покупки и, лениво отмахнувшись, зажала Злату в крепких объятиях. В этот момент стало тихо в голове и спокойно в душе. Девушка чувствовала тепло и сладковато-терпкий аромат тетиных духов. Худое тело казалось таким мягким и родным, совсем как в детстве.
– Пошли чай пить, Златка. – выдохнула в моменте тетя и по-хозяйски прошла на кухню.
Поистине семейная психотерапия – распитие чая со свежим печеньем на кухне. И не важно, что оно слишком сладкое и на зубах скрипит сахар, а чай горячий настолько, что плавит изнутри кости.
Злата свою тетю, что не удивительно, знала всю свою жизнь. Вот только сейчас, когда старый раскол в семье стал ясен, как летний день, девушка задумалась: что она вообще знает о Маше? И что женщине известно о Марье?
– Теть, ты с прабабушкой хорошо общалась?
– Ясное дело, она моей бабушкой была, хоть и двоюродной.
– Не замечала за ней странностей? – задай ей кто такой вопрос, можно было бы спокойно покрутить у виска пальцем. Лишь странный о странном спросит.
Мария метко вздернула бровь, образуя на лбу множество мелких морщинок.
– М-м-м, – протянула женщина, разжевывая печенье. – Не-а. Обычная добродушная женщина. Семью любила, даже слишком. Над нами с твоей матерью, когда мы к ней приезжали, она как орлица над орлятами порхала. Чуть что захотели, тут же готовила…ох и скучаю же я по ее шанежкам! – тетя тут же мечтательно облизнулась. – Ну и не пускала нас в лес одних, к воде говорила в особое время не заходить мол, Водяной заберет. В общем-то обычные суеверные бабушкинские методы воспитания.
– А в подпол спускались?
– Вопросы у тебя конечно…интересные. Картошку кто растаскивать по подполу будет, если не мелкотня?
– И ничего жуткого или пугающего?
– Кроме вопросов твоих? Ни-че-го. – Маша задумалась, смотря на углубляющуюся морщину на лбу племянницы. – Мать твоя тоже такие вопросы мне задавать стала, когда чуть младше твоего была. Не видела ли я чего, не слышала ли. Тебя может, это, – неловко протянула она, – к врачу? Ты не подумай, я как лучше хочу, но вдруг это наследственное?
– Теть! Говори.
– Я уже то время плохо помню. Но Жанка в один момент совсем другой стала. Озиралась по сторонам, тени своей шугалась. Говорила, шепотки чужие слышит. Потом стала за бабушкой таскаться, а как тетя Аня умерла, то озлобилась да возгордилась. И, бред, конечно, но будто бы даже довольна от смерти была. А вот баб Марья, наоборот, мрачнее тучи стала. И сил в ней поубавилось, еще и Жанка не отставала, все просила научить чему-то. Бабушка терпела, терпела, и в один день так на сестру накричала, что даже мне страшно стало. Говорила: “Не позволю черноте волю давать!”. Я тогда ничего не поняла. Жанна ее прокляла и сказала, что все равно свое получит. С того дня они не говорили больше. Считай в один год и дочь и внучку потеряла. А потом внезапно папаня твой появился. Как из ниоткуда. Красивый, как черт. Заботливый, добрый – не чита, короче, твоей мамане. Да вот только сгорел он, рядом с ней, как спичка. Жаль ты его не застала. Он тебя так ждал.
В груди тихо лопнула струнка, маленькая, неприметная. Она срасталась множество раз и столько же разрывалась, но с каждым разом все тише. Разговоры о отце в семье были сродни табу. Мама, точнее Жанна, всегда если не кулаком, то, словом, бросалась на дочь даже не за вопрос, а за простое упоминание отца. Марья тоже предпочитала молчать, даже делать вид, будто и не было всех этих слезливых детских расспросов о том, почему папы нет рядом, ведь он такой радостный на фотографиях с беременной мамой. Злате нравилось представлять, как он водит ее в садик, защищает от нападок Жанны, хотя, будь он жив, то и защищать бы не приходилось.
– Надо было, все-таки, мамку твою в дурку упечь. Хотя…никогда не поздно. – От неловкого молчания Маша напряглась. – Это все шутки мои дурацкие, Златка. Шу-чу.
– Знаю.
– А еще знай, что тетя тебя любит и очень не хочет, чтобы ты грустила. Поэтому не забывай, что мне можно выговориться.
Вот как Лида себя чувствовала, поняла Злата. Сколько раз она говорила ей об этом уже после того, как та нашла камень. И подруга ведь ни разу не позвонила, не пришла в дом, где той всегда рады. Потому что она просто не могла представить, как начать разговор или же боялась это сделать. Именно он тихо поглощающий страх показаться “не таким”, больным на голову. Об этом Лида говорила и это же она первым делом получила в ответ.
Когда тетя Маша уже стояла на пороге, удерживая в руках огромные клетчатые сумки для рыночного “шоппинга” так, будто те ничего не весили, она легко обернулась и, чуть призадумавшись, сказала:
– Вот касаемо вопросов твоих. Прежде, чем себя накручивать, подумай, кто бы мог тебе в разгадке помочь.
Лида могла бы ответить на часть вопросов, но не на звонки. Спустя пару дней после неотвеченного сообщения, девушка все же решила набрать номер подруги. Но каждый раз женский голос автоответчика выдавал раздражающе-машинное “абонент сейчас разговаривает по другой линии”. В голове не укладывалось, как можно столько болтать, пока вдруг не всплыло в голове осознание: ей просто не хотят отвечать.
Тогда пришлось вернуться к дневникам. Но ничего путного из них не выходило. Марья не озаботилась созданием четкой инструкции “как принять свою инакость и не сойти с ума”, ссылаясь на существование загадочной Ядвиги. Все остальное, начиная от простых записей, заканчивая почти энциклопедическим описанием природы какой-либо твари по типу упыря или русалки, не особо помогали успокоиться.
Они только мозолили глаза. Все из-за них. Старая бумага отдавала сладкой гнильцой и напоминала лиственные сугробы сентября. Они хорошо горели. Девушка помнила, как сильно переполошилась вся деревня, когда загорелся один такой сугроб, и какое наказание последовало для поджегшего его мальчишку. Но выглядело это так красиво, что взгляд все не хотел уходить от пылающей листвы. Бумага ведь ничем не хуже и гореть может даже краше. Единственная в доме зажигалка громко чиркнула кремнием, выбивая искру. Маленький язычок огня выпрыгнул из сопла, лениво ущипнул темный корешок старого дневника и, будто причмокивая, пытался распробовать пожелтевшие листы на вкус. Злата пусто смотрела сквозь горящую бумагу, черные хлопья которой медленно опадали на пол.
По квартире разлетелся трезвон. Чьи-то пальцы нетерпеливо удерживали кнопку дверного звонка. Сначала звук оборвался, напоминая случайность, но буквально в следующий миг звон безостановочно начал разрывать уши.
Внутри занемели на секунду кишки. Неужели тетя Маша что-то забыла? Вроде нет, если что хотела бы сказать вдобавок, то просто позвонила бы.
Злата стояла, не дыша. Сердце пульсировало под кожей, поднимая тонкие волоски по всему телу. А на языке густо цвел горький вкус страха.
– Мне ведомо, что ты дома, знатка. – раздался по ту сторону низкий скрипучий голос. В ответ на молчание послышался усталый вздох. – Чем моложе кровь, тем сложнее.
Зазвенели петли, дрогнул вокруг воздух. Сквозь дверь прошли, изучая, паучьи пальцы. Они потянули за собой длинную руку, тонкое запястье оперлось о холодную сталь так, будто все, что прилегало к этой конечности, ждало толчка. В следующее мгновенье появилась голова, скрытая под ярким расшитым платком, за ней потянулось остальное тело. Оно выплыло с той стороны и заполнило собой почти всю высоту стены. Исполинская женщина предстала перед трясущейся Златой. Глаза на остром восковом лице скрывались за черным стеклом очков, а тонкие губы уголками уходили к подбородку.
– Трясешься, как осиновый лист. – с долей усмешки проскрипела женщина. – Знаю ведь, что тень тебе посланье передала, ждать меня надо было, а не скакать сквозь Хмарь.
Ядвига. Ни с кем иным бы Злата эту женщину не спутала, ведь уже встречалась с ней. В тот день на кладбище. И тень, что вытекала из дубовой коры, следила за ней с того самого момента.
– Передвижения по Яви мне услады не доставляют, знатка. Да и не то это место для разговора. Больно много здесь лишних глаз да ушей. – добавила она, разминая шею.
– Что вам надо? – выдавила девушка, пятясь назад. Злата одна, некому отвести беду, да и вряд ли вышло бы скрыться от пугающей Ядвиги в собственном доме.
Женщина непонятливо нахмурила тонкие брови и медленно нагнулась.
– Не вижу на тебе маски, скоморох. Неужто время тянешь? – недолго женщине пришлось смотреть в полные страха глаза, чтобы вскинуть брови то ли от удивления, то ли от разочарования. – Пожри меня огонь Перунов…тебе вообще ничего Марья не рассказала? Плохо. Однако ж, времени мало. – бледная рука схватила запястье и потянула к двери.
– Я никуда не пойду! – вдруг громко, даже для себя, пискнула девушка, вжимая, как черепаха, шею.
Щелкнуло внутри огниво. Жар от него медленно растекся по кончикам пальцев, который норовил сорваться вострыми стрелами в горло Ядвиги. Стоило девушке лишь дернуть рукой, как искры стремглав слетели и тут же потухли от легкого дуновения, слетевшего с темных губ женщины.
В следующий миг зазвенело на кухне стекло. Так, будто зазевавшаяся птица, не знавшая о существовании окон, врезалась со всей силы. Звон повторился и тогда Злата повернулась.
Огромные желтые глаза с дергающимися зрачками метались с невиданной скоростью на несуразно огромной голове. Нос походил почти до острого подбородка и напоминал клюв, рот же хищно тянулся в улыбке. Длинные волосы покрывали синеватую кожу смоляными прядями и спадали на несоразмерно маленькое туловище, покрытое перьями везде, кроме груди. Тонкое, уродливое тело дергало облезлыми крыльями и не переставало держать на вытянутой шее глаза.
– С-с-сирин. – ядовито прошипела Ядвига, сжимая руку девушки сильнее. – Тупая слепая курица.
– Куда оно смотрит? – еле слышно выдохнула Злата, уже не желающая вырываться, наоборот, готовая прижаться к гостье.
– Тебя чует, да не видит. Криво у вас защита работает, умруна притащить – притащила, а сирин ни ляда не видит.
В ее свободной руке сверкнул ключ. Старый, покрытый патиной, он влетел в замочную скважину, сросся с ней и пустил под стальную облицовку свои корни. Те, как набухшие сосуды, запульсировали, расползлись по всей двери и будто толкнули изнутри. Тогда Ядвига повернула ключ, скрипнул замок и дверь медленно двинулась наружу. Ноздрей мягко коснулся сладкий дымный запах. Он окутывал собой все вокруг и завлекал вглубь, подальше от густой печали, которой была пронизана квартира Златы. Дверь закрылась под настойчивый стук огромной головы и скрыла за спиной застоявшийся тлен последних дней.
Ядвига наконец отпустила руку и на глаза упал теплый свет свечей. В помещении царил мистический уют. Такой дом первым представишь, когда подумаешь о обиталище местной ведьмы-гадалки. Темные стены, увешанные зеркалами, картины и растения; деревянный пол, плотно уставленный такой же деревянной мебелью. И везде кристаллы, хрустальные шары, обереги всевозможных культур и легкий дымок от горящих благовоний.
– Ядвигушка, – раздался откуда-то нежный голос. – А мы тебя не ждали!
Невесомые шаги раздались сначала с одной стороны затем с другой. И тут из ниоткуда выпорхнула миниатюрная девушка. Голова с мягким овальным лицом покрыта пестрым платком, из которого выбиваются зеленые пряди, а тело прикрывала огромная рубашка, подпоясанная фартуком. Весь ее вид говорил о непринужденности, легкости, но такой кричащей изящности, что Злате стало до одури неловко, пока девушка не встретилась взглядом с желтыми глазами. Совсем как у той уродливой курицы, подумалось само собой. Тут хозяйка дома всплеснула руками, сбрасывая какую-то тряпицу, и двинулась в сторону гостей.
– И знатка с тобой! – радостно пролепетала она, на цыпочках перепрыгивая через препятствия из коробок и тряпок.
Злата пришла в себя только когда хозяйка оказалась совсем рядом, но отходить было попросту некуда.
– Мы по делу. – бесцветно отрезала Ядвига, морща от запаха нос.
– Ну конечно, иначе бы ты меня ликом своим светлым не обрадовала! – сладкий голос медом сочился с тонких губ, растягивающихся в улыбке. И вся эта лучезарная нежность была направлена только на Злату. – Инге.
– Что?
– Меня так зовут – Инге. Можно Ингигерда, но это слишком официально. Рада снова тебя увидеть. К сожалению, прошлые разы не было возможности поболтать, а так хотелось! Золотых с каждой десятерицей все меньше. А таких, как ты и того, по пальцам руки пересчитать можно.
– Она не посвященная. – голос женщины камнем ударил по затылку, в нем сквозило такое осуждение, будто Злата принесла домой дневник полный двоек или предала весь род людской.
Улыбка сползла с лица Инге, брови сдвинулись к переносице.
– Плохо. – заключила она, ровно, как ведьма. – Но поправимо. Ты, знатка, вот что: не стесняйся, проходи и будь моей гостьей. – снова улыбаясь сказала хозяйка, указывая рукой в сторону выхода из магической комнаты.
Нехотя Злата сдвинулась с места под неодобрительный вздох Ядвиги, которая осталась на месте. А Инге постоянно извинялась за бардак, пока не услышала плеск воды.
– Совсем забыла! – вскрикнула она и убежала. Судя по звукам, в ванную. Оттуда же начали раздаваться недовольные восклицания, бурчание и странный скулеж. – А ну цыц! Прекращай! – нежный голос напоминал учительское назидание и вызывал странный смешок.
Спустя пару минут показалась Инге с ног до головы облитая водой. За ней медленно, словно побаиваясь, вышел мокрый буро-рыжий пес, в высоту поднимающийся над ней почти на голову. Вот тут Злата испуганного крика не сдержала, и пес в ответ оскалился, за что тут же получил по морде полотенцем от хозяйки.
Собаки, боже, как же она их опасалась. Может, то следствие коллективной травмы, вызванной неподобающей работой городской администрации по стерилизации и отлову или безответственностью хозяев. Не суть важно, каждый хвостатый выглядел как бомба замедленного действия и напоминал о том, что от бешенства все еще умирают.
– Почему он такой…огромный?!
– Обычный волкодлак. – дернула плечами в ответ Инге, после хлопая себя по лбу ладонью. – Ай-й-й, ты же не знаткая! Так, – обратилась она к псу. – ну-ка обращайся, не пугай мне девочку.
Тот в ответ недовольно сморщил морду, для приличия рыкнул, но послушался. Отряхнул шерсть, обрызгивая каплями, и начал уменьшаться в размерах, пока звериная шкура не оказалась на плечах голого парня. Рыжие волосы густыми кудрями обрамляли хмурое лицо с яркими зелеными глазами. Инге недовольно зыркнула на него, хлопнула полотенцем по затылку и прикрыла им же пах.
– Не обращай внимания, у моего щена скверный характер.
Злата пыталась понять, какая эмоция в ней преобладает: страх или смущение. Обе они мешали нормально сформулировать мысль и дать хоть какой-то ответ. Глаза вновь упали на миниатюрную фигуру Инге. Нечто в ней смутно казалось знакомым.
– Это же вы были на кладбище! – выпалила девушка.
– Мы. – коротко отрезал парень, даже не трудясь подержать полотенце.
– Любую в мире тему проще и приятнее обсудить за чайком. – пролепетала Инге и, взяв гостью за руку, повела за собой.
На кухне их уже ждала Ядвига. Выглядела она отчужденно, сидела на подоконнике, скрестив тонкие руки и ноги. Платок с очками так и прятали ее от всех. Женщина держала у губ искусный мундштук, втягивая горький дым самокрутки.
– Ну просила же не дымить в моем доме! – недовольно заверещала Инге, подлетая к окну. Путь ей сразу же преградила ведьма.
– За знаткой сирин следила.
Хозяйка ошарашено обернулась на Злату, вскидывая брови. Открывать окно ей тут же расхотелось.
Все, кроме знатки, все понимали, но молчали. От этого кипела кровь и хотелось плакать. Стоять неизвестно где, неизвестно с кем, вгоняло в состояние потерянное, пугающее до чертиков. И Злата все больше понимала, что терпеть дальше она не сможет, иначе голова нальется соком и лопнет, как переспелый крыжовник.
– Да объясните наконец, что происходит! – вспылила она, привлекая к себе еще больше внимания.
– Как такое объяснить незнайке, – с жалостью во взгляде произнесла Инге, присаживаясь на стул. Губы ее стянулись и исчезли с лица, а пальцы тревожно стучали по столу. – Попробуем по порядку. Что ты знаешь?
Злата было открыла рот, чтобы ответить, и осеклась. А что она знает? Что Марья сделала и кем была? Смутно. Кто она такая и что от нее всем нужно? Точно нет. Каков тогда ответ на вопрос? Его нет. И от осознания пробило на слезы.
– Говорила же, – выдохнула дым Ядвига. – Ни-че-го.
– Хорошо, что ты не повела ее в избу. – подал голос парень. Он успел одеться и больше ничем на собаку не походил, только слабый запах псины еще витал рядом. – Ее бы там с потрохами сожрали.
По его затылку вновь прилетело полотенце. На этот раз кухонное.
– Прав мой щен, Ядвига верно сделала, что сюда тебя привела и что от сирина увела.
– Плевать на сиринов! – выкрикнула женщина, нервно потирая глаза. – Эти курицы по небу бдят, но вот царева псарня, которой они все доложат, проблем доставить может.
– Царева псарня? – повторила Злата, смотря на ведьму, но та раздраженно вздохнула.
– Посвященные колдуны, ведьмы да всякая нечисть. Проблема в том, что не понятно, кто на его поводу служит. Их метка скрывает, оттого псы со всеми сливаются. Только они друг друга узнать могут. С ними точно шутки плохи, не один век людям кровь портят, да и не только людям. – заговорила Инге, недовольно смотря на своих коллег.
– И откуда мне знать, что вы не его псы? – спросила Злата, особенно сильно кося взгляд на парня.
Глупый она задала вопрос, ведь не будут же они говорить о себе в таком ключе.
– Он нам царь, а не хозяин. Мы иной силе служим, у нее иная цель. Царь хочет собрать осколки прошлого, а мы от них избавиться.
– Яхонт и есть осколок, да?
– Хоть это прояснили. – ядовито прыснула Ядвига, не скрывая ухмылки.
Женщина не раздражала, она злила. Но не по-взрослому, когда от каждого слова начинают чесаться кулаки, а на языке ртутными шариками крутятся ответные оскорбления. Она злила по-детски, когда ты слушаешь каждую колкость, каждое ядовитое слово и глотаешь их, позволяешь собраться в горле комом, сдерживаешь слезы и отводишь взгляд. Видимо ведьма считала, что имеет на это полное право. А то, видите ли, посмела нерадивая элементарных вещей не знать!
На кухне смешался запах табака и свежих трав. Ингигерда неторопливо бродила по кухне, заваривала чай, разливала его по кружкам, протягивала каждому в руке сладкий напиток на блюдце. И, вдыхая чарующий аромат, делала один глоток за другим.
– Как щен и сказал, это мы были на кладбище. Следили за новой знаткой, которой по праву крови передалось хранение важной и опасной вещицы. – тут Ядвига порвалась вставить пару нелестных слов, но Инге продолжила говорить. – Но у знатки беда, ведь ее предшественница решила молчать и не посвящать свою кровь в таинство и теперь бегает эта кровь и огромными глазами и не знает, что с той делать. Ты та, в ком течет древняя сила, золото, наполняющее первые земли.
– Спасибо, это я уже знаю. Но вот, кто вы – нет.
– В нас тоже есть сила, однако от тебя мы отличаемся. Людского в нас не больше, чем в Море-Океане суши. Я мара – тень. Мой щен – был когда-то человеком, но волей недоли стал волкодлаком. А вот Ядвига…тут лучше узнать самой, но она тоже не человек. Каждый заключил ряд и получил силу от земли. Тут правило такое: земля дает – земля берет. Мы ей служим. – Ядвига громко вздохнула, как бы говоря: “побыстрее”. – Ты ведь была в лесу, верно? Это иной мир, в нем обитают различные существа: есть люди, есть твари, есть боги. И надеюсь, что с последними ты свидеться не успеешь.
– То есть боги? Буквально первые всемогущие существа?
В голове не укладывалось многое, но это…Это даже гипотетически не входило в ее картину мира. Казалось боги – пережиток древних времен, когда человеку неведомы были принципы законов физики и химии, и дождь, орошающий землю после долгой засухи, не следствие испарения влаги, а дар, посланный за справедливую жертву. И ладно бы, сказали об одном таком существе, как делали и делают иные верующие, так нет же, их много. А это значит больше жертв и больше проблем.
– Они…уже давно не всемогущие и их не так много, как может показаться. Одним мы служим, других избегаем. Однако есть Царь. Он больше, чем бог, страшнее и древнее, хоть и не все это признают. Мало, кто знает его имя, еще меньше, как он выглядит. Я знаю, слышать все это тяжело. Мир, в котором тебя взрастила Марья – ложь, и нам не понять, чем та думала. Не в моей власти говорить, что ты должна сделать. Но явиться в избу необходимо. Там ты узнаешь больше, там ты найдешь себя. Главное помни: все это быль, не морок.
Ядвига слушала монолог безынтересно, вытягивая свежую самокрутку из ниоткуда. Злата резво перехватила ее из длинных пальцев и приложила к губам.
– Ты говоришь, как типичный наставник из фильмов о детях магах или полубогах. Но я не герой в этой истории, не подросток бунтарь, жизнь которого только начинается. Нет жажды познания, авантюр и прочей херни. Не хочу я быть частью древних таинств, мне плевать на ваш мир. Потому что у меня есть свой, в котором я знала, что меня ждет, что могу и не могу. Это был штиль, хрупкий покой, который вы старательно у меня отбираете, но ради чего?
Как же печально смотрели уставшие глаза тени. Ее маленькая ладонь хотела лечь поверх беспокойных пальцев знатки, но та их одернула. Инге, не найдя, что ответить, начала искать поддержку со стороны. Но ни Ядвига, ни щен ничего не говорили.
– Если я скажу спасти мир, то ты просто встанешь и уйдешь. Не навсегда, конечно, золото так просто не отпускает, поверь. Но я предпочту иную формулировку. Ты можешь попытаться спасти свой мир. Не Явь, а то, что дорого тебе. Тех, кто дорог.
– И от чего их нужно спасать? – сдерживая слезы, сквозь горло прорывался отчаянный смех. Он булькал и с болью отдавал в нос, но сдержать его не удавалось. – Пока бабушка была жива, все было нормально.
– Может потому и было? – напряженно скрестив руки на груди, спросил щен.
– В этом мире нет конкретного зла, которое нужно одолеть в ратной битве. Даже тот, чьей псарни мы избегаем, не зло во плоти. Постарайся выбросить хоть на миг из головы деление на черное и белое. Все серое, знатка. Две стороны, ни свет, ни тьма, совершили ошибки, за которые мы все расплачиваемся. И мне жаль, что ты стала частью этой платы.
– У нее нет выбора. – холодно бросила Ядвига.
– Но есть соратники. – Нежно, даже по-матерински, прошептала Инге и протянула Злате бумажку. В ту был завернут ключ, почти такой же, как у ведьмы. – Мой номер телефона и ключ. Он откроет тебе дверь в этот дом. А пока ступай в дремучий лес. Тебя там ждут.
Знатка сжимала в руке до побеления дар тени и смотрела сквозь нее, уходила далеко за стены дома, находящегося неизвестно где. Она была в старом деревянном домике, где витал сладкий запах пирогов с черемухой. Там тихо, там мурчит под прабабушкиным боком отъетый Барсик, и у него смешно собралась на усах капелька недопитого молока. А зимними вечерами Злата засыпала под тяжелым пуховым одеялом слушая треск дров в печи. Всего этого больше нет. И нового дома скоро может не стать, если и его она позволит отобрать.
– Я смогу защитить свой дом? – в глазах мелькали слабые огоньки надежды и ждали, что хоть чьи-нибудь слова подбодрят ее, скажут: “Да”. Нелюди молчали. – Мне нужно знать, какую цену я заплачу и будет ли она гарантом твердого “да”, а не шаткого “возможно”. Жертвенность ради некоего “высшего блага” – не для меня. Разрушать свое я не хочу.
– Ты слишком много требуешь для той, кто ничего не знает. – усмехнулся щен, дернув веснушчатой щекой.
– Я знаю то, что мне нужно. Не вам. И вы не имеете права требовать от меня платы за услуги и, прости господи, силу, о которых не просили.
– Видит Род, я сейчас просто брошу тебя в избу через дверь, чтобы выбить эту дурь. – зашипела Ядвига, туша сигарету о подоконник.
Ингигерда, как только это увидела, громко вскрикнула и замахнулась на ведьму полотенцем.
– Да, знатка, ты сможешь. – тень успокоилась, вытерла тряпкой подоконник и обратилась к Злате. – Но для этого придется пройти многое. Чем больше используемая тобой сила, тем больше плата.
– Хватит пустословия, Инге. Не для того я знатку привела. – Ядвига указала на хозяйку дома своим мундштуком. – Тень будет твоей пестуньей, обучит основам. Волкодлак найдет коловертыша, а я отведу тебя к избе. Силой, если придется. – добавила она в конце.
Сказав это, ведьма встала, подняла Злату, как котенка, за шкирку и ушла вглубь дома. Женщина не звала за собой, не стояла в дверном проеме, обернувшись на знатку. Та знала – за ней пойдут. Девушка ощутила, как сдавливает шею невидимый поводок, его шипы больно врезались в кожу, щипали и впускали жгучий яд. Он заставлял повиноваться, идти в неизвестность скрипя сердцем.
Ядвига стояла у двери, как палач, что вел на казнь мелкого воришку. В замке сверкнул ключ, пополз по полу скрип и все те тепло, тот свет, что окружал – рассеялся. Как по щелчку пальца тонкая ниточка, держащая в узде покой, с треском лопнула.
Скажет “не хочу”, “не пойду” и сделает хуже. Потому ступала вслед за высокой тонкой спиной.
Мрак грубой щербатой древесины освещали рваными кусками висящие на стенах людские черепа. И вспомнились Злате страшные сказки, рассказанные бабушкой темной зимней ночью. Как пришла маленькая девочка в избу костяную, супротив воли, как схватила ее Яга–Баба руками своими струпьями покрытыми, посадила силком на лопату да в печь засунула, чтоб изжарить и сожрать. Как хотелось бы верить, что и это сказка, а не быль.
– Она ждет. – отрешенно бросила Ядвига, подталкивая Злату к центральной двери коридора.
По ту сторону горели сотни свечей, огарки служили подставками и заменой для новых, и густые восковые слезы мирно капали на пол, столы, заливали давно не беленую печь. В этом хаосе из кучи висящих на бечевке пучков травы, полок с ветхими книгами и свитками, была Она. Уродливая, горбатая и простоволосая старуха, лица которой не видно из-под седых лохм, когда-то бывших косой, с мерзким хрустом передвигалась у стола. Тяжелая на вид понева превратилась в ветошь, и ни цвета, ни узора на ней уже не разобрать. Старая морщинистая кожа, что выглядывала из-под рубахи, обладала мерзким землистым цветом, а падающие от пламени огни, походили на трупные пятна. Но венцом картины стали руки. Правая исписана бордовыми знаками из дневников, левая же…костяная. Просто кость. Старая, пожелтевшая и покрытая трещинами.
“Я сплю. Я сплю. Я сплю” – повторяла безуспешно себе девушка снова и снова.
– Явилась! – раздраженно плюнула женщина, не отрываясь от своего занятия. – Коли Марья мир явный покинула, то, стало быть, мне за яхонт с тебя спрашивать. – не дождавшись от Златы ответа, Яга тут же разразилась криком. – Как ваши пустые головы, не годящиеся даже на мертвый огонь, умудрились выпустить яхонт из темницы, да еще и в руки пустой девки? Много десятин там пролежал и еще мог бы, не будь ты такой нерадивой знаткой!
Как пластинку зажевало. Виновата. Виновата. ВИНОВАТА. Ответить нужно, иначе сожрут – это она чувствовала так же ясно, как свой страх.
– Я не знатка. – заявила упрямо Злата. – Меня не учили, не посвящали, ничего не говорили, а требуете так, словно я всю жизнь только этим и должна была заниматься. И то, что вы все поголовно решили меня так звать, не делает меня таковой!
– Ты ведаешь, с кем так слово держишь? – скрипучий голос оказался совсем рядом, ведь старуха перемещалась по избе подобно тени – куда захочет, туда и попадет. Она оказалась куда выше, чем привиделось Злате в первый миг. Стоило старухе разогнуться, как та возвысилась над девушкой.
– Баба-Яга?
– Может и не так ты безнадежна. Только назовешь меня еще раз “бабой” – скормлю лесавкам. – старуха устало упала на лавку и закурила трубку, появившуюся из ниоткуда. Девушка так и стояла у дверей, не зная, куда деться. – Конечно же ты не знатка. Знаткость передают, но Марья не удосужилась, с собой в могилу унесла. Считай вместе с ней он и сгинул. Еще и тебя закупорила, как бочку.
Запах в избе напоминал Злате бабушкин дом. Травы, печь, дерево. Одно сильно отличало – неописуемый запах смерти, появляющийся на периферии. И неясно было, от дома ли он исходит или от хозяйки, которая и пропитала им каждый миллиметр.
– Я… – замялась Злата. – Нашла записи. И, когда открыла, то ощутила прилив сил, о которых даже говорить неправильно, потому что описать их не могу. Но стоило закрыть, как все исчезло. Вот только вряд ли меня “закупорили”. Ведь прочесть дневники я смогла, хоть написаны они были не на нашем языке.
– Ну кто б сомневался. – с ноткой разочарования выдохнула ведьма. – Даю запрет, а они нарушают. Ты, вот не думала… ай, не думала конечно, почему чернокнижники живут так мало? Потому что, убив их, можно и знаткость забрать и записи использовать! Знаткость это тебе не грамота, где все написано подробно будет. Это дар. Он помогает поглощать знания и их использовать. А язык и впрямь не “ваш”. Он “наш”. – ткнула на себя Яга. – Навий это язык. Мы на нем говорим, пишем, думаем.
Сказала она это и задумалась, а после отряхнулась.
– Что? – заметила Злата, отводя от ведьмы глаза. Слишком тяжело на нее смотреть. Все равно, что смерти в лицо заглядывать.
– Да товарка твоя говорила на нем и даже не заметила. И я внимания не обратила.
– Моя кто?
– Явья с яхонтом. Не знаю, может ряд тому причина. Выяснить бы, как вообще ее в миг не убило.
Злату передернуло. Как можно так легко говорить о чужой смерти, даже возможной. Еще и так, словно это часть эксперимента. Но эти слова так совпадали с собственными мыслями и словами Лесника, что пришлось согласно кивнуть.
Снова передернуло, но уже по чужой воле. Под ногами мелко дрожал пол. За маленьким окошком смазывался мир, будто тот раскручивали на карусели. Изба вращалась, недовольно треща рассохшимися половицами.
– Пропади ты пропадом! – плюнула Яга, озираясь по углам. – Куда деть то тебя?!
– Зачем? – паника ведьмы заразой перекинулась на Злату.
Ягишна, ухватив за плечи девушку, потянула ее к неприметному люку за печью, одной лишь волей открыла его, бросила вниз и заперла. Подпол, снова. Вспотели ладошки, спину покрыло испариной, а голова закружилась от холодного запаха земли. Внизу вращение ощущалось куда сильнее.
– Впускай. – гаркнула Яга. Заскрипела протяжно дверь и тяжелые шаги раздались над головой, продавливая бревенчатый пол и осыпая пылью и грязью. Воздух потяжелел и наполнился пряной горечью.
– Дожили, уже избу мне открывать не собираешься, карга? – голос знакомый и вместе с тем абсолютно неизвестный, непостоянный и скачущий, просачивался к Злате. Одно можно сказать – мужчина.
– Из избы моей к ляду катись! Без того зачастил, то так придешь, то эдак. Мне всех твоих лиц уже и не запомнить. Вдруг начну сброд пускать всякий, за тебя принимая? – голос Яги оставался тем же, но только сейчас, когда смотреть на нее не приходилось, девушка поймала себя на мысли о том, что слишком молодо он звучит для той, кто выглядит хуже собственной избы.
– С этим без меня справляешься. Да и с твоим-то нюхом? Не смеши. – говорящий издевался, явно не боясь гнева старой ведьмы.
– Гад ползучий. Лучше говори зачем пожаловал или выметайся.
– Явья не приходила? – мужчина неспешно обходил владения, как собственные, вышагивал кривые фигуры.
– Кто в избу жалует, дело не твое. – Ягишна громко хмыкнула. – Не было ее с того дня. Не так с ней что, раз спрашиваешь?
– Да я вот жду, когда твой хороняка мне расскажет, что да как. – И тут он остановился прямо над Златой. – Сама вылезешь или помочь?
Гость постучал по полу кулаком, выжидая, когда к нему выйдут. Люк открыла морщинистая рука, и вытянула девушку одним рывком, поставив подле себя. После темного подпола образы перед глазами расплывались, казались особо неправильными. Мужчину окутывала фиолетово-черная дымка, шуршащая подобно песку. Под опавшей пеленой скрывался Лесник. Тот, завидев Злату улыбнулся, скалясь.
– Яга, Яга. – в легкой усмешке начал он. – Я тебе не парубок, чтоб девок прятать. Тем более золотых.
– Вот именно от тебя девок прятать и надо, горьким опытом научена. – ведьма заслоняла собой Злату, не позволяла незваному гостю подходить слишком близко.
Лесник скривил восковое лицо и на краткий миг маска стекла, но все быстро вернулось в прежний вид.
– М? – промычал мужчина. – А ты чего от карги так зенки отводишь? Неужто страшная?
– Она не знаткая, не было обряда. – бросила Яга в ответ. – Видит все явьими глазами.
– А я-то думал девка просто туповатая. Ты, карга, сама посуди. Яхонт знать не знала где, позволила его забрать пустой, после не попыталась забрать, еще и делать ничего не хочет. – Лесник успел сделать шаг навстречу перед тем, как исчезнуть. Он появился за спиной, собравшись из темных сгустков. – Или я неправ?
Наклонился совсем низко, наблюдал мертвыми глазами, цвета которых и не назвать. Им вторили горящие огнем волчьи глаза, что висели частью его шкуры. Костяная рука вцепилась в плечо и вновь отодвинула от Лесника, потянула к себе и держала, как щенка.
– За своей работой следи. А то неровен час и настолько велики плеши станут, что яхонт уже не важен будет. – слова Яги прозвучали, как металлический скрежет. Впервые Злата решила посмотреть на нее дольше пары секунд.
Старуха почти равнялась по росту с Лесником и прожигала его яростным взглядом.
– Ты, Яга, слова на ветер не бросай. Он больше слышит, чем я сделать могу. А яхонт дело общее, если позабыла. – сквозь зубы прошипел мужчина.
– Не забыла. – прошипела в ответ Яга.
– А ты, не-знатка, запоминай: захочешь спасти свою безрассудную подругу – позови меня, как только окажешься в лесу.
Сказав это, Лесник исчез.
Старуха плюнула ему в дорогу, осыпая бранью. В такт ее сбитому дыханию двигался огонь на свечах, становился то больше, то меньше. А Злата смотрела на пол, на черный блестящий песок и никак не могла понять, что так сильно в нем ее настораживает. Спрашивать о нем или том, кто его оставил, девушка не решилась.
– И что дальше? – потерянный голос тихо прозвучал под боком ведьмы, но та не шелохнулась.
– У нас времени до солнцеворота. Если не вернем, не запрем яхонт, то Царь или, не дай Род, Змей сможет выйти. В чужой личине, но найдет он твою товарку и убьет. И эта смерть будет только началом.
Воздух в легких осел густой смолой и потянул вниз. Внутренности смешивались в кашу и крохотные остатки разума рассеивались под тяжестью слов. Это не шутки, не галлюцинация. Это реальность, к которой привели все прошлые действия. Злата смотрела на свое отражение в окне и думала сможет ли она смотреть на себя, когда Лида умрет. Посмотрит ли в глаза Коле, если и его не убьют. Куда проще будет тому, кому смотреть и вовсе не придется. Решение было близко, но в то же время казалось недосягаемым, неотвратимым и необходимым.
– Как стать знаткой?
Всегда есть путь назад. Даже если он ведет к могиле.