Глава 13. Ломота

В злой игре ночных огней,
В алой полутьме,
Позабыв покой и сон,
Вспомни обо мне.
Сруб “Не за горами”

В необъятном глазу поле тихий ветер колыхал мирные пучки горьких трав. Среди них стояла она. Юная, нежная и живая. Такая, какой он запомнил ее. Такая, которую полюбил.
Ее движений ничего не сковывало, тело кружилось среди высокой поросли, хватая ту за верхушки или чуть касаясь. До ушей долетал знакомый напев колыбельной, которую он сам не раз пел. Глаза так любовались танцем, что не смогли поймать миг, когда все исчезло. Осталась лишь она, но уже иная. Исхудавшая, бледная, обвешанная тонкими белыми нитями. Густые русые волосы локонами сползали с голов и опадали на голую землю. Мир стал вдруг немым, и с губ ее слетели слова, которых так и не удалось услышать.
Длинные когтистые лапы сверкнули чешуей перед тем, как утащить безвольное тело под землю. И сверху не осталось ничего, что напоминало бы о жизни. Голый и мертвый пустырь. Сколько бы не бил, сколько бы не рыл он землю – безуспешно. Она мертва.
Он лежал на могиле, и земля медленно вбирала горькие слезы. Одна за другой они впитывались в почву, протекая по корням травы, как по жилам, прямиком к погребенной под толщей девушке.
Боль. Он не сможет назвать жизнью существование без нее.
Сожаление. Это его вина.
Ненависть. Почему никто не сказал, что так будет?
Отрицание. Все слова ложь.
Дрогнула земля. Сквозь нее беззвучно протолкнулся голос.
– Под землею спрятал меня, суженый. – хрипло, так, будто это не юная девушка, а древняя старуха, прошептали внизу.
Даже не понял, почему испугался, отпрянул. То ведь ее голос. Иной, но ее. Захотелось вновь услышать его, даже если пропитан будет могильным гнетом. Ладони прижимались к свежевырытой земле и вбирали в себя остатки тепла. С той стороны прошли, как через воду, девичьи пальцы и сцепили замком их руки.
Холодная. Она ужасно холодная. По пальцам расползался иней, покрывала изморозь кривым узором кожу. Нельзя больше находиться ей под землей, то не ее место, подумал он и потянул к себе. Могила не желала отпускать свою пищу. Но что есть сила природы против страждущего сердца?
На каждом сантиметре любимого тела не осталось ни одного шрама, родинки или пятна. Все смыло смертью. Волосы ее вдруг стали черны, а глаза полыхали золотым светом. На губах расстилалась улыбка.
– Выпустил меня, суженый. – не голос – треск льда. Будто ступил на полынью и уже знаешь, что провалишься, задохнешься, окоченеешь и сгинешь.
Она смотрела чужими очами с чужого лица, а улыбка все ширилась. Под кожей ее шевелилось нечто длинное, оно роилось внутри и вытесняло то, что осталось от жизни. Девичьи пальцы сжимали его руки все крепче, до крови впиваясь жесткими ногтями. Глазницы порастали полынью и впадали в череп кусками, на их месте загорались мертвые огни.
Она тянется к его губам и оставляет на них привкус гнили как прощание.
Его глаза распахнулись во мраке ночи. Догорели свечи у кровати, а за окном мирно досыпала станица. И лишь он не мог сыскать в груди покоя. Колотилось с ревом сердце и ужас окутывал со всех сторон.
Снова этот сон. Снова она.
***
Сон совсем не шел. Впиваясь взглядом в глянцевый потолок, Лида наблюдала за мелькающими отсветами фар от проезжающих мимо домов машин. Еле различимо отражалась на глянце спящая фигура мужчины. Длинные и черные от ночной темноты волосы расстилались по подушке и поблескивали. Володя крепко спал, посапывая. Его руки опутывали голое тело, а горячее дыхание билось о кожу на шее и щекотало.
Изнутри прожигал незримый раскаленный шар. Лиду разрывало новое чувство, пугающее, но опьяняющее. Сила. Она разливалась по телу, заполняла каждую жилку. Кожа горела, словно ту опаляют тонким пламенем свечи, сердце прерывисто колотилось о ребра, а голова наливалась множеством голосов. И каждый шептал, кричал и вопел:
“ЕЩЕ”
“ДАЙ ЕЩЕ”
Дышать было страшно. Казалось, стоит двинуться, как девушка возьмет Володю за горло и пальцы вмиг станут бритвенно-острыми лезвиями и вспорют глотку, к которой она с радостью прижмется губами и выпьет все до последней капли. От жажды в горле встал сухой ком. Лида высвободилась с трудом из объятий, села, напрягая каждую мышцу, чтобы удержать от падения хотя бы голову. А она кружилась, так, что мир вился юлой, расслаивался в глазах. То полуночная спальня, то бескрайняя гладь. Девушка терла в бессилии веки, пыталась вздохнуть, но горячие импульсы разливались по телу с новой силой. Ватные ноги невпопад шагали по скользкому линолеуму, все норовя подвести хозяйку и согнуться. Коридор превращался бесконечный лабиринт, он закручивался в спираль и извивался в ядовитой издевке.
– Хочу домой. – протянула на выдохе Лида, ощущая, как уходит все из-под ног.
Под закрытыми веками плясала тьма, а в носу щекотало от прохлады.
Она лежала на земле, выедая черные дыры в беззвездном небе. Холодная трава щекотала кожу, огибала щиколотки, касалась шеи. Приятная нега спала быстро, стоило телу стать осязаемым полностью. Девушка привстала, потерянно озираясь по сторонам. Вновь дремучий лес. Деревья высятся над ней, но не смеют приблизиться. Стоят в отдалении и наблюдают из глубоких трещин усталыми глазами. Мутный взгляд замечал каждый из них, вглядываясь в ответ.
Не на тропе. Вдали от нее. На поросшей мягким мхом земле она сжимала в руках голову. Та никак не унималась и вопила.
“ДАЙ ЗЛАТА”
Думать не просто тяжело, а практически невозможно. Каждую мысль перебивал чужой голос. А нутро сводило от жажды. Под кожей, под ребрами, образовалась гулкая пустота. В ней пустило корни иссушенное древо, оно разрасталось во все стороны и заполняло собой пространство. Среди потресканной, будто покрытой жирными струпьями, древесной коры густыми струйками стекала алая смола. Та собиралась в сгустки и пульсировала, сплеталась в рваные формы и с каждым мигом все больше походила на человеческое тело. Его кривые руки метались в поисках чего-то за что можно ухватиться, но, не найдя, стали бешено колотить.
Дикая боль охватила с такой силой, что даже вздох сделать не удавалось. Только слезы успевали скатываться по лицу, разъедая кожу. Сколько это продолжалось, Лида не знала, лишь боялась умереть или быть сожранной. И вот голос стих и боль ушла, вместо них стало слышно, как зазывала за собой змеиным шепотом темная прогалина дремучего леса. За ним еле различимо стал слышен тихий треск костра.
Вдалеке от чащи разливался теплый свет. После долгой темноты он резал глаза. Там лежали истерзанные звериными когтями стволы деревьев, на которых сидело нечто с собачьей головой и тихо завывало. Она напоминала грустную песню, слушая которую появлялось одно желание – закрыть уши. Однако Лида двигалась вперед. Тело казалось невесомым. Прыгни и ветер примет за один из листьев, закружит и унесет в небо. Может тела не было вовсе, вместо него набитая опилками кожа.
Пес обернулся так резко, что девушка застыла. Она поняла – не собака, а волк. На черной морде горели глаза, и, только завидев гостью, те расширились. Человеческая рука сбросила звериную голову, как капюшон. С бревна встал мужчина. В сполохах пламени слабо различался образ Лесника. Он собирался по кускам, растекался и смазывался, чтобы вновь стать единым целым. Глаза напомнили Лиде огромные блюдца. Брови его взметнулись вверх, а рот в изумлении открылся.
– Ч-чудь. – запнулся он. – Что ты тут…в таком виде…делаешь?
А разве с ее видом что-то не так? Может дело в сквозящем по телу холоде или в его наготе. Мысль эта вылетела из головы, поддаваясь потоку лесного шепота.
Мужчина смотрел, как еле стоит на ногах явья, как развевается на ветру словно лист. Но оторопь продлилась недолго. Лесник оказался рядом и на плечи упала тяжелая накидка, обернула наготу и поволочилась по земле.
– Как ты попала сюда без яхонта? – голос его такой тихий, будто каждая травинка норовила навострить уши и разнести по чащобе весть о них.
Лесник стоял непозволительно близко. Высокая фигура закрывала все впереди, заставляя смотреть только на него. Фарфоровое, без изъянов лицо с полуприкрытыми глазами выглядело совершенно иначе, в отличии от их последней встречи, но, вместе с тем, абсолютно так же. И разве его волосы были длинными и светлыми? Казалось, он впитал в себя все возможные лица и сменял кусок за куском в надежде быть неузнанным. Только смазанность образа меркла на фоне жидкого огня, плескавшегося внутри него.
Мужчина разглядывал явью, вгрызаясь темнеющими глазами. Нагота пробуждала нечто низменное и животное, но отнюдь не занимала все мысли. Лесник увидел в Лиде то, чего раньше быть не могло.
– Откуда в тебе злато? – щеки покрывались пунцовой краской и даже сквозь плотную накидку ощущался жар. Девушка не отвечала.
“ВОЗЬМИ У НЕГО” – завопил голос.
С ее губ слетали клубы пара, кожа лихорадочно горела. В глазах плескалась мутная вода. Нырнешь в такую и больше никогда не увидишь белого света. Мышцы без сил, в костях не хватало твердости, а кровь бурлила так, что норовила выйти наружу. Лида держалась за Лесника, вцепившись в жесткие плечи под рубахой до треска ткани. Он держал ее и медленно опускал взгляд к груди, где еще поблескивало чужое золото.
Пальцы, подрагивая, протянулись к грудине и легли на белую, от света месяца, кожу. Чувствовалось в касании к явье нечто запретное. Как прикосновение к святыне, оскверненной и брошенной на забытье. Впервые девушка услышала его вдох. Надсадный, застревающий в горле, где сглатывался подобно кому. Ладонь Лесника медленно перетекала с груди на шею, прощупывала яремную ямку, ключицы, перетекала на кадык и уходила к ушам. И чем дольше он касался горячего тела, тем сильнее Лида ощущала жажду.
К мужчине не пришлось тянуться, он сам опускался все ближе, пока пылкое дыхание не коснулось губ. Холодные, но мягкие, почти настоящие – такими Лида их ощутила, когда впилась. Лесник не оттолкнул, прижался сильнее, добровольно отдаваясь кусочек за кусочком. Жар отступал, как и жажда. В легких появилось место для кислорода, тело отяжелело и коснулось земли.
Тихий треск щелкнул по щеке и царапнул. Тонкая маска Лесника трескалась подобно старым картинам, с нее откалывались мелкие кусочки и рассеивались в воздухе. Кто находился за ней Лида узнать не успела – глаза накрыли ладонью, и мужчина прошептал:
– Тебе лучше возвращаться в Явь, маленькая Чудь.
Снова наступила темнота.
Щеки горели, а до ушей доходили обрывки слов.
– Л…д…оч…н…сь!
Боль ощущалась все яснее, заставляла открыть глаза. Только слабость одолевала из раза в раз и отключала сознание.
Последней каплей стал резкий запах, ударивший в нос. В глаза бил дневной свет, который быстро заслонил Володя. Побледневшее лицо выражало беспокойство, но его тут же оттолкнули назад. Тогда девушка увидела незнакомца. Молодой парень с коротким черным ежиком на голове безынтересно смотрел усталыми глазами, под которыми залегли глубокие тени. Тонкие губы кривились, выкидывая вонючий кусок ваты в другой конец кровати.
– Да харе над ней дышать, живая она! – агрессивно заключил он. – Чай ей лучше налей и сахара бахни ложки три, даже четыре.
Лида порвалась встать, но две пары рук уложили обратно, чуть ли не вжимая в кровать. Тело ломило до ужаса, каждая мышца молила о покое. В голове звучал только ее голос, и ничего не рвалось наружу.
– Ты меня до белого каления доведешь! – громко проворчал Володя, грозно морща нос. – Я же просил сказать, есть ли у тебя какие-то заболевания!
Спросонья ситуация вызывала множество вопросов. Лида, моргая по-очереди то одним глазом, то другим, смотрела на мужчин щурясь.
– Кто это?
– Иисус Христос. – голос у парня громкий, чуть ломающийся, и каждое слово напоминало тоном издевку. – Пришел воскрешать Лазаря.
– Это мой знакомый медик. Можешь Славиком звать.
– Заткнись. – рыкнул Слава. – Так, хронические заболевания есть? Аллергии?
–  Ничего нет. – девушка мысленно перебирала свою медкарту. В ответ медик задумчиво хмыкнул.
– Издеваешься? – спросил Володя на вдохе.
– Я здорова, правда.
– Издеваешься. – выдохнул мужчина, хлопая плашмя по коленкам. – Сделаю чай.
– Только молоко не лей! – бросил вдогонку Слава.
Володя тихо буркнул что-то в ответ и ушел. В комнате стало тихо и некомфортно. Парень с занятым видом начал собирать скляночки в маленький медицинский чемоданчик.
– Встать можно?
– Нет. У тебя низкий сахар, давление.
Встретившись с недоверчивым взглядом пациентки, парень цокнул и полез в карман кофты. Быстро вытащил оттуда “ксиву” и протянул Лиде. На синей корочке крупным золотистым шрифтом написано: “Удостоверение”, чуть ниже “Медицинского работника”. Внутри его фотография, только с более румяным лицом, текст о назначении, дата аттестации и выдачи, печать государственного образца.
–  Удовлетворена?  – девушка кивнула. – Тебя жарило так, что градусник выдал отметку выше 42; градусов. Пришлось сильное жаропонижающее вколоть, на всякий случай я пару ампул оставил. Предупреждаю, если лихорадка снова начнется, то можно ощутить помутнение рассудка. На этот случай тоже ампула стоит.
Да, это Лида уже поняла.
– Ночка с эуштом так вымотала? – не без издевки спросил он.
– Ты с ним тоже ночку провел? – Слава недовольно скривил лицо и отвернулся.
Неприятный тип. Такой, с которым к месту встретиться в темном углу из старых хрущевок, а не в гостях. Но, на удивление, не тупой. Так или иначе, внешность и манера речи не должны полностью отображать человека, даже если эти характеристики очень сильно влияют на восприятие. Хотя профессиональную деформацию и сопутствующее ей огрубение никто не отменял.
Лежать дальше было невозможно. Кряхтя, Лида все же присела, придерживая кружащуюся голову и резко вспомнила о том, что ночью одежды на ней не было. В панике она закрыла первое, о чем подумала – грудь, и тут же успокоилась. Широкая футболка, пропитанная сладким запахом, укрывала тело.
Когда Володя вернулся с чаем, его друг уже обувался в коридоре. Спрашивать, почему тот уходит, девушка не стала. Не то, чтобы эта компания воодушевляла. Было в этом парне нечто неприятное, с чем максимально не хотелось сталкиваться. Мужчина же, поставив кружки у прикроватной тумбочки, пошел провожать гостя. Между ними произошел короткий диалог, разобрать который не вышло, но вернулся Володя хмурым.
– Я что, умру? – в шутку бросила Лида.
– Типун тебе, дура! Представить не можешь, как я испугался. Просыпаюсь посреди ночи от грохота, тебя рядом нет, иду искать, а ты на полу, без сознания, вся горишь. Я тут же вызвонил Славу, он живет в трех шагах.
Володя сел рядом и закинул Лидины ноги на колени, согревая холодную кожу. Стоило ее жару спасть, как девушка стала напоминать ледышку, которую ты все греешь и греешь, а она никак не оттает.
– Смотренка, ну ты прям из меня все соки выжала, ничего не скажешь. – чуть посмеиваясь прохрипел Володя.
Спрашивать про скорую смысла, будто бы, не было. Лиде откровенно плевать на то, кто и как вытаскивал ее из горячки. Больше волновал другой вопрос. Почему ее тело осталось в коридоре, почему не переместилось в Навь? После первого “сна” она проснулась с грязью на ногах, во втором четко помнит о видимом куске платья. Но в третьем девушка также была рядом с Володей, проснулась рядом и вряд ли куда-то исчезала, как и сейчас. Разница с прошлыми перемещениями заключалась, в первую очередь, в наличии яхонта. Выборочное перемещение не имело логики, да и было ли оно таковым? Большую часть попаданий в лес Лида переживала во сне. Мозгу в моменте пришлось поработать мгновенный справочником и вспомнить всю эзотерическую ересь про “астральные путешествия”, о которых приходилось слышать. Если ее сознание или душа отделялись от тела и проходили сквозь незримое пространство только по ночам, то почему она чувствовала жар, страх и…не суть важна. Ведь нематериальное не должно отражаться на материальном. Однако на губах до сих пор ощущался привкус поцелуя.
Лида стерла его резким движением, желая избавиться от смешанного чувства. То, что было в лесу, должно там же и остаться, исчезнуть среди гнилых деревьев и сухой травы.
– Я из тебя видимо тоже. – сухо добавил он.
Только сейчас девушка обратила на Володю внимание. Глаза то ли с печалью, то ли с виной, смотрели мимо нее. Он все это время сидел и смотрел, как та, с кем он провел ночь, сидит и хмурится, не слышит его, вытирает губы, которые еще не так давно целовал. Может ей все еще плохо, может из-за него.
А Лида внимательно, пропуская вдохи, цеплялась за тонкие отголоски золота, что мерцали в мужской груди. Откуда оно в нем? Неужели знаткий? Может просто носитель? Спросит и все пойдет не так. Если вдруг заговорит с ним о магии и ином мире, то он в лучшем случае покрутит у виска и выгонит. Тогда краткий миг нежности оборвется.
Володя нравился ей, его улыбка, голос, взгляд, все в нем было глотком сухого тепла в сырой зиме. Даже со всеми странностями, девушка благодарна их встрече и что встречи, хоть и случайные, происходят. Хотя часто в ней проскальзывало желание убежать, чтобы не привязываться, не привыкать, а девушка оставалась и останется с ним сейчас.
– Кыз, – шепнул он, прикладывая ладонь ко лбу и убирая выбившиеся пряди из хвоста, – Если что-то не так, то просто скажи, я пойму. Но это молчание меня убивает.
– Володя. – отчего-то произносить его имя вслух было крайне тяжело, даже владелец, услышав это, удивленно посмотрел на Лиду. – Спасибо большое. За то, что нянчишься, хоть и не обязан. За тепло, которое даришь. За все.
– И правда умирать собралась. – наигранно он проверил нет ли у нее жара. – В любом случае, не бери в голову, я так воспитан. Мне, если честно, только в радость заботиться о ком-то.
– Может тебе хомячка завести или рыбку?
– Какая же ты…язва. – его усталый вздох показался таким тяжелым, что почти осязался. Володя потянулся к тумбе, взял с нее ее телефон и требовательно протянул. – Разблокируй. – сделав, о чем попросили, мужчина быстро сделал пару движений и в комнате раздался чужой рингтон. Достав из кармана спортивок свой телефон, он сбросил звонок и вернул Лиде ее. – Записал свой номер и добавил в быстрый набор. Можешь звонить, когда захочешь. Если не отвечу, значит перезвоню сам, как только смогу.
Девушка тут же проверила список контактов и невольно прыснула смехом. Новый номер именовался, как “;;;Не Маньяк;;;”.
Тяжелое одеяло сползло за ненадобностью в другой конец кровати. Хоть боль и не прошла, сжать в своих тисках Володю хотелось до ужаса. Положив руки ему на плечи, Лида заглянула в темные глаза, ожидающие следующих действий, поцеловала уголок губ и вкрадчиво протянула у самого уха то, что так хотелось ему услышать:
– Ты мне тоже нравишься. – ладони пробежались по груди, под ребрами, перетекли на спину и сомкнулись там в замок. – Очень сильно.
Он такой теплый, сильный, живой. Всем своим существом напоминал палящее солнце, что и согреть сможет и испепелить.
“ВЫЖРИ ЕГО”
В груди прошелся разрядом ток, быстрые импульсы разлетелись по телу и, дойдя до пальцев рук, дали приказ вцепиться в кожу. Володя слабо дернулся и зашипел. На языке уже тлел сладкий привкус его силы, нужно просто взять желаемое. Но тихий голос мужчины ударил сильнее оплеухи.
– Лида? – беспокойный, тягучий шепот пробрался в самую глубь разума и вырвал из цепкой хватки дикого желания. – Ты голодная?
Девушка отстранилась. Смотрел он странно. Не с испугом, но с интересом, чуть щуря глаза, словно ждал, что же ему скажут. Кожа покрылась ощутимой испариной, все стало чувствительным настолько, что одежда напоминало наждачку. Сбросить ее и станет куда легче. Его тело согреет.
– Что? – она этого не хочет. Это неправильно. Почему он вообще спросил об этом?
– Ты белая, тебе поесть надо. Хочешь каши сварю? – теперь голос спокойный, размеренный, даже гипнотизирующий, разливался по комнате тягучей смолой. И, казалось бы, должен успокаивать, но не сейчас.
“БЕРИ”
– Н-нет.
От одной мысли о еде затошнило. Стоило только представить, что мягкая теплая пища скатывается по глотке в пищевод, смазывая его маслом, как эти мысли оборвались рвотным позывом. Лида успела свесить голову с кровати и горькая, чернеющая гуща пошла со рта и разлетелась по полу сгустками. Губы щипало, а в желудке некто орудовал перочинным ножичком, рьяно изрезая внутренности. От неожиданности, мужчина застыл. Ступор прошел быстро, Володя собрал в кривой пучок девичьи волосы, чтобы те не испачкались, утер краешком простыни рвоту с уголков губ, погладил по спине.
– Что, смотренка, ломает? – горячая ладонь залезла по футболку и очертила пальцами каждый позвонок, смыкаясь на шее.
Голова поворачивалась медленно, как у куклы с заржавевшим шарниром. Потому что смотреть на того, кто это сказал, до ужаса страшно. Но с ним ничего не произошло. Лицо не искажено ни издевкой, ни сумасшествием, ни неприкрытой хитростью, только страхом. И руки на шее не было, она все так же поглаживала по спине.
– Это не хорошо. Лучше вызову скорую.
По щекам покатились сами собой слезы. Лида не понимала почему так плохо, как может быть такое, что слышит она то, чего не было. Каждое движение отдавалось болью, от собственного дыхания морозило. К горлу снова подкатывала густая рвота.
– Возьми, что хотела. – прошептали у самого уха. Девушка отлетела, как ошпаренная.
В два прыжка преодолела кровать и впечаталась плечом в стену. Глаза бешено вгрызались в мужчину. Все вокруг размывало, границы предметов стирались и исчезали, лишь Володя был на месте.
– Смотренка, аккуратно, еле на ногах стоишь! – закричал он, не двигая губами.
Ужас накрыл волной и сжался на шее, удушая. Стена показалась мягкой, поплыла за спиной и зыбучими песками начала засасывать в себя. Сердце билось с острой болью. Лида медленно задыхалась, пока по бедру не ударила хлестко ладонь. Сразу за этим почувствовался кислый запах спирта и жгучий укол.
 – Дыши. – голос медленно проклевывался сквозь гул, стоящий в ушах. – Спокойно и размеренно.
Вдох. Выдох.
Нечто холодное разливалось по телу, обжигая вены и мышцы. Легкая волна онемения прокатилась по ногам, пощекотала под ребрами и дошла до головы, облегчая ее.
Ужас медленно отступал.
И снова.
Вдох. Выдох.
Руки крепко удерживали от падения.
– Все, спокойно, моя хорошая. – Лида ощутила, как ее перемещают, будто ребенка, которого хотят убаюкать. – Я точно поседею.
Взгляд становился ясным, грудь вздымалась и опускалась. Перед глазами он. Уставший и изнеможденный, Володя держал ее на руках. Стоило окончательно прийти в себя, как мужчина изогнул бровь и собрался было что-то сказать, как его перебили.
– В больницу даже под дулом пистолета не поеду. – прохрипела девушка, отстраняясь. – Что ты вколол?
– Клянусь, ничего, что могло навредить. – он показал пустой шприц в руке и пузырек от препарата. – Успокоительное. Моя скорая помощь, оставленная Славой перед уходом. Предупредил, что из-за температуры может начаться делирий.
Последний раз Лида слышала это проклятое слово вскоре после окончания лечения. Услужливый доктор предупредил, что мозг может не справляться с произошедшим и начнет подкидывать в сознание так называемых паразитов. Они будут роиться в мозгу, как опарыши в трупе, и заставлять мозг видеть и слышать то, чего нет. Конечно, сама девушка так это поняла, и вовсе дело не в нарушенной работе мозга.
Теперь в мозгу роился один большой паразит, готовый выжрать все, до чего доберется. Хуже всего, что паразит этот жрет не только ее, что напал резко, когда она беззащитна. Но, как бы ни была сильна его воля, так просто контроль ему никто не отдаст. Даже если он лишь плод больного разума, навредить кому-либо не посмеет.
Володя вызвался проводить Лиду до квартиры и долго уговаривал не оставаться одной, по крайней мере до тех пор, пока той не станет лучше. И ей ужасно хотелось остаться с ним в просторной спальне, но рисковать не готова. Даже если взяла тогда совсем немного, даже если бы взяла столько же и он не пострадал, это не мешало вертеться в голове словам Василиска:
“Отобрать у золотого силу все равно, что обрезать птице в полете крылья – вы его убьете”
Кошки смотрели на хозяйку, как на чужую, распушив мохнатые хвосты, но стоило протянуть руку, как те успокоились. Дома воняло кислятиной, стухшим и забродившим. И, не смотря на жару за окном, внутри квартиры непозволительно холодно. Глаза заметили почти исчезнувшие знаки, нарисованные меньше суток назад. Видимо с той стороны их активно стирали непрошенные гости.
Ноги заплетались и мешали друг другу при ходьбе, руки, касаясь лица, казались ватными, как и вся кожа. Эффект от чудо-лекарства Володи быстро испарялся из тела вместе с каждым вздохом. Вряд ли скорая сможет помочь, в больнице покрутят у виска. В худшем случае, после рассказа о произошедшем, силком засунут в бобик психбольницы и оформят сказочное путешествие в мир веселых таблеток и успокаивающих уколов. Такого продолжения отпуска Лида желала себе в последнюю очередь, но облегчить свое состояние хотелось любой ценой, главное без лишней крови.
В глубоких залежах тайного хлама она припрятала черный ларец, из которого достала яхонт. Стоило холодным граням соприкоснуться с телом, как боль ушла. Резко настолько, что в ушах пролетел свист. Тело с облегчением упало на диван и на губах расплылась полная неги улыбка. Все мысли, что роились в голове, исчезли. Хоть и ненадолго.
– Гос-с-спожа? – раздалось шипение у головы. – Что с вами?
– Что со мной? – в кривом смешке дрогнул голос. – Думаю, у меня едет крыша. С камнем мне плохо, а без него…Я золото пила. И было так хорошо, хоть и на краткий миг, а потом страшно. Да, до смерти страшно. Слышала то, чего не было. Находилась там, где не должна.
– Отголос-ски чую, сильное злато было. Неужто вы?...
– Нет, он жив и вполне здравствует. – на выдохе пролепетала Лида. – Ты был отчасти прав, Васька. Со златом пришла сила, вот только ушла быстро и разрывало такое чувство, будто жрут изнутри. Хотелось еще и еще, и, клянусь, не будь во мне людской доли, я бы выжрала все до последней капли. – каждая мышца напряглась, от сказанных собой же слов. Тяжело быть честной с самой собой, особенно в таких вопросах, как поглощение другого человека.
Тут маленькие глазки змея округлились, и голова его беспокойно приблизилась к хозяйке. Одна ночь всего прошла, как он не ощущал ее сути. Но внутри переменилось нечто столь крошечное, что будь его хозяйка прежней, то это ничуть бы не удивило. Только вот видели глаза гридя то, чего не должны. Внутри нее прорастало нечто мертвое, не желающее жить, но, вопреки всему, выгрызающее себе путь в Явный мир. Оно больше тела, в котором заперто и ему тесно. Василиск ощущал, как в голову пробирается леденящий голос его госпожи, который он никогда не позабудет. Тот не кричал, не шипел, лишь нежно напоминал о его работе.
“Следи”
Он старался, видели боги, и будет стараться делать все, что в его силах. Но это сумасбродство, эта человеческая суть, о-о-о, она его угнетала. И ведь столько сложностей добавляла Лида своим существом, которые ему постичь было невмоготу. Она, как неразумное дитя, тянет руки к огню, потому что оно красивое. Еще и прыгает в него после того, как руки чуть не обгорели до костей.
– Вы с-сосуд без дна, сколько в вас-с меда не лей, он, даже на стенках задержавшис-сь каплями, уйдет. Как бы того ни мне, ни вам не хотелос-сь, но придетс-ся вновь встретиться с Ягиш-шной. Она хоть и не жалует живых, но среди всех знатков, с-с-самая знаткая.
Возвращаться в лес было последним желанием в списке, ночное послевкусие еще петляло на задворках памяти, но не так ярко, как первая встреча с ведьмой.
– Ты перенести в Навь сможешь? – кожа на висках горела от мнущих их пальцев, мысли накладывались одна на другую и в итоге спутывались в колтун. – Только нормально, без внезапностей.
– Вы с-сами сможете, но не сейчас. С-слишком уж-ж измотаны.
– И как же? Сказать волшебное слово? Нарисовать знак кровью и пеплом? Или придется тащиться до ближайшей рощи, чтобы у лешего проситься?
Василиск на хозяйку посмотрел так, что, будь у него брови, те бы в сарказме изогнулись.
– Прос-сьбы достаточно.
– Погоди, ты сказал я могу. Почему тогда просить нужно тебя? Ты открываешь путь через плеши? – змей отрицательно махнул головой. – Тогда как?
Рассказывать новоиспеченной владелице камня его древние секреты не то, что не хотелось, скорее казалось опасным. Ведь она слабая и, хуже того, смертная. Но теперь ее кровь хозяйская, ее слово власть над ним, хоть и не до конца.
– Это дар, которым наделил яхонт Царь.
Царь
Больно загадочная фигура. Упоминания о нем встречались в дневниках крайне редко и это всегда про страх, словно он есть некая высшая сила, не столько, как символ самодержавной власти, сколько хтоническая суть. Таинство внушало больше гнетущего мрака, нежели интереса, однако он никуда не исчезал и рвался наружу.
“Не ищи”
Пока не будет. Есть, кого искать и без Царя.
– Знаешь, я иногда слышу ее голос. Он может быть тихим и сладким, может жутким и леденящим душу. Знаю, что слышу его не просто так. Но… – Лида замолчала, думая, стоит ли говорить дальше. – Я видела ее воспоминания так, будто они мои. Чувствовала, как касаются кожи, как было тошно и…страшно. Она предостерегала от Черного Змея. Кто он?
Василиск встрепенулся, услышав о нем, верно знал, причем не хуже Мораны.
– Надеюс-сь вам никогда не придетс-ся узнать.
Очередное предостережение. Это утомляет, подумала девушка, медленно прикрывая тяжелеющие веки. Легкость, которую подарил в моменте яхонт, сладко манила пальцем, зазывая в объятия глубокого сна.
Вновь она открыла глаза в пустоте. Пустота пульсировала в такт биению сердца и тянула в глубь. Тело парило летним пухом, гонимым ветерком, и опустилось на незримую землю. Стоило только ее коснуться, как мир вокруг разросся, будто “до” ничего не существовало. Все белым-бело. На ресницы падали пушистые снежинки, нос щекотало от легкого морозца. Уши улавливали нежную поступь песни. Без слов она прокладывала тропинку сквозь сугробы навстречу с ней.
В смоляных волосах светились серебром седые локоны, они струились до самой земли и по ней же волочились. Алебастровая, с отголосками алого румянца кожа, сверкала ярче снега. Наготу прикрывала белая рубаха, багровеющая на подоле и рукавах. Желтые глаза выражали спокойствие, но на самых их задворках девушка чувствовала печаль. В Моране была сталь и стать, только они, как полынья на реке: стоит наступить и тебя утянет на непроглядное дно.
Лида смотрела, не смея оторвать глаз. Образ богини вызывал трепет и, вместе с тем, неописуемый ужас. Это нечто за гранью понимания и реальности, даже той, в которой уже успела побывать.
– Мы еще не говорили с тобой так. – голос твердый, как январский лед и такой же чистый. Тихий и манящий, он охватывал тело без рук и притягивал. Но, стоило Лиде разомкнуть губы, как Морана пресекла ее, подняв ладонь. – Мне ведомы многие твои вопросы. Однако, не все из них ответ имеют. К иным не готовы ни твое тело, ни душа, ни суть.
Обрубила древо, не дав вкусить плод познания, очевидное действие от божества. Только не освобождающее, наоборот, все больше вгоняющее в тесные рамки. Может не стоит через них сразу же рваться, и для начала посмотреть под ноги.
– Почему вы здесь? – спросила девушка, очерчивая не созданную иллюзию, а себя.
– Ты. – женщина мягко улыбнулась. – Не я. То, что видят твои очи, слышит твой разум — это лишь осколок. Один из. – Морана взглянула вдруг с грустью и наклонилась к девушке, мягко касаясь губами лба. – Не забывай условия ряда. Я буду с тобой.
“Я всегда буду с тобой”
Проснулась Лида, когда за окном уже вовсю светило солнце. После душа стало приятнее жить, а завтрак окончательно вернул человеческое самоощущение. Ближе к полудню она, остатками варева из дегтя подкрашивала защитные символы. Тогда зазвонил телефон.
– Проснулась, улыбнулась? – сразу же раздалось в трубке, стоило только принять вызов.
Громкий женский голос вмиг ввел в ступор и при том привел в чувства. С мамой Лида не разговаривала уже неделю, только обменивалась сообщениями, ссылаясь на плохое самочувствие. Наверняка маме это не нравилось. Она-то привыкла слышать голос дочери каждый день, хоть и пару минут.
– Да, мам. У меня все хорошо, ем, пью, сплю, котов кормлю. – держать голос ровно оказалось тяжелее, чем предполагалось.
– Ну еще б ты их не кормила! Как отпуск проходит? –мгновенного ответа на вопрос не нашлось.
– Гнию на диване. – кивнула сама себе девушка, убеждаясь, что такой вариант самый правдоподобный.
– Кто бы сомневался. Хоть погулять выйди, лето со дня на день начнется, а тебя с дивана не отодрать. Или к бабушке съезди еще разок, а то после вашего со Златой визита, она переживает. Говорит ты бледнющая уехала. К врачу давно ходила? Анализы сдавала? Что там на них.
– Не ходила. – только и смогла выдавить Лида. – К бабушке съезжу.
– Не затягивай с этим. Врач сказал каждые три месяца, последний раз была когда? В январе, сейчас конец мая!
Каждый раз, когда мама поднимала эту тему, Лиду пробивало на дрожь. Ненависть к больнице и все с ней связанное, преследовала по сей день и в моментах вызывала приступы паники. Куда угодно, только не туда. Хоть в гробу вперед ногами.
– Мам, я запишусь, правда. Просто сейчас дела…
– Какие могут быть дела? Твое здоровье на первом месте. – голос по ту сторону становился все злее, а девушка медленно теряла терпение.
Сбросить бы звонок и швырнуть телефон в стену. Да, так и хотелось. Но нельзя.
– Запишусь. Люблю тебя, пока.
После разговора горчило во рту. Никуда она не запишется, плевать уже. Регулярные проверки изматывали морально и не гарантировали хороших результатов до конца ее дней. Может вернется рак, наконец дожрет, что не успел, а может и нет.
Грузно упав на кресло, Лида посмотрела на рабочий стол. Бумаги, книги, дневники, все они уже несколько дней не покидали места и ждали, когда к ним прикоснутся. Девушка перебирала страницы прочитанных на несколько раз книг и искала среди пометок то, что прольет свет на сущность яхонта. Но сколько бы не бегали глаза по строкам – ничего. Единственный камень, хоть где-то упоминаемый – алатырь. Тот упоминался в заговорах, подобиях космогонических мифов и, возможно, кинжал Лесника имел с ним связь. Не зря же отзывался.
Девушка покрутила на пальце кольцо, прикидывая, стоит ли встретиться с мужчиной еще раз. Перед глазами вспыхнуло его бледное лицо, горящие глаза и холодные руки. Губы скривились от невольного воспоминания. Стараясь поскорее выкинуть его из головы, Лида начала листать фотографии, сделанные в деревне. Исписанный знаками ящик тогда вызывал множество вопросов. Сейчас похожие на голбцы, молнии, глаза и змей символы имели закономерность. Они, один за другим, складывались в слова, те в предложения. Марья раскидала заговор для сокрытия.
“На земле и под землею, и на небе, и на море, скройте Отец-свет небо и Мать- сыра земля от глаз да душ чужих, что нужно мне. Как заклинает время о покое, а жизнь о смерти, так и я заклинаю о незримости скрытого. Ни змей, ни гром, ни туман, ни мертвец. Не учует, не сыщет, иных не направит. Кровь мой зарок, слово замок.”
– Сколько же ты, Марья, сил потратила и, считай, зря. – отчего-то улыбаясь сказала девушка и закрыла фото.
Кресло скрипнуло под весом откинувшейся спинки. Лида смотрела в потолок, очищая сумбурный поток мыслей. Камень ищут четверо: змей, гром, туман и мертвец. Мертвецов безмерное количество, вряд ли это некто конкретный. Крупица, но информация имелась только о Черном Змее, только гарантий, что речь о нем, нет. Девушка прокрутила в воздухе шкатулку, посмотрела на спящего Василиска и, сведя на переносице брови, начала судорожно перелистывать страницы.
“10.08.1947. Звала она, я пришла, да лучше б умерла сразу. Яхонт вправду объявился. Это значит Царь будет его искать, ежели отойдет ото сна. Мало бед пришлось на наши судьбы, не хватало только змиевых страстей.”
Одна из первых переведенных записей, оказалась куда важнее, чем могла. Яхонт –подарок, с силой, которой наделил его Царь. Ларец украшен змеем, да и внутри сидит такой же. Рядом с загадочной фигурой Навьего правителя слишком часто появляются змеи.
– Натягивание совы на глобус, ей богу. – недовольно буркнула Лида сама себе и потерла уставшие глаза.
В этом есть толк, если подумать. Многие народы мира считали змея причастным к важным вещам: к созданию мира, похищению божества, развязыванию войны, концу света. Существо это хтоническое, сложное по своей структуре, имеющее огромную роль. Так что кому, как не Царю, быть таковым?
– Васька. – гридь недовольно поднял морду с подушки и направил красные глазки на хозяйку. – Царь связан со змеем?
Василиск в ответ кивнул. Крайне нехотя.
– Раз он связан со змеем, то почему еще не забрал свою побрякушку?
– Тяж-жело охотитьс-ся чуж-жими руками да ногами, когда с-сам в клети сидиш-шь.
Девушка вопросительно вскинула бровь, ожидая продолжения ответа, но его не последовало. Гридь уронил сонно голову и молчаливо помотав ею, свернулся в клубок. Захотелось схватить змееныша и засунуть в ларец. Учитывая его способность менять размер, план имел шансы на успех.
Нервно постукивали пальцы, глаза блуждали по комнате периодически задерживаясь то на одной вещи, то на другой. На стене висели старые плакаты, купленные на концертах, и фотографии. Парочка детских фото, с краснолицым младенцем, с семейных посиделок, даже со школьной скамьи. На них маленькие, с глупыми бантами размером с голову, радостно сидели две девочки за первой партой. Давно это было. Уже позади школа и вуз. Лида иногда забывает, как долго они знакомы со Златой. Про такую дружбу говорят: прошли огонь, воду и медные трубы. Правда, конечно, однако последний разговор оставил осадок. Да, подруга, несомненно, желает добра. Только намерениями благими ее дорожка легко может завести в болото.
Встретиться нужно в любом случае. Отдать дневники. Поговорить, как взрослые люди, в конце концов. Даже если Злата не поймет или попытается снова отобрать яхонт. Лида может хотя бы попытаться объяснить, что она не сошла с ума, знает, что делает. Девушка думала, стоит ли позвонить, для начала. И обнаружила, что контакт подруги лежит в черном списке.
Неверующе проморгавшись, Лида перепроверила. Все еще заблокирован. Она этого не делала. Даже под наплывом злости не смогла бы. Как давно она там? Сколько раз звонила и писала? Делала ли Злата это вообще?
В любом случае гудок уже шел. Но на звонок так и не ответили.
Можно сорваться и приехать к ней прямо сейчас, только одно останавливало. В Злате золото, а опыт прошлой ночи показал, что Лида вполне может его взять. Если в случае с Володей и Лесником этот процесс не привел к обещанному Василиском печальному исходу, то гарантий, что так не будет с подругой нет. Потому сначала девушка узнает, как это контролировать, и уже после встретится лично. В дневниках записей про, так называемых, “пустых” толком не нашлось. Значит змееныш вновь оказался прав. Придется наведаться в избушку на курьих ножках.
Идти к Яге с пустыми руками казалось не то, что моветоном, скорее оскорблением ее сути. Да и приносить лесной ведьме что-то из магазина, обернутое в сто слоев пластика тоже не лучший вариант. Вдруг засунет все добро в глотку и пинком вышвырнет. Открыв холодильник, Лида шарила глазами по полкам пока не наткнулась на банку варенья, которое варила в том году. Пара яблок, молоко. Лучше, чем ничего.
– Собираю гостинцы Бабе-Яге… – выдохнула девушка при взгляде на корзину с подношениями. – Если скажу такое психотерапевту, без раздумий отправит отдыхать в Сосновый бор.
– А что в этом плохого? – поинтересовался Василиск, обвивая хозяйскую руку. – Лес пристанище покоя, душа и тело находят ответы на многие вопросы.
– Там психиатрическая больница. Дом душевнобольных, юродивых, полоумных…
– Я понял. Тогда, конечно, делать вам там нечего. – с легкой издевкой прошипел змей, за что получил по морде.
– Дошутишься. Запру в спичечном коробке.
Ближе к закату сбору завершились. Миски котов полны, окна закрыты, свет выключен. Рюкзак, сродни скатерти-самобранке, вместил в себя все возможное. Лида оделась максимально удобно: чтоб и от медведя убежать и в лесу не замерзнуть.
В одной руке корзина с гостинцами, в другой недовольный гридь.
– Перенесешь? – змей отрицательно мотнул головой. – Что значит нет? – недовольно переспросила девушка, округляя глаза.
– Повторяю, вы с-сами можете, ваш-ш ведь яхонт.
– Круто, конечно, но что-то не припомню, чтобы прошлые разы меня по собственному желанию перекидывало.
– Так оно не ваш-ше было, а ее.
– Специально меня испытываешь, да? Она тебе так приказала? – Лида подняла Василиска на уровне лица, чтобы наблюдать за его мордой.
– Возмож-жно. – не без тени удовольствия протянул тот. – Но не с-с-серчайте, я не с-со зла. Вы ведь попрос-сту не смож-жете ус-с-словия ряда выполнить, пока яхонт не подчините. Я лиш-шь проводник, а не вмес-стилище.
Он был прав. И это не могло не раздражать. Лиде нужно овладеть камнем как можно быстрее, вряд ли у нее так много времени, как она думает. Все те действия, что яхонт совершал, произошли не по ее воле, хоть и для того, чтобы направить в нужное русло. Такой принцип действия сбивал с толку, и девушка часто задавала себе вопрос: “Почему нельзя сказать прямо?”. Так было бы куда проще. Пойди туда, возьми то. Но нет же.
– Ладно, как это сделать?
– Говорил же. Попрос-сите. – встретившись с многозначительный взглядом хозяйки, Василиск продолжил. – Представьте место, где хотите оказаться или существо, к которому нужно попасть. Но не как в прошлый раз.
Лида прищурилась, вспоминая, о чем же говорит змей. В голове перебирались воспоминания одно за другим, пока не нашлось нужное.
– Тогда в избе я видела нити, никак не портал. – девушка задумалась, прикусив палец. Тот эпизод по какой-то причине вылетел из головы. – Что это было?
– Как и с-сказали, нити. Жиз-знь человеческая в них. Коли ищете кого, то нить может помочь. Вам вот помогло.
– Дай угадаю, то не моя воля была? – змей кивнул на что девушка устало отмахнулась, давая понять, что и с этим она разберется позже.
Девичьи пальцы крепко сжимали холодный камень. Осталось дать команду, чтобы вновь оказаться по ту сторону. Но Лида застыла в нерешительности. Снова будет плохо, может хуже, чем прежде. И слабая часть, отвечающая за благоразумие, истошно кричала и просила бросить все. Делала она это недостаточно громко, ведь губы уже прошептали, куда нужно попасть. Привычные головокружение и звон в ушах накрыли прочным куполом и тут же исчезли.
К тишине тяжело привыкнуть, особенно когда ты коренной городчанин. Даже глубокой ночью город наполнен звуками: скрежет машинных колес, визг мотоциклов, крики пьяниц, отдаленное гудение поездов. Все смешивается в тихую, но такую привычную какофонию, что они превращались в белый шум. За городом же тишина ощутимо уплотнялась и любой звук, который в ней появлялся, сравним с резким криком – настолько казался оглушающим и чужеродным. И в лесу было тихо настолько, что неуютно и даже жутко. Лида отчётливо помнила, что звуки были, если прислушаться. Но сейчас ничего, даже ветра.
Это попадание она смело назвала бы “мягкой посадкой”. Стоя посреди густой чащи, девушка проверила корзину и Василиска. Тот уже успел уползти под кожу, оставив после себя пару капель крови. Своеобразный симбиоз теперь ощущался ярче. Лида отчетливо понимала разницу между его наличием и отсутствием внутри. Змей становился той частичкой, что будто бы добавляла ей сил и в то же время нещадно их выжирала.
На губах появилась соленая кровь, которую, уже привычно, девушка стерла.
Тропа, помнящая свою гостью, повела ее вперед к костяному острогу. Там покосились рядами черепа, щелкая челюстями. Впустят ли они второй раз, или предпочтут откусить от девушки пару кусочков — неизвестно. Те посмотрели горящими глазницами и вдруг заговорили.
– То веками вас не жалуем, то второй раз за луну. Балуете, господица. – прощелкали они.
Лида недоверчиво оглянула каждый и молча кивнула на забор. Он, скрипя, отворился. Глазастые поганки провожали взглядом до самой избы. Услышав заветные слова, изба хрустнула корнями и опустилась, впуская внутрь. Медленно ступая по половицам к двери в светлицу, девушка прислушивалась, нет ли и сегодня у Яги гостей. Ни ее, ни иного голоса она не услышала и, для приличия постучав, отворила дверь.
Горящие свечи висели в избе подобно гирлянде и слабо освещали сидящую за прялкой женщину. Она к гостье даже не повернулась, только повела брезгливо длинным носом. Одетая в темную с вышивкой поневу и рубаху, Яга представала ожившими картинами крестьянского быта. Очелье с висячими украшениями–полумесяцами украшали ее необычные волосы. Длинные, пушистые, зеленые и заплетенные в косу, они лежали тяжким грузом на полу. В них вплетены нити, похожие на ту, которую сейчас Яга скручивала паучьими пальцами.
– Снова твоя живая кость. – недовольно буркнула Яга. – И предатель с тобой.
Василиск еле дернулся, выказывая возмущение на слова в свой адрес.
– Извините, что потревожила, Ягишна. Не с пустыми руками пожаловала.
Ведьма чуть повернула голову, озаряя гостью взглядом. Лида приподняла корзинку и поставила на стоящий неподалеку стол. Выдыхая, Яга встала из-за прялки и подошла ближе. Метая глаза от подношения к девушке, скрестила на груди руки и, вскинув подбородок, ухмыльнулась.
– Удивляешь ты меня, баламошка. Страха на тебя нет, что-ли, раз притащилась сюда второй раз. Думаешь, раз требу дала, то все, живой выйдешь? Хотя толку убивать тебя, ты и сама справляешься. – сказала она, кивая на яхонт.
– Страх есть. Но жажда паче.
– Хлебнула значит. – Лида кивнула. Яга же долго вглядывалась в ее лицо, то хмуря брови, то морща нос. – Ляд с тобой, рассказывай, коли добралась.
И девушка рассказала. Утаивая одни подробности и раскрывая другие.
– М-да. – протянула Яга, выхаживая вокруг, как нянька над дитем. – Доигралась девка. Говорила же, пустым путь заказан.
– Что вы, что Василиск и блазень Марьи, все сказали — пустая. Но я не чувствовала никакого голода, пока…
– Ряд не заключила.
– Да.
Ягишна села на широкую лавку, закидывая костяную ногу на исписанную знаками, и подперла кулаком голову. Какое-то время сидела она молча пока не посмотрела на гостью.
– Сядь. Только подальше от меня, воняет жутко. – не знай Лида, о чем идет речь, могла бы оскорбиться, но тут молча присела напротив. – На своем веку пустых я повидала невидимое количество. Почти всегда это дети знатких, злато не получившие. Тело, сосуд их, не разумеет, почему ж силы нет, и начинает искать ее в других. Что они, что знатки после смерти за золотыми ведут охоту.
Лиду будто ударило током.
– Почему мертвые знатки охотятся?
– Рожденные со златом отпустить его после смерти не могут.
Она поняла это почти сразу, но только после сказанных Ягой слов, как подтверждение, на место встала одна деталь.
– Я действительно умерла. – пусто, даже безжизненно заключила девушка, больше оседая на лавке.
Тяжелое, семипудовое осознание упало на голову и склонило ее к коленям.
– Чего? – непонимающе каркнула ведьма, доставая из корзинки варенье и яблоки.
– В детстве у меня была…хворь тяжелая, которая быстро меня истощила. А потом я умерла и, не знаю как, ожила. Хотя после такого, по обычаю моего мира, максимум существуют.
Вместо удивления Яга выпустила короткий смешок и откусила яблоко. Запахло дичью.
– Наслушались сказок своих про оживших мертвецов, что чудеса потом творят, и верят в это! То не смерть была, а пограничье. Мары ошибаются порой, будь они неладны, шаврики пустоголовые, и забирают раньше срока. Душе то рано в Навь, вот ее и возвращают обратно. Для вас миг проходит.
– Нет. Марья писала, что я была золотой, но после опустела.
Жевать ведьма перестала. С трудом, словно в горле застрял валун, она сглотнула и медленно выпучила желтые глаза. Слова смертной казались дикими, как сам лес, но отчего-то проливали свет на ряд гложущих вопросов.
– Явья. Те, чью нить срезает серп, вернуться в Явь уже не могут. Это Закон, нарушить который даже не всем богам посильно. – металлическим скрежетом процедила Ягишна. – То не прихоть, а суть всего сущего. Или, в голову твою вползла мысль, что ТЫ смогла обойти сам Закон?
Голову посещало настолько много мыслей, что даже примерно Лида не смогла бы ответить. Однако на разбитый паззл легла еще одна деталь. Уголок потихоньку собирался.
Ноги ощутили дрожь. Яга не отводила от девушки звереющего взгляда и сжимала в руках уже червивое яблоко. По избе пронесся скрип. За спиной хрустнула старая дверь и послышались шаги.
– Только ее не хватало. – процедила сквозь зубы женщина. – А ты! Сиди молча. С тобой я не закончила.
В светлицу кто-то вошел. Не пытаясь прятаться, Лида обернулась и увидела ту самую жуткую незнакомку с горящей кожей. Та словно не заметила гостью и начала изливать свое недовольство.
– Яга, принесла я твою воду живую, будь она неладна. В который раз с этой Милицей борюсь, проще саму ее насадить на березу и…
В избе повисла тишина.
Лида видела ее вблизи впервые. Высокая, чуть ниже Яги, но не крупная. Крепкие руки и ноги, тонкая талия, большая грудь. Может и не получилось бы так детально рассмотреть ее фигуру, не будь она одета в обтягивающий костюм. Голые руки исписаны знаками, а огромные, волоокие и темные глаза отливали алым, как и волосы. Смотрела девушка внимательно, буквально пожирая взглядом.
– Да! – торжествующе вскрикнула девушка, швыряя вторую корзину на стол. – Я же говорила – живая девка!
– Умолкни, Рода ради. – шикнула устало Ягишна, всплескивая руками.
Незнакомка, не обращая внимания на ведьму, села поперек лавки и уставилась на Лиду.
– И кто тут у нас? Заблудшая душонка иль ученица новая? Еще и багаж вон какой собрала, прям на переезд. Ладно, угораю, какая из тебя ученица, ты ж простая девка. – улыбка у нее до тряски странная, чрезмерно довольная, как у кота.
– Баламошка она. Сгинь отсюда! – снова шикнула женщина, давая вопрошающей подзатыльник.
– Ауч! Яга, я без твоих пенделей по Горней летаю, как курьер какой-то, дай хоть с человеком поговорить!
– Цыц!
Угораю. Курьер. Больно современные слова использует незнакомка, чтобы считать ее кем-то загадочным, подумала Лида. Золота в ней, как такового, нет. На мертвеца не похожа. На божество вряд ли, хоть их еще повстречать и не удалось.
– А ты кто?
– Я? – взметнув тонкие брови переспросила девушка. – Никто.
Только не второй Лесник. Его загадочности хватало на десяток таких же.
– Имени тоже нет?
– Так тебе оно власти все одно – не даст. – улыбаясь пролепетала та и, не выждав и секунды, продолжила. – Ай, ну ляд с тобой. Зоя.
В памяти быстро всплыл отрывки из дневников. Зоя. Та, кому безответственно отдали перстень. Не мог же мир быть настолько тесен? Не мог. Как она оказалась здесь, если умерла? Выходит, Яга солгала. Белые нитки медленно протыкали кожу и соединяли куски.
– Сгинувшая хранительница Марабеля. – вслух заключила девушка.
Карие глаза округлились и выказывали настоящее удивление, смешанное со злостью. От широкой улыбки остался пепел.
– Забавно, стоило узнать имя, чтобы вывалить кучу информации. А мне все еще не известно твое.
– И не будет, зови так, как именовала в своем рассказе Яге.
Зоя, хмуря брови, хмыкнула. Скрестила руки, подобно ведьме и оперлась боком на стол.
– Вот как. Явья.
– Прости, не особо хочется доверять человеку, который бежал на тебя с горящими глазами посреди ночи.
– Помнишь, значит. Это хорошо, – буркнула она сама себе, – тело и разум выносят Навь. Пока что. Я не любитель забегов на короткие дистанций, просто ты живой оказалась. Больно любопытно стало.
– Удивительно, а какой, боюсь спросить, я должна быть?
– Так ты по мертвой тропе шла.  – Зоя дернула плечами, – Мертвой и должна.
Лида непонимающе посмотрела на всех присутствующих в светлице, после чего Зоя обреченно вздохнула, переводя взгляд на Ягишну.
– Так она реально заблудшая душонка? – не без тени расстройства спросила она.
– Я тебе что сказала, а? Сгинь!
– А то, что, убьешь? Не смеши, богов ради.
– Пригрела гадину на груди! – закричала Яга, скручивая в жгут какую-то тряпицу.
Несуразная перепался могла бы вызвать смех, не будь Лида там, где была. Куда больше все это выбивало из колеи и вызывало острое желание прекратить балаган. На языке вертелись слова о яхонте, но Василиск, почуяв это, болезненно заерзал, давая понять, что лучше промолчать.
– Ладно! Не серчай, бабуль, годы не те. – гоготала Зоя, закрываясь руками от ударов. Лицо ведьмы, до той поры белое, кажется, начало багроветь от злости. – Гостью сейчас спугнешь, упорхнет из избушки.
И действительно, когда на нее обратили внимание, Лида уже медленно подходила к двери.
– Куда собралась? – протяжно прошипела женщина, останавливая.
– Не хочу мешать семейным разборкам.
– Договорю про что вопрошала и ступай на все четыре стороны, чтоб век тебя не видать.
Зоя заинтересованно прищурилась.
– Уже и секретики есть. Ну точно ученица.
– Посмотри на эту гадюку. – указывая кивком на Зою, сказала Яга. – Она пустая. От рождения. Но, получив в руки Марабель, стала видеть то, чего доселе не могла. Золотой она не была, но Навь видела. Пустая, но здесь ходила. Жажду она не ощущала, пока сюда не попала. А утолить жажду пустой не может, у него ломота вскоре начинается. Поняла?
Поняла, что Яга не хочет даже допускать мысль о том, что Лида имела золото, что голод связан с Навью. И что Зоя сейчас была лишними ушами, при которых о ином ведьма говорить не решалась. Самое главное, что Лида теперь обрела статус наркомана. И очень скоро ее начнет уничтожать еще и ломка.
Напоследок их с Зоей взгляды пересеклись. Они обе понимали, что еще встретятся.
***
Каблуки сапог гулко стучали по ступеням, вторя размеренным шагам. Позади шуршали ткани плаща. В руке тлело синее пламя, освещающее путь, хоть в том и не было нужды. Тяжелое дыхание разрывало мертвую тишину на клочки. Идти за ту дверь сродни наказанию. За ней гладь расстилалась во все стороны света и утекала в непроглядную даль.
Вид собственного лика в отражении воды отвращал. Большее отвращение вызывало только ожидание.
“ЧУВСТВУЕШЬ ЕГО?”
Шепот разлетался сродни громогласному реву вокруг и сотрясал каменные своды.
“Чувствуешь?”
Повторил голос уже тише.
Высокий силуэт лениво оттолкнулся от одной из многочисленных колонн и прошел чуть ближе к воде. Черная, густая, но кристальная словно лед, она смотрела на него без глаз.
– Да, отчетливо. Но, как бы не искал, как бы не тянул руку, след обрывается у Хмари.
“Это она”
– Нет. Она не стала бы от меня прятаться. – на бледном лице дрогнули брезгливо губы.
“Но она делает это, признай. Сколько уж минуло лун, а ее частицы так нехотя идут к нам в руки.”
На лице плясали в диком танце желваки, костяшки длинных пальцев перетекали под набухающими венами. Слова эти злили, ведь давили на самое больное. Они били так хлестко, потому что были правдой. Горькой, нежеланной.
– То не ее воля, чужая. – прохрипели в ответ.
Гладь зарябила в такт глухому смеху.