Край Вороньего Бога. Часть 2. Вереск и Обсидиан

    Вересковое поле.

    Раннее утро и запах вереска.

    На лицо падает хрупкая розовая травинка - и от виска до виска тянется росистая нить. Так тихо - даже птицы еще спят. По локтям стекают капельки тумана, собранные на вересковые стебельки.

    Покой нарушает лишь пчела, копошащаяся возле правого уха.

    Вдох - и легкие наполняются тихим медово-травянистым запахом.

    Вот бы все сны были такими же.

    Я открыла глаза когда лучи еще только коснулись края письменного стола. В окошко билась пчела, которая как-то влетела на чердак. Вдалеке лаяли собаки. Кто-то из коней шуршал носом по дровницам - вчера там лежала пара золотистых яблок.

    Внизу ожесточенно шуршал веник.

    Я встала, выпустила в окошко пчелу и подняла крышку люка.

    У лестницы стояла старуха и выметала сор из бани.

    - Доброе утро! - на мой голос по лестнице взлетел Велес и уткнулся носом в колени.

    - Добра! - вполголоса сказала хозяйка.

    Удивительно спокойно сегодня. У дровницы вертелись двое пони, скидывая бревна. Я угостила их сушками, потрепала по носам - и пошла на кухню.

    В вольере проснулась Сильва. Она зевнула и потянулась, не прекращая вилять хвостом.

    С пастбища слышалось недовольное ржание. Двое кобыл что-то не поделили - и затеяли ссору.

    На другом конце поля вопросительно ржанула Ель - ни с кем не перепутаю еще голоса.

    Мимо пробежал Велес и лизнул ладонь шершавым языком.

    Обычно он идет рядом - но сегодня проскочил мимо.

    Я умылась у колодца - и лицо тут же обхватил прохладный ветер. Несмотря на рань, солнце уже пекло - и только воздух сохранял ночную прохладу.

    Прохладу и странный привкус на кончике носа. Неуловимый, но очень знакомый.

    Будто встречаешь место, которое видел во сне, но никак не можешь его вспомнить. Будто нить, где-то сквозь время натянутая по двору.

    Уже неважно - ведь сегодня спокойное утро.

    После вчерашних слез так сладко на душе.

    - Привет!

    Я убрала с лица полотенце и увидела девушку на пороге кухни.

    Босиком, в простом домашнем платье она сидела справа на крылечке с телефоном в руке.

    Я поздоровалась и вошла на кухню.

    Гостья? Родственница хозяйки? Или новая работница?..

    Дверь в комнату Кормчей была открыта. Она пустовала. Дверь в дальнюю комнату наоборот была прикрыта.

    Гостья, подумала я.

    Но внутри не покидало ощущение смутной тревоги. Почему она кажется мне такой знакомой.

    Послышался скрип двери за спиной.

    Незнакомые шаги и цоканье когтей по деревянному полу. Это не хозяйка - с ней Велес обычно не заходит.

    Я продолжала помешивать кашу на плите, пока девушка села на скамейку у стола.

    Неловкое молчание. Я должна что-то сказать?..

    - Вы будете чай? - я обернулась к ней.

    Женщина посмотрела на меня с таким выражением, будто не ждала вопроса.

    - Ой, было бы здорово!

    По утрам на кухню падает мало света. Женщина худая, чуть ниже меня. Волосы собраны в пучок. Глаза черные - я на веках полусведенные татуажные стрелки. Вроде утро - а выглядит уставшей.

    Взгляд уставший, а голос звонкий.

    Я поставила чайник и начала рефлекторно напевать что-то под нос - лишь бы больше не было неловкого молчания. Почему же она меня так тревожит?..

    - У вас здесь здорово, - я услышала шорох платья по скамье. Женщина повернулась к окну, - ты давно тут работаешь?

    - Пару недель где-то, чуть меньше, может.

    Я разлила кашу по тарелкам и поставила на стол.

    - Хозяйка сказала, здесь где-то речка.

    - Да, через дорогу, рядышком совсем.

    Я вскочила к свистящему чайнику и закинула пакетики по кружкам. Подумала - и достала третий - вдруг хозяйка тоже будет.

    - А сколько здесь живет лошадей?

    Тут я поняла, что кашу, которую готовила себе - на автомате разлила по двум тарелкам. Не думая.

    Как в детстве, когда ведешь с кем-то внутренний диалог, пока разогреваешь обед. Говоришь, говоришь - а потом не замечаешь, как ставишь на стол две тарелки. Себе и человеку, с которым говорил.

    - Ой, кстати, - сказала девушка, не дожидаясь ответ, - я Кая!


    ***

    - Ты не против, если я с тобой посижу?

    Кая опустилась на траву возле скамейки.

    Несколько минут мы сидели молча. Я шуршала кистью по старым дощечкам. Раз прибегал Велес и тыкался влажным носом в колени Каи.

    С поля доносилось ржание жеребят.

    - Слушай, - вдруг спросила Кая, - а почему "Кормчая"? Она что, морячка?

    - А?

    - Ну женщина, - Кая облокотилась на скамейку, - ветеринар, которая. Сегодня утром уезжала. Почему хозяйка ее Кормчей называет? Кормчие же те, что на корме.

    -Не знаю даже, - я долила краску в поддон, - не думала как-то. Вернее как, думала поначалу, но потом решила, что это я значение путаю. И «кормчий» на самом деле от слова «кормить».

    - Ха, кормчий тот, что на корме, - Кая наматывала на палец травинку, - на корме - и никак больше. Если даже десяток хозяек каталОг катАлогом звать будут - не станут же они от этого правы.

    - И то верно, - я нагнулась и начала прокрашивать нижнюю часть забора.

    Отчего-то так легко на душе стало. И так радостно увидеть кого-то рядом.

    Я красила скамейку, а Кая сидела рядом и что-то рассказывала. Про собаку, работу. Про родную деревню, построенную рядом с горой, где раньше добывали малахит.

    Интересно, там бывает обсидиан?

    Я подумала об этом - и что-то стянуло в душе. Позади Каи будто выросла темная фигура с перьями, шелестящими на ветру.

    Случайная встреча - или предвестник бури?

    Мое недоверие к этой девушке росло.

    Умеет ли Вороний Бог быть человеком?

    Или я все же схожу с ума?

    - Кая?

    - Ай?

    Я точно не понимала, зачем ее окликнула.

    Вдруг Кая перестала походить на уставшую женщину. Сейчас глаза уже не казались темно-карими. Они походили на янтарные капли гречишного меда, с чаинками у зрачка. Сейчас она казалась совсем юной. Будто свет, отражающийся от березовых листьев, упал на ресницы - и на секунду показалось, словно по ту сторону глаз спрятано маленькое солнце.

    Тревога осела - и в душе наступил штиль.

    - Кая, - я повторилась, - спасибо, что сказала это. Про Кормчую. Я ведь и правда думала, что ошибаюсь.

    В воздухе вновь повеяло вереском.


    Где-то через час я отмывала руки от краски, пока хозяйка снова сидела у окна на скамейке и смотрела внутрь дома, заплетая медные волосы в косу.

    - Дождь сегодня будет, - сказала она не глядя, - к табуну сегодня пойдем. Лошадей молодых перегнать надо. Закончим как дождь начнется, по чомбуру возьмите. И сахар обязательно.

    И указала на стол внутри дома.

    Я кивнула и молча ушла.

    Кая сидела на крыльце. Она подскочила, когда я проходила мимо, и встретила с каким-то немым вопросом.

    Кая прошла несколько шагов следом, но отчего-то развернулась - и снова ушла к крыльцу.

    ***

    Час мы пойдем собирать коней. У меня есть время привести мысли в порядок и вздремнуть.

    Я легла и собиралась закрыть глаза, как вдруг увидела на столе раскрытый дневник.

    По коже пробежало нехорошее предчувствие.

    “Постоянные придирки и необходимость предугадывать чужие действия”

    Это снова мой почерк? Мой слог, да почему же не помню?..

    “Личное раздражение - страх, что тот, кто рядом, получит нагоняй. Создание порочного рефлекса, не имеющего ничего общего с реальностью. Шаг влево - получишь сахар. Шаг вправо - пощечина. Живешь так, а потом оказываешься в среде, где система дрессировки дает сбой. Ты видишь предпосылки последствий, но в соответствии с рефлексами они идут вразрез. Больше нет ни кнута, ни пряника - живи-радуйся. Но это лишь начало. Первый этап: смятение. Потеря привычной системы координат, фрустрация. Второй этап: страх. Потеря ориентира значит в первую очередь лишь одно - ты больше не знаешь, откуда тебе прилетит. Ты забываешь о прянике. Все, что ты делаешь - сидишь в ожидании кнута. Создание рефлекторной дуги, основанной на боли - и резкое исчезновение заученных координат. Больше кнут не потребуется - человек причинит боль себе сам”

    Что-то иное. Больше не обычные фразы, а пространное рассуждение.

    Будто моей рукой пишет кто-то иной.

    Я положила голову на стол и зажмурилась.

    По позвонкам холодными уколам пробежали невидимые коготки.

    Кнут и пряник. Кнут и пряник.

    Откуда это? Я теряю рассудок?

    Вороний Бог хлестнул ржавыми крыльями по черепице.

    Чердак пошатнулся.

    Я схожу с ума.

    В районе солнечного сплетения что-то укололо. Будто осколок стекла, подвешенный внутри на ниточки, как бумажные журавлики к потолку - дрогнул и оцарапал внутренности.

    Удар - и кусочек стекла изменил очертания. Удар - и он начал разрастаться, заполняя пространство под диафрагмой.

    С каждым ударом крыльев осколок становился шире, вытесняя сердце с легкими.

    Грохот стихал - может, Вороний Бог уходит? А все происходящее - лишь игра измотанного воображения?..

    А, может, он давно просочился через потолок, и осколок обсидианового стекла внутри - и есть Вороний Бог?!.

    Живот скрутило. Сильно тошнило - но темный осколок давно перерезал пищевод. Хотелось закричать, но осколок стал поперек горла - уже мне не принадлежавшего.

    Я опустилась на пол чувствуя - как нутро капля за каплей наполняется темным существом, так желающим вырваться глухого края…

    Я есть.

    Я есть Вороний Бог.

    (Продолжение следует)