Сонная

    Решил не пропускать ещё один капризный день, который, словно ребёнок не желал садиться за учебник с карандашными подчёркиваниями под лепестками лип, когда они только заблагоухали и стали собирать слова к цветкам, чтобы шуметь с листвой и роем пчёл у вишен в одном клубке. Стараясь выстоять у перил при стене коридора и не проникаясь откровенными разговорами из чувств пациентов, которые невольно передаются со звонком психиатра и поднимают мой тревожный лифт глубже к шахте с серебряными клочьями кустарников и фонариками на нитке связки этажей воедино.

Я отхожу от больницы и первым делом спешу в кафетерий на возвышенности, где куплю коржик со сгущённым молоком, чтобы по пути домой, не дожидаясь пока чай остынет, отломать от окружности с крошками свежий кусочек из целлофана. Не новая к ряду ночь без сна и маршрутка кружит по кольцевой, чтобы все огоньки убегая от фонарей, прятались в точке для клумб среди лент и фар. Сонный по пояс пациент всё же обнаружит в темноте стойку и на ходу пристёгиваясь к койке с капельницей, смотрит в глаза медсестре, которая мнёт вену и не находит повязанный выше ручей, чтобы отпустить ветер в узле и дать пальцам разлететься бабочками.

Человек с бородой уже заказал себе крыло собутыльника, чтобы тот смог пронести мимо закатки глаз оранжевую дымку за клеёнками пивного киоска, когда всё же необходимо точнее упасть в носилки облака. Мужчина с коричневыми пятнами одной половины лица уже порывается ломать скамейку трибун, чтобы заставить меня выдать ему телефон для молитв, но женщина у стадиона вовремя отзывает ухажёра и я в ужасе вижу глаза с чёрным огнём из-за крыльев, которыми на миг стараюсь себя прикрыть.

Солнце засвечивает пейзаж и хочется рассмотреть стадион во всей субботней пустоте, когда студенты отпущены из прилегающего училища домой и больные могут минуть проходную лечебницы, чтобы отвлечься от процедур и обходов, которыми вдоволь напичканы будни. Я встанут у выхода с сияющей отметиной над козырьком и с осторожностью, чтобы не отвалиться от ручки, спущусь со ступенек, которые поплывут в фиолетовой щёлочи оттепели и тени от только что припаркованной жёлтой тележки в клеточку.

Долго ожидая перед кабинетом водопроводчика, я услышу журчание беседы, которая заставит меня открыть и удерживать пружинистую дверь с видом на холм сосен, где поодиночке разгуливают ищущие среди иголок ручей пациенты, когда все лёгкие до дна преисполнены сточной долей надежды на очищение. Как-то нервно зажав подушку и пробудившись перед рассветом, где участок света распадается на осколки и возвращается к фонарю в бледном шаре, я не захочу вновь закрыть глаза и взгляну на рядом спящего соседа, который держится самого яркого края своей койки и не меняется в лице, когда по потолку ползёт живая вязь из лучей.

В реанимации раздастся крик медсестры и весь бордовый коридор забегает по стенам, чтобы нестись на помощь к высоко рождённому от бессонницы светильнику с коркой пыли. Этот же независимо стоящий и не падающий во тьму фонарь с тенью, которую он расцеловывает и ублажает ночью, чтобы потливо дотерпеть до утра и не уронить шлем в позе отстающего гонщика.

Я взгляну ниже и дорвавшись глазами к закрытому центру сада, отойду от тумбочки к койке, чтобы вернуться к той же картинке с серой волной поднятого мешка с больничным бельём, которое к утру разлетится по палате и прилежно соберётся мною по форме вновь, когда я умоюсь в зеркале и отпущу на поводке звезду после бессонницы с ложью в улыбке и голосе, чтобы с кашлем из несоразмерной будки заткнуться на полуслове.