Затмение часть 6
— Стражи не нашли лазейки на границе, через которые сюда проникают Безымянные, — озадаченно потёр подбородок Акура, — впрочем, я не сомневался, что хорошо запер все двери. — И тут же радостно улыбнулся, словно ему только что предложили безлимитный абонемент на территорию приключений. — Так даже лучше! Не успеем соскучиться.
— Соскучится перед чем? — невозмутимо осведомился Йока. — Если вы заметили, то я никогда не жаловался на нехватку удивительных событий в моей жизни. Иногда, даже, хотелось бы и поскучать, для разнообразия, вспомнить, что это такое. Хотя, до возвращения Лисы мы жили вполне спокойно!
Да что я сделала этому парню?! Увела любовь драгоценной собаки? Больше с этим занудой точно никто не выжить не способен! Хорошо, что под рукой не оказалось чугунной сковородки, красовался сейчас бы на её дне отпечатанный длинноносый профиль, а я бы пекла на ней оригинальные вкусные блинчики. А так, на голову Йока, просто пролился дождь из лягушек с пиявками, мелочь, но приятно! Правда Йока, не меняя выражения лица, едва заметно стукнул указательным пальцем по подлокотнику, и все лягушки превратились в крохотных мармеладных скелетиков, которых тут же склевал обжора голубь.
— Как же я скучал по вашим перепалкам, — расхохотался Акура, а следом за ним и Мира с Хёси, — а сейчас сделайте милость, проводите Лису домой, и постарайтесь не потерять девочку по дороге. Мне надо подумать, а вы все мне мешаете.
— Лучше всего думать на крыше, перед ратушей, там, где фонтан. — радостно потянулась я в кресле, предвкушая скорую встречу рассвета. Не смотря на странные сны я чудесно выспалась, а вот эти все совы явно завалятся в кроватки, и никто не помешает творить разноцветные ветры, пахнущие грушами и корицей. — И к тому же, именно там, из-под арки, все четыре раза, что я их видела, появлялись ваши Безымянные, сможете разу допросить, с пристрастием! — собралась я уже выходить за дверь, как вновь была схвачена за шкирку. Этих колдунов хлебом не корми, дай мня потаскать как котёнка.
— Сны отменяются! — от взгляда Акура захотелось свалиться в преисподнюю, там, говорят, тепло. А я от одного выражения его глаз промёрзла до костей, ох вездесущие кочерыжки, не дайте мне стать его врагом, лучше сразу, превратите в пепел!
— Вездесущие кочерыжки, говоришь? — усмехнулся Акура, меняя выражение глаз на просто хитрые. Чёрт! Он ещё и мысли подслушивает. Ни у кого нет противошпионского зонтика? Нет? Мне бы очень пригодился.
Тем временем, Акура что-то быстро написал на обороте записки, сунул её голубю и хлопнул в ладоши, тот моментально исчез.
— Мастер Ю с хранителями будет нас ждать у ратуши. Лиса, ты пока умеешь перемещаться только ветром, так что дуй на крышу, мы тебя там уже ждём.
И все четверо тут же растаяли в воздухе. Даже запаха не осталось. Я, стукнув пяткой о пол, вылетела в окно лёгким бризом.
— Твоя задача: сидеть смотреть и не отсвечивать! — наставляла меня Мира, вглядываясь в предрассветные сумерки. — Никуда не влезай, понятно?!
Моя хрупкая, хотя и достаточно высокая для девушки, сестра, сейчас больше напоминала легендарную валькирию, чем ту, что я знала все эти годы. Возможно, что когда-то её вообще звали Мист. Не удивлюсь, если именно она окутывала туманом поле боя, скрывая судьбы воинов. И теперь, облачённая в кожаные доспехи, с погонами из шестерёнок, с коротким мечом на боку и кучей каких-то мешочков на поясе, сосредоточенная, серьёзная, она точно могла бы стать предводителем легиона воинственных дев. Хорошо, что я не мужчина, влюбилась бы на раз-два.
— Не о том думаешь, — тряхнула меня за плечи Мира, — ты поняла, что делать?
— Угу, — кивнула я, протягивая руки к её мечу, — прикинуться ветошью и помалкивать. Зачем тогда я здесь?
— Послужишь камертоном, — ответил за неё Йока, появившейся из пустоты, — Безымянные охотятся на тебя, а значит не упустят шанса заполучить. Акура с Мастером Ю и хранителями уже на местах. Нам тоже пора скрыться. Сделай вид что ты тут просто ждёшь рассвет, расслабься, можешь ещё один фонтан сотворить. Главное, чтобы они приманились на аромат твоего дари.
— А он что, как-то особенно пахнет? — удивилась я.
— Поверь мне, ни с чем не перепутаешь. — усмехнулся Йока и потянул Миру за собой в темноту.
— Ничего не бойся! — обняла меня сестра так крепко, что рёбра жалостливо застонали. — Я глаз с тебя не спущу! Я рядом, помни это! И не позволю ничему плохому с тобой случиться! Как заметишь Безымянных ныряй на эту крышу и сиди здесь. Акура такую защиту поставил, что даже мне сложно тут находиться, а им и вовсе до тебя не добраться. И не смей, слышишь, не смей — повторила она, вновь тряхнув меня за плечи, — ни во что ввязываться. Мы сами разберёмся!
И оба растворились в темноте.
Легко сказать – не бойся! Вообще, я редкостная трусиха, хоть и скрываю это изо всех сил, возможно, именно поэтому приключения сами находят меня, как раз по запаху. Им нравится моя бесшабашная вера в собственное бессмертие и вера в то, что выживу в любой реальности, что бы не случилось. Да, непременно поругаю себя последними словами, и возможно даже матом, ввязавшись в очередную авантюру, дам обещание так больше не делать, пару раз помру от страха, воскресну и, с весёлыми воплями, кинусь разгребать последствия своего любопытства. Жизнь и так коротка, так что, долго страдать и бояться — слишком большая роскошь. Когда-то вывела два основных способа борьбы со страхами с которыми до сих пор и живу: во-первых — да пошло оно все на фиг, во-вторых — прорвемся. И это, как ни странно, всегда работает. Так что, применив оба правила на практике, я спустилась с крыши на площадь и принялась оттачивать фокусы, которым меня недавно научила Мира, а именно творить свои копии. Очень полезный навык, если нужно от кого-то быстро сбежать. А мне это очень даже потребуется в самое ближайшее время.
Закрыв глаза, я мурлыкала незамысловатую песенку, представляя себя в разных образах и одеждах, если какой-то мне очень нравился, то особым образом собранные в щепоть пальцы, движение кистью, описывающее круг, и копия готова. Немного прозрачная, порой кривоватая, лохматая, с дополнительными конечностями одна, вторая, третья… они представали предо мной, словно творения великого Пикассо и его последователей, прекрасные и устрашающие в своей хрупкости. Спутать их со мной конечно было бы можно, если сильно близорук, или совершенно не понимаешь в человеческой анатомии допуская возможность шести рук и глаз на подбородке, но запутать преследователей они бы точно смогли. Невозможно устоять перед шедевром, протягивающим тебе персик, или бокал вина с жаренной креветкой на шпажке.
Сотворив десятка два таких «двойников», я решила, что стоит остановиться и встретить рассвет. Кромка горизонта уже окрасилась в розовый, алый, и жёлтый одновременно. Вокруг стояла такая тишина, что ощущение единения с миром дошло до той точки, когда ты растворяешься в нём абсолютно. Тебя словно нет — и ты везде. Абсолютное спокойствие, совершенное соитие с собой. Точка, в которой ты по-настоящему счастлив оттого, что жив. Должно быть, самые красивые чувства рождаются именно на рассвете.
— Лиса! — крик Миры вывел меня из ступора. Я стояла посреди площади с руками, раскинутыми в стороны, обнимая вселенную, а ко мне стекались Безымянные. Высокие серые фигуры с белыми пятнами лиц, выглядывающими из-под капюшонов.
— Беги! — услышала я сестру словно через занавес тумана. Воздух действительно был плотным и осязаемым. Словно кисель он струился с небес заполняя пространство, лёгкие, окутывая площадь, лишая возможности двигаться. Я смотрела на приближающиеся фигуры и понимала, что знаю их. Именно их призраки я ощущала тогда, в клубе «Пять карт», когда кружилась под бубен шамана, они шептали мне свои имена, когда проходила через портал, это я привела их сюда, я открыла проход. Я просто была приманкой, но не для них, потерявших себя в погоне за призрачными обещаниями повелителей семи королевств, а для моих друзей, ставших последней преградой для оглодавших сущностей. Я обрекла этот город на гибель. Теперь, я понимала это настолько ясно, что на глаза выступили слёзы и обида сдавила горло. И в этот же момент пришла злость.
— Я вам не кукла на ниточках, — прошипела я, утирая тыльной ладонью глаза, и, не понимая зачем, сдула капельки в небо. Через пару секунд громыхнуло, несколько десятков молний разорвали небосвод, и устремились на землю, пронзив излишне близко подошедших Безымянных, превратив их в пепел.
— Встань за мной, — возник из пустоты Йока, задвигая меня за спину. Его меч рассёк плотный воздух, и тут я поняла, что почти всё это время не дышала. Свежая струя, ворвавшись в прореху, чуть не сбила меня с ног.
— На крышу! — скомандовал красавчик, и развернувшись ко мне, тряхнул меня за плечи, приводя в чувство. Я притопнула пяткой, и, обернувшись ветром, скользнула в созданный им для меня коридор.
Сидя на крыше, я вижу, как Йока отпрыгнул, бросил в толпу Безымянных горсть порошка из поясного мешочка, от которого те заискрились как закоротившие новогодние гирлянды, вспыхивая и распадаясь на разноцветное конфетти. Рядом с его головой пролетела дубинка, задев плечо. Не глядя, Йока ударил ногой и попал в живот Безымянному. Тот согнулся и Йока снёс мечом противнику голову. На другом конце площади сражается Мира, словно шахматный гроссмейстер, плетя нити заклинаний, обматывающие пространство и время вокруг них. Для неё нет места случайности, лишь холодный расчет и филигранная точность. Ошибка в одном лишь слове, неверно истолкованный символ – и вся конструкция рухнет, похоронив под обломками надежды на победу. Но моя сестра не ошибается, дымный пепел, в который превращаются Безымянные, прибиваемый дождём к земле растекается от её ног чёрными ручьями.
В центре площади замечаю Акура и Хёси сражающиеся спина к спине, мелькают мечи хранителей и мастера Ю. Разбушевавшаяся стихия искривляет замершее в моменте время, Безымянных всё меньше, мне кажется, что вот, мы уже победили, как чую едва уловимый сдвиг. Из пространства возникают те, с птичьими головами, истинные похитители дари. Что ж, это верный ход, пустить в расход адептов, чтоб просчитав силы противников, заставить их сделать просчёт. Хотя удар дубинки лишь скользнул по плечу Йока, его правая рука онемела, он дерётся левой, его защита ослабла лишь на долю секунды. Акура с Хёси словно два огненных демона взметнулись над площадью, пожирая всё на своем пути заполнив пространство дымом и жаром, аж воздух дрожал от напряжения. Их глаза горят не меньшим огнем, чем окружающее их пламя.
Акура, облаченный в плащ цвета закатного неба, взмахнул рукой, и огненный вихрь устремляется к напирающей на него толпе. Хёси чёрный как ночь, раздирает когтями остатки теней Безымянных, оставляя за собой мерцающий след.
С каждым мгновением бой становится всё более ожесточенным. Огненные шары, словно кометы, проносятся над площадью, оставляя за собой обожжённые камни. Мира плетёт сложные заклинания, создавая огненных големов и стены пламени, ограждающие город от безмолвных пожирателей, дари. Мастер Ю с хранителями отражают атаки противника, у выходов с площади, их смертоносные мечи сверкают алым в грозовых всполохах.
Я едва нахожу силы отвести взгляд от битвы, в которой мне запрещено участвовать, и замечаю человека, того самого, которого я встретила в свою первую ночь пребывания в Абре. Он стоит в арке, не участвуя в сражении, и читает мощное заклинание, обрушая время. Этого, незамеченного никем незнакомца, оказалось достаточно. Нити плетения заклинаний Миры начали рваться, словно паутина под натиском урагана. Земля задрожала, из-под камней вырвался столб лавы, Акура успел отскочить, но его плащ задымился. Мостовая начала проваливаться в пустоту унося за собой в ничто как хранителей, так и Безымянных.
— Ну нет, не в мою смену! Бешенного барабашку тебе в лоб! — взвыла я. — Не смей обижать моих друзей! — ураганом срываюсь с крыши, обрушиваясь на гадёныша. Из ладони вырывается ослепительный луч яркого света, направленный прямо в его сердце. Гад хрипит, падает на колени, хватает ртом воздух, и окончательно распластывается на камнях не окончив заклинание. Но мне этого мало, вихрем проношусь по замершей в недоумении мостовой, не решившей, что ей делать дальше, то ли окончательно рухнуть к египетским богам, то ли вернуться в изначальное состояние. Я размётываю огонь, выкидываю с площади на крышу всех, кого успеваю подхватить из пустоты, сбиваю с ног безымянных, закручиваю их в смерче, низвергая в небытие, рву в пыль, не оставляя даже клочка, отбиваюсь от мечей и заклятий птицеголовых прикрываясь их же соратниками. Мечу молнии и хохочу громыхающим в небе громом. Теперь я та, что решает исход, и уши вам от бешенного таракана, а не мой город и друзей! Я собираюсь прожить здесь свою лучшую жизнь, и какие-то чёртовы сущности не имеют права у меня её отбирать!
Сквозь пепел и дождь я видела, как Акура с Хёси ныряют в пустоту под мостовой, вытаскивая из ничто хранителей, которых я не успела подхватить, Мира врачевала раненых, Йока с мастером Ю уничтожали остатки Безымянных. Мы победили! А победитель забирает все, побежденный – лишь осознание собственной слабости и предсмертный холод. Понимание того, что всё закончилось, вместе с облегчением принесло апатию. Захотелось просто лечь и уснуть. И я, воплотившись обратно в человека, полетела вниз. На тот момент мне показалось это правильным решением, и я до сих пор не понимаю, как Йока успел меня поймать у самой земли.
***
Я лежу в постели, накрывшись одеялом, всматриваясь в ночное, звёздное небо, мерцающее за раскрытым настежь окном, надеясь увидеть падающую звезду, и загадать желание. В этот ритуал я верю с детства, уж кто-кто, а там, в предрассветной тишине неба знают толк в чудесах. И что с того, что я уже вполне взрослый человек с двумя высшими образованиями и вполне сложившейся карьерой, привычка мечтать и ожидание чудес никуда не делось. Хорошо хоть я успела досмотреть этот удивительный сон и теперь знаю, что прекрасный город Абра отстояли, и все эти чудесные люди, которых я там встретила, продолжат свой путь, приснившись ещё кому-нибудь. И этот кто-то, после того как вернётся в реальность так же будет лежать под одеялом и грустить что всё закончилось, и возможно, больше никогда не попадёт в такое приключение. И в то же время, тот неизвестный станет радоваться, что всё это с ним было, ведь кто знает, где мы живём по-настоящему – здесь, или во сне.
— Так, — тряхнула я головой, — раз уж проснулась, пошли на кухню моя милая. Большая чашка кофе это то, что тебе нужно больше всего, пока не упала в бездну под названием «уныние», в этой жизни стать ветром, слегка притопнув пяткой не выйдет. Физика с материализмом не позволят глумиться над собой до такой степени. Зато, я могу сварить кофе, от которого эти двое станут гораздо добрее к реалиям жизни. Одна часть звездной пыли, две части кофеина и три части безумия – идеальный рецепт для выживания в любых ситуациях и условиях.
Стоит смешать ингредиенты в правильных пропорциях, и получаем не просто рецепт выживания, а формулу успеха, ключ к самореализации и возможность оставить свой след в истории. Правда если чуть-чуть нарушить баланс и сыпануть в джезву чего-то хоть на щепотку больше, и кто знает, куда заведёт белый кролик. Слишком много звездной пыли – и утонешь в мечтах. Переборщишь с кофеином и сгоришь в погоне за успехом. Переложишь безумия и прощай связь с реальностью. В любом случае, отступление от рецепта – прямой путь в Шалую обитель, а мне туда рано, я ещё книжку про все свои похождения во сне не написала.
По кухне начал расползаться кофейный аромат, смешиваясь с запахом сирени, что буйно цвела под окнами. Привычно достала из шкафчика пакетик с корицей, это тоже ритуал, её нужно совсем чуть-чуть на кончике чайной ложки и повернулась к холодильнику за молоком, а развернувшись обратно, чуть не выпустила из рук пакет, на пороге стояла я и так же ошалевши меня разглядывала. Тряхнула головой, наваждение не исчезло. Моя копия, взлохмаченная, с чуть помятым лицом, (видимо тоже спит, уткнувшись физиономией в подушку), в шортах и майке с улыбающимся гладиолусом, смотрела на меня с неменьшим недоумением, чем я на неё. Что ж, видимо с безумием я всё же переборщила, придётся знакомится и как-то договариваться жить вместе, а что поделать, не выгонять же саму себя из дома, и, на всякий случай, отступила к окну, из которого и выпала пару секунд спустя атакованная чёрным котом, бросившимся мне на грудь.
— Привет, — Хёси с ногами забрался на мою кровать и улыбается так, словно только что опустошил бабушкин буфет, набитый конфетами, — могу я предложить кипяток, пропущенный через обжаренные семена дерева, с твёрдым кристаллическим порошком, являющимся результатом переработки доминирующего в природе биологического вида плодов представителя царства растений маревые? — протягивает мне чашку.
— Что? — пытаюсь понять на каком я свете, и вообще, что происходит, только что вылетела из окна и здравствуй моё безумие… хотя, может хоть на этот раз я удачно приложилась головой и этот сон будет гораздо дольше предыдущего?
— И не мечтай, — шумно отхлёбывает кофе Хёси и прищёлкивает от удовольствия языком, — всё же очень мило с твоей стороны, сварить этот божественный напиток своему заместителю.
— Кому? — сажусь я на кровати и отбираю чашку.
— Тому, точнее той, кто занял твоё место в мире, который ты упорно зовёшь родиной.
— Поясни, — требую я.
— Всё просто, — пожимает красавчик плечами, — я был уверен, что Мира тебе уже всё объяснила.
— Может и объяснила, да я плохо слушала, — бурчу я, — ты забыл добавить молоко.
— Да пожалуйста, — усмехается Хёси и над чашкой появляется молочное облачко, через секунду нырнувшее в кофе и с удовольствием побултыхавшись в нём озорным дельфинчиком, растворилось.
— Ты же знаешь, что миров существует невидимое множество, и, в некоторых из них, живём мы сами, только немного по-другому. В этой, твоей жизни, тебя вырастила мама, и есть лучшая подруга, и работа с хобби. В другой жизни ты сирота, или наоборот семья и семеро по лавкам, ты одновременно проживаешь несколько жизней, частички которых можешь видеть во снах. Где-то эти жизни счастливые, в других не очень. — Хёси достал из ничего блюдо с запечёнными маленькими рыбками и теперь, по одной отправлял их в рот, аккуратно придерживая двумя пальцами за хвостик.
— Значит, кто-то мог уже давно родиться в Абре? — тяну я руку к золотистым рыбёшкам.
— Нет, — качает головой Хёси, — ты – единственная, а они заместители, проживающие другие ответвления твоей жизни, и, конечно, ты в своей основной жизни сильно влияешь на то, какая жизнь будет у них. С твоей стороны, было очень мило решить подружиться с одним из них, но несвоевременно. Девочка только-только оправилась от мысли, что у неё теперь есть семья, она любима и вообще, всё хорошо. Представляю, какой у неё был шок! Но справляется она очень хорошо, не переживай! Близкие, конечно, замечают некоторые странности в поведении, но она очень старается тебя не подвести!
— Видимо поэтому я не скучаю по той жизни и тем, кто там остался, да? — приглаживаю я на макушке волосы.
— Да, — соглашается Хёси, — когда заместитель настолько хорош, подлинно живущему не ведомо это чувство. Надо сказать, что ты сделала этой девочке великий подарок, решив остаться здесь, и тем самым воплотив её мечту о счастье.
— Но я же смогу навещать тех, кто там остался, да? — наконец осознаю я что происходящее может быть совершенно настоящим, а не плодом моего воображения.
— И подружиться и гонять чаи литрами под байки из прошлых и настоящих жизней, — меняет мою опустевшую кружку на полную с чем-то очень вкусным, напоминающим клубничный кисель. — Мира так и сделала. А иначе как ты объясняешь, что в том мире встречаются двойники, не признающие себя родственниками? Ага, встреча миров. Правда не всегда удачные. Но, я уверен, что в твоём случае вы будете рады своим спонтанным девичникам.
— Ну а здесь-то я как опять очутилась?
— Я притащил. А то ишь, придумала, сбежать обратно! Не в мою смену дорогая, не в мою смену!
— Хоть расскажи, что там произошло?! — отхлёбываю я из чашки. — А то последнее что я помню, это как мостовая начала проваливаться в тартарары.
— Не знаю, что в твоём понятии эти таррары, но битва была знатная! У меня даже новый шрам появился, гляди, — и Хёси отодвинул чёрную прядь открывая ухо, за которым виднелась свежая красная полоса, — я бы, конечно, предпочёл над бровью, так брутальнее, но и так сойдёт!
— Рассказывай! — требую я, понимая, что этот шрам просто бахвальство. Хорошая история, особенно про битвы, просто обязана быть приправлена острыми специями, вызывая слёзы и восторг, как свежее васаби, или перчик чили в азиатском плове.
— Они пёрли и пёрли, — делает широкий взмах руками Хёси, показывая нескончаемость противника, — меня на всех не хватало, но я не сдавался, хотя вокруг меня так и щёлкали челюсти, когти, щупальца, лапы, клювы, а Безликие, к тому же ещё пытались воздействовать на сознание, то и дело выбрасывая из реальности в обещания такой распрекрасной жизни, что дух захватывало! Акура, даже пару раз дал мне под хвост, чтоб в себя пришёл! Чего ржёшь?! Между прочим, это побольнее, чем удар по уху какой-то там магией донального уровня!
— Какого? — перебиваю я Хёси.
— Магия для начинающих, не перебивай! — фырчит Хёси кидая в меня невесть откуда появившуюся подушку. — Они пёрли и пёрли! Но я взял меч, даже три меча и… — в меня вновь полетела подушка, видимо Хёси уловил мою мысль, где прятался третий меч, тыл же тоже надо охранять, так почему бы не хвостом?!
— Мы крушили нежить на право и лево, превращая их тушки в пепел, но их было слишком много! И в тот момент, когда уже, казалось, мы победили, начали рушиться стены возведённые Мирой, а это, знаешь ли, совсем за гранью фантастики, хотя, у нас этих граней во век не существовало. В общем, до этого момента ни у кого не получалось! Понимаю, что всё, кажется, это и есть конец, как проносится мимо меня огненный вихрь, сметая Безликих как ведунья комариные крылья в котёл, были и нет. Уф, если бы умел, то поседел бы непременно от такого зрелища! Небо почернело окончательно, громыхает в конвульсиях, молнии как из мешка изобилия, под ногами вообще не понятно, что, камни мостовой застыли в разных ипостасях, мимо, поминая каких-то зелёных еже пролетают со свистом хранители на крышу, на которой должна сидеть ты! И тогда до меня дошло что, точнее кто на самом деле этот смерч. Вот тогда я испугался в первый раз! Было понятно, что совершенно себя не контролируешь, и чего ожидать, когда разметаешь всех Безликих в пепел?! А главное, даже тэнгу не могут на тебя повлиять, хотя никто лучше них не умеет заклинать ветер. Ты напоминала взбесившуюся небесную собаку, что вот-вот призовёт звезду «призраков», по преданию, именно её появление ознаменует гибель всего живого. Почему Акура так верит в тебя, что даже глазом не моргнул, чтоб остановить, до сих пор не понимаю, но велел не мешать и спасать хранителей, чем мы и занялись под падающими на наши головы горящие куски туч. А потом, наступила такая тишина, что у меня позвоночник промёрз от ужаса. Я посмотрел на стремительно светлеющее небо, и увидел, как ты выпадаешь из него и несёшься к земле в своём, человеческом обличии! И понимал, что никто из нас ничего не может сделать! Мира успела восстановить защиту, но заклятие, наложенное незнакомцем, продолжало частично действовать, мы не могли остановить уже начатое действие. А ты выбрала именно развоплощение. Мы все понимали, что теряем тебя. Твоя оболочка не выдержит встречи с землёй, а это означает, что уйдёшь навсегда. Больше уже не родишься! Для таких как мы, смерть на поле боя – всегда больше, чем смерть – это билет в один конец. Никаких больше рождений, ни в одном из миров!
Хёси замолчал, чтобы перевести дух, я только нервно сглотнула, вот только что, считай прямо сейчас, мог исполниться мой самый большой страх в жизни, во всех жизнях сразу. Уйти в тишину и не вернуться. Как только я не заголосила от ужаса, не знаю. Но ущипнула себя знатно, просто чтобы не разреветься и понять, что жива.
— И почему я здесь, а не… — не смогла закончить фразу.
— Йока. Думаю, он и сам не понимает как, но он поймал тебя у самой земли! И ты, бешенную белку тебе под шляпу, тут же растворилась, словно тебя и не было! Могу поклясться собственным хвостом, что у парня всё же появилась серебряная прядь в кудрях! Если бы не аромат твоего дари, мы бы решили, что потеряли тебя навсегда, но дари никогда не врёт! И Акура отправил меня по его следу. Мира тоже рванулась за мной, но шеф запретил, уж больно её трясло. Да и мне было сильно не по себе, пока не сообразил котом обернуться, а уж когда нашёл тебя на кухне твоего прежнего мира, думал спячу от счастья…
— И поэтому выбросил меня в окно, — откинулась я на подушки, что так щедро перед этим накидал Хёси. Что-то мне стало совсем нехорошо от его рассказа.
— Я ещё немножко полежу, ладно? — Натянула я на голову одеяло, чуя как подкатывает к горлу липкая паника. Хёси хлопает рукой по моей спине и качает головой:
— Немножко?! Ну ты оптимистка! Я бы с месяц лежал, требуя сметаны, почесушек и солнечных зайчиков, но тебе нельзя! Давай так, пять минут на всхлипы, а дальше я тащу тебя к океану, будешь сопротивляться, укушу за пятку, или скормлю дракону. В его желудке быстро начинают ценить жизнь и гонят хандру поганым веником.
— Хм, дракон… — проявляется сквозь слёзы улыбка, — а тащи! Пусть сожрёт меня к чертям собачьим, хоть отмучаюсь!
— И не надейся, — стаскивает с меня одеяло Хёси, — унылых мучеников он не жрёт, за единорогов переживает, они в его животе запускают бабочек, а тут ты, зелёная от тоски, со шмыгающим носом, готовая плюхнуться в обморок при одном упоминании что пирожков больше не будет и кофе на том свете тоже не подают!
Я усмехаюсь и через секунду начинаю ржать, представив как единороги, встав «боевой свиньёй» изгоняют меня из драконьего чрева, чтоб не пугала впечатлительных бабочек, сеющих доброе, вечное где-то в глубоком чешуйчатом брюхе. В этом и есть мудрость Хёси, развернуть меня лицом к своему страху, чтоб помочь отнести на помойку один маленький внутренний мрак. И тогда, кто знает, жизнь настолько наладиться, что сидящий на твоей кухне дракон, просто попросит чашечку чаю, за место того, чтоб смачно похрустеть хозяйскими косточками, и полетит дальше, по своим, драконьим делам. Ведь как ни крути, если даже смерть влюбилась в жизнь — то пренебрегать подобным даром, может лишь бесчувственный человек.
— Вообще, всё что произошло на рассвете – большая тайна, и, разумеется, весь город в курсе, и очень радуется, что ты вернулась, и немного, совсем чуть-чуть, беспокоятся, какая ты вернулась, — Хёси кружит вокруг меня, отбивая чечётку на камнях мостовой, — так что, готовься, будет большой праздник!
— А какой я была? — останавливаюсь посредине моста, соединяющего зелёную, старую часть города и прогрессивные, молодёжные, зашитые в деревянные доспехи, кварталы.
— Пошли! — Хёси нетерпеливым ураганом утаскивает меня с моста и завлекает в арку, которой, могу поклясться всем грибным пантеоном, здесь только что не было. За аркой открывается площадь семи ветров в центре которой стоит впечатляющая скульптурная группа из очень рослой девушки, окружённой странными зверьками в круглых шляпах, напоминающих поганки.
— Тарами Тхель, — читаю имя неизвестной мне воительницы, — и? — поворачиваюсь к Хёси в ожидании объяснений.
— Две тысячи лет назад тебя звали Тарами, — лыбится этот негодник, — хороша, да?
Что ж, если я была двухметровым гренадёром, то не удивительно, что решила сбежать. Приди я в таком виде на конкурс культуристов, собрала бы все Гран-при, причём в мужских номинациях. Куда там девушке с веслом из парка моего детства, благодаря которой многие мои друзья по играм писались во сне от страха, эта «красавица» могла одним взглядом остановить бешенного мамонта, и тот бы приносил ей каждое утро тапочки, в благодарность, что оставила в живых.
— Боюсь спросить, характер, я так понимаю, был такой же тяжёлый, как и простёртая над нами длань? — оглядываю я хищную каменную пятерню над своей головой.
— Золото оно всегда тяжёлое, в твоём случае, ты просто была невыносима, но тебя ценили не за это, — хитро щуриться Хёси, — у тебя великий дар приманивать к себе приключения, обогащая нашу жизнь новыми знаниями.
— Иными словами, я влипаю в неприятности, а вы их решаете, — подытоживаю я. — Что ж, время идёт, меняются эпохи, и внешность героини, но вот три шила как чесались в пятой точке, так и продолжают… что ж, приятно осознавать, что хоть что-то остаётся неизменным.
Хёси ржёт как конь, целует меня в лоб и утаскивает с площади на кривую улочку, насквозь пропахшую машинным маслом, медной стружкой и сладким имбирём.
Здесь, затерявшись среди кожевенных и механических мастерских, находиться одно из самых лучших, по утверждению Хёси, кафе. Содержит его самый настоящий огр, и упаси меня синие сыроежки, спросить чьё мясо сегодня у него на вертеле. Поворот, другой, третий, тихий дворик, грубо сколоченная дверь
с вывеской, написанной корявым шрифтом: "У Громбула". Внутри полумрак, чадящие факелы на стенах, идеально чистые бледно салатового цвета скатерти на круглых столиках, колченогие стулья с высокими спинками, и самый настоящий огр за барной стойкой.
Почти все столики заняты, но тот, что у овального окна свободен.
— Это место хранителей, его никто не занимает! — плюхается на стул Хёси, мне же успевают подложить подушку, чему я несказанно рада. Хозяин кафе, чьё имя начертано на вывеске уже спешит к нам, и не смотря на уверения моего блистательного во всех отношениях друга, что это самое милое существо на свете, по моей спине побежал холодок.
Его громадная фигура, покрытая зеленоватой кожей и украшенная ритуальными шрамами, облачённая в кожаный фартук и с большущей ложкой за поясом производит неизгладимое впечатление. Как он не снёс все столики, осталось для меня загадкой, а улыбка заставила вжаться в спинку стула и вспомнить всех богов по алфавиту от а до я и в обратном порядке. Голубые, почти бесцветные глаза внимательно осмотрели меня с ног до головы, а после огр отвесил поклон с таким рыком, что я свалилась со стула под громогласный хохот Хёси.
— Простите нас, господин Громбул, — обтёр выступившие слёзы салфеткой этот противный мальчишка, — Лиса так давно покинула город, что забыла правила приличия! Обещаю провести с ней разъяснительную беседу и привить хотя бы элементарные манеры в таком культурном заведении как ваше непревзойдённое, во всех отношениях, кафе! — и, соскочив со стула, Хёси склонился в таком глубоком поклоне, что обтёр волосами кончики своих сапог.
Огр расплылся в ещё более широкой улыбке и пробасил, что понимает некоторую растерянность с моей стороны и крайне благодарен Хёси за его галантность и манеры, пообещав угостить своим фирменным блюдом – «Сердцем орка», огромным пирогом, начиненным тушеной дичью, овощами и пряностями, который, по словам Громбула, согревает душу и дарит силы на весь день.
— И что это сейчас было? — заползаю я обратно на стул, в надежде, что раз сразу меня не запихнули в знаменитый пирог, то и в дальнейшем не грозит стать главным блюдом на чьём-либо столе.
— Обычное приветствие, — пожал плечами Хёси, небрежно отправляя промокшую салфетку в специальный кармашек на краю стола, — привыкнешь. Король Громбул милейшее существо, и совершенно не виноват, что его таким выдумали.
— Подожди, ты хочешь сказать, что этот господин… — киваю я в сторону удаляющегося огра.
— Плод чей-то неуёмной фантазии! — заканчивает фразу за меня Хёси. — Великий и ужасный король огров, кровавый завоеватель холодных земель, победивший самого Тобра, это такое чудовище, живущее под землёй и сожравшее чуть ли не половину грибных богов, людей, орчат и вообще, редкостная гнусность. Несколько сотен лет назад Громбул отошёл от дел, распустил войско, и открыл это кафе. Подозреваю, что создатель его величества мирно, или не очень, почил, даровав королю вольную. И мы все очень благодарны этому неизвестному за возможность наслаждаться кулинарными талантами огров. Очень рекомендую похлебки из лесных грибов и жареное мясо на кости, а какие тут десерты, пальчики оближешь! Громбул лично следит за свежестью продуктов, и обмануть его, сама понимаешь, желающих нет.
Пирог, который нам принесли, поразил моё воображение до самых печёнок. Переносная жаровня над которой на вертел была насажена огромная шляпка морщинистого гриба в форме сердца, разделённого перегородками на четыре лопасти, которые торчали вверх, напоминая рожки или распахнутые крылья неведомого существа и, одновременно, головной убор католического священника. Края шляпки срослись с ножкой, в которой, как в чаше, булькала жидкость по цвету, напоминающая красный мёд. Сама же шляпка была фарширована мясом и овощами, которые, как объяснил Хёси, полагалось нанизывать на двузубые деревянные палочки и макать в «майо» именно так назывался этот кисло-сладкий соус, моментально покоривший меня своим вкусом. И то, что по началу казалось невозможно съесть такое количество еды, что нам принесли, моментально перешло в разряд любимых и «это мало, дайте ещё»! Сердце орка таяло во рту оттеняя нежным вкусом крепкий, чуть горьковатый чай. Вместе с сердцем таяла и я сама, готовая расцеловать всю вселенную, даже если она повернётся ко мне спиной.
— А кто придумал нас? — откидываюсь на спинку стула, едва дыша от обжорства.
— Никто, мы сами, или вселенная, — облизывается Хёси. Этот тощий парень может сожрать слона и попросить добавки, без магии тут точно не обошлось, или в его роду были ведьмы расщепляющие жиры на такие атомы, что те испарялись из организма не успев отложиться на боках.
Громбул, появившийся в дверях, глянул на наш столик, удовлетворённо кивнул, и через минуту, уже стоял рядом, расставляя мисочки, тарелочки, блюдечки со всевозможными закусками, кувшины с вином, заварники выглядевшие так, словно их изваяли из черепов неведомых мне врагов, огромные, литровые чаши и малюсенькие пирожные в виде всевозможных насекомых. Хёси смотрел с восторгом на это пиршество, я же решила, что стать начинкой для очередного суперпирога мне всё же грозит, иначе зачем меня так откармливают!
— Ой, не могу, — вновь хохочет Хёси, — ради такого выражения лица тебя стоило сюда привести! И нет, это не только для нас, вскоре сюда прибудут все хранители, и, как ты понимаешь, они тоже с отменным аппетитом! Примета такая, если кто из нас пришёл в это кафе, значит простым посетителям надо перебираться в другие едальни. Недолюбливают нас, понимаешь, бояться!
— Недолюбливают?! — переспрашиваю я. — Это после того, как вы спасли весь этот город? Эти жители что, спятили?!
— Ну, сложно любить непонятное и тех, кто одним щелчком пальца может перевернуть мир с ног на голову и убедить всех, что всё так изначально и было. А мы, сама понимаешь, ещё и не совсем люди. — Хёси хитро подмигивает, и разливает благоухающий травами чай по кружкам.
Оглядываюсь, половина столиков уже действительно пуста, за другими спешно дожёвывают угощения или раскланиваются с поджарыми, крепкими, рыжеволосыми официантками орчихами. Становиться тихо. Лишь огни факелов потрескивают, отбрасывая замысловатые тени.
— Так кто мы, Хёси? — спрашиваю я, боясь услышать то, что не смогу принять. — откуда появились?
Хёси становится серьёзным, сквозь мальчишеское лицо проступают морщинки, на мгновение я вижу его настоящего: мудрого, сильного, строго, огромного как горы скрывающие свои вершины за облаками, с бесконечно печальными глазами, аж сердце сжимается, хочется бросится к нему на грудь и обнять, и тут же всё пропадает. Хёсе заливисто ржёт и показывает мне язык, что ж, у бессмертных духов свои причуды.
— Расскажу тебе сказочку, — потягивается он словно кот, хрустя суставами. Откидывается на спинку стула и чуть прикрыв глаза, на манер старых сказителей, чуть растягивая слова, начинает:
— В начале времен, когда не было ни солнца, ни луны, ни звезд, существовала лишь бескрайняя тьма. Эта тьма была не просто отсутствием света, а живым, пульсирующим существом, полным потенциала и нераскрытых тайн. В самом сердце этой тьмы зародилось Эхо – смутный звук, который, казалось, исходил из ниоткуда и направлялся в никуда.
Эхо росло, набирало силу, пока не стало первым лучом света, пробившимся сквозь завесу мрака. Этот свет, хоть и слабый, нес в себе искру созидания, желание творить и наполнять пустоту красотой. Он начал танцевать во тьме, создавая причудливые узоры и формы, которые тут же исчезали, словно мимолетные сны.
Вдохновленный первым светом, из глубины тьмы поднялся вздох – первое дуновение ветра. Ветер начал играть с лучом света, раздувая его пламя и разгоняя тьму по сторонам. Там, где касались свет и ветер, рождались первые элементы: вода, земля, огонь. Они хаотично смешивались, создавая невообразимые ландшафты и формы жизни, которые тут же распадались, не находя своего места в новом мире.
Видя это, Эхо и Вздох решили объединить свои силы. Свет озарил все уголки новорожденного мира, а ветер вдохнул в него жизнь. Из их союза родилась первая звезда, а за ней – бесчисленное множество других, осветивших небосвод и наполнивших мир гармонией. Так родилась Вселенная, и я, из союза Вздоха и Эха. И был я свободен пока Акура не призвал меня на службу! И теперь, я порабощённый дух вынужденный делиться едой с драгоценнейшим начальником! — Тут Хёси состряпал скорбную физиономию и схватив один из кувшинов с преувеличенным добрострастием выскочил из-за стола, дабы поухаживать за невесть откуда взявшимся Акура, жадно поедающим нескончаемое «сердце орка».
— Не слушай его, девочка, — обтёр губы салфеткой господин начальник хранителей границ, — этот мальчишка горазд выдумывать. Всё гораздо проще. Ты помнишь, я говорил, что всё когда-либо придуманное, задуманное, мелькнувшее дымкой, должно где-то существовать?
Я согласно кивнула, давя смешок, наблюдая, как Хёси кружит у стола, словно заправский лакей на императорском приёме.
— Вот Абра тот самый город, где пересекаются настоящее и выдумка, прошлое и то, чему только предстоит осуществиться — отмахнулся от склонившегося в глубоком поклоне Хёси, — прекрати!
— О, великий и ужасный господин, слушаю и повинуюсь! — Хёси сложил ладони лодочкой, ещё раз поклонился и одним прыжком оказался снова на своём стуле, нагло умыкнув у господина начальника тарелку со сладостями.
Акура только вздохнул, покачал головой и принялся уничтожать крохотные пирожки с мясной начинкой.
— Ты родилась от папы с мамой, вполне настоящих, и если кем и придумана, то мне это не известно, а известно мне гораздо больше, чем многое. Мы с Хёси дети Хтони, от того и считаемся злыми магами, а вовсе не из-за того, что когда-то стёрли с лица земли с десяток другой городов, миров и вселенных. Так что, переживать что исчезнешь, если кто-то отправиться к праотцам не успев осуществить свои фантазии не стоит. А вот что меня действительно волнует, это твой загадочный друг.
— Какой друг? — напряглась я.
— Тот самый, которого ты оглушила светом истины. И позволь узнать, откуда ты вообще узнала это заклинание?!
— Свет чего? — чуть склонила я голову на бок, и слегка тряхнув ею, словно ожидая, что разгадка на вопрос должна выпасть из уха. Она, разумеется, не выпала.
— Ясно, — достал излюбленную трубку Акура, и на две минуты повисла тишина. Пока достопочтимый начальник хранителей чистил, набивал и раскуривал трубку, Хёси уничтожал съестное со скоростью оголодавшего птеродактиля.
— Известно ли тебе девочка такое растение как Бычерожец? Нет? Что ж, это такой хитрый куст с мелкими ароматными цветами, чей нектар способен управлять сознанием. Считается, что он даёт убежище и обеспечивает пищей в виде сладкой патоки, выступающей на черенках листьев, королевских чёрных муравьев в обмен на их защиту, но при этом наивные насекомые попадают в зависимость. Содержащееся в нектаре вещество так меняет физиологию, что делает этих сластён стражников неспособными переваривать любой другой вид пищи. И это, по существу, делает насекомых зависимыми от вырабатываемого Бычерожцем корма, который они будут получать только в том случае, если защищают растение. А еще, Бычерожец способен выпускать определённый аромат, вызывающий у насекомых массовый психоз. Так что, если кто-то попытается растением пообедать, или сломить ветку, Бычерожец выпускает своё амбре, после чего его кусающая армия вцепляется в морду злоумышленника.
— И какое отношение этот «рожец» имеет к заклинаниям о которых я даже не слышала? — отхлебнула я из кружки, любезно подставленной к моему носу Хёсе, с удивлением ощущая, что ощущение обожратости после первого же глотка стремительно меня покидает.
— Самое непосредственное, — выпустил колечко дыма Акура, отправляя его призрачной птицей за соседний столик, за которым сидели крепкие мужчины с нашивками хранителей.
— Крепкий орешек этот тип, я чуть сам не сбрендил пока его допрашивал. Хорошо Мира подсказала про Бычерожец, у неё новый период увлечений, на этот раз подчиняющие яды, ну я отвлёкся. Стоило предложить нашему новому знакомому вытяжку из молодых листьев он сразу стал гораздо сговорчивее, и поведал невероятную историю о знакомстве с бессмертным, изначально вызывающим ужас, а в последствии такую любовь, что за ним хоть в огонь, хоть в воду, на край света, не жалея живота своего. Одно плохо, он вечно голоден, и как звать этого властителя умов, наш знакомец не знает. — очередное колечко взмыло к потолку, распластавшись по нему вопросительным знаком.
— А что он вообще знает? — отправил в рот очередную порцию вкусняшек Хёси.
— Цитирую, — усмехнулся Акура, окутывая себя дымной пеленой, — багровый туман сочился из его пор, окутывая господина зловещей дымкой. Злодей, чьё имя давно вычеркнуто из человеческой памяти, возвышался над поверженными людьми, словно изваяние тьмы, выкованное из ненависти и страха. В его глазах, пустых и холодных, плескалось отражение тысяч украденных жизней, словно маленькие огоньки, горящие в кромешной тьме.
Каждый вздох давался ему с трудом, каждое движение сопровождалось тихим потрескиванием костей, но это лишь подчеркивало его мощь. Он был подобен древнему дереву, корнями вросшему в саму смерть, питающемуся чужой энергией, чтобы поддерживать своё существование. Когда-то он был человеком, возможно, даже добрым и благородным, но тьма, что он впустил в свою душу, перекроила его до неузнаваемости, превратив в чудовище.
Пальцы, скрюченные словно когти, медленно сжались в кулак. В них пульсировала сила, вырванная из трепещущих сердец, энергия, украденная у молодых и невинных. Она переполняла его, заживляет старые раны, залечивая трещины в его разлагающемся теле. Это было мерзкое, но необходимое подспорье, топливо для его вечного голода.
Он облизнул пересохшие губы, предвкушая новую трапезу. Мы, его жертвы, были слабы и беспомощны, словно бабочки, попавшие в паутину. И он чувствовал наш страх, отчаяние, и это лишь подстегивало его аппетит. Господин был так голоден, голоден до жизни, до энергии, до власти. И ничто не могло его остановить. И пока другие отдавали свои жизни, опадая сухими оболочками на пол, я, и ещё несколько избранных, были удостоены его внимания. Он дал нам по капле своей крови, наградил великими знаниями, вселил в наши сердца бесстрашие и веру в неуязвимость, и этот город сейчас присягнул бы ему на верность, если бы не свет, разбивший мою с ним связь. Другие погибли, сгорев в огне. Только пламя способно уничтожить стражей господина. Дальше не интересно. Меня пытались уговорить, подкупить, умолить, омывали слезами мои сапоги, лишь бы получить ещё одну порцию Бычерожеца. Подозреваю, что наш великий и ужасный, вечно голодный неизвестный, подсаживает людей из твоего мира, прости, бывшего твоего мира на свою кровь и таким образом собирает армию, которая на рассвете попыталась взять штурмом наши границы. А сидящий под замком в Карбло наш новый знакомый ею дирижировал.
— Какие-то вампирские войны, — резюмировала я, остро ощущая нехватку кофе в своём организме, — а я-то думала, что мы уже всех победили…
— Нет, девочка, всё ещё только начинается, — неожиданно весело подмигнул мне Акура, и потёр в нетерпении ладони.
За дверьми этого удивительного кафе, трели птиц наполняют город жизнью. Стаи воробьев, ласточек и голубей устраивают концерты на карнизах зданий, их щебетание переплетается с журчанием фонтанов создавая ощущение непрерывного праздника. По вечерам зажигаются фонари, освещая узкие улочки теплым, мягким светом. В воздухе разливается музыка из открытых окон, и люди, прогуливаясь по набережной, наслаждаются прохладой и красотой ночного города. Абра, тот самый город, где каждый находит что-то свое, в который хочется возвращаться снова и снова. И время здесь течёт медленнее, позволяя насладиться каждым мгновением, каждым запахом, каждой трелью.
Я сижу, пью лавандовый кофе, с самыми грозными людьми по обе стороны реальности и думаю о том, как же умудрилась вляпаться в историю, в которой мне уготована роль главного героя, к которой я совершенно не готова, более того, я всегда избегала становиться этим самым героем. Уж больно много шишек падает на их многострадальные головы. А я свою люблю, берегу, иногда даже расчёсываю, ну, чтобы не сильно пугать окружающих. Те же, кого я торжественно возвела на пьедестал в качестве своих друзей, невозмутимо поедают вкусняхи, мило обсуждая насколько правильно будет забросить меня в очередное приключение и из какого количества запчастей придётся потом меня собирать, чтобы воскресить.
За эти две недели что я здесь, подтвердилась простая истина, что друзья – это самые злодейские люди. Формулировка, на первый взгляд, парадоксальная, но при ближайшем рассмотрении раскрывающая всю глубину и сложность взаимоотношений, сплетающих наши жизни. Они, словно невидимая страховочная сетка, подстерегают нас на краю пропасти, готовые в любой момент подхватить, не дать сорваться в бездну отчаяния и ошибок. Но в то же время, они же, эти самые друзья, с маниакальным упорством, достойным лучшего применения, к этой же бездне и подводят, в некоторых случаях даже придают ускорение путём мотивированного поджопника, по их утверждению: «для скорейшего внутреннего роста». А я, просто не имею права их подвести, радостно бросаясь в очередную авантюру, не думая о последствиях, и разбивая очередные розовые очки, отказываясь от заветных иллюзий, осознавая, что путь к величию тернист и требует жертв. Ладно, не к величию, оно мне нафиг не сдалось, но вот желание быль любимчиком всех и каждого, как правило, всегда толкает на подвиги.
Но вот что удивительно: после этой болезненной процедуры «роста», друзья, в качестве компенсации за причиненные страдания, начинают заботливо кормить вкусностями и поить кофе. Проявляя, истинная суть дружбы – в балансе между поддержкой и критикой, между заботой и честностью. В умении сказать правду в глаза, даже если она горькая, но при этом не отвернуться в трудную минуту.
И действительно, спасибо им за это. Потому что без этой злодейской любви, без этой честной и бескомпромиссной поддержки, жизнь была бы совсем грустной. А грустить я себе не могу позволить, по той простой причине, что просто не умею это делать. Через пятнадцать минут мне становиться скучно, а через полчаса я уже обнаруживаю себя в аэропорту с билетами на Эверест, в то время как надо бы мчаться в офис на работу. Воспоминания о работе, в той, прошлой моей жизни, неожиданно примирили меня с необходимостью стать героем. Ну, где там эта ваша бездна? Дайте две!
Я смотрю на Миру, Хёси, Йока, Акуру, смеющихся, таких прекрасных, и одновременно загадочных, не вслушиваясь в беседу, просто хорошо, что они есть. И два десятка хранителей, что сидят за соседними столиками, и мастер Ю, больше похожий на древнего бога, чем на человека, и понимаю, что в первые в жизни я на своём месте, там, где должна быть. И что будет завтра не важно, потому что есть только здесь и сейчас, а здесь и сейчас я счастлива. Счастлива тем спокойным, умиротворительным счастьем, возникающим только в момент ощущения что ты жив, и вот этот закат – живой, и дерево, и каждая травинка, и через всё это течёт любовь, любовь, вмещающая в себя все вселенные, весь бескрайний космос, что больше не ледяной безжизненный комок скопления газа, а очень даже вкусный тёплый пирожок с вареньем.
По хорошему, по правильному, на ежедневной основе надо вмещать в себя весь мир: во всеми всадниками апокалипсиса, яблоневым ароматом, душистыми майскими ночами, грозовыми облаками, необходимостью защищать своих живых и провожать своих мертвых, с этой невыразимой бесконечной любовью, данной нам если не в ощущениях, то хотя бы в крепдешиновых платьях и маковых сухариках, которые мы не едим в самый голодный день, а кладем в карман и несем кому-нибудь — угостить.
Потому что тот, кто вмещает в себя весь мир и маковый сухарик в придачу, никогда не пройдет насовсем. Он останется тонкой нитью, связующей прошлое и будущее, маяком в бушующем море неопределенности. Его эхо будет звучать в шепоте ветра, в треске поленьев в камине, в случайной улыбке незнакомца.
Именно в этой способности к состраданию, к милосердию, к умению делиться последним кроется наша сила, наше бессмертие. Не в звоне побед, не в блеске славы, а в тихой заботе о ближнем, в готовности отдать частичку себя, чтобы согреть другого.
Мир жесток и несправедлив, он полон боли и страданий. Но пока в наших сердцах горит огонь любви, пока мы способны видеть красоту в простом и находить утешение в малом, до тех пор у нас есть надежда. Надежда на то, что добро победит зло, что свет рассеет тьму, что маковый сухарик, подаренный от сердца, станет символом вечной жизни.
Я никогда не хотела стать героем, уж больно большая ответственность для такой как я. Но, как говорится, кто меня спрашивает? Особенно, учитывая тот факт, что вся заварушка началась с моего возвращения в город. Так что, я улыбнулась всем присутствующим так широко, что чуть не треснул рот. Что ж, герой, значит герой. Сами напросились. Ну, где эта ваша бездна, в которую надо прыгнуть?!
— Никуда прыгать не нужно. — Невозмутимо ответил Акура на мой внутренний монолог. Похоже, надо бы поработать с мимикой, а то читают по моей рожице как по раскрытой книге. Оглянулась, все столики заняты хранителями. Крутобёдрые орчихи похихикивают над шуточками, нависая над посетителями рыжими скалами, ловко убирая опустевшую посуду и тут же расставляя заново полные снеди тарелки. Над потолком витают мотыльки, выбирая кому сесть на нос. Считается, что если твой нос засыпали пыльцой с крыльев, то весь год проведёшь в достатке и удовольствиях. И хранители, украдкой, словно случайно, проводят по кончикам носов измазанными в сладостях пальцами, подманивая бабочек. Не великие воины, а кисейные барышни на пикнике, честное слово!
— А чего ты удивляешься, — вновь влезает в мои мысли Акура, — все живые люди и имеют право расслабиться. Не так уж и часто мы собираемся вместе, а капелька радости и покоя ещё никому не мешала. К тому же, Хороший аппетит и отличная компания способствует скорейшему восстановлению дари. Магия, знаешь ли, требует много сил, и, в отличие от тебя, у большинства здесь сидящих, есть лимит на чудеса.
— Грустный какой-то праздник, — пробурчала я, ощущая, как портится настроение. Вообще, для меня это очень странно. Отличное расположение духа – моя визитная карточка.
— А это и не праздник, просто дружеские посиделки, — пожал плечами Акура, — ребята планировали носить тебя на руках вокруг города, периодически подбрасывая вверх, в благодарность за спасение, всё-таки, благодаря тебе, все живы. Многие, конечно, получили серьёзные ранения, но наши лекари с этим справятся. Так что, всё заслужено! Вот только мало кто знал, как ты теперь выглядишь. Теперь знают. Я запретил доставать тебя с благодарностями, всё равно ты не умеешь их принимать, так что, просто организовал дружеский обед. На праздник, вместо тебя, пойдёт Мира. Будет крайне неудобно, если ты, не зная наших правил и законов, поведёшь себя как какой ни будь невоспитанный житель Кралко. Научить тебя всему за двадцать минут невозможно, хотя, и двух лет, пожалуй, маловато будет. Так что, ты отправишься с Йока в запущенные кварталы, а мы пойдём получать плюшки от твоего имени, разумеется. Кланяться во все стороны, рассыпаться в комплиментах, улыбаться пока не сведёт скулы, интриговать, искать кто же прознал о твоём возвращении, если кроме нас четверых, никто не знал, что ты вообще жива и способна протащить за собой целую армию ненасытной нежити.
— Значит, я права, моя вина в том, что исчезают дети, — мрачно откусила я от морковки, сочно захрустев.
— Не накручивай, — взлетело к потолку очередное лавандовое колечко дыма, — есть у меня подозрение, что наш не известный, великий и ужасный господин застрял на границе в Десите. Это такой предбанник, из которого можно попасть куда угодно, если, конечно, есть разрешение, ими ведает Дабра, обратная сторона нашей реальности. И поверь, благоволит она не многим, чтоб позволить шастать по мирам. И надо обладать не дюжей силой, чтоб пробиться в Десит без разрешения. В общем, я передумал, на праздник с Мирой отправится Хёси и мастер Ю со всеми хранителями, я же пообщаюсь с Даброй. И да, у меня будет к тебе большая просьба, постарайся вернуться живой. Вторую седую прядь Йока я могу не пережить.
Я уже говорила, что друзья — это злодеи каких мало? Так вот, от возможности огреть сковородкой любимого начальника Хёси, меня удержало только то, что эта самая сковорода оказалась просто неприподъёмной, до краёв заполненная фаршированными крошечными сердцами орчат в шляпках грибов.
Шагая рядом с молчаливым и сосредоточенным Йока, ловлю себя на мысли, какой всё-таки Абра удивительно красивый город. Оранжевое солнце, пробираясь по узким улочкам, играет бликами на мощеных мелким круглым булыжником дорожках, заставляя их искриться всеми оттенками медового. Ароматы, словно невидимые духи дразнят обоняние: свежеиспеченный хлеб из ближайшей пекарни, пряные травы из цветочных лавок, легкий бриз с океана, окутывающий запахом соли и водорослей. Пьянящий коктейль, кружащий голову, и заставляющий забыть обо всём на свете. Коты, надменно развалившиеся на подоконниках, изредка удостаивают взглядом, царственно обмахиваясь хвостами. И даже хмурый Йока не может помешать моему настроению стремительно улучшаться. Конечно, уже привыкнув к говорливому, вечно хохочущему Хёси, мрачность моего нынешнего спутника несколько выбивает из колеи, но где наша не пропадала. В конце концов, этот парень спас мне жизнь, даже дважды, так что, в надёжности сомневаться не приходиться, а нравится ему это или нет, кто ж спрашивает?!
— Зачем нам возвращаться в те дома? — резко остановилась я посреди дороги, залюбовавшись на облако в виде стрекозы. — И почему пешком? Может научишь меня перемещаться, так же как все вы, раз, и уже на месте. Или может сам перенесёшь меня? Ну, скажем, завернёшь в плащ и сделаешь вид, что в нём меня нет, если запрещено перекидывать людей из одного пространства в другое. Уверена, у тебя получится! Или поехали на трамвайчике! Меня Мира катала, здорово! И на воздушном шаре я ещё не побывала. А почему со мной отправили тебя, а не Хёси? Ты всегда такой серьёзный? Я не очень тебе нравлюсь да? Я что, в прошлой жизни увела у тебя собаку? Ты так и будешь молчать? Эй, я с тобой говорю! — Я догнала Йока, невозмутимо шагающего вперёд, и, кажется, даже не заметившего, что я отстала. Что ж, хороший повод смыться от этого зануды, навязанного мне в качестве няньки, на тот случай, если опять решу во что ни будь вляпаться. Этот рыцарь в коричневом плаще, обязательно спасёт незадачливую меня. Словно я сама с этим не справлюсь. Как-то же жила без опеки и ничего, справлялась. И только я развернулась, чтоб улизнуть, как воткнулась лбом в грудь Йока, оказавшимся предо мной непостижимым образом.
— Научишь? — едва удержалась я на ногах, сделав вид, что всё так и задумано.
— Нет, — коротко ответил этот невыносимый тип. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, чтоб обиженно зашагать прочь, я вновь упёрлась в Йока. Этот парень явно решил проверить моё терпение.
— Мы возвращаемся потому, что Акура уверен, что детей, в отличии от твоих соплеменников, ещё можно спасти. Пешком, чтобы не проскочить мимо запущенных кварталов, и нет, на трамвае и шаре до них не доберёшься. Да, я могу провести тебя скрытыми тропами, но не буду, по тем же причинам, что и с трамваем. От вас с Хёси слишком много шума, и потом, дух-хранитель города обязан присутствовать на празднике в честь твоего возвращения и большой победы. Я всегда серьёзный, и тебе советую приобрести эту крайне полезную привычку. У меня нет к тебе никаких отрицательных чувств, и собаки тоже никогда не было! А молчу я, потому что в твой монолог невозможно втиснуться. — ответствовал Йока на все мои вопросы с такой невозмутимостью, что задавать другие у меня отпала всякая охота, правда не на долго. Буквально секунд на пять. Пока не выдохнула. Вот только не успела спросить.
— Пришли, — шагнул Йока в стену сплошняком, заросшую плющом. Пока я недоумённо оглядывалась по сторонам, из листьев высунулась рука в перчатке и втащила вовнутрь уже знакомого мне дворика. Здесь не было ни огня, ни ветра, ни других ухищрений от любопытствующих. Просто каменная стена, очень твердая, я потрогала.
— Так зачем мы здесь? — вновь повторила я свой вопрос, пока Йока, воздев на до мной руки, читал какие-то мантры.
— В одном из этих домов скрыт ответ и нужно его найти, — закончил таинственный обряд Йока и широко шагая двинулся к крыльцу.
— Ответ на что? — попыталась его догнать и поскользнулась на переспевшей груше. От разбитых коленок вновь спас Йока, перехвативший меня, уже готовую со всего маху обнять землю, поперёк туловища, словно собачонку, без всяких усилий донёс до дома и поставил перед входной дверью.
— Не нужно задавать вопрос, ответ на который ты уже знаешь. — Он дотронулся основанием ладони до замочной скважины, и легонько её толкнул, дверь бесшумно отворилась, пахнув на нас глубокой осенью, дождями и перегнивающими листьями. — Это не поможет тебе нравится всем, пользуйся обаянием и мозгами, и не надо утверждать, что их нет под этим рыжим гнездом, которое ты называешь причёской.
Дались ему мои волосы, зануда…
С другой стороны, я действительно знаю, что мы должны найти, спроси меня: — откуда? Только пожму плечами. Со мной всегда так, я просто знаю и точка, но предпочитаю переспрашивать, чтоб удостовериться в своей правоте. Такой парадокс. И сколько не изживай в себе эту неуверенность, она всегда возвращается, причём с добавкой.
— Понимаю, что сложно, — подтолкнул в спину, застывшую у порога меня Йока, — но ты научишься, просто ради того, чтобы всё и всегда было, по-твоему. Раньше, если что случалось не так, ты грозила смертью, не самый действенный метод, на мой взгляд. Теперь, жизнь – твой главный приоритет. И поверь, сейчас повернуть колесо удачи тебе проще чем когда-либо. Любые стены на твоём пути — это стереотипы, в них не нужно упираться, их нужно ломать. А теперь ступай и найди нам разгадку. И, пожалуйста, — добавил он совсем тихо, но я услышала, — не сомневайся, я всегда тебя слышу.
Я вижу, когда слова обескровлены — они звенят от пустоты. В этом случае, я быстро про них забываю. И я так же знаю, когда в словах пульсирует артерия от переполняющих эмоций. Это не спутать ни с чем. Искренность завораживает и заставляет посмотреть внимательнее. Вглубь. Заинтересоваться по-настоящему при первом же разговоре. Искренность — входной билет в чужое доверие. Дороже неё нет ничего. Без неё всё теряет смысл. И сейчас Йока купил меня всю без остатка, со всеми потрохами.
Он аккуратно прикрыл дверь, повернул рычажки настенных светильников, пока они разгорались, выхватывая из темноты потрескавшиеся стены, Йока продолжал что-то говорить, идти вперёд, осматриваться, вот только я уже слушала не его, а дом, укрытый покрывалом морока.
Как найти хвостик, потянув который можно распустить это одеяло лжи я не представляла, но не признаваться же в этом в первый же момент, как только тебя признали умной, верно? Это потом я себя погрызу с большим удовольствием, а сейчас нельзя, сейчас я у нас главный спаситель мира и себя заодно.
Так что, раз я герой всех времён и народов, надо найти ответ. И плевать, что это всего лишь морок, игра света и тени на границе миров. Плевать, что это не более чем глюк в матрице, сбой в программе, случайный выброс энтропии. Важно то, что он существует. И он забирает. Забирает не просто надежду на лучшее. Забирает саму возможность стать лучше. Превращает потенциал в ничто. Обнуляет личность. Отнимает способность любить, мечтать, творить. Лишает языка, которым можно выразить себя, подобно великану Михелю, заменившему горячее сердце куском холодного камня.
И все это ради чего? Ради иллюзорного спокойствия? Ради ложного чувства безопасности? Ради того, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать боль этого мира? Нет уж, увольте. Я выбираю боль. И эти обманутые дети, уверена тоже выбирают борьбу. Мы вместе выбираем возможность быть. Пусть даже эта возможность будет крошечной, едва заметной, но я буду цепляться за нее зубами и когтями, ради них, себя, нас, этого города, мира и вселенной. Ради всего космоса, ради своей улучшенной версии себя!
Потому что, если я позволю этому мороку победить, я перестану быть собой. Стану лишь тенью тени, эхом эха, пылью на ветру. А это – худшее, что может случиться с человеком. И я не согласна на это. Никогда. Ни за что!
— Морок, — тихонько произнесла я, — ну конечно! И где вообще была моя голова всё это время, если не додумалась до такого простого ответа! Пора доставать её с пыльной полки, протирать тряпочкой и водружать обратно на плечи. Давно, в прошлой жизни, я считала себя писателем. Не особо удачливым, без армии поклонников, но упорно продолжала сочинять для себя, поскольку реальный мир не вмещал всех тех чудес, что разрастались в моём воображении. А здесь, сейчас, в мире в котором существует всё когда-либо сказанное, решением может послужить просто слово, или два, может сто слов, но от самого сердца, с полной верой что всё так и есть, и повернуть колесо удачи в нужную сторону.
Я плюхнулась на пол, закрыла глаза, чтоб здешняя реальность не мешала создавать новую, прямо поверх настоящего бытия и слегка растягивая слова, неспешно, начала рассказ: — В мире, где тени кажутся недвижимыми, а пространство между реальностью и иллюзией сгущается до предела, на самой окраине города стоит старый дом, наполненный шепотами прошлого, призраками настоящего и зловещей тайной. Его ветхие стены, покрытые трещинами и плесенью, скрывают в себе Морок, питающийся не светом как рукви, и не кофе, как я, а чужими жизнями. Дари, которое похищает у детей, порабощая их родителей.
И этот дом — не просто руины, а живое существо, насыщающийся надеждой и отчаянием тех, кто осмеливается переступить его порог. Здесь, в тёмных залах, невидимый Морок ищет новые жертвы, кормящий свою бездонную жажду чужого существования. Он поглощает радость, страх, любовь — всё, что делает человека человеком. И однажды в этот дом вошла я, чтобы ощутить среди затхлых запахов пыли и забытых воспоминаний, веру в чудеса и надежду сочетающиеся с отчаянием, словно две стороны одной медали. Почувствовать, где внутри этих стен затаился злодей, чья сеть вплеталась в судьбы несчастных, заманивая их обещаниями, которые звучат как лёгкие надежды, становясь в итоге — клеймом боли и страдания.
Я, по сути своей, не герой, а человек, ищущий путь через лабиринт страха и безысходности. Вижу, как Морок плетёт свои сети, как жертвы, попавшие в его ловушку, теряют последнее — надежду на спасение. И как в мире этого старого дома, даже в самые тёмные мгновения, зарождается искра, не всегда чистая, но всё же способная согреть сердце.
В глубине мрака этих стен заключены дети — сущности, чьи жизни стали частью тёмной магии Морока, и они не просто призраки или забытые души, они — живые огоньки, чья энергия истощается с каждым мгновением, утекает в бездонную тень. И я пришла найти их. Не только ради спасения, но, и чтобы понять, что же превращает человека в пылающую искру надежды в таких условиях. В застывшем времени старого дома, где даже воздух кажется пропитанным забвением, я ощутила лёгкое покалывание — первый знак того, что кто-то идёт навстречу.
Вскоре из тумана вышел ребёнок, лицо его было лишено признаков, как будто бы оно было вырезано из инея, но в его взгляде горел огонёк любопытства. Тело казалось обломком старого дерева: слегка искривлённым, но живым. Мальчик улыбнулся холодно и тихо, словно шёпот ветра в зимний вечер. Его голос, едва слышный, прозвучал как шорох страниц заброшенной книги:
— Ты пришла за мной?
И я, почувствовав прикосновение холодных пальчиков к своей ладони, открыла глаза. Малыш действительно держал меня за руку, а чуть дальше стоял Йока, яростный, светящийся неистово зелёным, прижавший перед собой локти и кулаки, он явно знал, почувствовал, где скрывается Морок и теперь вызывал его на бой.
Время перетекало через нас как песчинки сквозь стеклянное ушко часов, мгновения сжимались и растягивались, превращаясь в вечность. Рядом возникло что-то чуждое, нечто живое и жаждущее новой жертвы. В темноте эхом разнеслись шёпоты: «Вы здесь, потому что умереть — легко. Но я могу дать новую силу, новую жизнь — пусть даже в обмен на вашу». Я вижу, как Йока растворяется во тьме, как его силуэт сливается с этим тёмным существом. Морок, шелестит обещаниями, понимая, что может получить новый источник силы. И это будет не просто тень, а тот, кто может вечно двигаться по грани между жизнью и смертью, даруя иллюзию надежды, лишь чтобы её разрушить. Морок ревёт и рвёт хрупкую плоть созданной мною реальности, пытаясь добраться до моего друга, а Йока, обтекает его словно волна скалу, вздыбливается всей мощью океана, скрывая под зелёными волнами, растворяя черноту в серебро лунных дорожек. Я откуда-то знаю, что Йока справится, и, не смотря на завораживающее действо, вновь поворачиваюсь к мальчику:
— Почему ты здесь?
Он ответил просто:
— Чтобы вспомнить мгновения. Ведь в них наша жизнь — словно искра, которая горит сейчас, а потом исчезает, оставляя лишь тень.
Вся наша жизнь — крохотные мгновения, бесконечность реальности и магического сна. И сейчас важно не просто прожить свою жизнь, а суметь запомнить её, хранить внутри себя эти огоньки. Время — особый сосуд, который необходимо наполнить мгновениями и освободить заключённых детей, позволив им стать частью чего-то большего, чем их собственная тень.
Пока мы говорили, зловещий голос Морока эхом отражался от стен тёмного дома, напоминая о том, что зло питается не только магией, но и нашими страхами, надеждами и оставшимися в памяти мгновениями. Я понимала, что только сохранение и уважение к этим мгновениям даст шанс разрушить цепь, связывающую их с тёмными силами. В этом мире, полном смысла и магии, найти их и дать им возможность вновь зажечься было не просто квестом, а актом осознанности и любви к каждой минуте, которую дарит жизнь.
Даже после долгой ночи, рассвет всё равно приходит — если не снаружи, то внутри нас. Надежда на спасение пробилась сквозь трещины стен, сквозь туманные оплывающие тени, и засияла в глазах мальчика, поверившего, что зло можно одолеть. Ладошка стала тёплой, и тут, другой моей руки коснулись ещё одни маленькие пальчики, за ним другие. Я боялась обернуться, но всё же сделала это. За спиной стояли дети, худенькие, полупрозрачные, но живые и застенчиво улыбающиеся мне ребятишки, цепляющиеся за мой плащ ледяными ручками.
Надежда, словно последняя искра свечи, горела ярко и неуклонно растопляла лед отчаяния. В этот самый момент Морок почувствовал, что его власть начала угасать, его поглощающая энергия сжимается, превращаясь в тень. Потолок полыхнул огнём, нас осыпало пеплом, и через мгновение, я обнаружила себя сидящей на полу в светлой, залитой солнечными лучами гостиной, с наглухо прокопчённым потолком.
— Да, ремонт тут не помешает, — успела я прошептать Йока, прежде чем окончательно отрубиться. Похоже, что отключаться после каждого подвига, становиться моей визитной карточкой. Хорошо, что Йока всегда оказывается рядом.
Свидетельство о публикации №225062101813