Мыло Клариссы

                Безымянный друг
                1.
Я часто разговариваю с мылом, когда мою руки. Обычно приходится его успокаивать, объясняя, что закончится оно совсем не скоро, а, может, и вообще никогда. Далее, как всегда, оно начинает спорить, утверждая, что всё на свете имеет свой конец. В итоге, мы скатываемся до философских тем, которым, действительно, нет конца. И так проходит моё утро, пока я не вспоминаю, что электрочайник, который я включил предварительно, давно уже остыл.
Но сегодня мыло не очень-то охотно ведет беседу. Оно плохо мылится, постоянно выскользает из рук, и явно пребывает не в лучшем своём настроении. Мне так и не удаётся выпытать у него, в чём дело. Жаль, что я не знаю язык воды. Она постоянно пытается вклиниться в наш разговор, но мы её не понимаем. Хотя, мыло, возможно, просто создаёт видимость непонимания. Судя по нашим разговорам, оно испытывает к воде не самые приятные чувства. И она знает это, и поэтому за окном - зима.
Сегодня у меня нет желания идти завтракать, так же как и тепло одеваться. В шортах и футболке, босиком я выхожу на улицу. Сегодня особый день – я иду на её работу.
Снег под ногами неприятно колется, при этом еще и неприлично громко хрустит, но все эти диалекты воды мне недоступны. И я уже жалею о том, что не надел хотя бы носки. Но что бы я потом с ними делал, дойдя до Клариссы?
Улицы то сужаются, то расширяются. Иногда их дыхание становится тяжелым, потом оно может стать слишком частым, затем выровняться. Всё зависит от количества других людей.
Мне не нравится, когда их много. Потому что тогда я не успеваю пересчитать все глаза. Я знаю, что у каждого человека, если отбросить мистику, их два. Но операция умножения всегда давалась мне с трудом, особенно на морозе.
К счастью, клариссина работа находится не так далеко от моего дома, и я могу легко дойти до неё пешком. Иногда, чтобы хотя бы немного разнообразить себе путь, я перепрыгиваю с одного автомобиля на другой, стоящий на обочинах, рискуя поскользнуться на их заснеженных спинах. Но сегодня я не хочу задерживаться в пути. Мне нужно сообщить Клариссе нечто очень важное. Днём ранее мы обсуждали это с мылом, и оно одобрило мои предложения.
                2.
Я до сих пор не знаю, где она работает, потому что это место постоянно меняется. То оно оказывается обычной забегаловкой, то зданием суда, то торговым центром. Сегодня, похоже, это стандартное офисное здание, окна которого невозможно сосчитать из-за стремительно проплывающих в них облаков.
Сначала вахтёр не узнает меня и не желает пропускать, но после того как я объясняю ему, что и я могу так же с ним поступить, когда он пожелает выйти из здания, он сдаётся.
Я постоянно забываю, на каком этаже работает Кларисса, поэтому нажимаю в лифте на красную кнопку «9».  Это особое число, с которым у меня особые отношения, о которых я не хотел бы сейчас здесь рассказывать. Мужчина в пиджаке и брюках, который едет со мной в лифте, пахнущий хозяйственным мылом, с ухмылкой рассматривает неприличную надпись на моей футболке, мои голые отмороженные ноги, снова надпись.
Наконец, мы выходим из лифта, и я принюхиваюсь. Обычно я нахожу офис Клариссы по запаху. Это должен быть аромат шоколада с ванилью, в котором шоколадный запах принадлежит самой Клариссе, а ванильный – её кабинету. Но этот запах здесь отсутствует. Вместо него я ощущаю запах копченой рыбы.
Я неуверенно шагаю по зеленоватому коридору, глядя на закрытые двери, и думая, что надо бы вернуться в лифт и попробовать другие кнопки. И тут за дверью слева я слышу знакомый смех Клариссы.
Её смех ни с чем нельзя спутать. Это набор из горсти, падающих на каменную плитку ночной кухни ножей, мнущегося целлофанового пакета с рекламой косметики и летящего снега с крыши пятиэтажного дома. Решив не подслушивать, хотя, логично было бы сделать это, я захожу в её кабинет.
Кларисса сидит на белоснежном подоконнике, и в одной руке у нее телефон, а в другой – фарфоровая статуэтка индийского ослика, которую я подарил ей два года три месяца и шесть дней назад на день рождения. Она кивает мне, и жестом указывает на блестящее кресло в углу кабинета. Холодная кожа сиденья и спинки напоминают мне об уличном морозе.
Солнце так сильно светит в окно, что из этого положения я могу разглядеть лишь очертания её стройной фигуры. В детстве ей никто не говорил, что она красивая. Но зато в юности на неё обрушился такой шквал небезосновательных комплиментов, что она хотела даже уйти в монастырь, и родители с трудом отговорили её у самых его ворот. Хотя сейчас, конечно, эта работа её изрядно потрепала.
Кларисса продолжает с кем-то беседовать о пальто, которое сначала не подошло; но прошло время и оно подошло, а потом оно было неправильно постирано, и оно снова не подошло, его отдали в мастерскую, и оно подошло, но не во всех местах, и пришлось его снова сдавать в мастерскую, где его окончательно испортили, и она уже думала его выкинуть, когда ей пришла идея использовать этот материал для обивки стула, но так как она это делала сама и в первый раз, получилось совсем некрасиво, и стул пришлось выбросить, но часть ткани все-таки осталась и она использовала её на тряпки в кухне, и когда разбился её любимый бокал, она смогла собрать все осколки в одну из намоченных тряпок… Я внимательно слушаю её беседу еще около получаса, стараясь не напоминать о своем присутствии. Но, наконец, она сама вспоминает обо мне, и убивает свой разговор.
- Давненько ваше святейшество меня не навещало. Прошлый раз, кажется, ты приходил ко мне на прошлой неделе. В том же самом виде. Только тогда на тебе ещё были кеды. Ты не замерз? – она ловко соскакивает с подоконника, и садится в кресло, стоящее рядом.
- Ты же знаешь, холод не имеет значения, когда я иду к тебе. Я был очень занят. Делал ремонт в квартире. У меня там совсем не осталось места для банок с вареньем. Пришлось сооружать новые полки.
- Да, ты говорил об этом по телефону. Жаль, что я не могла придти тебе помочь. Но ты же знаешь, что мне надо всё время работать. Так почему же ты решил навестить меня на этот раз лично?
Я ёрзаю в кресле.
- Ээээ… Просто я хотел…
Кларисса резко встаёт и подходит к своему рабочему столу, который так сильно завален папками с бумагами, что если кто-нибудь сядет там, его станет за ними не видно. Она берёт одну из папок, лежащую сверху, быстро перелистывает и протягивает мне.
- На, почитай.
- Что это?
- Очередная жалоба на наш институт. Мы, видите ли, мало работаем.
- Это институт?
- Неважно, что это. Важно то, что на нас снова жалуются. И не кто-нибудь, а большие люди.
Я открываю первую страницу, и пытаюсь прочитать то, что там написано. Но буквы то плывут, то прыгают у меня перед глазами, слова меняются, часто превращаясь в нецензурные.
- Что им надо от тебя?
- Чтобы я работала ещё больше. Но как мне это сделать? Я же не могу клонировать себя.
- Именно поэтому я и пришёл к тебе, - я встаю с кресла, и подхожу к ней, стараясь не нарушить дистанцию. – Я хочу, чтобы ты…
- Нет, нет, нет. Я не могу всё бросить. Кто, если не я, будет обрабатывать все эти бумаги? Может быть ты, человек, который лишь изредка покидает свой дом, и то только за тем, чтобы сходить на почту и забрать посылку от родителей? – Она отворачивается от меня и подходит к испачканному солнцем окну. – Я слишком долго добивалась того, чтобы получить это место.
- Но ведь ты даже не знаешь, где ты работаешь! – восклицаю я.
Она поворачивается, и смотрит на меня горящими серым пламенем глазами.
- А ты сам знаешь, где ты живешь? Назови номер своего дома! Название своей улицы! Название города! Страны, наконец! Ты знаешь, как тебя зовут?
- Я знаю только, что тебя зовут Кларисса. И мне этого достаточно.
- Вот и мне достаточно здесь работать. А это, не переживай, я разгребу за пару дней и ночей.
Кларисса садится за свой рабочий стол, и мне становится не видно её лица за кладбищем папок.
                3.
Можно ли сказать, что я вышел из её кабинета расстроенным? Да, можно. Но я был не из тех, кто легко сдаётся.
Конечно, я всегда старался лишний раз не сталкиваться с трудностями. И даже, если мне приходилось иметь с ними дело, как в тот раз, когда полки в мой кладовке обрушились под весом банок, перебив половину, я долгое время предпочитал ничего не замечать. К тому же многое обычно решалось само собой. Нужно было просто иметь терпение. И в ситуации с Клариссой можно было бы просто подождать. Её все равно, рано или поздно уволили бы за многолетние заслуги или по причине выхода на пенсию. Но я не был настолько терпеливым.
Кабинет директора института, находился, как я предположил, на первом этаже. Туда я и направился. Лифт к моему возвращению уже сломали, поэтому спускаться с девятого этажа пришлось по лестнице. Проходя к ней по пустому коридору, я прикладывал уши к дверям, и ничего не смог услышать. В некоторые кабинеты я попытался из любопытства войти, но безуспешно – они были заперты. Куда же пропал тот мужчина в пиджаке и с ухмылкой, который ехал со мной в лифте? Возможно, он заперся в одном из тех кабинетов и тихо там работал. Или, раз от него пахло хозяйственным мылом, у него был свой собственный этаж?
Лестница была мокрая и холодная, и я осторожно ступал по ней босыми ногами, успокаивая себя тем, что хотя бы не иду по снегу. На уровне шестого этажа я встретил пожилую уборщицу Веру в цветастом халате с рыбьим лицом.
- Вы тоже никогда не уходите с работы? – спросил я у неё.
Она перестала водить тряпкой по ступеньке, внимательно осмотрела мои давно нестриженные ногти на ногах и угрюмо произнесла:
- А тебе какое дело? Если бы вы не ломали лифты, и не шатались по лестницам и коридорам, может быть, я когда-нибудь и выходила бы из этой овощной базы.
- Овощной базы? Разве это не институт?
- Идите своей дорогой, молодой человек, и не мешайте работать.
Уборщица Вера угрожающе взялась за ведро с неприветливо пенящейся водой, и я  поспешил спуститься ниже – туда, где ступени были сухими и пыльными.
Спускаясь, я никак не мог выкинуть из головы обидные слова Клариссы, когда она назвала меня «человеком». Нужно было простить её, ведь я предлагал ей совершить серьёзные изменения в жизни. А она всегда была упрямой. Ещё когда училась в школе, ни один учитель не мог её ни в чём убедить. Она не верила никому из них, из-за чего несколько раз оставалась на второй год, пока на неё не махнули рукой. Но благодаря её упрямству мы как раз и познакомились. Когда Клариссу в очередной раз оставили на второй год, она попала в мой пятый класс. Конечно, ей было не очень-то уютно среди нас – малолеток, но мне каким-то образом удалось обрести её доверие. Тогда и началась наша странная дружба. Я, конечно же, довольно быстро из хорошиста превратился в двоечника, но, как оказалось, это было лучшее время в моей жизни. А потом школа закончилась, и Кларисса нашла работу.
Утонув в воспоминаниях, я не заметил, как начал спускаться в подвальное помещение, в котором что-то зловеще булькало. Вернувшись назад, я попал в правый коридор первого этажа. Кабинет генерального директора не пришлось долго искать, так как на нём была самая большая золотая табличка с именем, которое я не смог прочитать. Я постучался и, не дождавшись ответа, вошёл. За письменным столом, тоже заваленным папками, но не так обильно, как у Клариссы, сидел пожилой человек с усталым желтым лицом, серовато-голубой лысиной и черными, как ночь, глазами, которые так часто моргали, что на миг мне даже показалось, что их было четыре. Он быстро окинул меня взглядом, и спросил:
- Юноша, вы знаете, какое сейчас время года?
- Да, но я не об этом пришёл с вами говорить.
- Так о чём же?
- Ваша работница Кларисса с девятого этажа совсем не справляется со своими обязанностями. Люди пишут на неё жалобы, а ей хоть бы что. Вместо того, чтобы выполнять свои служебные обязанности, она часами болтает по телефону на темы, совершенно не связанные с работой.
- Не могли бы вы уточнить, какие это темы?
- Например, подолгу обсуждается пальто, которое не подошло по размеру…
- Да, но в нашем ателье вполне естественно обсуждение данного предмета. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы такие вопросы не возникали. Но Кларисса работает в отделе качества, и ей приходиться всё это выслушивать каждый день.
- Ателье? Я думал, что это институт или овощная база, на худой конец. Хотя неделю назад здесь было здание суда.
- Так это вы тогда устроили безобразную перепалку с прокурором на третьем этаже?
- Он обижал Клариссу…
- Опять Кларисса! Юноша, я вас не понимаю. То вы её защищаете, то жалуетесь. Определитесь уже. И что вам от меня, собственно, угодно?
- Хорошо, я скажу прямо. Я хочу, чтобы вы её уволили. Эта работа совсем её изменила.
- Пусть она сама придёт и попросит об этом. Кто вы такой, чтобы решать за неё? У вас даже имени нет.
- Я - её друг.
- А я - её начальник. Пусть попробует уговорить меня, чтобы я её уволил. А пока, будьте добры, освободите мой кабинет, пока я не вызвал охрану.
                4.
Я выхожу из этого заколдованного здания. И ужасаюсь холоду, заполонившему город. Удивляюсь, как я дошёл до этого места и выжил? До дома в таком виде теперь мне точно не дойти, но я и не собираюсь.
Забегаю в ближайшее кафе. Кларисса любит здесь обедать, поэтому надеюсь, что сегодня она придёт, и мне удастся с ней поговорить ещё раз. В кафе из посетителей никого нет, кроме мерцающей девушки с чашкой кофе за угловым столиком. Я усаживаюсь в самом тёмном углу, чтобы не привлекать внимания официантки, флиртующей с барменом. Денег я с собой не взял, поэтому не могу ничего заказывать. Но бармен, видимо, желает сделать паузу в беседе, и предательски указывает девушке на меня. Официантка приносит мне меню в красной кожаной папке.
- Какое блюдо у вас готовится дольше всего? – спрашиваю я у неё, перелистывая глянцевые страницы и делая вид, что понимаю написанное.
Тонким голосом она произносит нечто такое, что я не могу воспроизвести.
- Вот это, пожалуй, я и закажу.
- Хорошо. Что-нибудь ещё?
- Где у вас здесь туалет?
Официантка показывает мне нужную дверь. Мыло в этой уборной кардинально отличается от того, что находится у меня дома. Оно настолько разговорчиво, что я не успеваю вставить нужное слово в беседу. Но также ощущается отсутствие желания погружаться в неразрешимые философские дебри. В результате, мы движемся по поверхности,  обсуждая морозную погоду, посетителей кафе, которые не всегда моют руки, жесткость воды и капризность пузырьков. Голос у мыла приятный, поэтому я больше слушаю, чем сам говорю. Наше общение прерывает стук в дверь встревоженной официантки:
- Извините, у вас всё хорошо? Ваше блюдо уже готово.
Я желаю мылу всего хорошего и возвращаюсь к столику, на котором на огромной тарелке дымится незнакомое мне существо, со всех сторон обложенное овощным салатом. Оно неприятно пахнет, и мне хочется уйти оттуда. Но я должен дождаться Клариссу и, поэтому делаю вид, что ем, аккуратно ковыряясь вилкой в салате, и стараясь не задеть существо.
В кафе за время моего ожидания появляется еще несколько посетителей. Снимая с себя пуховики и шубы, безжалостно вешая их на вешалки у своих столиков, некоторые из них с любопытством осматривают меня и моё блюдо.
Но, наконец, с улицы доносится знакомый смех. Кларисса входит в помещение не одна; её сопровождает тот самый мужчина, который ухмылялся неприличной надписи на моей футболке в лифте института-овощной базы-ателье. Она позволяет ему снять с неё пальто, и они усаживаются за столиком в середине кафе, расположенном у самого окна. Они меня не видят, но и я их не слышу, хотя, судя по жестам, у Клариссы с мистером Ухмылкой не очень-то деловые отношения. Сидя напротив друг друга, они периодически берут друг друга за руку, и в поросячьих глазках мистера Ухмылки при этом начинают плясать неприятные огоньки.
За долгий период моей дружбы с Клариссой у неё было немало отношений разной степени романтичности. Но все они обычно заканчивались ничем, поэтому я особо не беспокоился. Хуже было, когда у неё долго никого не было. Тогда она, как правило, становилась невыносимой. Несколько лет назад мне удалось заманить её к себе в гости, воспользовавшись тем, что, то место, где она работала, стало называться курьерской службой. Я вызвал курьера на дом для отправки посылки родителям. Первые три курьера были на неё не похожи, и я отменял доставку. Но на четвертый раз приехала сама Кларисса. От чая она отказалась, и я стал показывать ей свою кладовку. Предварительно я сделал там уборку, рассортировав все банки с вареньем на широких полках и подписав их. Не помню уже, что я ей тогда сказал, но она так рассвирепела, что смахнула с полки всё, что там стояло. А потом, даже не предложив помощь в уборке разбитого, пнула посылку с пустыми банками, которую я приготовил для отправки родителям, и выбежала из дома. Потом, конечно, она много раз извинялась по телефону. Но с тех пор она больше никогда ко мне не приходила. Слишком много работы стало у неё.
Когда официантка оставляет в покое их столик, я подхожу к ним.
- О, я думала, что ты уже дома. Артур, знакомься, это мой безымянный друг.
- Да, да, мы сегодня уже виделись, - на лице Артура появляется знакомое мне выражение.
Я снимаю пальто Клариссы с вешалки.
- Пойдём со мной, - я беру её за руку, но она её отдергивает.
- Ты опять за своё! Можешь взять моё пальто, если тебе холодно и иди уже, наконец, домой, а меня оставь в покое.
- Сегодня я никуда не уйду без тебя.
- Кларисса, я отдам ему своё. Молодой человек, - мистер Ухмылка встаёт из-за стола и шепчет мне на ухо, – тебе не кажется, что ты ведёшь себя вызывающе? Разве ты не видишь, что она не хочет тебя видеть?
Не обращая внимания на протянутое мне пальто, я снова пытаюсь взять Клариссу за руку, но мистер Ухмылка оттесняет меня от неё, а потом у нас начинается битва за её пальто, которое он у меня в итоге отнимает. Если этот тип больше меня в два раза, и к тому же ужасно скользкий, что я могу сделать?
Новый ухажер Клариссы выталкивает меня к выходу, накинув мне на плечи своё пальто, которое я сразу же сбрасываю с себя, как только оказываюсь на улице. Возвращаться не имеет смысла – Кларисса не произнесла ни слова в мою защиту, пока меня вышвыривали из кафе.
Я иду в сторону парка – туда, где мало людей. Странно, но я совсем не ощущаю холода. И ступни больше не горят, когда я скольжу по мыльному снегу. Вибрация города утихает, дома и машины остаются позади, вокруг меня кружат спящие берёзы, и где-то вдалеке слышны детские голоса. Я чувствую, что больше не могу идти – очень хочется спать. Я схожу с дорожки и пробиваю себе путь через пенящийся сугроб до ближайшей березы. Погрузившись в тёплый снег и прижавшись спиной к мягкому дереву, я закрываю глаза. Засыпая, думаю о том, что не успел забрать на почте посылку от родителей, и теперь она вернётся в ним обратно. Мне остаётся только надеяться, что варенье не пропадёт.

                Кларисса
                1.
Клариссе снились мыльные пузыри. Она стояла на лужайке, покрытой душистой серебристой травой. Из земли медленно поднимались маленькие пузырьки, которые весело демонстрировали друг другу свои радужные бока. Взлетая всё выше и выше, они росли и наполняли собой небо так, что, преломлённые через их поверхность, облака приобретали и без того диковинные виды и цвета.
Кларисса коснулась одного из пузырей, уже ставшего размером с теннисный мяч, немного отделившегося от своих собратьев и поднимавшегося на уровне её глаз. Пузырь не лопнул, а продолжил подъём. Кларисса не отпустила руку, и почувствовала, что поднимается вместе с пузырём, который позволил её пальцам погрузиться в него. Другие, ещё совсем маленькие пузырьки, появлявшиеся из травы, подталкивали Клариссу снизу, мягко касаясь её босых ног. Так при помощи этих милых созданий она преодолела первый метр над землёй, затем - второй. Пузыри росли, а тот, за которого Кларисса держалась, уже стал размером с баскетбольный мяч; она отпустила его, потому что пузыри у неё под ногами образовали тугую массу, не дающую ей упасть, и даже если один из них лопался, его место тут же занимал другой. Кларисса поднималась всё выше и выше, а пузыри вокруг становились всё больше и больше, одному из них стало так тесно, что он приблизился к Клариссе и начал давить на неё своей тёплой упругой оболочкой. Она попыталась отдвинуться, но тут же оказалась прижатой к другому пузырю, который рос слева от неё. Это напугало Клариссу, но её беспокойство быстро улетучилось, потому что один из пузырей каким-то образом впустил её в себя. Теперь Кларисса находилась внутри большого шара, который продолжал подниматься к облакам. Лужайку, на которой она стояла, уже не было видно, вместо неё под ногами у Клариссы был целый город вместе, с пересекавшей его, сверкавшей бриллиантами, рекой.
И тогда она увидела птиц. Это были большие птицы со странными крыльями; они вонзались своими клювами в пузыри, и те так громко лопались, что у Клариссы закладывало уши. Когда птицы приблизились, она разглядела их крылья – это были обложки её рабочих папок, а вместо клювов у птиц были ручки и карандаши. Одно из таких существ подлетело к её пузырю и, зависнув в воздухе, принялось клевать оболочку. Далее последовал оглушительный хлопок, и Кларисса проснулась.
Это стопка папок, которыми был завален её рабочий стол, упала на залитый утренним солнцем пол. Кларисса подняла голову со стола, за которым она уснула. Ей редко удавалось проработать всю ночь и не погрузиться в сон под утро. Она бросила стыдливый взгляд на тёмный глаз камеры, наблюдавшей за ней из верхнего угла кабинета.
«Ну и что, - подумала Кларисса, - уснула на рабочем месте. И что с того, если я здесь работаю двадцать четыре часа в сутки?» Положив папки на место, она вышла из кабинета и направилась по длинному коридору в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок. Она думала об Артуре, пока красила губы перед поцарапанным зеркалом. Скоро он должен был придти на работу, принести ей новые папки и забрать то, что она успела сделать за вчерашний день и часть ночи. Сегодня она решила сообщить ему нечто важное. Она волновалась, потому что не знала, как Артур это воспримет, и, что она будет делать, если он откажет ей.
Кларисса вернулась в свой кабинет, в котором из мебели были только огромный рабочий стол, прогибавшийся под грузом несделанной работы, потёртый деревянный стул и два кожаных кресла, замерших напротив в ожидании гостей. Не садясь за стол, она взяла верхнюю папку, открыла её, достала красный карандаш из пенала и, не обращая внимания на расположение строк, принялась писать первое, что ей стало приходить в голову: «На вашу жалобу, поступившую ранее, отвечаем следующим образом: идите вы, пожалуйста, …» Далее следовал набор нецензурной брани, который продолжался до тех пор, пока чуткое ухо Клариссы не уловило звуки шлёпанья босых ног по полу. Она тут же положила папку на место, достала телефон из кармана рабочего костюма и принялась громко смеяться в трубку, усаживаясь на подоконник.
Её босой школьный  Безымянный друг вошёл в кабинет. Он был в той же самой футболке с непонятной надписью на иностранном языке, и в тех же рваных шортах, в которых она видела неделю назад, когда он приходил к ней. На нём тогда было что-то ещё. И он ещё больше располнел за это время. Кларисса продолжала делать вид, что разговаривает по телефону, рассказывая несуществовавшему собеседнику о неудачной покупке пальто и о его дальнейших приключениях. Она надеялась, что гость не выдержит её болтовни и вернется домой, но тот сидел в своём кресле, и терпеливо ждал.
Когда история про пальто пришла к логическому завершению, Кларисса не смогла придумать новую тему, и ей пришлось завершить «разговор». Из беседы с безымянным другом Кларисса поняла, что тот ничего нового ей не скажет. Он снова хотел предложить ей уйти с работы, не понимая, что у неё были совсем другие планы, связанные с Артуром. А потом он разозлил её, напомнив о том, что она не знает, где работает. Разве это имело такое большое значение? Какая ему было дело, где круглосуточно работала Кларисса? Для неё – не имело, но Безымянный друг не разделял её взгляды, из-за чего они сильно отдалились друг от друга в последнее время, и он стал просить своих родителей присылать ему ещё больше посылок. В результате, его дом превратился в огромную кладовку со множеством стеллажей, на полках которых стояли банки с малиновым, клубничным, черничным, брусничным, морошковым, яблочным, облепиховым, сливовым, персиковым, крыжовниковым, смородиновым и прочими вареньями, с которых он ежедневно смахивал пыль. Конечно же, он не успевал всё это съедать, и старое варенье соседствовало с новым, создавая опасность отравлений, которые регулярно случались. Кларисса была у него дома всего один раз, когда непродолжительное время работала курьером перед тем, как перейти в отдел качества. Тогда, глядя на всё это безобразие, она едва не перебила там все сладости. А потом в её жизни-работе появился Артур, и ей было уже не до Безымянного друга.
Клариссе удалось отделаться от нежеланного гостя, укрывшись за горной цепью из папок на  рабочем столом. Скоро должен был придти Артур, и она не хотела, чтобы они встретились.
Как он мог предлагать ей уйти с работы, да и куда бы она пошла? У Клариссы никогда не было дома. Даже когда Кларисса училась в школе, она оставалась там до самого утра, наслаждаясь тишиной пустых коридоров. Её родители всё время работали, и это их вполне устраивало.
После школы Кларисса сразу нашла работу и, благодаря Михаэлю Карловичу, оставалась в этой компании по сей день. Он сразу предупредил её, что работать придётся круглосуточно, и это Клариссу больше чем устраивало. Уже много лет она работала в отделе качества, отвечая на жалобы клиентов. Сначала Кларисса очень старалась и подробно отвечала на каждую жалобу, написанную от руки знакомым почерком. Там она извинялась, обещала исправить недостатки. Кто-то, она уже не помнила его имени, уносил её ответы и приносил новые жалобы, а теперь этим «кто-то» был Артур. Со временем она заметила, что жалобщики писали свои сообщения на тех же листах, на которых она писала им ответы. Накал переписки увеличивался, и по каждому такому делу приходилось заводить папку. Однажды Кларисса перестала вежливо отвечать и перешла на довольно грубую брань в адрес клиентов, из-за чего работы у неё стало ещё больше. Тогда не только стол, но и весь кабинет был завален бумагами. Но с приходом Артура ситуация улучшилась. Он приносил уже не так много папок, и Клариссе удалось сконцентрировать их все в одном месте - на рабочем столе.
После того, как она написала несколько страниц гадких слов в адрес неуспокаивающихся клиентов, в кабинет вошёл Артур. Кларисса улыбнулась, глядя на папку у него в руках.
- Всего одна? А я уже сделала десяток за сутки. При такой разнице, через несколько месяцев я расчищу этот стол.
- Я рад за тебя, - Артур принюхался. – Кто-то приходил?
- Да, один старый знакомый. Он уже ушёл. Артур, мне нужно с тобой поговорить…
- Потом, потом, - Артур схватил отложенную для него стопку папок, и направился к выходу из кабинета, - извини, сейчас не могу разговаривать. Михаэль Карлович, вызывает. Давай встретимся в кафе, там пообедаем, и всё обсудим.
До обеда еще оставалось довольно много времени. Кларисса вяло полистала, исписанные вдоль и поперёк её почерком бумаги, и погрузилась в сон. Ей снова снились мыльные пузыри. Только на этот раз она безо всякой помощи парила в воздухе, а пузыри размером с её тело плавали вокруг. Один из них подлетел поближе и заговорил с ней.
- Знаешь ли ты, что не существуешь на самом деле? – спросил он с мыльным акцентом.
- А ты? – Кларисса попыталась дотянуться до него указательным пальцем, но пузырь отодвинулся на безопасное расстояние.
- Но я, в отличие от тебя, хотя бы имею, пусть и зыбкую, но физическую форму. А ты – всего лишь продукт чужой фантазии.
Кларисса улыбнулась.
- Вообще-то это мой сон, и, значит, ты сейчас говоришь о себе. Лучше скажи мне, будут ли сегодня птицы, а то здесь так хорошо, что не хочется никаких неприятностей.
- Это твой сон, и тебе решать. А потом… потом будут банки.
Птицы не прилетали, и Кларисса продолжала спокойно нежиться на мягких воздушных волнах. Вокруг неё резвились маленькие пузырьки, игравшие в догонялки. Настигая друг друга, они соединялись, увеличиваясь в размерах. Кларисса любила спать, больше чем работать. В некоторых снах она сама становилась пузырём и просыпалась, когда лопалась. Её разбудил писк часов на руке, возвещая о начале обеденного времени.               
                2.
Приведя себя в порядок в дамской комнате, Кларисса собралась идти обедать в кафе, расположенном рядом с её работой. Поняв, что лифт снова сломан, она направилась к лестнице, пахнувшей лимонным мылом. Внизу на пару с эхом устало чавкала тряпка уборщицы Веры.
Она прошла мимо неё, показательно не поздоровавшись, так как несколькими днями ранее у них на этой самой лестнице произошёл конфликт. Кларисса тогда чуть не поскользнулась на мокрых ступенях, и, соответственно, выругалась в стиле своих ответов на жалобы клиентов.
А уборщица Вера приняла эту ругань на свой счёт, и ответила совсем не умиротворяющим способом, резко махнув мокрой тряпкой в сторону Клариссы, да так, что мыльные капли попали на её одежду, и пузырились там какое-то время. Тогда Кларисса снова нецензурно выругалась, упомянув о родственниках уборщицы Веры, за что та, в свою очередь, плеснула в Клариссу пенящейся мыльной водой из ведра. Но Кларисса уже успела довольно далеко спуститься по лестнице к тому времени, поэтому в неё почти ничего попало.
В вестибюле Кларисса встретила Артура, который с каждым днём ей казался всё более красивым. И они отправились в кафе, где Безымянный друг зачем-то устроил сцену ревности, и обиженный, удалился в заснеженные дебри города, бросив пальто Артура у входа.
- Этот придурок опять уговаривал тебя уволиться? – посочувствовал ей Артур, после того как они разобрались с меню и официанткой.
- Не называй его так. Да, он - странный, но, во-первых, я его знаю уже сотню лет, и, во-вторых, у него больше никого нет кроме меня и его родителей, которых он давно уже не видел.
- Ну и чёрт с ним. Давай, сходим сегодня в кино.
- Ты же знаешь, я не могу. Все эти папки… Я должна работать 24 часа в сутки. Даже сейчас я не должна быть здесь. Если Михаэль Карлович узнает, что я хожу в это кафе, а не обедаю на рабочем месте, он…
- Да знает он всё… Просто делает вид, закрывает глаза. Не бойся, никогда он тебя не уволит. Такой работницы, как ты, ему на всём этом свете не сыскать.
- Артур, ты такой чудесный, но ты пришёл сюда совсем недавно и не знаешь, как тут всё устроено. Давай, лучше посмотрим кино у меня в кабинете, пока я буду работать.
- Хорошо, я приду к тебе в восемь, - его маленькие глазки плотоядно смотрели на родинку в виде шахматного коня на её шее.
Но встреча у них не состоялась.

                Безымянный друг
                1.
Потому что вечером Кларисса получает звонок из госпиталя с просьбой приехать, навестить меня. Там ей рассказывают, что я едва не умер, уснув около одного из живописных сугробов парка. Добрые люди вызвали скорую помощь. И теперь я лежу на больничкой койке, а Кларисса сидит на стуле у изголовья, и я слышу, как пахнут её духи – это сирень перемешанная с шоколадом, бензином и еще чем-то.
- Кларисса, тебе не нужно было приезжать. Я всегда выживаю. А за то, что ты оставила место работы, тебя могут уволить.
- Не уволят. Я слишком ценный сотрудник в нашем финансовом отделе.
- Финансовом отделе при ателье или овощной базе? Или…
- Неважно.
- Ты не могла бы забрать посылки на почте пока я буду здесь лежать? Родители снова послали варенье, а я, лёжа здесь, могу не успеть его сходить туда. Сколько они меня ещё здесь продержат, я не знаю.
- Мне могут их не выдать, но я постараюсь.
- Возьми мой паспорт, - вялым движением руки умирающего я указываю на тумбочку, где лежит документ.
Кларисса берёт в руки мой паспорт, открывает его и криво улыбается:
- Ты здесь всё вымарал. Вместо фамилии, имени, отчества написал «Безымянный друг». А остальное всё повычёркивал, нет ни даты рождения, ни города, где ты родился… Что ты сделал со  своим паспортом? Он испорчен.
- Вся моя жизнь испорчена, пока ты работаешь на той работе. Я шёл к тебе сегодня, чтобы предложить…
- Подожди. Не надо. Ты каждый раз приходишь ко мне на работу со своими предложениями. И я от этого устала! – Кларисса встаёт, бросив мой паспорт обратно на тумбочку, и медленно пятиться к выходу из одиночной палаты. -  Я не буду увольняться! Меня устраивает моя работа на этом сталелитейном заводе. Ты понял меня?
 - Кларисса, мыло не даст тебе… Оно всё смоет. Не останется ничего, даже имени. Уходи оттуда пока не поздно, - я пытаюсь приподнять своё тело, но оно меня не слушается. – Ничего не останется. Посмотри на меня! Мыло…
Но Кларисса уже свирепо смотрит на меня через порог.
- Ты совсем сошёл с ума, - говорит она, а затем её фигура исчезает в темноте коридора.
                2.
Когда меня выписали из госпиталя, я сразу же отправился на место работы Клариссы. Скорее всего, было уже поздно, но я всё-таки на что-то надеялся. На этот раз я не стал играть в игры с морозом, и напялил на себя больничный халат, который прихватил в служебном помещении госпиталя. Там же у меня была продолжительная беседа с мылом, пока я мыл руки в поцарапанной раковине. Оно-то и сообщило мне ту удивительную новость. Но я должен был удостовериться, я всё еще не верил в чудо. Неужели на этот раз всё получилось?
Лифт еще не успели сломать, и я быстро поднялся на нужный этаж. В кабинете Клариссы я обнаружил её нового ухажёра, с которым мы бодались в кафе. Он ворковал с неизвестной мне девушкой, стараясь всё плотнее и плотнее к ней прижиматься, а той явно это было по вкусу. Проблема была в том, что он и она были голые, но довольно хорошо намыленные. И весь пол вокруг них был покрыт сизой пеной. Или моё дикое воображение снова играло со мной?
- Артур, кто-то вошёл…
- А это ты… - мистер Ухмылка с неохотой отодвинулся от девушки, и, скользя по полу, направился ко мне, прихватив несколько папок со стола с таким видом, как будто я был не человеком, а какой-нибудь мухой.
- Где Кларисса? – строгим голосом спросил я.
- Какая Кларисса? А, её уволили.
- Её не могли уволить.
- Всех могут уволить.
- За что?
- За отсутствие на рабочем месте в необходимом объеме. Ты всё узнал? Теперь можешь идти, пока я… - он угрожающе замахнулся набором из папок, но поскользнулся на мыльном полу, и шмякнулся на него, издав смачный шлепок своими напыщенными ягодицами.
Я не видел смысла тратить время на борьбу с ним. Выскочив из кабинета, я обнаружил, что лифт уже сломался, и нужно спускаться вниз самостоятельно. Уборщица Вера мыла ступеньки на четвертом этаже.
- Кларисса… Вы не знаете где Кларисса? – спросил я у неё, стараясь не смотреть в её водянистые глаза, в которых пузырилась радуга.
- Эта нецензурная дура? Уволили её, туда ей и дорога.
- Куда?
- Проходите, молодой человек, пока я вам тряпкой не поддала. Следственный изолятор – это не место для прогулок.
- Что? Где мы находимся?
Она все-таки успела мне дать тряпкой затрещину, и моя шея приятно запахла лимоном.
                3.
Кабинет директора почти не изменился, за исключением установленной прямо на рабочем столе эмалированной ванны, в которой, роняя потрескивавшуюся пену на мокрые, разбросанные по полу папки, лежал Михаэль Карлович.
- Юноша, да будет вам известно, заходить без стука – неприличное занятие. Будьте добры, выйдите, постучитесь, услышьте ответ.
Я выполнил указание, вышел за дверь, постучал и услышал:
- Не входить. Я моюсь.
- Где Кларисса? – крикнул я в дверной замок.
- Уволилась.
- Почему?
- Юноша, откуда мне знать. Причину, которую она указала в заявлении озвучить нельзя. Там слишком много неприличных слов. Я снова открыл дверь и вошел в кабинет-ванную комнату директора.
- Покажите мне его!
- Мне, кажется, или вы снова зашли без позволения? Судя по вашему виду, вы подались в медицину?
Сжав кулаки, я подошел к столу, на котором стояла ванна, над которой на меня смотрело распаренное лицо Михаэля Карловича. Я схватился за борт ванны, и принялся двигать ее к краю стола вместе с её содержимым.
- Прекратите сейчас же! Вы не должны так поступать. Имейте совесть! Ааа…
- Где заявление?
- Идите домой, юноша!
Не выдержав моего напора, ванна соскочила со стола и упала на пол, опрокинувшись и окатив всё вокруг горячей водой. Голое раскрасневшееся скрюченное тело директора распласталось на полу среди пены и разбухших папок. Я взял одну из них, самую толстую, и пошел к нему с ней, угрожающе замахиваясь.
- Хорошо, хорошо. Я скажу. Откройте верхний ящик стола. Зелёная папка.
В той папке было много заявлений на увольнение, поэтому клариссин документ я нашёл не сразу. Пока я его искал, Михаэль Карлович поднялся с пола, подошёл к шкафу, стоявшему в углу кабинета, достал из него полосатый халат и принялся в него наряжаться, недовольно фыркая.
А я к тому времени нашёл бумагу Клариссы. Там действительно почти каждое слово имело матерную форму, поэтому я не могу это здесь процитировать, но суть документа заключалась в том, что Кларисса просила её уволить по собственному желанию с работы на лыжной фабрике, и причиной этого желания являлось… Тут я остановился, не веря своим глазам, перечитывая странные буквы… Они перескакивали с места на место, и получалось то «безымянный друг», то «недружественное имя», то «гурдынямызеб», то еще что-то. В общем, это был я. Я был причиной её увольнения.
- Теперь вы довольны? – спросил директор, пододвигая ванну к отрытому им чуть ранее окну, собираясь её выбросить на улицу. – Лучше помогите мне перекинуть ванну через подоконник. Раз уж натворили такое, вы должны мне помочь… Ну, же, скорее! Я мерзну…
Но я выбежал из кабинета, даже не посмотрев на него. Нужно было срочно добраться до дома. Прыгая по крышам автомобилей, стоявшим в пробке, и рискуя поскользнуться и упасть при этом, я бежал домой. Несколько раз я упал, но продолжал своё движение, несмотря на боль и ругань водителей.
Ворвавшись в свою квартиру, я принюхался, и почувствовав запах шоколада, крикнул:
- Кларисса, ты здесь?
Она вышла из моей кладовой, которая раньше была спальней, с открытой банкой малинового варенья в руках, виновато улыбаясь.

                Кларисса
                1.
«Зачем я только сюда приходила?» - возмущенно спросила у самой себя Кларисса, выходя из госпиталя. «Я должна работать, а не бродить по городу». Снег мешал ей идти обратно на работу - в музей искусств, налипал на лицо, и ей казалось, что это не снежинки, а кусочки мыла, душистые, но заставляющие глаза слезиться. «Безымянный друг совсем слетел с катушек. Надо смыть его с себя, и навсегда забыть. Жалко, конечно, его, ведь кроме меня больше у него никого нет. Но, наверное, уже пора решиться на то, чтобы прекратить с ним общаться окончательно. Из-за него меня могут уволить. Да и Артуру он будет мешать…»
Так деструктивно размышляя, Кларисса дошла до своей работы – многоэтажного здания птицефабрики. Она хотела подняться на девятый этаж, в свой кабинет, на лифте, который успел починиться. Но вместо кнопки «9» нажала на кнопку «Артур», горевшую заманчивым синим огоньком, и находившуюся особняком на панели немного правее от ряда красноватых цифр. Эта кнопка появилась там совсем недавно, ранее там была зеленая кнопка с другим мужским именем, которого Кларисса уже не помнила.
Лифт недовольно завибрировал, но все-таки доставил Клариссу на этаж Артура. Каким он был по счёту этажей, точно не знал и сам Артур, возможно, это было какое-нибудь дробное число. В сумраке коридора Кларисса растерялась. Кабинетов у Артура здесь был не один десяток, в каждом, по всей видимости, лежали папки, которые он ей приносил и уносил, но в каком из них был сам Артур, можно было только гадать.
Она наугад заглянула в первую попавшуюся дверь, ожидая обнаружить там горы папок, но вместо них увидела горы картонных коробок. Кларисса заглянула в ту из них, которая не была заклеена, и увидела внутри плотно лежащие коричневые куски хозяйственного мыла. И она знала этот запах очень хорошо. Она заглянула еще в пару подобных коробок, там тоже лежало мыло. Другие кабинеты поблизости так же были забиты коробками с мылом, причём иногда куда более благородным, чем хозяйственным.
Но в одном из кабинетов Кларисса всё-таки обнаружила свои папки с ответами клиентам, которые она отдавала Артуру. Она узнала их по рисункам, которые она оставляла на обложках: это были забавные рожицы или цветочки. Кларисса всё это рисовала в короткие периоды отдыха, во время перехода от одной папки к другой. Она удивилась, когда, открыв одну из папок, не обнаружила в ней бумаги с ответами клиентам. Посмотрела другие – они тоже были пустыми, при этом они образовывали кучу, почти достающую до потолка. А рядом с кучей стояла бумагорезательная машина. Кто-то не успел дорезать часть бумаг и они лежали прямо на краю машины. Кларисса взяла в руки эти листки, и узнала свой почерк, свои простые, но жёсткие слова.
А то, что оставалось от них составляло другую большую кучу, с другой стороны от машины в виде нечитабельной мыльной стружки. Пока Кларисса рассматривала это безобразие и делала выводы, в кабинет вошёл мужчина в рабочем комбинезоне с лицом Артура, он равнодушно посмотрел на Клариссу и принялся охапками складывать стружу в пустые мешки, которые принёс с собой.
- Артур? Это ты? – неуверенно обратилась к нему Кларисса.
- Да. Вы новенькая?
- Артур, это я – Кларисса.
- Я вас не знаю. Здесь много Артуров, спросите в других кабинетах.
Кларисса вышла в коридор со стеклянным лицом и озадаченно открыла следующую дверь. В следующем кабинете на стеллажах в большом количестве лежали папки с пустыми листами. Именно такие новые папки приносил ей Артур, вспомнила Кларисса. И именно в них она находила жалобы клиентов, и на них отвечала. (Скажем прямо, только чтобы Кларисса не слышала, именно в них она записывала жалобы клиентов, и сама же на них отвечала).
Пока Кларисса смотрела на белые листы внутри папок, она уже была готова осознать написанное в скобках выше, но тут она услышала шорохи за стеллажами, тогда она приблизилась к источнику шума.
И обнаружила там Артура в обществе неизвестной ей девушки. Они были не в том непрезентабельном состоянии, какими их обнаружил Безымянный друг, хотя и лежали на полу в пикантном положении.
- Артур? Что происходит?
- Кларисса, зачем ты здесь? Это не твой этаж, – Артур отодвинулся от девушки, и поднялся на ноги.
- У тебя всё лицо в губной помаде, Артур.
- Давай не будем это обсуждать. Отправляйся в свой кабинет, я потом принесу тебе новую работу. Кстати, я заходил к тебе ранее, чтобы забрать сделанное, и тебя там не было, о чём мне пришлось сообщить Михаэлю Карловичу.
- Что это за девушка с тобой? – не удержавшись, спросила Кларисса.
- Её имя не имеет для тебя никакого значения. Это моя коллега из рыбного отдела. А теперь, давай, давай, иди.
Он практически вытолкал Клариссу из кабинета, а затем закрыл дверь на замок. В другие кабинеты у Клариссы уже не было никакого желания заходить, и она попятилась обратно к лифту. А зря, там было много всего интересного.
                2.
Кларисса доехала до своего рабочего кабинета, и встала у окна всего лишь с одной мыслью в голове: «Надо увольняться отсюда». С этой мыслью она простояла у окна всю ночь. Утром зашёл Артур и принёс новые папки с жалобами клиентов, а забирать ему было нечего, в чём он тут же упрекнул Клариссу.
- Я думала, что у нас с тобой…
- Не надо ничего думать. Тем более, здесь. Не хочешь работать, не надо. Михаэль Карлович найдёт тебе замену.
- Я тоже так думаю.
- Ну и уходи.
- Почему? Почему на твоём этаже стояла бумагорезательная машина? Зачем ты резал мои ответы?
- Это не я. Это другой Артур резал и собирал стружку. Ты, правда, думаешь, что кому-то интересно читать твою нецензурную брань, написанную плохим нечитабельным почерком?
- Зачем тогда я все эти годы…
- Это из-за мыла… Но, учти, я тебе ничего не говорил. А теперь иди к Михаэлю Карловичу писать заявление.
- Да, да, я иду.
Кларисса, словно под гипнозом, прошла мимо Артура, отметив, что пах он хозяйственным мылом из тех коробок с его этажа, вышла к лифту, который к тому времени снова сломался. Тогда она начала спускаться вниз по ступенькам, и встретила уборщицу Веру, пившую мыльную воду из ведра, но тут же прекратившую это делать, заметив Клариссу.
Кларисса попыталась бочком пройти мимо неё. Но уборщица Вера схватила её за рукав.
- Ты не должна увольняться. Тогда всё рухнет. Ничего не останется. Школу закроют. Не слушай мыло…
- Отпустите меня, - прошипела Кларисса.
Изо рта уборщицы полетели разноцветные мыльные пузыри, но хватку она ослабила, и Клариссе удалось вырваться и спуститься ниже.
                3.
Когда Кларисса вошла в его кабинет, предварительно постучавшись и услышав «войдите, Кларисса», Михаэль Карлович распаковывал содержимое большой картонной коробки, обмотанной целлофаном.
- А, Кларисса, проходите. Ручка и бумага на столе, садитесь в моё кресло, не стесняйтесь, пишите заявление.
- Откуда вы знаете, что я хочу уволиться?
- Артур мне всё рассказал.
- Куда же я теперь пойду?
- Есть только одно место, куда вы можете пойти. И мы с вами оба знаем, что это за место.
- Я могу его упомянуть в заявлении, как причину?
- Конечно, как хотите. Только я-то думал, что причиной были Артуры?
- Кто это?
- Понятно. Пишите, что хотите. Расчёт получите на следующей неделе, - Михаэль Карлович освободил заказанную ванну от картона и целлофана, и принялся внимательно осматривать эмаль.
Закончив писать заявление, Кларисса, встала из-за стола и направилась к выходу.
- На этом мясокомбинате прошла большая часть моей жизни. И спасибо вам, Михаэль Карлович за то, что столько лет терпели меня.
- Не за что, Кларисса, не за что. Только это был не мясокомбинат, но это уже не важно.
                4.
Квартира Безымянного друга была открыта, и Кларисса свободно вошла в прихожую. А затем она в растерянности остановилась, не понимая, куда идти дальше – все помещения, кроме ванной комнаты, Безымянный друг превратил в кладовые со стеллажами. На одних стояли пустые банки из-под варенья, на других – полные. Кларисса выбрала банку с малиновым вареньем, открыла её с усилием, поднажав на крышку, подобрала одну из множества столовых ложек, валявшихся на полу, брезгливо посмотрела на неё, и, решив помыть, направилась в ванную комнату, где её поджидало мыло.

                Безымянный друг и Кларисса
                1.
- Ничего, что пока тебя не было, я подъела несколько банок?
- Ешь сколько хочешь. Мне родители еще пришлют. Кстати ты не сходила на почту, как я тебя просил?
- Нет.
- Значит, посылка вернётся к ним обратно. Ну да и ладно. Выходит, ты любишь малиновое, а я и не знал. Надо будет попросить их присылать побольше такого.
- Безымянный друг, мыло мне всё рассказало…
- Ты говорила с ним?
- Да. Теперь я всё понимаю. Эта работа на мыльной фабрике была не для меня. Они меня там просто использовали. Половину своей жизни я потратила на мыльные пузыри и ответы на жалобы клиентов, которыми сама же и была. Но теперь я буду жить с тобой, и у нас всё будет не так ужасно, ведь верно?
- Кларисса, ты ничего не поняла.
                2.
Нам снилось, что мы и есть мыльные пузыри, которые летали, подхваченные ветром над бескрайней улыбающейся землёй. И мы не лопались. Наоборот, наши стенки крепли, становились куда прочнее, чем были ранее. Правда, мы уже не могли соединяться, образуя новые формации. При столкновении мы звенели, рискуя разбить друг друга, но мы продолжали лететь в сказочную страну, где добрые руки должны были наполнить нас новым сладким и вкусным содержанием.