Глава 6. Скорбь старше ненависти

Лира шла впереди, и лес словно расступался перед ней: ветви бережно отодвигались, освобождая путь, а мох под её босыми ногами становился мягче, образуя естественную подстилку.
Элрион шёл следом, и всё вокруг словно замирало. Ветви смыкались сразу за его спиной, листья переставали шелестеть, даже воздух становился гуще, тяжелее.
– Здесь переночуем, – бросила Лира через плечо, даже не глядя на него.
Пещера оказалась маленькой и сырой, но защищённой от пронизывающего ветра.
Она опустилась на корточки, и сухие ветки сами потянулись к её рукам, будто предлагая себя в качестве растопки. Лира провела пальцами по земле, и из трещин в камнях выползли крошечные голубые огоньки – духи света, всегда откликающиеся на зов хранительницы. Они закружились вокруг её пальцев, освещая пещеру мерцающим сиянием.
Элрион стоял у входа, не решаясь войти. Он протянул руку к ближайшему кусту, но тот резко дёрнулся, отстраняясь, будто от прикосновения чего-то ядовитого.
– Входи уже, – буркнула Лира, разжигая костёр. Пламя охотно вспыхнуло, приняв необычный зелёный оттенок, – Или замёрзнешь.
Принц сделал шаг вперёд, и мох под его ногами тут же потемнел, свернулся. Он сел у противоположной стены, стараясь занимать как можно меньше места.
Лира достала из мешочка сушёные ягоды и коренья:
– Есть будешь?
Элрион покачал головой:
– Нет.
Она фыркнула, но ничего не сказала.
Тишину нарушал только треск костра. Лира сидела, поджав ноги, и наблюдала, как голубые огоньки танцуют у потолка пещеры. Они явно избегали Элриона, держась ближе к ней.
Внезапно снаружи донёсся шорох. Лира мгновенно вскочила, но это оказался всего лишь ёжик. Зверёк смешно топал лапками, явно направляясь к костру.
– А кто это к нам пришёл, – усмехнулась Лира.
Но ёжик, едва завидев Элриона, резко свернулся в клубок и покатился прочь.
Лира взглянула на принца. Он сидел, обхватив колени, и смотрел в огонь. Его шипы отбрасывали на стены пещеры странные тени, похожие на скрюченные пальцы.
– Они все так реагируют, – тихо сказал он. – Звери. Деревья. Даже камни, кажется.
Лира хотела ответить что-то колкое, но вдруг заметила, как один из голубых огоньков, самый маленький и робкий, отделился от стайки и медленно поплыл в сторону Элриона.
Принц замер, наблюдая, как дух света колеблется в воздухе, будто разрываясь между страхом и любопытством.
Огонёк приблизился... ближе... и вдруг коснулся шипа на его руке.
На мгновение пещера озарилась ярким синим светом.
Потом огонёк с тихим щелчком погас.
Лира широко раскрыла глаза:
– Ты... ты его убил?
Элрион покачал головой, глядя на место, где только что был дух:
– Нет. Он просто... не выдержал.
Наступила тяжёлая тишина. Даже костёр горел теперь тише.
Лира медленно выдохнула:
– Ложись спать. Завтра рано вставать.
Она, отвернувшись от принца, легла. Но ещё долго в темноте чувствовала на себе его взгляд – и слышала, как лес за стенами пещеры шепчет что-то на своём древнем языке.
Что-то о проклятиях.
И о жертвах, которые слишком поздно поняли, что стали монстрами.
Лира застыла, когда она почувствовала тот самый дымчато-сладкий аромат. Её пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Этот запах – смесь огненных лилий и жжёной плоти – навсегда въелся в её память.
75 лет.
75 лет она бежала от этого момента.
Лес вокруг затих, будто затаив дыхание. Дубовые ветви склонились ниже. Мох под ней стал теплее, утешая. Даже воздух перестал двигаться, замерший в ожидании.
А рядом с ней был он.
Валерион Элрион. Терновый принц. Убийца её рода.
Но...
Где же тот надменный эльф в позолоченных доспехах? Где холодные, как зимнее утро, глаза, смотревшие на горящую деревню без тени сожаления?
Перед ней был измождённый мужчина. Его некогда гордая осанка сломана. Серебряные волосы, которые в её воспоминаниях сияли как лунный свет, теперь тускло свисали грязными прядями. А из-под рваной рубашки проступали шипы – живые, дышащие, будто само королевство вонзило в него свои когти.
"Ты..." – её голос предательски дрогнул.
Теперь в его алых глазах – тех самых, что она видела в кошмарах все эти годы, не было той ледяной жестокости. Только усталое понимание. Как будто он всегда знал, что однажды лес пришлёт к нему мстительницу.
Воспоминания окутали девушку, как земля под ногами шевелилась, как корни старых деревьев тянулись к ней, предлагая поддержку. Они помнили. Все они помнили.
Бабушкины руки, шершавые от земли и трав, толкают её в узкий лаз между корнями: "Молчи, дитя моё! Не оглядывайся!"
Но она оглянулась.
Увидела, как с неба сыплются алые искры, будто само небо кровоточит.
Как эльфийские лучники в серебряных доспехах методично поджигают дом за домом.
Как её бабку, последнюю хранительницу рода Мориа, волокут к пню, что ещё вчера был священным алтарём.
"Я должна была убить тебя", – прошептала Лира. Её голос звучал хрипло от сдерживаемых эмоций: "Я мечтала об этом каждую ночь все эти годы".
Элрион услышал её шёпот, но не ответил. Он просто сидел, принимая её ненависть, как принимал шипы, впивающиеся в его плоть с каждым новым её воспоминанием.
Она медленно выдохнула и повернулась к нему. Лес вокруг пещеры вздохнул вместе с ней.
"Ты не заслуживаешь ни моего прощения, ни моего меча", – сказала Лира, глядя куда-то вдаль, где между деревьев мелькали огоньки лесных духов: "Ты не заслуживаешь ничего".
И, поднявшись с земли, она вышла из пещеры. Ветви тут же расступились перед ней, принимая свою хранительницу. А Элрион остался сидеть один – отвергнутый и лесом, и тем единственным человеком, кто мог бы понять его боль.
Лира сидела, вжавшись спиной в шершавую кору древнего дуба, будто пыталась раствориться в ней. Воздух пах смолой и влажной землёй – обычными для леса запахами, но сейчас они казались ей чужими. Пальцы бессознательно копались в подушке мха, вырывая пучки зелени с корнями.
И вдруг – тишина.
Не природное затишье, а неестественная, плотная тишина, будто кто-то вырвал страницу из книги мироздания. Даже сверчки перестали стрекотать.
Она подняла голову.
Орвин стоял перед ней. Не вошёл, не подошёл – просто был, как будто всегда там находился. Его почти прозрачные пальцы перебирали страницы той самой книги, что никогда не покидала его рук. Чернильные буквы на обложке пульсировали, словно дышали.
"Ты знала, что придётся его спасти", – произнёс он. Голос мага не звучал – он вписывался в пространство, как новые строки в древний манускрипт. Каждое слово оставляло после себя лёгкий сизый отблеск в воздухе.
Лира стиснула зубы. В горле встал ком – не страха, а ярости.
"Я знала только, что хочу видеть, как он страдает", – выдохнула она, и тут же пожалела. Говорить с Орвином – всё равно что подписывать договор нечитаемыми буквами.
Маг медленно протянул руку. Кожа на его ладони треснула по швам-рунам, и из трещин вырвалось синее пламя. Оно не жгло – оно показывало.
В языках огня мелькнули:
Элрион в золотых доспехах, подписывающий пером приказ о "зачистке". Чернила на пергаменте растекаются, как кровь.
Серебряные клинки, отражающие пламя. Крики. Детские.
Маленькая Лира с медными кудрями, бегущая так быстро, что теряет один кожаный башмак. Её слезы оставляют на земле дымящиеся следы.
Лира резко встала, но дуб вдруг ожил – корни оплели её лодыжки, удерживая на месте.
"Ты не спросила, почему лес тебя впустил", – прошептал Орвин. Его дыхание пахло пылью и горьким миндалём – запахом старых ядов.
В груди у Лиры что-то сжалось, будто невидимые пальцы сдавили сердце. Она попыталась отступить, но дерево держало.
"Перестань", – прошипела она.
Орвин наклонился ближе. Его белесые глаза без зрачков отражали её лицо – искажённое, будто увиденное сквозь разбитое стекло.
"Он выбрал тебя не хранительницей", – маг провёл пальцем по странице, и буквы зашевелились, складываясь в новые слова: "Он выбрал тебя оружием".
Последнее слово повисло в воздухе, чернильные буквы пульсировали, как открытая рана. Лира судорожно вдохнула – и вдруг мир перевернулся.
Тьма.
Тишина.
Пульсация в висках.
Она не потеряла сознание – скорее, само время споткнулось на миг, выбросив её из одного мгновения в другое.
Когда зрение вернулось, Лира почувствовала ледяную воду, сжимающую её ноги как кандалы, солнечные лучи, протыкающие кожу как иглы, и влажный воздух, прилипший к липкой от пота шее.
Между "тогда" и "сейчас" не было перехода – только резкий обрыв, будто кто-то вырвал страницу из книги её жизни.
Ручей перед ней искрился, отражая небо, но в его водах всё ещё дрожали остатки той ночной тьмы – чернильные пятна, медленно растворяющиеся в утреннем свете.
Она наклонилась ближе.
В воде она увидела свои глаза, светящимися ярко-янтарным – точь-в-точь как у е; бабки в тот последний день. Лира резко отпрянула, но отражение не изменилось.
За спиной хрустнула ветка. Лира обернулась, ожидая увидеть Элриона, но там никого не было, лишь ветер подул в сторону пещеры, где они остались на ночь.
"Они выбирают его сторону?" – мысль обожгла больнее, чем если бы она воткнула руку в костёр.
Но в тот же миг вода мягко окутала её, а в ушах зазвучал шепот – не голос, а само ощущение слов: "Мы скорбим. О девочке, что бежала босиком по горящей земле. О принце, что забыл вкус мёда. О всех, кто погиб прежде, чем научился жить".
Лира закрыла глаза. Внутри что-то перевернулось, как страница в древней книге. Когда она их снова открыла, отражение стало обычным – только слёзы капали в воду, оставляя за собой круги ряби.
Элрион стоял в трёх шагах, босые ноги утопая в иле. Его рубашка пропиталась кровью там, где новые цветы прорвали ткань. Он не приближался, словно между ними по-прежнему лежали горящие руины её деревни.
"Я всё ещё ненавижу тебя", – прошептала Лира. Голос звучал хрипло, будто она целую ночь кричала.
Принц молча кивнул: "Я знаю". Алые бутоны на его плече лопнули, и лепестки упали в воду, превращая ручей в кровавую ленту.
Где-то в глубине леса, в месте, которого не было на картах, Орвин перелистнул страницу. Чернила на ней перестраивались, образуя новую главу. Его пальцы, похожие на пергаментные свитки, провели по строчкам: "Она поняла. Он принял. Теперь можно начинать".
А над ними, в кронах тысячелетних деревьев, зашелестели листья – не на языке эльфов или людей, а на том самом, первородном, что помнил времена, когда лес был юн, а все существа в нём ещё не научились предавать.