Глава 11. Тень без тени

Тропа, петлявшая между древних дубов, постепенно расширялась, уступая место вытоптанной дороге.
Тален шагал первым, рассекая воздух размашистыми движениями рук, будто дирижируя невидимым оркестром. Его голос, фальшивя на каждой второй ноте, выводил что-то отдалённо напоминающее похабную таверную песню:
"~Рассвет багряный, словно кровь~" – он сделал паузу, задумался, затем весело добавил: "~Или может быть закат~"
Лира, шедшая позади, скривилась:
– Ты хоть представляешь, как это звучит?
– Как шедевр! – Тален обернулся, широко улыбаясь. Его фиолетовые глаза сверкали, будто два ядовитых светлячка. – Или у тебя есть возражения, милая?
Девушка лишь закатила глаза и замедлила шаг, пока он не отдалился на безопасное расстояние.
– Ты ведь тоже это заметил? – тихо сказала она Элриону, едва шевеля губами. Ее пальцы непроизвольно сжали дубовый прутик – кора затрещала под давлением.
Принц, шагавший рядом, слегка наклонил голову.
Лира едва заметно кивнула в сторону Талена – точнее, в сторону того, чего у него не было.
Тени.
Даже сейчас, когда закатные лучи золотили дорогу, под ногами алхимика не шевелилось ни единого тёмного пятна. Будто свет проходил сквозь него... или обтекал, как воду.
"Как у призрака", – мелькнуло у нее в голове. По спине пробежали мурашки – не страх, а древний инстинкт, тот самый, что заставлял предков обходить стороной места без тени. "Даже земля под ним не дышит".
Элрион стиснул зубы:
– После того как он присоединился к нам, меня не покидает чувство, что дроу, который проклял меня, совсем рядом. Словно он идёт бок о бок с нами.
Лира резко вдохнула. Внезапно перед глазами всплыл образ: Орвин в её снах, его пальцы, листающие книгу с аметистовыми застёжками: "А если это не случайность? Если он... часть книги?"
Она бросила быстрый взгляд на Талена – тот теперь балансировал на краю дороги, раскинув руки, как канатоходец. Его смех звенел неестественно, будто кто-то натягивал струны внутри его горла.
– Думаешь, он связан с Орвином? – спросила она, намеренно приглушив голос.
– Предполагаю. Но точно сказать не могу.
Лира медленно провела пальцем по резьбе ветви, которую держала – старый ритуал для успокоения. "Если он действительно связан с Орвином... значит ли это, что мы ведём врага прямо к розе? Тогда почему Орвин не мешает нам?"
В памяти Элриона всплыл образ – юный Тален, каким он видел его в театре теней. Глаза, полные надежды. Руки, сжимающие чертёж моста.
"Неужели ты стал таким из-за меня?"
Но алхимик, будто почувствовав взгляд принца, резко обернулся.
– Вам бы, принц, ванну принять поскорее, – крикнул он, театрально зажимая нос. – Больно уж зловонны ваши гниющие шипы!
Лира тут же отвернулась, делая вид, что изучает узоры на коре ближайшего дерева. "Лучше дуб, чем их перепалки".
Элрион, однако, не остался в долгу:
– А от самого смердит не лучше. Гниющие розы, я полагаю?
Тален приложил руку к груди с преувеличенной обидой:
– Предлагаю обоим сходить умыться вон в том водопаде. Как вы считаете?
– Я с тобой никуда не пойду.
– Ну что ж, вонючка, твой выбор.
Элрион закатил глаза. Он не маленький, чтобы обижаться на такие поддразнивания. Он должен быть мудрее.
Но, чёрт возьми, трудно сохранять самообладание, когда после сотен лет абсолютной власти тебя дразнит какой-то юнец.
Тален, довольный собой, похлопал в ладоши.
– Ура!
И, развернувшись на каблуке, зашагал дальше – всё так же без тени, всё так же напевая свою дурацкую песню.
А где-то вдали, за поворотом тропы, старая ива скрипнула ветвями – будто плакала о них.
Ледяные струи водопада обрушивались в озеро, разбиваясь о камни серебристой пеной. Тален, не раздумывая, скинул рубаху и прыгнул в воду бомбочкой, подняв фонтан брызг. Элрион же заходил медленно, стиснув зубы от боли – вода жгла свежие раны, оставленные шипами.
Он заметил на плече Талена клеймо – сломанный механизм, оплетённый рунами.
"Бывший алхимик…" – усмехнулся про себя принц.
Он молча обтирал кожу, смывая кровь и грязь. Внезапно в лицо ему брызнули водой, а следом раздался смех. Тален оказался вплотную перед ним – слишком близко. В его тёмных глазах читалось что-то между любопытством и безумием.
– Шипы у вас до ужаса красивые, Ваше Высочество. – Он ухмыльнулся. – Можно я заберу один? Для опытов?
Не дожидаясь ответа, он схватился за шип на груди Элриона.
– Да была бы моя воля, я бы все тебе их отдал! – прошипел Элрион, вцепляясь ему в запястья.
Но Тален лишь рассмеялся:
– Потерпите, дядя. Сейчас будет немного больно.
Он дёрнул – и в тот же миг Элрион со всей силы ударил его в висок.
Тёмные глаза закатились, тело обмякло. Тален рухнул в воду, исчезая под пеной.
На секунду воцарилась тишина.
Потом вода взбурлила – Тален вынырнул, отчаянно кашляя, но... смеясь.
– О-о-о, вот это удар! – Он вытер лицо, всё ещё хихикая. – Но вы же понимаете, что я всё равно попробую снова?
Элрион уже поднял кулак для второго удара, но тут раздался голос Лиры:
– Если вы оба не вылезете в ближайшую минуту, я вас сама утоплю.
Она стояла на берегу, скрестив руки, с выражением крайнего раздражения.
Тален, не теряя наглости, помахал ей:
– Присоединяйся, ведьмочка! Вода чудесная!
Элрион просто закатил глаза и поплыл к берегу.
Они сидели, ели у костра рыбу, когда Лира, прищурившись, спросила в лоб у Талена: "Ты с Орвином заодно?"
Тален, роняя склянку с "невинным" зелёным дымом, ответил: "О, если бы! У него в библиотеке такие полки... я бы украл половину. Нет, мы с ним – как огонь и порох. Красиво, но лучше не смешивать".
Он поворачивается, и на секунду его улыбка становится напряжённой – будто кто-то дернул невидимую нитку на его губах.
Элрион наблюдал за этим обменом, медленно пережевывая кусок рыбы. "Ложь", – подумал он, чувствуя знакомое жжение в висках. За годы правления он научился распознавать фальшь даже в идеально поставленных голосах, а у этого безумца она сквозила в каждом слове.
"Огонь и порох", – мысленно повторил он. Слишком поэтично для человека, который только что пытался выдрать у него шип с мясом. Слишком... продуманно.
– Ты нервничаешь, – вдруг сказал Элрион вслух, отбрасывая кость в огонь. – Говоришь быстрее, когда врешь.
Тален замер на мгновение – ровно настолько, чтобы Элрион понял: попал в цель. Но уже в следующую секунду алхимик рассмеялся, размашисто раскинув руки: 
– Ой, да я всегда нервничаю! Вчера, например, перепутал склянки и чуть не превратил свою лабораторию в лужу кислот, – он подмигнул Лире, – Хочешь посмотреть шрам?
Но Элрион не отводил взгляда: "Что ты скрываешь, шут?" – молча смотрел на алхимика.
Шип у него под лопаткой дрогнул будто в ответ на его мысли. И тогда его осенило: "Он боится. Не нас. Не меня. Орвина".
И это... это было интересно.
К утру они добрались до деревни мастеров – поселения, где когда-то ковали лучшие клинки королевства. Солнце только поднималось над остроконечными крышами кузниц, но улицы уже были пустынны. Слишком пустынны.
"Тише чем в гробу", – пробормотал Тален, неожиданно серьёзный. Его пальцы нервно перебирали что-то в кармане.
Лира нахмурилась, сжимая ветку какого-то кустарника. Воздух пах гарью и... страхом. Тем самым едким запахом, что остаётся после давней резни.
Элрион почувствовал, как шипы на его спине зашевелились. Инстинкты, отточенные веками правления, кричали об опасности. Но было уже поздно.
Тень от ближайшего дома вдруг ожила – и лезвие топора упёрлось ему в горло, но Элрион даже не моргнул.
"Опять. Всегда одно и то же".
Его пальцы непроизвольно сжались – шипы на запястьях ответили тупой пульсацией.
– "Не зря меня сегодня не покидало ужасное чувство... Сам Терновый принц пришёл, да ещё привёл с собой этого проклятого алхимика", – прошипел кузнец, и его дыхание пахло перегаром и страхом. 
Элрион медленно перевёл взгляд на Талена. Тот стоял, окружённый вилами, но в его тёмных глазах читалось лишь любопытство – будто он наблюдал за экспериментом, а не за своей потенциальной смертью. 
– Ладно, – тихо сказал Элрион, – я понимаю, меня они ненавидят. А ты когда успел..? 
Тален лишь приподнял бровь, и в уголке его рта дрогнула весёлая искорка.
– Можешь не отвечать, – пробормотал принц. "Я понял".
В голове всплыли обрывки вчерашнего разговора. Деревня мастеров. Проклятый алхимик. Всё складывалось в слишком очевидную картину.
– Выгоните их! – крикнула женщина с вилами. – Или прибейте к позорному столбу, как в прошлый раз!
"Ага, значит, Тален здесь уже бывал", – подумал Элрион, и что-то ёкнуло у него в груди. Не страх. Не злость. Почти... "Разочарование?"
Он посмотрел на Лиру. Она стояла в стороне, но в глазах читалось непонимание. "Она ещё не знает".
– Послушайте, – внезапно сказал Тален, поднимая руки в театральном жесте. – Я понимаю ваши чувства, но...
– Заткнись! – рявкнул кузнец. – В прошлый раз твои "но" закончились взрывом!
– Ну, это было немного неожиданно...
Лира резко повернулась к Талену:
– Какой ещё "последний раз"?
В воздухе повисло молчание. Даже ветер стих, будто затаив дыхание.
Тален вздохнул, и впервые за всё время его улыбка стала... усталой.
– Ой, да ладно вам драматизировать. Я просто немного испортил им колокол.
– Он расплавился! – завопил подросток с рогатиной. – И прожёг полцеркви!
– Ну, технически, это был не я, а моя нестабильная...
Элрион закрыл глаза. "Чёрт возьми".
Шипы на его спине заныли, будто смеясь.
Лира выставила вперёд ладонь, словно пытаясь успокоить разъярённую толпу. Её голос звучал ровно, но в нём чувствовалась стальная нотка – та самая, что заставляла даже Элриона иногда прислушиваться:
– Мы пришли с миром. Нам нужна только одежда и починка оружия.
Но эльфы лишь переглядывались. Их пальцы крепче сжимали древки вил, а взгляды скользили от Лиры к её спутникам – будто они были змеями, готовыми ужалить.
– Девушка... – наконец сказал седобородый кузнец, и в его голосе сквозило недоверие. – Они тебя держат в заложниках?
Лира фыркнула, подбоченившись:
– Меня? В заложниках? – Она бросила взгляд на Элриона, и её губы дрогнули в едва заметной усмешке. – К счастью, нет. Они полностью под моим присмотром. Хотя... – её взгляд скользнул к Талену, – за алхимика не ручаюсь. Его бы вообще запереть куда подальше, пока он чего не натворил.
Элрион внутренне усмехнулся. "Под её присмотром?" – мысленно повторил он.
Но странное дело – мысль о том, что Лира контролирует его, не вызвала привычного раздражения. Вместо этого где-то глубоко внутри шевельнулось что-то тёплое. "Как будто она действительно верит, что может меня остановить", – подумал он, и это было... забавно.
Тален, тем временем, сделал жалостливые щенячьи глазки и прижал руку к груди:
– Солнце моё, почему? За что? – Он вздохнул так драматично, что даже ближайшие эльфы невольно переглянулись. – Я всего лишь скромный учёный, мечтающий о мире и знаниях!
Лира закатила глаза:
– Скромный учёный, который в прошлый раз устроил взрыв, потому что "хотел посмотреть, что будет".
– Ну, это же научный метод!
Элрион наблюдал за этим спектаклем, и его шипы слегка заныли – но на этот раз не от боли, а от чего-то другого. "Они боятся его больше, чем меня", – осознал он. И в этом была какая-то извращённая ирония.
Толпа всё ещё бушевала, но напряжение немного спало.
– Ладно, – наконец пробурчал кузнец. – Одежду дадим. Но только если этот... – он ткнул пальцем в Талена, – останется снаружи. И под присмотром.
Тален возмущённо всплеснул руками:
– Опять?!
Лира ухмыльнулась:
– Справедливо.
А Элрион... Элрион просто молчал. Потому что впервые за долгие годы он чувствовал себя не Терновым принцем, а просто... частью чего-то. 
И это было странно.
И невыносимо приятно.
Элрион сжал кулаки, чувствуя, как шипы впиваются в ладони. Боль – знакомая, почти успокаивающая. "Хоть что-то осталось неизменным", – подумал он.
Они пошли к прилавку, где переливались шёлковые ткани. Лира провела пальцами по алой рубашке из паучьих нитей, ощущая, как тончайшие волокна пружинят под ее прикосновением. Материал переливался, словно сотканный из утренней росы и лунного света.
"Не просто не порвется," – сказала она, демонстративно растягивая ткань. "В этой рубашке можно хоть на дракона лезть, хоть в петлю становиться. Хотя..." – ее губы дрогнули в едва заметной улыбке, – "со вторым вариантом я бы повременила".
Элрион стоял неподвижно, его пальцы ковыряли деревянный край прилавка. Он кивнул, бросая рубаху в корзину с такой осторожностью, будто это было не одеяние, а нечто хрупкое и ценное. Его взгляд скользнул по разложенным товарам, задержавшись на ленте цвета лесной черники – точь-в-точь как тот оттенок, который приобретали глаза Лиры в предрассветных сумерках.
Он взял ленту, ощущая, как шелк скользит между пальцев. "Возьми," – сказал он, протягивая ее, но не поднимая глаз. Голос его звучал глухо, будто слова приходилось вытаскивать из самой глубины души: "Чтобы... волосы не мешались в бою".
Лира замерла. Ее пальцы, обычно такие уверенные и крепкие, дрогнули, принимая подарок. Лента казалась невероятно хрупкой и обжигающе теплой одновременно. "Подарок?" – пронеслось в её голове. Под ребром что-то сжалось – не боль, а что-то странное, тревожное и сладкое одновременно, что-то, от чего дыхание перехватило.
Она быстро обернула ленту вокруг запястья, завязывая узел с особой тщательностью. "Спасибо", – пробормотала она, и эти простые слова вдруг наполнились таким смыслом, что Элрион наконец поднял на неё взгляд.
Тропинка к кузне петляла между прилавками, утопая в золотистой пыли заката. Вдруг воздух взрезал звонкий топот босых пяток – мимо промчался мальчуган, сжимая в грязных пальцах деревянного оленя.
Фигурка была грубой работы: один рог короче другого, будто резчик, вырезая его, вдруг вспомнил о недоделанных делах.
Элрион почувствовал, как мир вокруг поплыл, растворившись в золотистой дымке воспоминаний.
Тепло. Первое, что он ощутил – тепло. Маленькие ладони, еще не знавшие меча, сжимают гладкую деревянную поверхность. Запах лаванды и свежеиспеченного медового печенья окутывает его, как мягкое одеяло. "Он будет охранять твои сны, сынок", – шепчет мать, и ее голос звучит так, словно она дарит ему целое королевство, а не простую игрушку. Ее пальцы – нежные – поправляют его собственные, показывая, как правильно держать фигурку.
Олень. Простой, грубоватой работы, с одним рогом чуть короче другого. Но для семилетнего Элриона – самое дорогое сокровище. Он прижимает его к груди, чувствуя, как дерево постепенно нагревается от детского тепла.
Щелчок. Глухой стук о каменные плиты. "Принцы не играют в глупые игры!" – голос слуги режет воздух, как хлыст. Маленькие пальцы судорожно сжимаются в пустоте – игрушка вырвана. Олень летит в камин, где уже пляшут оранжевые языки пламени.
Элрион бросается вперед, но сильные руки удерживают его на месте. "Ты – Валерион", – шипит слуга: "Ты должен быть сильным". В дверном проеме – отец. Высокий, невозмутимый, холодный, как мраморная статуя. Молчит. Их взгляды встречаются на мгновение – и король разворачивается, уходя.
Последнее, что видит Элрион перед тем, как слуги уводят его в покои – как огонь лижет деревянные бока оленя, превращая подарок матери в горстку пепла...
– Красивая игрушка, – голос Лиры выдернул его из прошлого. Она стояла так близко, что в её зрачках отражалось его лицо – бледное, с подрагивающими веками.
– Тебе понравилась? – спросила она, и в этом вопросе не было насмешки.
Горло сжалось.
– Такого же... – начал он и замолчал, потому что слова застряли где-то в груди, колючие и тяжелые. – …мне однажды мама подарила.
Лира посмотрела на него. Долго. Потом взяла за рукав – аккуратно, обходя шипы, – и потянула за собой. Ее пальцы обожгли ткань, будто сквозь нее пробивалось тепло живого сердца. Боль от шипов вдруг притупилась, будто её прикосновение было магией посильнее всех проклятий Орвина.
Прилавок игрушечника пахнул липой и детством.
Запах свежей стружки, воска и чего-то неуловимо тёплого – может, мёда, может, просто солнца, впитавшегося в дерево за долгие годы. Десятки деревянных зверей смотрели на них стеклянными глазами, будто застывшие души забытых снов.
Лира провела рукой над резными фигурками, не касаясь, словно боялась разбудить их.
– Оленя, – сказала она тихо, а потом, неожиданно для себя, показала руками размер, – Вот такого, – её палец дрогнул в воздухе, очерчивая воображаемый рог, – С неровным рогом. Вот здесь… чуть короче.
Старичок замер, будто услышал в её словах что-то большее, чем просьбу. Потом медленно, с тихим скрипом суставов, опустился под прилавок.
Элрион не дышал.
Где-то в груди, под грубыми переплетениями шипов, что-то сжалось – остро, как нож. Он слышал, как бьётся его собственное сердце, глухо, словно кузнечный молот по наковальне.
"Зачем она это делает?"
Старик выпрямился, протягивая фигурку.
И тогда мир перевернулся.
Дерево. Тёплое, чуть шершавое под пальцами. Один рог короче другого. Точная копия.
"Как?"
Его пальцы задрожали, будто отзываясь на давнюю, забытую боль.
Лира не смотрела на него. Она аккуратно взяла оленя из рук старика и вложила его в ладони Элриона – бережно, словно передавала не игрушку, а что-то хрупкое, что могло рассыпаться от одного неверного движения.
– Возьми, – голос был нежнее шелеста листьев.
– На этот раз… пусть останется с тобой.
Что-то горячее и острое подступило к горлу.
Сначала он подумал, что это дождь – первые капли уже падали с неба, холодные и тяжёлые. Потом понял: нет.
Это были слёзы.
Он плакал.
– Спасибо... – голос сорвался, стал ниточкой, обрывком. Он прижал оленя к груди, так крепко, что дерево, казалось, должно было треснуть. Но оно не треснуло. Оно осталось целым.
А на его запястье – с тихим хлопком – лопнул шип.
Кровь не хлынула. Просто остался шрам – уродливый, неровный, как память.
Лира не отводила взгляда. Она видела, как что-то в нём разбивается и собирается заново.
И в этот момент дождь хлынул по-настоящему.
Тем временем, на окраине деревни...
Клетка.
Грубые, неотёсанные прутья, пропахшие страхом и потом. Тален сидит, прислонившись спиной к ним, и напевает.
Фальшиво. Нарочито громко. Словно бросает вызов тишине, что сгущается вокруг, как смола.
"~Рассвет багряный, словно кровь~"
Голос его дрожит – не от страха, нет. От чего-то другого.
"~А может, то заката зов~"
Внезапно он замолкает.
– Боже, эта головная боль... УЖАСНА! – выдыхает он, резко сгибаясь пополам, словно кто-то ударил его в живот.
Пальцы впиваются в виски, ногти оставляют красные полумесяцы на бледной коже.
– Почему ты не дашь мне просто умереть?
Шёпот. Не мольба. Насмешка.
Тишина.
А потом...
Его глаза вспыхивают.
Аметистовый огонь заливает зрачки, вытесняя всё человеческое. Он смотрит в пустоту – но видит не её.
– Ах, вот ты где, – шепчет он, и голос его раскалывается – один тон – его собственный, второй... глубже, старше, словно эхо из глубины колодца.
Клетка вдруг скрипит, прутья прогибаются – но не от его прикосновения.
От чего-то другого.
– Ну что, дядя? – Тален ухмыляется, и в этой улыбке нет ни капли тепла, – Скоро увидимся.
Где-то вдали, за лесом, скрипит старая ива – будто стонет.
А в глазах Талена горит аметистовое пламя.
И оно ждёт.