Третьи шахматы. Последние

Глава 3. Третьи шахматы. Последние

На последнем курсе института я жил в одной комнате с чемпионом потока по шахматам. Он был сильным игроком, настоящим энтузиастом — почти каждый вечер его тянуло на партию. При этом все твёрдо знали, что я в шахматы не играю. Почему — особо никто не спрашивал. Просто знали, и всё.

Однажды к нам зашёл мой одногруппник — тот, чью силу в шахматах наш чемпион уважал. Они сели играть, а я подсел рядом. Не вмешивался, просто смотрел. Они разыграли какое-то стандартное начало — я не знаю названия, но запомнил ходы. Помню только, как ферзь уходит в засаду на левом фланге. У них началось то, что можно назвать сидячим противостоянием.

А у меня тем временем зашевелились свои идеи. Я вспомнил школьные лагеря. Там в шахматы почти никто не играл, зато в поддавки — постоянно. Весёлая игра: чтобы выиграть, нужно проиграть все свои фигуры. Парадокс, но работает. Или вот ещё: шашки у нас быстро превращались в Чапаева, где победа зависела от точности пальца, а не стратегии.

А тут, в институте, я недавно увлёкся шахматными этюдами и головоломками. Решал, думал, комбинировал. Что-то начал понимать. Не в плане турниров, а как в искусстве шахматных парадоксов.

И вот глядя на ту партию, у меня в голове вдруг родилась комбинация — что-то среднее между поддавками и этюдом. Красивая, коварная и неожиданная. Предложить её игрокам я не решился: чемпионы не поймут. Не тот язык. Я тихо отошёл и больше не смотрел.

На следующий день чемпион сам подошёл ко мне и предложил сыграть. Видно, что-то в моём интересе к шахматам его зацепило. Я сел. И началось.

Я точно повторил дебют, который запомнил накануне. Потом — задумался. В голове сложилась вся комбинация. Суть была в том, чтобы отдать свои фигуры — одну за другой — и заставить противника расставить свои по бесполезным местам. Всё сходилось. Только в одном месте был риск: предпоследний ход конём. Если чемпион съест коня, сдвоив пешки — я проиграю. Ну и пусть. Прикинусь слабо играющим. Попробуем.

Я начал подставлять фигуры под бой — одна за другой. Чемпион сначала удивился. Он даже сказал:
— Так новички не играют. Подумай, может, переходишь?

Я промолчал. А он, уверенный в победе, начал их с аппетитом снимать. Фигура за фигурой. И всё больше смеялся. Трясся от хохота. Он был в восторге от собственной ловкости — и одновременно, кажется, уже ничего не соображал.

В итоге, у него остались все фигуры, а у меня — конь, ферзь и пара пешек. Он приготовился к красивому добиванию. Начал выстраивать мат по параллелям — ферзь и ладья.

Я в этот момент повернул голову на свою часть доски. Видел, что до мата ему нужно пять неудобных ходов. И тогда я вывел своего ферзя из засады под прикрытие коня. Это был мат.

Но чемпиону нельзя просто так объявить мат. Он может выкинуть что угодно. Поэтому я сказал просто:

— Шах.

Он пригляделся, замер. И понял. Мат. Всё. Он предложил переиграть.

Но я спокойно ответил:

— Я столько тебе фигур отдал, чтобы сюда заманить, а он собрался перехаживать?

Чемпион молча собрал шахматы и ушёл.

Через полчаса он вернулся — с первокурсником, ворвавшимся чуть ли не бегом. Тот был явно его утешением. Он заявил, что совершенно не умеет играть, и предлагает мне сыграть «ради интереса». А я был выжат. Голова после такой партии уже не работала.

Но уговорили. Я сел, кое-как отыграл — и проиграл. Первокурсник радостно заговорил, утешая чемпиона. Я посмотрел на них и с долей юмора сказал:

— Молодец! Можешь сходить: купить себе булочку.

Все засмеялись. Успокоились.

С тех пор я больше не видел, чтобы чемпион играл с кем-то при мне.
А я больше никогда не играл в шахматы.

Потому что понял: в шахматах главное — что это игра.
Не чемпионат. Не борьба за эго. Не повод мериться умом.
А просто — игра.

И именно этого многие не понимают.