Карбонарий

Главы из романа "Жесть"

Вновь я пришел в себя не в горах. Вместо неба надо мною был потолок. Я лежал на кровати, а рядом с кроватью сидела на стуле...Роза! В первый миг я решил, что она мне мерещится. Закрыл глаза, но когда вновь открыл их, Роза не исчезла. Заметила во мне признаки жизни, прошептала:» Демочка!», и залилась слезами. И улыбалась, и плакала, а я ничего не понимал.  Ни кто я, ни где оказался. Впрочем, я уже знал, кто я. Если и не знал, то догадывался, потому что  вышел живым из своего первого боя. Помнил и себя на стене Солдайи, и казнь товарищей, и жену Лючию.  Но еще я помнил кавторана Вадима и мальчишек в автобусе…
- Где я? - спросил, и Роза ответила торопливо:» В Луганском госпитале! Ты в рубашке родился, Загорулько! Но какой же ты дурак, какой идиот!»
Она подалась ко мне и стала гладить меня ладонями по лицу:» Полный идиот! Мы с ума чуть не сошли!»
Я, хоть и был плох, удивился, что лицо у меня побрито, посмотрел вопросительно на Розу, и она рассмеялась, как всхлипнула:» У тебя пока еще есть жена, идиот!» Вероятно,  в устах Розалии слово «идиот» означало « милый». Она подтвердила моё прозрение, запустив пальцы мне в волосы:» Как же тебя ненавижу, гад, упрямый хохол!». Я понял, как ненавидит, но не понял, как она здесь оказалась.
- Мне позвонили, и я сразу же примчалась!
- А девочки? - стал я возвращаться в реальность.
- Они у бабушки с  дедушкой. Они  даже обрадовались, что поживут пока у них. Там котеночек! Передают тебе, чтобы ты скорей поправлялся, они тебя очень любят!
Роза убрала с меня руки, и я попытался приподняться. Вспомнил, что до передовой так и не добрался, что-то случилось. Где мои спутники, что с ними?!
- Лежи, лежи! - заторопилась Роза. - Тебе нельзя двигаться, у тебя контузия и три осколочных, два  тяжелые. Говорю же, ты в рубашке родился, потому что остальные… Нет их, Дема.
- Как — нет?! - отказался я в это верить.
- Так вот, -отвела глаза Роза. - А тебя Бог спас, хотя ты в Него  не веришь. Нашими молитвами, Дема! Я, как узнала, куда ты поехал,  и сама окрестилась, и девчонок окрестила! И тебе надо окреститься, Демьян, потому что всё не случайно! Окреститься тебе надо и поблагодарить Господа за спасение.
- Это неправильно, - пробормотал я. - Те мальчишки, они и пожить еще не успели…
-Богу видней, кого когда к себе призывать, а раз тебя здесь оставили...Ты здесь нужен, Демьян, ты нам нужен!
Она по-прежнему и улыбалась, и плакала. От счастья?
-От счастья! - подтвердила она. - Я уже и не верила, что  очнешься! Ты бредил, что-то говорил не по-нашему! Я испугалась, что у тебя крыша поехала из-за контузии!
- Наверное, - вспомнил я  первый свой и последний бой, и того, кто меня спас. Ромуальдо! Его тоже здесь нет?
- Я не знаю, о ком ты, - напряглась Роза. - Здесь нет никого с таким именем.  - И тут же постаралась  успокоить меня, - Если он из итальянских добровольцев, то я спрошу у сестричек! Я здесь уже давно, многих знаю, помогаю ухаживать за ранеными.  Ни людей, ни лекарств не хватает, даже бинтов. Хорошо, Гела мне раздобыла медикаменты. Если бы не она, уж не знаю, как бы мы тебя вытаскивали, Демьян! Да! Тебе и от Гелы, и от Марка большой привет. И от твоих сослуживцев, все за тебя кулаки держат! Не вздумай нас подвести!
Но я вздумал. Точней, всё произошло само собой. Мне стало темно.

Темно было и там, где я вновь себя ощутил.
- Оклемался? - спросил кто-то из темноты.
Голос мне показался знакомым, и я потянулся на голос. Приподнялся на локтях и открыл глаза. При движении что-то загремело, и я с удивлением обнаружил себя закованным. Что еще за чертовщина такая?!
Кажется, удивился я вслух, потому что знакомый голос усмехнулся:» Не чертовщина, а родимый девятнадцатый век. Вдруг тебя перемкнет сбежать или напасть на караульных? Я понимаю, что это маловероятно, тебя при аресте ранили, но другие не понимают. Да и ты  отличился. И карой Божьей грозил, и справедливым судом потомков!»
- Где я грозил, кому? - спросил я растерянно.
- Не оклемался, - вздохнул мой собеседник сочувственно.- Горячка у тебя началась, но доктор уверяет, что не от раны. Как говорили в наше  время, все болезни от нервов.
- В какое — наше?!
-В будущее, Фабрицио, но до него еще дожить надо. На этот раз  не удастся. Тебя утром расстреляют, но ты не особенно огорчайся, смерть быстрая, легкая.  Это когда взрывом поотрывает руки, ноги, причиндалы,  а ты живой, тогда жуть, но данный век милосерден. Местами. Ты и не заметишь, как  твое будет Царствие Небесное!
 Мне в Царствие Небесное не хотелось. Я только-только женился. Долго не решался связывать с собой женщину, но Мариза настояла.
Я сел и воззрился на своего собеседника. Темнота оказалась полутьмой камеры с оконцем под потолком, и я узнал собрата по заточению. Или мне показалось, что узнал?
- Да, это я, Ромуальдо, - развеял он мои сомнения. - Кажется, из-за тебя, Фабрицио, я так  и не доберусь до битвы при Соломине! А мне туда надо, и не только туда! Но и тебя не мог я тут бросить без ободрения!
- Мы раньше встречались, где? - затряс я головой. Скорей всего, я не только заболел, но и спятил, или у меня начались галлюцинации? Или же это сокамерник мой - безумен? Не удивлюсь, если  да: темная одиночка, допросы, угрозы, омерзительная пища, цепи, клопы, а у каждого свой запас прочности. Мне повезло — меня сразила горячка, а вот он, бедолага, лишился разума!
 -В Солдайе, мы встречались, в 1475м, - сообщил сокамерник. - Но ты не зацикливайся на том, дело прошлое.
В горах над Солдаей я его видел! Он  меня в Солдайе вытащил из-под трупов! Тогда я его не разглядел,  мне  было не до него. К тому же, он был в шлеме, закрывавшем добрую часть лица, с лицом грязным и перепачканным кровью.
Он оказался молодым человеком, худощавым, подвижным,  с быстрыми  внимательными глазами. Вид он имел такой же непрезентабельный,  как и я — в несвежей одежде, с немытыми, ниже плеч волосами, с бородой и усами давно не знавшими ножниц. Но он не был закован.
-Я сюда попал  своей волей, - объяснил он. - Просто свалился в твою камеру. Считай, с неба. Хорошо, не промазал! - похвалил он себя. - Промахнулся бы, пришлось бы бегать тут, искать,  вырубать кого-нибудь, а это чревато, я свои кандалы износил еще в пятнадцатом веке! Не смотри на меня так! Впрочем, смотри! Если тебе проще считать меня психом, будь по-твоему! Я ведь и сам не понимаю, почему меня мотает туда-сюда. То ли я оказался слишком неугомонным, то ли не успел сделать что-то важное и должен наверстывать... Так что я хотел сказать?
- Уже сказал. Меня расстреляют.
- Ты  и сам это знал, когда решил бороться за свободу Италии. Вы все знали, что такой конец возможен, но не устрашились, так что победа будет за вами!
- Жаль,  мы не доживем! - вырвалось у меня.
- Не жалей! - потребовал он и улыбнулся. - Всё условно, и смерть, и  знания, всё, кроме стремлений духа. Ну, и памяти. Без нее  Армагедец человечеству.  Ты уже умирал, Фабрицио, но стремления вернули тебя миру. И тебя в мир, и миру- тебя, это взаимосвязано. - Он вдруг засмеялся и хлопнул меня дружески по плечу. - Знаешь, мне пришлось вызубрить даты своего рождения и смерти, чтоб не запутаться. Я родился в 1975-м, а погибну в 1475-м!
- Когда ты родился?! - Он так меня поразил, что  я забыл о своей близкой кончине.
- В 1975-м по-советски и в 1415-м по-чембальски, но ты даже не пытайся понять, это за гранью, как и многое другое, что, тем не менее, существует. Цифры для меня значения не имеют,  но между  теми двумя, что принято высекать на надгробных плитах, были промежуточные, когда я тоже то исчезал, то возникал, словно бы петлял по Вселенной. А ты родился...родишься... не знаю, как правильно...в 1982-м. В принципе, ты там тоже уже есть.
- Если ты пришел, чтоб подготовить меня к смерти, то тебе это не удалось, - заметил я после паузы.
- У священника получится лучше. - согласился он. - Священник к тебе скоро придет и будет с тобой говорить на привычном для тебя языке. А еще придет Мариза. Тебе повезло: ты успел с ней обвенчаться перед тем, как вас побрали...Я хотел сказать, схватили.  Предатель среди вас оказался.
- Кто?!
- Уже неважно.
- Как неважно?! - заорал я в ярости и отчаянии. - Он продолжит свое черное дело! Он…
-Ты его пристрелил, Фабрицио. Он на вашу венту  привел жандармов, и ты его пристрелил.  Ну, вспомнил?
- Хоть что-то я сделал!
- Многое. Твои дети смогут гордиться, что ты был карбонарием. Я и о твоем сыне, и  о его детях, и о детях их детей!
- У меня будет сын?.. -я  воззрился на Ромуальдо потрясенно, с надеждой, что он не просто утешает меня. - Как ты можешь это знать?!
- Просто знаю. У меня тоже будет сын. Даже если мне сильно не повезет, и я здесь загину за компанию с тобой, сын у меня уже есть. В моей женщине!
- Ты сказал, что я увижу Маризу? - спохватился я. - Но это невозможно!
-Еще никто не отменял подкуп должностных лиц, - засмеялся он, -  А также лиц, находящимся при исполнении! Ну, и  милосердие никто не отменял, а оно присуще многим нашим согражданам. Сопланетникам, так точнее!-
 - Мариза! Мариза! Здесь! -я вскочил и заметался по камере.- Она упадет в обморок, увидев меня!  Боже, на кого я похож?! Она   не выдержит этого!
- Женщина всё выдержит, - заверил он убежденно. -Уж поверь, я выглядел много хуже, когда сидел в Чембало в консульском замке. Даже не сидел, а лежал, потому что пошевельнуться не мог. Но мою Софью это не смутило.
- Моя Мариза — чистый ангел, такая нежная…
- Нежная — не значит слабая!
- Ты не знаешь Маризу, никогда ее не видел!
Я собрался рассказать о Маризе, но тут снаружи послышались командные крики, топот, грохот, бряцание, и я осекся. Поглядел на Ромуальдо растерянно:» Что это?».
Он подпрыгнул, уцепился за подоконник, подтянулся и глянул за окно.
- Арестантов увозят -, объявил он. - Тех, кто приговорен к каторжным работам.
  - Уголовники? - понадеялся я.
- Ваши,- ответил Ромуальдо и закричал в окно:» Братья! С вами Италия! Ура!»
 - Мы победим! - отозвались снаружи, - С нами Бог! Да здравствует  Италия!»
Ромуальдо не должен был выдавать свое присутствие в моей камере. Прощаться с товарищами должен был я, но мне до окна было не добраться. И я выкрикнул снизу:» Да здравствует свобода!», и Ромуальдо  мой выкрик подхватил, отправил за стены.
В камеру вбежали, сдернули Ромуальдо с окна, поволокли к двери. Я рванулся ему на выручку, но меня оттолкнули, и я упал.
- Не троньте его! - взмолился я. - Он здесь случайно!
Меня никто не услышал, а Ромуальдо  запел громко, с вызовом и азартом:» Уна маттина и сон свеглато, о белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао...»

Песня еще звучала во мне, когда я оказался в госпитальной палате. Меня не расстреляли! Слава тебе, Господи, и Пресвятая Мадонна! Или это не меня расстреляли, а Ромуальдо?! Но ведь он не состоял в нашей организации! Оказался не в то время, не в том месте?!
- Сестра! - услыхал я чей-то голос. - Тут морпеху поплохело! Сестра!
 Тут кому-то было хуже, чем мне. Я не видел, кому, и обладателя голоса я не видел — не мог приподняться. Меня все-таки расстреляли. Не до конца. Я не в Царствии Небесном. Может ли  меня это радовать?!
 Надо мной склонилась женщина. Не Лючия и не Роза, чужая.  Раз она подошла ко мне, значит, это я — морпех?.. Как угодно называйте, только сделайте что-нибудь! Меня только что казнили в девятнадцатом веке,  мне больно. Ромуальдо обещал мне легкую смерть, а эти уроды, мазилы, продлили  агонию!
- Где его жинка? - требовательно справился тот, кто позвал сестру.
- В ординаторской, - ответила сестра. - Прилегла. Она от него неделю не отходила.
- Повезло морпеху с женой! - сказал еще кто-то. - Моя, как узнала, что со мной, тут же на развод подала!
- Ромуальдо — где? - выдохнул я в белое пятно над собой,  и первый голос произнес озабоченно:» Он все время какого-то Ромуальдо зовет. Это кто, его командир? Позывной у него такой?
- Не добрался он до командиров, - опровергла сестра.- Может, кто из прежней жизни.
- Вы б его к койке привязали, - посоветовал второй... Сокамерник? Сополатник? - Он так бьется, что свалится, навредит себе.
-Да он и так почти двухсотый, -объявила равнодушно сестра, и первый мой сокамерник возмутился:» Доктор сказал в морг, значит, в морг?! Ты это кончай, Лизавета! Выгребется морпех!»
- При такой жене любой выгребется, - поддержал второй. - Вколи ему, что положено!
-Где я  возьму, что положено? - огрызнулась Лизавета. - Рожу, что ли?
-Да хоть роди! - не успокоился первый. - Ты ж у нас кто?  Медик ты! Сестра милосердия!
- Это вы начальству расскажите!
- К морпеху его баба не пустая приехала! - напомнил третий голос. - Воровать меньше надо, Лизка!
- Ты меня за руку хватал?! - разозлилась не на шутку сестра. - Вот и заткнись! Я тебе, Кабанов, за такие слова даже таблетку анальгина  не дам!
- А что дашь?- засмеялся Кабанов, и сестра со словами «А пошел ты!» исчезла из нашей камеры. Из палаты?
Что-то она мне-таки вколола, потому что стало легче. Я смог увидеть человека, который ко мне приблизился. Человек был на костыле, со стаканом воды в  руке.
- Сам сможешь? - спросил человек голосом первого сокамерника. - А то Лизка психанула на Кольку…
- Да влюбилась она в него, - хмыкнул тот, с кем разводилась жена.- Это она так  его охмуряет!
- На хрена я ей без ноги! - опроверг Колька желчно. - На хрена я теперь кому-то!
-Живой, уже хорошо, - заявил уверенно человек на костыле. - Главное твое при тебе, так что найдется  на тебя баба, как у Морпеха.
- Теперь таких не делают,- огрызнулся Кабанов.
- Всяких делают,-  твердо заверил первый . - Я, вот, двух сделал, и обе, как на подбор. Бедовые! Харч нам таскали на блокпост, под обстрелом. Я им запрещал, так они заявили: мы по звуку знаем, что летит, и где упадет, а вы как будете нас защищать голодные?
Кажется, и я сделал двух...Кажется, они еще маленькие…Интересно, мое главное не пострадало при взрыве? Спрашивать и стыдно, и страшно!
Я потянулся за стаканом. Не удачно потянулся.  Боль меня ожгла, и меня не стало.

- Если б ты не убил тайного агента полиции, приговор  не был  бы столь жестоким, - глухо произнесла Мариза.
Мы сидели на топчане, прижавшись друг к другу, и Мариза обнимала меня.
- Я не жалею.
- Мы пытались тебя спасти,  даже дядю я уговорила вмешаться, но все оказалось тщетно.
- Я рад, что не попаду на каторгу.
-С нее можно бежать!
- Многим ли это удавалось?!
- Не знаю, Фабрицио, но я  связалась бы с твоими друзьями…
- Они все здесь, Мариза. Те, кого не отправили  на каторгу,  завтра утром попадут вместе со мной в Царствие Небесное. Так, по крайней мере, мне пообещал Ромуальдо. Ты о нем ничего не знаешь?
- О ком?
- Значит, не знаешь. Он либо сумасшедший, либо пророк, но к смерти он меня подготовил лучше, чем падре. Я спокоен, Мариза. Я уверен и в себе и в победе нашего дела. Хорошо, что моя болезнь отступила, и я смогу сам дойти до стены. Я попросил не завязывать мне глаза — такого было мое последнее желание — потому что хочу увидеть, как я... вознесусь. В тот миг, когда мое тело упадет... Я хочу увидеть свой дом, свою страну и тебя…
- Меня не будет там, где ты упадешь.
- Я тебя увижу с неба, Мариза. - Мы помолчали. Мариза комкала платок на коленях, комкала пальцы, а я тихо ей улыбался. Уже не из камеры, не с земли. -  Ромуальдо мне сказал, что у нас будет сын.
- Это правда, Фабрицио. Я об этом узнала  после твоего ареста, но к тебе не пускали...Я тебе писала! -вскинула на меня Мариза  измученные глаза.
- Я ничего  не получал.
-Боже, какая низость! - воскликнула она. - А я ведь они брали деньги! Я тебе передавала записки, белье, еду…Негодяи!
-Пусть это останется на их совести.
- Они мне даже предложили устроить тебе побег. Счастье, что я не согласилась! Дядя отговорил. Узнал, что ты тяжко болен.
-Я бы отказался бежать один. - успокоил я Маризу. -Знаешь, а ведь это Ромуальдо сообщил, что тебе позволят попрощаться со мной.
- Может, он их агент? - предположила Мариза безучастно, потому что для нас с ней это больше не имело значения.
-Нет, - убежденно заявил я. - Он, конечно, очень странный, но он  искренний. Боюсь, что из-за меня он попал в беду, но я ничего уже не изменю. Мне остается только ждать утра.
- Оно вот-вот наступит, Фабрицио, - проговорила она бесцветно. Она не плакала, не хотела омрачать меня в мои последние земные часы. На ней было глухое черное платье и черная накидка.
- Ты  надела траур заранее?- спросил я  спокойно.
- Так я здесь незаметней, -ответила Мариза торопливо, словно оправдываясь. В моих словах  почудился ей упрек.- Я ведь проникла к тебе тайно и, кажется, наше свидание закончилось.
Мы услышали, как в замке поворачивается ключ, и я в последний раз привлек Маризу к себе.
- До встречи на небесах,- прошептал я и поцеловал ее в шею, в жилку на шее. Она поцеловала меня — в щеки и в лоб. Встала и пошла к двери. Под небо, в которое я  улечу.

Я лежал на топчане и смотрел в небо за окном. Из черного оно стало серым. Сначала темно-серым и мутным, а потом посветлело. Мое земное время стремительно иссякало, и мне сделалось  тоскливо. Я думал о Маризе, о сыне, который родится без меня. Я его не увижу, не подержу на руках. Увижу потом, но с неба, а сам останусь незримым, бесполезным для самых дорогих мне существ. Для Маризы я превращусь в воспоминания, а для сына — в миф. И то лишь в том случае, если дядя Маризы не воспитает из моего сына  верноподданного лакея. Ромуальдо пообещал, что  нет, но почему я должен верить ему? Не обязательно быть пророком, чтобы предсказать мне смерть на заре, а о свидании с Маризой Ромуальдо мог знать. Если он все же полицейский агент! Его ко мне подсадили, чтобы я, в страхе перед неминуемым, разговорился, назвал кого-то?...Я мог назвать имена в бреду! Эта мысль так меня ужаснула, что я забыл о себе. Подскочил на топчане, а потом забегал по камере. Как узнать?! Да вот сейчас и узнаю! Когда меня выведут! Лишь бы только не приключилась со мной нервная горячка! Я воззвал к Господу, попросил упасти меня от горячки, дать мне дни мои закончить достойно! Смерть — это тоже часть борьбы! И Господь меня услышал, помог мне, конвоирам не пришлось волочить меня к месту казни под руки. Мы миновали коридор, спустились по лестнице, прошли еще одним коридором, и передо мной распахнули дверь в утро. Где-то там, за стенами крепости, восходило солнце, я его не видел, но ощутил на своем лице тепло Жизни. Прикрыл глаза, а когда вновь их открыл, увидал Ромуальдо рядом с собой. Он теперь тоже был в оковах, в окружении конвойных, но он мне улыбался.
- Ты?!
 Я был потрясен. Когда его успели судить и приговорить?!.. Они успели. Они нас боятся!
- День сегодня хороший, - сообщил он безо всякой бравады. - Небо какое чистое!
- А где остальные? - огляделся  я. - Где все?!
- Ты последний, - ответил Ромуальдо. - Ты был никакой, а нести тебя к стенке на руках, а потом палить в беспамятного, это как-то не по правилам, не серьезно.
 Он усмехнулся, но тут же сосредоточился,  спросил и озабоченно и участливо:» А сейчас ты как?..
- Я готов.
Он опять взглянул в небо.
-Я выразил желание посмотреть смерти в лицо, - проговорил он  почти весело, с ноткой горделивости, словно завершил важную, нужную работу .- Для испанца унизительно, когда ему стреляют в спину, а мои русские предки еще и рвали рубахи на груди, подставляли под пули голую грудь. Так они бросали вызов и  смерти, и врагам, но здесь у нас врагов нет, есть подневольные люди, и мы их пожалеем, не усложним их  кошмарный труд. Пожалеем, Фабрицио?- уточнил он настойчиво. Он смотрел на меня с тревогой. Боялся, что  упаду? Или начну биться в корчах, рыдать? Или буду выкрикивать лозунги и проклятия?..
Я кивнул: пожалеем. Во рту у меня пересохло. Я не должен был встречаться с Маризой, это стало чрезмерным испытанием для обоих. Особенно — для меня!   Сама мысль о любимой женщине — дуновение жизни, которой...
Дуновение оказалось столь сильным, что я пошатнулся. Ромуальдо подхватил меня.
- Это от воздуха, - произнес он ободряюще. - Ты давно не был на воздухе. Ну, ты как, дойдешь сам?
- Да, спасибо, мне уже лучше.
И мы пошли в глубину двора, гремя цепями по плитам.
Образ Маризы не оставлял меня, и от этого делалось нестерпимо грустно. Я покосился на Ромуальдо. Он вел себя так, словно выбрался на приятную прогулку, и мне стыдно стало своей опасной, не достойной борца печали. За свободу Италии умирать надо гордо.  За что умрет Ромуальдо, раз он не итальянец? Коль он здесь, и ему есть, за что!
Ромуальдо рассматривал двор и людей на нем с неподдельным интересом, словно стремился сохранить в памяти  мельчайшие детали. Я не спросил, зачем. Кажется, понял, потому что и сам сосредоточился на происходящем, отрешился от образа прекрасной женщины в черном.
Лейтенантик, командовавший расстрелом, и  выглядел, и вел себя хуже нас. Вероятно, ему впервые доверили исполнение высокой миссии — казни мятежников. Он то забегал вперед, то отставал,  вытирал платком белое испуганное лицо и покрикивал бессмысленно на солдат.  Священник, сопровождавший нас,  вслух молился, но за грохотом оков мы его не слышали. Услышали уже под стеной, когда он он встал перед нами.
- Переведи, что он бормочет - попросил Ромуальдо. - Я не знаю латынь!
Но я и сам не понимал святого отца. Мне стало не до него и даже не до Всевышнего! С чистой ли совестью покину я жизнь?! Вдруг при моем, пусть и невольном участии, оказались под этой стенкой мои товарищи?! Я спросил Ромуальдо, не назвал ли я кого-то в бреду. Хотя, откуда бы  ему знать?! Будь он шпионом, его бы не расстреляли!
Тем не менее, он ответил:» Маризу ты называл. Винился, что оставляешь ее вдовой. Других имен не было.». Не похоже, чтобы он меня утешал из опасения, что я сорвусь и сделаю миссию лейтенантика совсем уж невыносимой! Я поверил, с благодарностью коснулся его руки, а он взглянул на священника и кивнул удовлетворенно:» Я понял, о чем он».
Солнце поднималось все выше, а лейтенантик все сильнее потел. Вероятно, мы с Ромуальдо  долго будем сниться ему в кошмарах. Чуть в стороне я заметил два гроба и спросил утвердительно:» Это для нас? Нас тут и закопают?».
- Твое тело отдадут родственникам, - как успокоил Ромуальдо.
- А твое?
- Ангелу — хранителю. Да он и сам меня заберет. Не знаю только, до или после.
И тут случилось невероятное.  Ромуальдо исчез. Только что он стоял со мной рядом и вдруг, как растворился в воздухе. Все закричали. «Дьявол!» возопил святой отец и закрестился неистово.
- Пли!! - надрывался лейтенантик и сам, первым, принялся палить. В меня и в стену по сторонам от  меня. В меня он попал. И не он один. Пули, предназначавшиеся Ромуальдо, достались мне, и я взмыл над своим нашпигованным свинцом телом. Взмыл, но не увидел ни города, ни родных, ни тех, кто метался в панике по двору, заряжая и перезаряжая карабины. Ромуальдо пообещал, что я умру быстро и безболезненно. Сам он, вероятно, никогда так не умирал, потому что умер я быстро, но боль испытать успел. Рвущую, во всем  теле.  А когда и это прекратилось, снова увидел Ромуальдо. Он как будто ждал меня в небе.
- Ну, ты как ? - спросил он заботливо. И  улыбнулся ободряюще. - Все позади, Фабрицио. Ты только не смотри вниз. То, что там происходит, тебя уже не касается.
Несколько столетий назад он точно так же предлагал мне не смотреть на побережье возле Солдайи. Что чувствовали мои  товарищи, когда над ними засверкали ятаганы?!
- Там все произошло быстро, - угадал  Ромуальдо мою мысль. - Как и тут. Правда, тут не обошлось без потрясения! - он засмеялся. - Не страшно! У солдат крыши крепкие, они из крестьян, а вот падре и офицерик… Оклемаются с Божьей помощью!
- Мариза… - прошептал я в небо под собой. Я превратился в долгий траур Маризы.