Крепостной театр

Сентиментальная драма с элементами сатиры


Действующие лица

Филипп Филиппович Гайский — барин лет пятидесяти, владелец имения Верхнее Сыромятниково, высок и худощав, обладает горделивой осанкой и высокомерным взглядом, увлекается античностью.

Эммануил Викентьевич Патрикеев — управляющий Гайского, неженатый мужчина средних лет, среднего роста и среднего телосложения, внешне ничем не примечательный, взгляд бегающий, заискивающий.

Анастасия Пульхерьевна Патрикеева — мать управляющего, женщина лет семидесяти, маленькая и юркая.

Артемий Порхатый — ветеринар, он же конюх Гайского, средних лет, полноват, лицо и шея усеяны бородвками.

Валериан Тростинский — уездный лекарь, герудотерапевт, высокий, тощий, сутуловатый, носит пенсне, взгляд с прищуром – то ли от подслеповатости, то ли от недоверчивости.

Степан Мамин — актер крепостного театра Гайского, молодой человек, высок и статен, даже красив, глаза грустные, уголки губ скорбно опущены в депрессии, никогда не отказывается от спиртного.

Софья Райская — 1-я актриса крепостного театра Гайского, коренастая конопатая девка со вздернутым носом и пониженной социальной ответственностью, чрезвычайно эксцентрична.

Полинушка — 2-я актриса крепостного театра Гайского, хрупкая девушка, с толстой русой косой и большими карими глазами, взгляд испуганный, виноватый.

Прочие актеры.

Лаокоон Кукушкин — слуга Гайского, лет сорока, незаконнорожденный сын крепостной крестьянки и заезжего князька, коренастый, ленивый, на голове плешь.

Агафон — кучер Гайского, представительный мужчина чуть за пятьдесят, полноват, имеет живот и двойной подбородок, на щеке выдающаяся бородавка, напоминающая ягоду, страдает одышкой.

Гермес, Геракл и Артемида — лошади Агафона.

Прочая челядь.

Генрих Петрович Котляревский — барин, приятель Гайского, владелец полуразорившегося имения Нижнее Сыромятниково, выпускник философической академии, мужчина чуть за сорок, стройный лысеющий брюнет, увлекается английской историей.

Бигбешка — слуга Котляревского, он же кучер, крупный плечистый мужчина лет тридцати, двигается медленно и грузно, любит поесть.

Место действия: имения Верхнее Сыромятниково и Нижнее Сыромятниково.
Время действия: середина XIX века.


АКТ I

Сцена 1

Двор Гайского.

Жаркий полдень. В тени раскидистого дерева стоит карета, запряженная лошадьми — Гермесом, Гераклом и Артемидой. На козлах пристроился кучер Агафон и дремлет. Жирное лицо блестит от пота. Лошади время от времени отмахиваются хвостами от мух. Неожиданно во двор вбегает Софья Райская.

Райская (звучным голосом декламируя текст какой-то пьесы): «О, милый! Я тебе навеки отдана! Впрягай коня, и в чисто поле помчимся мы с тобой на волю!»
Агафон (испуганно, чуть не проглотив присевшую на губу муху): Фу ты, чертова баба! (Ворчливо.) Отдохнуть не даешь.
Райская (кокетливой походкой направляясь к Агафону): Агафо-о-он… Слышь, Агафон! (Немного погрустнев.) Поедешь со мной в чисто поле?
Агафон (радостно замигав): Пое-е-дем! Чего ж не поехать? (Протягивает к ней руку.)
Райская (резко): Да уйди ты! (Брезгливо откидывает руку Агафона.) Сегодня Генрих Петрович приедут! (Мечтательно.) «О, милый! Я тебе навеки отдана!» (Вприпрыжку удаляется.)
Агафон (в недоумении): Чего?.. Генрих Петрович?! (Слышится невнятное разраженное ворчанье.) Опять по всей ноче кататься заставют! День спят, а ночь кутят эти баре. (Недовольно ерзает на козлах, в конце концов подпирает подбородок ладонью и снова засыпает.)

Сцена 2

Тихая заводь вблизи поместья Гайского.

Полдень. На берегу с сачком возится Тростинский. К нему вразвалку направляется Порхатый.

Порхатый: Приветствую, Валериан! Всё, эт самое, с пиявками возишься?
Тростинский (степенно): А как же не возиться? Мне ведь их никто не наловит. А герудотерапия нынче в чести. (Поднимает колбу с пиявками и любуется ею на солнце.)
Порхатый (присаживаясь на траву): Ой, никакого покоя, эт самое, нынче ночью опять не было.
Тростинский (с едва заметной усмешкой): А что так?
Порхатый: Да Филипп Филиппыч с Котляревским, эт самое, дурачились опять. Меня все время, эт самое, на конюшню вызывали. То одну им лошадь выводи, то другую. А Гермес, эт самое, запрягаться отказывался. Решили, что, эт самое, заболел опять.
Тростинский (недоверчиво поправляя пенсне): Ну и как? Не болен оказался?
Порхатый: Да снова, эт самое, хворым притворялся, старый жеребец. Он ведь хитрит, когда ему ехать не хочется. Агафон, эт самое, смаялся с ним, другую лошадь просит. Тростинский: Да, вижу, хватает тебе забот. А Лаокоон, что? Так и не подсобил тебе опять? Снова барину перечил?
Порхатый: Пере-е-чил. Как ему не перечить. Уж и мать его Кукушиха говорит, эт самое, в кого, мол, он такой. И матери, эт самое, перечит.
Тростинский: Так известно же в кого. (Вытаскивает сачком очередную пиявку и бережно опускает ее в колбу.) У него ведь отец-то не простой был — князь все-таки.
Порхатый: Да, тяжело ему, эт самое. (Чешет бок.) С княжеской-то кровью, да прислуживать. А имя-то какое — Лаокоон.
Тростинский: Так греческий скульптор был с таким именем. Вот Лаокоошку, видать, в честь него князь-то и назвал.
Порхатый: Да не князь, Филипп Филиппыч прозвали. Хочу, говорит, чтоб всё было как в древнем мире… А как его настоящее имя-то и не помню.
Тростинский: Угораздило же эту Кукушиху ребенка родить от князя какого-то. Да, говорят, развратник был этот князь, ни одной дворовой девки не пропускал, а с Кукушихой и вовсе любовь крутил. (Встряхивает колбу с пиявками.) Да, тяжко Лаокоону подчиняться барину, согласен. А Филипп Филиппыч-то — грозный человек. Ежели что не по ему, так и огреть может.
Порхатый: Да-а-а.
Тростинский: Ну, мне пора, Артемий. На утро пиявок хватит. Аграфена, кухарка Гайского, все на ногу жаловалась. Обещал я Филипп Филиппычу ее вылечить.
Порхатый (поднимается, продолжая чесать бок): Ступай, Валериан. А я, эт самое, искупнусь, пожалуй. А то давно, эт самое, не мылся. К барину вдруг прикажут идти, он ведь опять, эт самое, гневаться будет, что от меня пахнет. А я разве виноват — целыми днями, эт самое, ведь на конюшне пропадаю. А там ведь не эт самое, не райский сад тебе. (С кряхтением поднимается и раскланивается с Тростинским.)

Сцена 3

Покои Гайского.

Час пополудни. Филипп Филиппович, в ночном колпаке, босый, сидит на кровати. Задумчиво гладит седеющую бороду тонкой, в перстнях рукой.

Гайский: Лаоко-о-о-он! Лаокоошка! Подь сюды!

Появляется изрядно помятый после ночных бдений Лаокоон. Задравшаяся рубаха на животе вся в сальных пятнах.

Гайский (брезгливо глянув на Лаокоона): Который час?
Лаокоон: Уж начало второго, барин.
Гайский (удивленно): Как?! Я же привык с первыми петухами подниматься!
Лаокоон (с укоризной, едва сдерживаясь): Так гуляли вчера с Котляревским всю ночь с цыганами. (С легкой ненавистью.)
Гайский: Ах, да… (Зевая.) Точно. Сегодня Генрих снова обещал заглянуть. Дела у нас с ним нерешенные.
Лаокоон (ворчливо, предчувствуя очередной ночной кутеж): Опять, Филипп Филиппыч, всю ночь веселиться будете? Никакого покоя. Жениться вам надо. Да и Котляревскому тоже не мешало.
Гайский: Цыц! Ты чего, Лаокоон, себе позволяешь?! Ты как с барином разговариваешь? Принеси-ка мне лучше туфли и яишню вели зажарить. Да смени одежу свою. Как прислуживать-то будешь? Лентяйская рожа!

Погасив в душе разгорающееся пламя ненависти, незаконнорожденный «князь» удаляется.

Гайский (поднимается, потягивается, щелкая суставами, бодро насвистывая, подходит к окну): Хорошая погода сегодня! Надо к актерам зайти. (Мечтательно.) Полину повидать. (Задумчиво.) Как она там? (Повеселев.) Э-эх! (Довольно потирает руки.)

Сцена 4

Дом Патрикеевых.

Анастасия Пульхерьевна Патрикеева, отложив рукоделие, гневно сдвинув брови, сидит за столом и смотрит в одну точку. Входит одетый по-щегольски Эммануил Патрикеев и суетливо оправляет полы новенького сюртука.

Патрикеев (кланяясь): Доброе утро, маменька. (Целует ручку.) Как ночевали?
Патрикеева: Какое ж оно доброе, если мой сын меня так изводит?
Патрикеев (подобострастно): А чего-с, маменька? Что случилось?
Патрикеева: Как что? Говорю же: женись, женись. Когда наследника заводить будешь? Девицу к беременности заранее готовить надо!
Патрикеев (устало, нервически): Как так заводить? Чай не собака...
Патрикеева (вставая): Опять перечишь матери?! Пшел вон! И без невесты не приходи! (Пауза.) Нет, стой!
Патрикеев (останавливаясь): Чего изволите, маменька?
Патрикеева: Ладно. Расскажи лучше, как твоя служба? Служишь барину-то?
Патрикеев (подобострастно): Служу-служу… Верой и правдой служу, маменька.
Патрикеева: Ну, это ты молодец. Хоть здесь не огорчаешь мать. А Полинка, что ж? Балует ее Филипп Филиппыч по-прежнему?
Патрикеев: Какая Полинка?
Патрикеева: Да как какая? Ну, крепостная актриска его. Что ж, я не знаю, как она тебе всегда нравилась? Как ты следил за ними с Гайским?
Патрикеев (заметно нервничая): Будет вам, маменька. Это в прошлом. Полина подневольная.
Патрикеева: Причем тут это? А просто поволочиться за ней не пробовал? Тем и лучше, что подневольная, ничего тебе возразить не сможет. А невесту-то ищи себе, продолжай искать!
Патрикеев: Да, невесту в высшем свете надо искать. (Мечтательно.) Вот, к примеру, если в Санкт-Петербурге. Эх, маменька, вы были в Петербурге? Какие там балы, какие женщины, право!
Патрикеева: Хватит. Размечтался. Все энтот Питерсбург!. Нешто взял бы да и женился, скажем, на сестре поручика Рожева. Вот ведь в соседней губернии, недалече совсем. Девица все дома сидит, по балам не ездит.
Патрикеев (с явной скукой): Не-е-ет, маменька, не понимаете вы меня. (Вдохновенно.) У меня душа романтики просит. «Эх, не плачу, не жалею. Осень скорая грядет. Выйду прямо на аллею, Сердце вдаль меня зовет».
Патрикеева: Энто что ж еще за сантименты?
Патрикеев: Так это стихи, маменька. Я ж еще и стихи пишу.
Патрикеева: Ну, будет тебе. (Ласково.) Пошел. Пошел на службу, я сказала.

Патрикеев, послушно семеня, удаляется.


Сцена 5

Комната Котляревского.

Кругом раскиданные вещи. На столе валяются «Диалоги Платона», тут же в подсвечнике одиноко засох огарок восковой свечи, рядом грязная чашка и заплесневелый кусок кренделя. Генрих Петрович вяло встает с дивана в одном сапоге.

Котляревский: Бикбешка! Где мой второй сапог?
Бигбешка (поднимаясь с полу): Так вчерась его под порогом вроде оставили, барин. А второй снять так и не смогли.
Котляревский: Кофий есть?
Бикбешка (с тоской): Так весь выпили. (С еще большей тоской.) И картошки даже не осталось.
Котляревский (взглянув на часы, серьезно): Запрягай лошадь, Бикбен. К Гайскому поедем! К пяти обещались.
Бигбешка (повеселев от предчувствия близкой еды): Сию минуту, Генрих Петрович!

Неожиданно бодро вскакивает. Тяжелой пятерней поправляет чуб и поспешно протискивает свое богатырское тело в дверной проем.

Котляревский: Снова ехать к этому Гайскому! Ненавижу его, сам не знаю за что. (Философски.) Может, за то, что богат, может, за то, что глуп. А скорее за все. Начнет на философские разговоры вызывать. Но надобно ехать. Придется терпеть его. Хоть поем. Совсем ведь деньги закончились. Деваться некуда. (Встает.)

Сцена 6

Просторная гостиная Гайского.

За столом сидят хозяин дома, Котляревский и управляющий Патрикеев. Обильная трапеза близка к своему завершению.

Гайский (устало пережевывая): Ну что, братец Эммануил, какие еще дела у тебя были на неделе? На конюшню заходил?
Патрикеев: Заходил-с, Филипп Филиппыч. Гермес выздоровел уже.
Гайский: Хорошо-о-о. Остальные лошади как?
Патрикеев: Тоже все в порядке. Артемий конюшню почистил.
Гайский: Эх, лошади — моя страсть! Надобно будет ту белую кобылу прикупить, что поручик Рожев предлагал на той неделе. (Добродушно.) Ты ступай, Эммануил. Ежели поужинал, то ступай. Нам с барином поговорить надо (Указывает на Котляревского.)

Патрикеев кланяется и удаляется.

Гайский: Я тут, Генрих, хотел у тебя спросить совета одного. Хочу вот пьесу поставить в своем театре, но не придумал еще какую.
Котляревский (едва заметно улыбаясь): Пьесу? (С легким равнодушием.) Это интересно.
Гайский (разгоряченно): Так вот, может, Шекспира… Как его?..
Котляревский (иронично): Уильяма?
Гайский: О, точно, его самого. В общем, там мавр задушил свою жену.
Котляревский: «Отелло»?
Гайский: Да, точно! Все-то ты у меня знаешь, Генрих! Вот люблю я тебя за то, что ты умный такой.
Котляревский: Ну почему бы не поставить? (Значительно.) Английская пьеса всегда похвально.
Гайский: Я сейчас Мамина кликну, актера из своего театра. Талант по части постановок у него. А как поет! Какой у него голосище! Может, чего вместе и обсудим по пьесе-то?
Котляревский (степенно отпивая из бокала вино): Отчего же не обсудить?
Гайский: Эй, Лаокоон, кликни мне Степана!

Сцена 7

Гостиная Гайского.

Час спустя. За тем же столом сидят Гайский, Котляревский и Мамин, который, судя по всему, уже изрядно пьян.

Мамин (поднимая бокал, заплетающимся голосом): Я хочу сказать, господа, что Шекспир-р-р… Шекспир-р-р… (Молча беспомощно уставляется в одну точку.) Забыл, господа. Эй, Лаокоошка! (Развязно.) Еще вина!
Гайский: Я ему все прощаю. Ну, вот напился. Ему же немного надо. Организмы слабые. В прошлом годе вышел пьяный на дорогу и попал под экипаж. Сотрясение. С тех пор страдает мигренями. Но талант! Талантище! А как поет!

Подходит Лаокоон и подливает всем вина. Мамин залпом выпивает бокал и с размаху ударяется лицом о стол. Рядом стоящая тарелка падает на пол и разбивается вдребезги.

Гайский (приговаривая): Я ему все прощаю. Лаокоон! Другую тарелку!

Молчание. Слышно лишь посапывание Мамина.

Гайский (указывая на Мамина): Жениться собрался. Разрешения у меня просил. (Иронично.) Невесту свою ревнует страшно.
Котляревский (заинтересованно): А что за невеста?
Гайский (довольно улыбаясь): Красавица. Полина, крепостная актриса моя. Глаза — огроменные. Я давно на нее глаз положил.
Котляревский (зевая): Мда, интересно.
Гайский (приподнимаясь на стуле): Ну что, Генрих, дела мы обсудили. Значит, будешь помогать мне с постановкой?

Котляревский кивает.

Гайский (оживленно): Может, с ветерком прокатимся опять? Велеть Агафону запрягать коней?!
Котляревский (лениво, голосом сытого человека): Так уж без четверти двенадцать. Устал я сегодня. Прогуляюсь по саду и спать.
Гайский (добродушно): Ну не буду настаивать. (Похлопывает Котляревского по плечу.) Отдыхай, мой друг. Вам философам покой нужен, вдохновение! Велю Лаокоону приготовить тебе в комнату.

Оба встают.

Гайский: Спокойной ночи, Генрих. (Жмет Котляревскому руку.)

Котляревский молча кивает. И оба расходятся в разные стороны.


Сцена 8

Сад Гайского.

Ночь. Костолевский задумчиво бредет по аллее. Вдруг неожиданно из-за деревьев выбегает Полина с букетом фиалок. Испугавшись, она резко отстраняется и чуть не падает.

Котляревский (останавливаясь): Осторожно! (Подает ей руку.)

Маленькая рука Полины дрожит. Глаза широко распахнуты.

Котляревский (явно заинтересованно): Проводить вас?

Полина молчит.

Котляревский: И все-таки я провожу вас. Такая беззащитная девушка. Одна ночью в саду.
Полина (робко): Я собирала цветы.
Котляревский: Ночью?
Полина: Да, я собирала фиалки. (Смелея.) Я люблю гулять по ночам.
Котляревский (вдохновенно): Я тоже люблю!
Полина (с любопытством): Вы знакомый Филиппа Филиппыча?
Котляревский: Да. Меня зовут Генрих Котляревский. (Почтенно кланяется.)А вас?
Полина: Полина. (Внезапно.) Мне пора. Прощайте!

Полина быстро исчезает в темноте. Котляревский в растерянности топчется на месте. Мечтательно смотрит в небо и бодрой походкой направляется в сторону усадьбы.

Сцена 9

Помещение крепостного театра.

Раннее утро. Входит Котляревский. Заложив руки за спину, деловито осматривает помещение и что-то бодро насвистывает. Появляется Райская.

Райская (как всегда громогласно): Здравствуйте, Генрих Петрович!
Котляревский: Здравствуй, здравствуй, Софья. Как поживаешь? Что новенького в театре?
Райская: Степка вчера напился. Все про пьесу какую-то твердил.
Котляревский: А-а… Филипп Филиппыч собирается «Отелло» ставить. Сегодня вечером первая репетиция, в семь, не опаздывай.
Райская (восторженно): И вы там будете?!
Котляревский: Да, буду помогать Гайкому пьесу ставить.
Райская: А я «Отелло» уже прочитала. Мне так понравилось! Там такая страсть! Я такого мужа хочу!
Котляревский (недоуменно): Чтоб задушил тебя?!
Райская (мечтательно): Отчего ж задушил-то? Чтоб ревновал! И дО смерти любил!
Котляревский (сдержанно): Ладно, Софья, пошел я. Не опазыдвай. (Уходит.)

Райская, с влюбленной тоской смотрит ему вслед. Появляется Полина.

Райская (плаксиво): Слышь, Полинка, может, мне за Агафона замуж выйти?
Полина: Почему за Агафона? Ты разве его любишь?
Райская (разосадованно): Так не предлагает никто!
Полина (задумчиво): По любви надо замуж выходить.
Райская: Вообще-то я Котляревского люблю. Он сейчас здесь был. Такой любезный. Спросил даже, как я поживаю.
Полина (смущенно краснея, вспомнив встречу в саду): Котляревского?
Райская: Да! А ты его не знаешь? Красавец! Умница! Брюнет. Бородка у него такая клинышком. И глаза серьезные! В академии учился, в философической. (Неожиданно всхлипывает и ревет.)
Полина (сочувственно): Ты чего, Софья? Не плачь!
Райская: Так ведь он же барин. Он и не посмотрит на меня. Я ж крепостная. (Страстно.) А я бы отдалась ему! (Снова рыдает.)

Полина растерянно смотрит на Райскую.

Райская: Ну ладно, Полинка. (Перестает рыдать, смотря на Полину сухими глазами.) Побегу я! Мне надо пьесу перечитать. Сегодня ж репетиция! (Убегает.)

Входит Мамин. Приближается к Полине, молча, властно целует ее в губы. Нервно ходит по сцене.

Полина (испуганно): Степан, что случилось?
Мамин (все так же раздраженно): Ничего-с!
Полина (пытается приблизиться к Мамину): И все же? Ты не расскажешь мне?
Мамин (раздувая ноздри): Ничего-с! Говорю же.

Молчание. Мамин резко подходит к Полине. Притягивает ее к себе и начинает жадно целовать. Затем неожиданно отталкивает и снова ходит по сцене.

Мамин: Я все знаю! Я все видел!
Полина: Что?!
Мамин: Ты кокетничала с Агафоном! Он прижимался к тебе своим мерзким жирным телом. Распутница! (Останавливается, сжимая кулаки.)
Полина: Ты бредишь, Степан! Когда такое было?
Мамин: Намедни.
Полина: Степан! Что ты такое говоришь? Агафон просто помог мне сесть в карету. В тот день мы ездили в Нижнее Сыромятниково к портнихе за костюмами для театра.
Мамин (тяжело дыша и вращая глазами): Не верю тебе! Скорей бы свадьба! Ты будешь принадлежать только мне!

Полина подходит к Мамину, желая утешить его.

Мамин (отталкивая ее): Нет, лучше не трогай меня! (Театрально.) Я в обиде на тебя. Мне нужно уйти. Прощай. (Уходит.)

Полина закрывает лицо руками и плачет.


АКТ II

Сцена 1

Помещение театра.

Вечер. В креслах сидят Гайский и Котляревский. На сцене крепостные актеры. Степан Мамин и Полина репетируют сцену из «Отелло».

Гайский (одобрительно): Молодец, Степан! У тебя так хорошо получается сцена ревности. Давай еще повторим!
Котляревский (насмешливо): Только пусть Степан не так усердствует, а то и в самом деле задушит девушку.

Мамин опрокидывает Полину на брачное ложе и судорожно сводит пальцы на ее шее. Полина от боли вскрикивает.

Гайский (блаженно): Какая игра!
Котляревский: Он и впрямь ее задушит! Надо прекращать репетицию!
Гайский: Наверное, Генрих, ты прав, мои актеры уже устали. (Обращаясь к актерам.) Вы свободны. На сегодня все. (Встает.) Молодцы! Завтра продолжим. (Обращаясь к Котляревскому.) Пойду распоряжусь насчет ужина. (Уходит.)

Актеры тоже расходятся. Мамин задумчиво удаляется в гримерную. Полина и Котляревский остаются одни. Котляревский подходит к Полине и передает ей записку. Некоторое время держит девушку за руку и смотрит ей в глаза. Из гримерки раздается раздраженный голос Мамина: «Полина! Поди сюда!» Полина вздрагивает и быстро удаляется.


Сцена 2

Сад Гайского.

Ночь. Полина и Котляревский сидят в беседке.

Котляревский: Не видал ли Степан записки, в которой я тебе назначил свидание?
Полина: Нет.

Молчание. Полина и Котляревский смотрят друг на друга.

Котляревский (внезапно, страстным шепотом): Я полюбил вас, Поленька, как только увидел тогда в саду! Я не знал, что способен на такие чувства!
Полина (стыдливо): Вы мне тоже очень нравитесь, Генрих Петрович...

Котляревский обнимает Полину и целует ее.

Котляревский: Что с тобой? Ты вся дрожишь? Не бойся.
Полина: Холодно. И нас могут увидеть. Лучше пойдемте.
Котляревский: Не бойтесь! Со мной тебе нечего бояться! (Притягивает Полину к себе и часто целует ее лицо и шею.) Я люблю тебя, Поленька!
Полина: Мы же никогда не сможем быть вместе.
Котляревский: Почему ж?
Полина: Я же крепостная. Филипп Филиппыч не отдаст меня вам. Он давно меня любит. Даже предлагал стать его любовницей.
Котляревский (возбужденно): Ах, он подлец! А я и не знал об этом. А Степан?
Полина: Степан, слава богу, не знает. Он большой ревнивец. Любит меня сильно. Ревнует даже к Агафону. Если честно, я до смерти устала от этой ревности…
Котляревский: Полинушка, ты будешь моей, что бы ни случилось. К черту Гайского и Мамина! Я найду денег, чтобы выкупить тебя. И ты будешь моей женой. (Снова целует Полину.)

Полина нежно отстраняет Котляревского и встает.

Полина: Мне пора, Генрих Петрович! Степан обещался заглянуть. (Выбегает на аллею.)

Котляревский устремляется за ней.

Котляревский: Поленька, дай мне проводить тебя! (Берет ее за руку.) (С надеждой.) Увидимся завтра?

Полина быстро кивает. Костолевский снова притягивает ее к себе. В это время в конце аллеи появляется Гайский. Завидев Котляревского и Полину, разворачивается и исчезает.

Полина (в ужасе): Он видел нас!

Вырывается из объятий и бежит прочь.

Сцена 3

Усадьба Гайского.

Утро. За столом на веранде пьют кофе Гайский и Котляревский.

Гайский: Генрих, зачем ты вчера в саду встречался с Полиной?
Котляревский: Я совершал вечернюю прогулку и случайно встретил ее.
Гайский (свирепея): Лжешь! Ты держал ее в объятьях!
Котляревский (дрожащим голосом): Вам, наверное, показалось, Филипп Филиппыч.
Гайский (еще больше свирепея): Показалось?! Да как ты смеешь! Я повторяю вопрос: зачем ты встречался с Полиной? Если ты надеешься соблазнить ее, то напрасно! Потому что она моя. Я не отдам тебе ее. Она моя. Слышишь?!
Котляревский (смелея): Вы говорите «не отдам». Она что, вещь?
Гайский (не слушая Котляревского): И впредь запомни: к Полине не прикасайся!
Котляревский: Но ведь насколько я понял, Полина выходит замуж.
Гайский: Ну и что! Полина все равно будет принадлежать только мне. А ты никогда не сможешь забрать ее у меня. У тебя никогда не было денег, и не будет. И даже если б они и были, я бы не продал тебе свою крепостную.
Котляревский (в отчаянии терзая пальцами край скатерти): Как вы суровы, Филипп Филиппыч. Она хоть и крепостная, но заслуживает большего уважения.
Гайский (отодвигая в сторону чашку с кофием и приподнимаясь): Что ты сказал? Пшел вон! Это мое поместье, и я как хочу, так и распоряжаюсь своими крестьянами. Чтоб ноги твоей у меня больше не было!

Котляревский молча встает и, понурив голову, медленно выходит.


Сцена 4

Двор Гайского.

В карете на козлах сидит Агафон. Гермес, Геракл и Артемида мирно жуют сено. Агафон пытается раздавить надоедливую муху. Появляется Райская.

Райская (возбужденно): Слышал?! Ты слышал, Агафон?
Агафон (больно хлопнув себя по колену, но так и не раздавив муху, раздосадовнно): Чего?
Райская: Как чего?! Филипп Филиппыч так кричали, так гневались сейчас на веранде. А Генрих Петрович быстро вышли и хлопнули дверью.
Агафон (задумчиво ковырнув в носу): Ну и что с того?..
Райская (разгоряченно): Как ну и что?! Они же поссорились из-за Полинки! Ой, чует мое сердце, быть беде!

Входит Полина.

Полина: Что здесь случилось?
Райская: Так Филипп Филиппыч прогнал Генриха Петровича! Что теперь будет! Ой, я же к Авдотье на кухню зайти обещала! (Срывается с места и, подобрав юбки, убегает.)
Полина (в ужасе): Как прогнал?
Агафон (все так же беззаботно ковыряя в носу): А вот так — взяли и прогнали себе. Хозяин-барин.
Полина (шепотом): Агафошка! Помоги мне! Прошу тебя! Ты же знаешь, где живет Котляревский. Свези меня к нему сегодня вечером.
Агафон (недоуменно): Ты чего, Полинка! Зачем он тебе сдался?
Полина (умоляя): Пожалуйста, Агафон, сделай милость!
Агафон (неохотно): Не-е-е... Я сегодня спать хотел пораньше лечь. И к Порхатому на конюшню зайти хотел. Нет, не поеду.
Полина (падая перед Агафоном на колени): Агафон! Я умоляю тебя!
Агафон (в растерянности): Да встань ты! Встань! (Все так же неохотно.) Ла-а-адно. Сегодня, как стемнеет, выходи за ворота. Я там тебя дожидаться буду.
Полина: Спасибо тебе, Агафон, спасибо! (Поднимается и убегает.)

Сцена 5

Комната Котляревского.

Ночь. Генрих сидит за столом и читает «Диалоги Платона». Горит одинокая свеча. На полу, как всегда, прикорнул Бикбешка.

Котляревский (подняв голову от книги): Что наша жизнь? Игра! Суета сует... В чем ее смысл? Слышь, Бикбешка? (Пинает Бикбешку в широкий бок.)
Бикбешка (тревожно зашевелившись, сквозь сон): А? Что?
Котляревский: В чем смысл бытия, Бикбен? Вот я тебя, Николай, Бикбеном неслучайно ведь назвал — ты такой большой! А что нужно твоему молодому телу?
Бикбешка (по-прежнему не понимая смысл барских слов): Что?..
Котляревский: Я спрашиваю: что нужно тебе для счастья?
Бикбешка (с тоской): Поесть бы барин.
Котляревский: Вот тебе поесть. А мне… (Вздыхает.) Мы с Гайским рассорились.
Бикбешка (добродушно): Ничего, Генрих Петрович, поссорились — помиритесь.
Котляревский: Нет уж! Мириться я с ним не собираюсь. Я давно хотел прекратить эти отношения. Надоел он мне. Вот только кормил бесплатно, деньги давал. Проживу уж без него как-нибудь. Найду выход, как заработать денег. (Нервно листает «Диалоги Платона».) Поссорились мы из-за женщины. (Интригующе.)
Бикбешка (укладываясь поудобнее): На кой черт они нужны, эти бабы? Вот вы, Генрих Петрович, и умные, и рассудительные, все книжки читаете. А из-за пустяков каких-то изводитесь.
Котляревский: Что б ты понимал, Бикбен.
Бикбешка (мечтательно): Хотя Полинка, конечно, красивая девка.
Котляревский: Почем ты знаешь, что я в Полину влюблен?
Бикбешка: Так все уже в округе знают.
Котляревский: А… Софья рассказала.

Стук в окно.

Котляревский (встрепенувшись): Кто-то постучал!
Бикбешка (зевая): Ветер, наверное.
Котляревский: Нет, кто-то постучал. Иди посмотри.
Бикбешка: Ну, вот видите, Генрих Петрович. Все-то вам кажется. Совсем нервическая система расстроилась. (Кряхтя, неохотно встает и направляется к окну.)

Котляревский продолжает все так же сидеть, в ожидании барабаня пальцами по крышке стола..

Бикбешка (отринув от окна с блаженной улыбкой): Полина.
Костолевский (подскакивает со стула, ревностно): Чего лыбишься? Как Полина? Полина?! Зови ее сюда!
Бикбешка: Сию минуту, барин. (Уходит.)

Входит мокрая от дождя Полина.

Котляревский: Поленька?!
Полина (смущенно): Да, это я.

Котляревский бросается ей навстречу. Обнимает ее.

Котляревский: Полина! Как ты нашла меня?
Полина: Меня отвез Агафон.
Котляревский (встревожено): А если потеряют тебя?
Полина: Мне все равно! Я люблю вас, Генрих Петрович!
Бикбешка (выглядывая из комнаты): Вот дура-баба…
Котляревский: Полина, обожаю тебя, любовь моя! Но это так опасно. Тебя могут хватиться.
Полина: Чуть свет я побегу обратно. Меня не потеряют. Зато вся ночь наша! Я так ждала этой любви…
Котляревский: Хорошо! Я скажу Бигбешке, чтобы он утром отвез тебя. (Сильно прижимает ее к себе и снова целует.)
Полина: Тебя прогнал Гайский?
Котляревский: Да. Ты уже все знаешь?
Полина: Мне Райская сказала.
Котляревский: Гайский был в гневе за то, что видел нас тогда ночью в саду. Я не смог оправдаться перед ним. Он сказал, что никому не отдаст тебя.
Полина (нежно прикрывая ему ладонью губы): Генрих, забудь об этом. Я пришла к тебе. Мы рядом. Сегодня мы вместе.
Котляревский: Полина, любовь моя! (Легко кружит ее по комнате и снова продолжительно целует.)

АКТ III

Сцена 1

Во дворе усадьбы Гайского.

Раннее утро. Полина спрыгивает с повозки. Прощается с Бигбешкой. Все это видит Патрикеев.

Патрикеев: Ну, здравствуй, Полина.
Полина (смущенно кланяется): Здравствуйте, Эммануил Викентьевич!
Патрикеев (хитро прищурившись): Куда это ты ездила, красавица?
Полина: Мне надо… У меня были дела.
Патрикеев (злобно, подходя к ней ближе и хватая за руку): Вот как? Дела? В столь ранний час? Какие это у тебя с Бикбеном дела? А может, с Котляревским?!
Полина: Мне нечего вам сказать, Эммануил Викентьевич.
Патрикеев: Нечего?! Так вот зато мне есть что тебе сказать! Слушай меня. (Притягивает ее к себе и жарко дышит ей в лицо.) Все Гайскому расскажу про Котляревского, если не придешь ко мне сегодня ночью на свидание.

Полина делает попытку вырваться. Патрикеев тянется к ней с поцелуем. Полина отворачивается. Патрикеев еще сильнее притягивает ее к себе, за что получает пощечину.

Патрикеев (обиженно держась за щеку): Ах, так! (Весь дрожит.) К поцелуям надо привыкать! Пеняй на себя! (Уходит.)

Полина стоит в растерянности.

Сцена 2

Помещение театра.

Полдень. Полина перед зеркалом примеряет новое платье, готовясь к репетиции.
Входит Гайский.

Гайский: Полина! Подойди сюда!

Полина подходит.

Гайский: Я знаю, что ты встречаешься с Котляревским! Но ты только моя, и я вправе запереть тебя и не выпускать. (Все сильнее гневаясь.) Как ты смела отлучиться сегодня ночью и поехать к этому ничтожеству?!!
Полина (в слезах): Филипп Филиппыч, можете что угодно делать со мной! Это любовь.
Гайский: Если бы ты не была моей любимой актрисой, я бы приказал выпороть тебя и держать на хлебе и воде. (Подходит к ней.) Но ты дорога мне. Слышишь? Ты принадлежишь мне! (Стягивает с ее плеча платье и жадно целует.)

В это время входит Мамин.

Гайский: Пшел прочь!

Мамин, бледный как полотно, разворачивается и уходит, шаркая.

Гайский (отпускает Полину): Жду тебя сегодня у себя в саду. Приходи после репетиции. (Уходит.)

Полина поправляет платье и медленно опускается на стул перед зеркалом.

Сцена 3

Усадьба Котляревского.

Ночь. Полина и Котляревский сидят друг напротив друга.

Котляревский: Поленька, милая… Господи, как я их всех ненавижу — этого Гайского, Патрикеева. Я их всегда ненавидел. Как я бессилен. Я всегда был бессилен. Как мне тяжело признаваться в своей слабости! Поленька, я ничего не могу сделать. Но как представлю тебя в объятиях Гайского, так все сжимается во мне!
Полина: Я знаю, Генрих, знаю, что ты ничего не можешь сделать. Пусть будет так, как угодно Богу. А сейчас ведь мы снова вместе!
Котляревский: Милая Полина, как же я не хочу отпускать тебя!
Полина: Еще далеко до утра. А как рассветает, Бикбешка снова отвезет меня.
Котляревский: Как я беден, как я бессилен! Если бы у меня были хотя бы деньги! Но и деньги не могут здесь помочь. Ты принадлежишь Гайскому. (Плачет.)
Полина: Генрих, ты плачешь?! Я впервые вижу, как ты плачешь. Успокойся, Генрих. Ничего не поделаешь, мне придется подчиниться Гайскому.
Котляревский: О, Полина!
Полина: Милый Генрих, я рядом. (Обнимает его.)

Сцена 4

Во дворе усадьбы Гайского.

Два месяца спустя. Полдень. К парадному подъезду поспешно направляется Полина. Ей преграждает путь Мамин.

Мамин: Стой, Полина! Никуда я тебя не пущу. (В гневе выкатывает глаза.) Ты снова к Гайскому?! (Мучительно заламывая руки.) Негодная, ты извела меня! Все вокруг твердят, что ты его любовница. Я убью его!
Полина: Пусти, Степан.
Мамин (преграждая путь, раскидывая руки): Не пущу!
Полина: Пусти, Степан. Я его крепостная.
Мамин (завывая): Нет выхода?! И он будет тебя лобзать!!! Трогать вот за эти плечи?!
Полина: Уйди, Степан, ты пьян опять, что ли?
Мамин (покачиваясь): Да, я пьян. Но не от вина, а от тоски. (Спохватываясь.) Я убью его! Вот выпью вина для храбрости и убью! А тебя не пущу (Хватает Полину за руку и тянет ее за собой.)
Полина: Отпусти меня, Степан. Мне больно! Я не люблю тебя.
Мамин (остолбенев): Что? Что ты сказала? Повтори.
Полина: Я не люблю тебя, Степан.
Мамин: Ты?! Ты?.. (Захлебываясь.) Ууууууууууууууу…. (Воет, как раненый зверь.)
Полина: Знаешь, Степан, как ни горько говорить, я любила тебя когда-то, мечтала о том, что мы будем вместе. Но ты всегда изводил меня своей ревностью, убил во мне любовь. Ты можешь без труда сыграть Отелло. Это твоя роль. У тебя хорошо получается ревновать. Я все думала, что ты когда-нибудь убьешь меня в конце концов. Ты сделал нашу жизнь невыносимой. Ты капризен, жесток, самолюбив. И вот я встретила Котляревского, он мягкий, добрый, правда, ничего не может сделать против Гайского. Но такова моя судьба — Филипп Филиппыч мой барин, я здесь бессильна. Что прикажет, то и буду делать. (Отворачивается и плачет.)
Мамин (свирепо): Ах так! Ты еще и с Котляревским крутишь! Значит, правду сказала Сонька! Гадкий философ! Я и его убью! Я убью всех!!! (Выдерживает скорбную паузу.) И себя…
Полина: Не смей так говорить о Генрихе!
Мамин (еле держась на ногах и в ярости скрипя зубами): З-з-змея подколодная! Изменница! Тебя даже не задело, что я убью себя! (Со всей силы толкает Полину.)

Полина падает и ударяется головой о камень.

Мамин (испуганно нагнувшись над ней): Полина! Полина! (Трясет ее.) Ты слышишь меня? Она не отвечает! Я все-таки убил ее! Я Отелло!!! Помогите! На помощь!

Сбегается челядь. Мамин с криком «Я не хотел! Видит Бог, я не хотел убивать ее!» в ужасе пятится и убегает.

Сцена 5

Усадьба Гайского.

Вечереет. В маленькой комнате на кровати лежит Полина. Рядом сидит Порхатый и переливает из пузырька в стакан какие-то капли. Входит Гайский.

Гайский: Ну что, не приходила в сознание?
Порхатый: Приходила. Попросила пить и снова, эт самое, не двигается.
Гайский: А Тростинский так и не появлялся?
Порхатый: Не-е...
Гайский: Уж вечер, а его все нет. Что же делать? (Раздраженно.) Ты бы лучше шел, Артемий, со своими припарками и каплями на конюшню. Ты же ветеринар. Вряд ли ты ей сможешь помочь. Зря я тебя позвал. (Брезгливо.) И окна раствори, воняешь!
Порхатый: Слушаюсь. (Встает, открывает окна и удаляется.)
Гайский: Полинушка, душа моя. (Поправляет Полине окровавленную повязку на голове.)

Стук в дверь.

Гайский: Войдите.

Входит Лаокоон.

Лаокоон: Барин, господин Тростинский приехали.
Гайский: Пусть заходит.

Входит Тростинский.

Тростинский: Добрый вечер, Флипп Филиппович!
Гайский: Здравствуй, Валериан. Проходи.
Тростинский: Филипп Филиппович, мне нужно остаться один на один с больной.
Гайский: Хорошо. Я выйду. (В замешательстве останавливается.) А ты ей поможешь, Валериан?
Тростинский (с каменным лицом): Сделаю все, что в моих силах.

Сцена 6

Столовая Гайского.

Далеко за полночь. За столом сидят Гайский и Тростинский, пьют чай.

Гайский (встревоженно): Ну что, Валериан, не томи. Скажи мне всю правду.
Тростинский: Сотрясение мозга по всем признакам. Ребро сломано. Дыхание доставляет ей острую боль. Бедняжка. Я вколол ей обезболивающего. (Чинно отпивает из чашечки чай.) А мог ведь и убить ее Мамин, если бы она посильнее ударилась.
Гайский: Что?!
Тростинский (с укором): Да, да. Не стало бы Полины.
Гайский (в порыве гнева): Я велю высечь этого холопа Мамина! Что он сделал с моей девочкой! Я прошу (лихорадочно трясет Тростинского за рукав), прошу, Валериан, не дай ей умереть! Я ведь люблю ее, я любил ее всегда! Я и не знал, что так сильно любил ее! Я готов все для нее сделать.
Тростинский (все так же невозмутимо): Сделаю все, что в моих силах. Лекарства дорогие нужны будут. Ну и с пиявками подсуечусь.
Гайский (подобострастно): Лекарства будут, Валериан! Будут! Dici vero! Чистая правда, как говорили древние римляне.
Тростинский: Ну, глядишь, и поправится ваша Полина.
Гайский: Поправится, сделаем все, чтоб она поправилась. (Припадает к Тростинскому и всхлипывает.)

Сцена 7

Усадьба Гайского.

Две недели спустя. Вечер. Полина лежит на кровати. К ней заходит Гайский.

Гайский (беря Полину за руку): Полина, как ты? Тебе легче?

Полина едва заметно кивает головой.

Гайский: Пока ты была без сознания, я не отходил от тебя. Почему ты молчишь, почему не говоришь со мной?

Полина отводит глаза в сторону.

Гайский: Ты грустишь о Котляревском, я знаю. Но что тебе Котляревский? Он же беден, весь в долгах. К нему приходили делать опись имущества, он не может расплатиться.
Полина (тревожно): Как? Что с ним теперь будет?
Гайский: Лежи, Полина. Ты не должна теперь об этом думать. Вы никогда не будете вместе. Полина, выходи за меня замуж! Я люблю тебя. Ты будешь моей женой. У тебя будет все — деньги, наряды. Ты получишь «вольную».

Полина в горе отворачивается.

Гайский: Ты подумай, Полина. Подумай, любовь моя. А я тебя не тороплю. (Уходит.)

Полина тихо плачет. Стук в дверь.

Полина: Кто там?
Агафон: Это я, Агафон.
Полина: Заходи.

Входит Агафон, пряча за спиной руки и переминаясь с ноги на ногу.

Агафон: Здравствуй, Полина. Как себя чувствуешь?
Полина: Нормально, спасибо Агафон. Что тебе надо? Говори скорее.
Агафон: Тебе Бикбешка записку передал, жалостливую, от Генриха Петровича. Аж слезы наворачиваются. Я не удержался, прочитал. (Шмыгает носом и смахивает слезу.) Уезжают они в город. На службу решили податься.
Полина: Давай сюда ее. Спасибо, Агафон. (Нетерпеливо.) Ну иди же.

Агафон уходит.

Полина читает записку:
«Поленька! Возможно, это последние слова, которые я хочу сказать тебе. Скорее всего, мы не увидимся боле. Я уезжаю в Петербург. Решил устроиться на службу. Я разорен, Поленька! Я не могу поступить иначе. Исполняй волю Филиппа Филипповича. Он не сделает тебе плохого. Я ничего не способен дать тебе. Я ни на что не способен. Но что бы ни случилось — знай, что я любил тебя и люблю. Прощай. Генрих»

Прочитав записку, Полина снова плачет.

Сцена 8

Усадьба Гайского.

Вечереет. На веранде пьют шампанское Гайский и Патрикеев.

Гайский: Эммануил, Полина согласилась выйти за меня! Ты представляешь? Я рад, как мальчишка! Я так ждал этого момента. Я дам ей «вольную» и сделаю своей женой.
Патрикеев (сдержанно): Поздравляю, Филипп Филиппыч. Теперь надобно начать приготовления к свадьбе?
Гайский (похлопывая Патрикеева по плечу): Да, какой ты у меня догадливый. Теперь пора готовиться к свадьбе. Начинай отдавать распоряжения.
Патрикеев: Слушаюсь, Филипп Филиппыч.
Гайский: Давай выпьем, Эммануил. За нас с Полинушкой, за тебя. Чтобы ты в этом году нашел свою судьбу, чтобы и на твоей свадьбе тоже погулять!
Патрикеев: Да, спасибо. А то матушка извелась вся. Так ей наследника хочется.

Чокаются и выпивают.


Сцена 9

Площадь перед церковью.

Полдень. Большое скопление людей. Оживление. Из храма рука об руку выходят Полина и Гайский. Раздаются поздравления. В воздух летят цветы, монеты, рисовые зерна.
Вдоль дороги, по которой идут новобрачные, в ряд выстроились: Эммануил Патрикеев с матерью, Артемий Порхатый, Валериан Тростинский, Лаокоон; чуть в стороне актеры крепостного театра, среди которых Софья Райская и мрачный Степан Мамин; прочие гости, слуги, зеваки, вокруг резвятся босоногие крестьянские дети. Каждый из собравшихся пытается как-то поздравить молодых.

Патрикеев (кланяясь в пояс): Мои поздравления, Филипп Филиппыч!
Патиркеева (одергивая сына): Ниже кланяйся барину! (Заискивающе.) Поздравляю, батюшка Филипп Филиппыч! Поздравляю, матушка Полина Алексевна! (Обращаясь к Патрикееву сокрушенно.) Когда тебя-то женить будем?!
Лаокоон (отвешивая земной поклон и бормоча): С венчанием вас, барин!
Порхатый (снимая шляпу): Филипп Филиппыч, Полина Алексеевна, наше почтение! Эт-самое… Поздравляем-с!
Тростинский (в одной руке шляпа, в другой трость, почтенно кланяется): Мои поздравления, Филипп Филиппович! Мои поздравления, Полина Алексеевна!
Райская (кидая цветы, возбужденно): Поздравляем! Поздравляем!

Слышны приветствия прочих гостей, раболепно кланяется челядь. Гайский с Полиной садятся в свадебную карету, где их ждет уже празднично одетый Агафон. Полина грустна и смотрит в сторону. Агафон, грузно подскочив на козлах, кричит лошадям «Вперед, родимые!», и повозка трогается. Занавес.