Совесть, стрелявшая молчанием

  Левые до сих пор нагло лгут, утверждая, будто расстрел «Альталены» был единогласно поддержан всеми соратниками. Но ложь — как ржавчина: издали не видна, а изнутри разъедает металл памяти. Если бы это было правдой, жертв было бы в разы больше.

Семьдесят пять лет назад ефрейтор Йешаягу Ирими получил прямой приказ открыть огонь по кораблю. Он ответил спокойно, но твёрдо: не может стрелять боевыми патронами по евреям, пережившим Катастрофу. Его учили воевать с врагом, а не с братьями. Потом обратился к своим солдатам: каждый пусть поступит по велению своей совести. И все — как один — отказались стрелять. «Если Йешаягу не стреляет, мы тоже не стреляем», — сказали они.

За этот отказ его лишили звания, обрили наголо и отправили в военную тюрьму. Но честь — не погоны, её не снимают. Иногда выстрел, не сделанный, звучит громче всех пушек.

Йешаягу родился в состоятельной сионистской семье в городе Шебам, в Йемене. В пятнадцать лет он осиротел и, почти мальчишкой, пробрался на корабль, чтобы добраться в Эрец-Исраэль. Одни бегут от беды, другие — к судьбе. Он прибыл не как завоеватель, а как созидатель.

В Раанане его знали и уважали: высокий, красивый, с густыми усами, он не нуждался в орденах — орден его сиял в глазах тех, кому он помог. Работал в хозяйственном отделе муниципалитета, окончил офицерские курсы, получил звание капитана, но оставался человеком редкой скромности и внутренней тишины.

Трагедия не обошла его дом. Его единственный сын, Натан, родился в 1950 году и заболел. Родители каждый день навещали мальчика в больнице «Хадасса», радовались его выздоровлению, но однажды услышали страшное: ребёнок умер ночью. Могилу не показали. Сказали — похоронен в Кирьят-Шауле. Бумага есть, тела нет. Это был конец, но не ответы. Он родился, чтобы жить в Эрэце, а умер — в архиве молчания.

Йешаягу продолжал жить, как жил: тихо, по совести. Учил подростков Торе, помогал в домах инвалидов, не искал наград и не роптал. Он дал себе обет — никогда не покидать границы Израиля, и сдержал его до конца. Быть евреем — не звание, а способ хранить свет. Он не проповедовал правду — он ею жил.

Когда он умер в 2004 году, никто не устроил почётных салютов. Но память о нём осталась чище бронзы и долговечнее камня. Истинный сионизм — это не лозунги и не партии, а такие, как он: те, кто сказал «я не стреляю в евреев» и этим выстрелом — в молчании — спас честь народа.

Н. Л. ©