Очерки командира ССО. Конец гадючьего гнезда. Окон

Конец гадючьего гнезда.
Вскоре в мою камеру ввались все мои новые знакомые (кроме деда Станислава – он, наверное, был здесь не при делах) во главе с вернувшейся откуда-то из соседних клеток тётей Машей. «Сынок» Семён, как был в майке-алкоголичке, так в ней и остался – а чего, жара стояла! – но только теперь он держал в руках пластиковый пакет, что до поры, до времени оставалось для меня загадкой: зачем ему в подвале пакет? За хозяевами шествовали те самые два гоблина, с которыми мы в карты играли, и, судя по их поведению, они явно жаждали реванша за своё поражение. У одного из них в руках была популярная в те времена хозяйственная сумка из дермантина, из которой торчал свиток моих карт.
Они пригнали мой «Москвич» во двор к тёте Маше и основательно его обшарили в поисках улик против меня. Ни ментовских, ни прокурорских ксив, ни оружия и средств оперативной связи обнаружить им не удалось, только полтора десятка бутылок водки, несколько колец копчёной колбасы, кое-что ещё из еды и вот эти мои карты с пометками, которые никому из присутствующих ни о чём не говорили, кроме как ушлой тёте Маше. Да, ещё деньги, которые гоблины с удовольствием конфисковали и ещё на вид довольно дорогая желтого металла печатка-перстень.
Даже главарь этой шайки (а что это была банда, или попросту шайка, я уже не сомневался) тётя по кличке Маша не могла взять в толк, кто я есть и зачем сюда явился. Она понимала, что я кое-кого искал и, насколько я почувствовал, эти мои поиски очень сильно её напрягли. При шмоне они нашли мой личный набор отмычек, который я всегда возил с собой, так, на всякий случай, как возят монтировку и запаску.
Про печатку в бардачке я, по правде сказать, совсем уже забыл (а ведь это была индульгенция от самого законника Бивня) и вот теперь ей предстояло меня спасти, а то «сынок» Семён уже примеривался натянуть мне пакет на голову, чтоб хорошенько пропытать неведомого гостя (то есть, меня) на предмет кто я есть и зачем тут оказался.
- «Стойте, стойте!», - возопил я в предвиденьи нежелательных для меня событий, - «Меня знают конкретные люди, которые дали мне этот перстень для защиты, можете проверить – найдите какого-нибудь авторитета в Волгограде, покажите ему печатку и скажите, что Студент здесь».
После моих слов Семён, как человек, дважды «топтавший зону», повнимательней осмотрел мой перстень и сказал своим, что вещь эта очень серьёзная, и я не мог её просто так где-то у кого-то спереть, иначе смерть моя была бы очень долгой и мучительной. Они порешили, что надо съездить одному из них в Волгоград и перетереть по моему поводу с серьёзными людьми, а я пока пару дней отдохну в этом номере полулюкс – так сказала тётя Маша.
Меня освободили от пут, сбросили в узилище арбуз и мою же колбасу, и велели ждать.
То, что я пребывал именно в данном совхозе знала только Дина, ну, а через неё, как я надеялся, и её папа. Но времени прошло слишком мало, чтобы Динка-льдинка начала беспокоиться – я с ней же созванивался с почты пару дней назад, а так: ну, пропал с радаров на несколько дней – ну, и что? – связи-то нету! Самое время голубя почтового отсылать, если б был. С одной строчкой: «SOS, SOS, SOS…».
Лестницу они втащили за собой наверх – оставалось только ждать. Опять мне казалось, что где-то так же в подвале кто-то плачет- не плачет, но периодически всхлипывает. Или мычит? – ну, не корову же они тут в погребах прячут. Я пытался поорать погромче, чтобы вызвать автора этих звуков на диалог, но меня явно не услышали. Я тут не единственный пленник?
Осмотрев шкафчик возле одной из стен я, к своему вящему удивлению обнаружил там всяческое женское тряпьё – ну, там, платья, штаны-платки, даже трусы-лифчики. Мой лежак, он же топчан, таил в себе не меньше загадок: когда я приподнял его крышку, то в ящике-сундуке под ней обнаружились совсем уж невероятные вещи в виде каких-то страшных масок с отверстиями для глаз и рта, плётки-хлысты и прочие изделия непонятного назначения.
Стены моей импровизированной камеры были обшиты доской-вагонкой, когда мне удалось одну отодрать от каркаса из стальных уголков, то за досками оказалась просто земля. Ну, как земля – какая-то глина с прессованным песком. Можно рыть подземный ход, как графу Монте-Кристо, только нечем: лет за 10, пожалуй, я бы смог докопаться до берега Волги. Наверное.
Монте-Кристо я поминал недаром: ночью ко мне в подземелье, перепугав меня до полусмерти, вывалился из стены как бы аббат Фариа. В полутьме сперва зашуршало что-то в стене между моим топчаном и столиком, затем в этом месте Нечто стукнуло изнутри по стеновым дощечкам, три из которых затем сами собой сдвинулись в сторону, и из образовавшейся щели вылезла сперва неизвестная волосатая голова, а за ней и плечи с руками. «Это», очевидно, уже не могло уползти назад своим ходом, а могло двигаться по узкому лазу только вперёд, и в результате «Оно» вскоре полностью вылезло из стены и предстало передо мной.
При ближайшем рассмотрении «аббатом» оказалась молодая девушка лет 18-20, на которой кроме волос на голове и какой-то тряпки вокруг бёдер ничего не было. Тело её было измазано местной красноватой глиной, отчего в неярком свете слабенькой лампочки она могла показаться индианкой, из украшений на ней присутствовал только приличных размеров «фонарь» под глазом и ещё несколько синяков на теле.
Вопрос она задала мне тоже неожиданный: «А где Ленка?». По моей молчаливой реакции девушка догадалась, что я никак не Ленка, после чего вопросы ей уже начал задавать я. Мы долго потом пытались установить, кто есть кто на самом деле и как здесь оказался, в результате я узнал от своей избитой гостьи нечто совсем уж сюрреалистичное о своих хозяевах.
Садитесь, кто стоял и держитесь за стул, кто сидел – такого и в учебниках судебной психиатрии не прочтёте.
В подвале у тёти Маши моя избитая собеседница оказалась с год назад. Её похитили в августе прошлого года из-под города Вольска с одного из волжских пляжей, когда она уже под вечер отлучилась от своей компании молодых людей «в кустики». В этих кустиках ей попалась навстречу вот эта самая тётя Маша (как я понял из описания), которая под предлогом, что ей сделалось дурно и её надо проводить до воды, тут же в прибрежных зарослях сунула ей в нос платок с какой-то дрянью, отчего Ляля (так представилась моя собеседница) потеряла сознание или заснула.
Очнулась она во внутренних помещениях какой-то баржи или буксира уже связанная и с кляпом во рту. Далее несколько дней, пока неведомая ей посудина спускалась вниз по Волге в её сознании всё смешалось, помнила она только, что какой-то мерзкий мужик её периодически насиловал, а тётка, которая её усыпила (тётя Маша) при этом неизменно присутствовала. С последней пристани её ночью связанную привезли сюда и поместили в подвал, где уже была одна пленница. Та ей рассказала, что сама она здесь уже несколько месяцев и что до Ляли с ней в одном подвале была ещё одна девушка, но, когда та забеременела от этого уже взрослого дебиловатого мужика, её куда-то забрали и больше она ничего о той пленнице не знает.
В эту камеру Ляля хотела прорыть ход, так как знала, что здесь была ещё одна жертва насильников и похитителей – Ленка – они перестукивались через стену и виделись изредка, когда их по ночам выводили наверх на прогулку по двору. Но Ленка тоже была беременная и уже с большим животом и её, наверное, хозяева тоже куда-то забрали. Иногда на ночных прогулках она видела ещё пленниц – двух или трёх. Так что здесь оказался целый концлагерь.
Тогда я ещё не знал термин «секс-рабыня», но он подходил к этому случаю в самый раз. А насильник, получается, Семён, и он же убил и мою Катеньку?
Ляля сильно удивилась – по её словам, что здесь она застала не Ленку, а незнакомого парня, и она даже подумала, что меня тоже, того, но я её разуверил, что пока пребываю здесь всего несколько часов и что вообще я здесь по другому вопросу, но надо крепко подумать, как нам сообща выбраться из этой беды. Лялю я в конце разговора запихнул обратно головой вперёд в её лаз и прикрыл за ней доски – стенка между «блоками» нашей тюрьмы оказалась толщиной с метр – когда Лялина голова вылезла в её помещение, то ноги ещё торчали в моей камере.
Надо было до возвращения хозяев переварить в своей закипающей голове эту немыслимую бредятину, и я прилёг на топчан.
Вот что я понял из путанного рассказа этой несчастной.
Получается, что в этом странном подземном борделе могло быть не менее 5-6 похищенных молодых женщин, с которыми обращались как с дикими животными, используя их, что говорится, до «полного износа». Иногда одну или две из них выводили в баню во дворе, где они должны были обслуживать неких гостей хозяев, причём один из них приходил, не скрывая и не стесняясь, прямо в милицейском мундире – сколько у него звёзд на погонах – Ляля не считала.
Между визитами клиентов их во всю «пользовал» сын хозяйки, причём с применением подсобных средств наподобие тех, что я уже видел под своим топчаном. К моему величайшему удивлению, это оказался вовсе не Семён, а его брат-двойняшка Серёжа, соответственно, тоже возрастом где-то лет сорока. Но, в отличие от брата, Серёжа был больным психопатом с отклонением в сторону половых контактов и имел при этом совершенно неуёмную энергию. Как я понял, он был не то даун, не то просто олигофрен, но вот с такой страшной особенностью. И его мамаша, дабы нейтрализовать его неуёмную страсть, придумала и осуществила схему поставок своему сыночку живых игрушек в виде девушек и молодых женщин (возможно, что и не очень молодых, ибо, насколько я подозреваю, Серёже это было все равно).
Помогал ей в этом второй сынок Сёма, оказавший родному брату вот такую воистину «братскую» помощь. Во время выездов по Волге за пределы совхоза они выходили на охоту вдвоём с матерью, а Сёма поджидал очередную жертву в трюме баржи. Иногда, впрочем, Серёжа тоже участвовал в загоне жертв, он же и с удовольствием их душил, и эти мгновения, когда жертва начинала корчится в агонии, доставляли ему высший пароксизм наслаждения. Такие подробности я узнал не от Ляли, которая не могла всего этого знать, но додумал их сам и, скорее всего, так оно и было.
Мою Катеньку и моего в ней ребёночка зверски убил и при этом надругался над ней именно этот Серёжа, а его мама в это время наблюдала со стороны, чтобы никто не помешал её дитятку насладиться добычей. Руки сжимались в кулаки – а что я мог?! Я-то принимал в своих расчётах, что маньяк действовал с конца 70-х годов, а получается, что начали они ещё раньше. Это сколько же человек они сгубили ещё?!
Секс-ферму, где хозяйкой была тётя Маша, обслуживало, получается пятеро: она сама, два сына и два их подручных гоблина, с которыми я тогда в карты играл. Не исключено, что есть кто-то ещё. Судя по рассказам пленницы, хозяйство здесь было основательное – с подвальными помещениями, подсобками, баней, очевидно, гаражами и каким-то транспортом. И ещё, наверняка, они крутили какие-то чёрные дела – на зарплату содержать такой концлагерь не получится.
 То, что это именно концлагерь – сомнений у меня не было, разве что вообще он мог оказаться «фабрикой смерти» - ведь девушек сюда свозили, получается, годами – а куда же они подевались, в смысле, предыдущие? Им что, дали денег на дорогу, сказали спасибо и отправили домой? Сильно подозреваю, что они разделили судьбу тех, которых находили задушенными по берегам Волги последние лет 15. Скорей всего, здесь не щадили даже беременных (залетевших от Серёжи и «гостей»).
Как бы там ни было, я, получается, нашел того, кого искал, я обнаружил их поганое гнездо, но, вот беда – эта тайна останется вечно при мне. Засыпая, я уже не думал, кто бы за меня казнил всех этих ублюдков, я был готов к этому сам. Только вот нечем. Из оружия в этой камере я обнаружил только табурет и резиновые изделия-имитаторы сами знаете чего, а этого было недостаточно.
Наутро откинулся люк в моём погребе, сверху подали лестницу, по которой спустились Семён, один из гоблинов и сама «мамаша Кураж» (прости, Бертольд Брехт!). Я хоть и был освобождён накануне от верёвок, ничего против них сделать не смог бы – не тот я Брюс Ли, к тому же у гоблина в руках крутилась резиновая вертухайская дубинка.
Начал Семён: «Мы уже думали где тебя прикопать, Студент, но авторитетные люди по твоему поводу рекомендовали нам не трогать тебя», - с этими словам Семён вернул мне перстень. – «Но всё же, кто ты такой и почему здесь крутился, и вынюхивал, что тебе надо на самом деле?».
За ночь я не только сумел выслушать горькую исповедь Ляли, но и додумал свою легенду о бизнес-проекте неведомого мне N-ского райпо (назовём его так) относительно союза «труда и капитала» с местным совхозом и с заинтересованными лицами из районного (лучше областного) руководства, толкачем коего проекта я и являюсь. Якобы. При этом я достаточно подробно и, как надеюсь, убедительно выложил своим слушателем повесть о полностью коррумпированном руководстве данного района, особенно его торгово-кооперативной составляющей, уже наладившим финансовые мосты с поставщиками сельхозпродукции с Нижней Волги в «голодающее Поволжье» Волги Средней и, главное, на Москву-матушку в обход существующих государственных планов, договоров, поставок и т. д., и т.п. А меня так вообще прислали сюда некие московские работодатели из криминальных структур для налаживания контактов после того, как таковые были успешно отработаны с N-ским районом.
Я был в теме благодаря своей работе на почти частном маслозаводе и общению с первыми торгово-закупочным кооперативами, осаждавшими наше производство в поисках дефицитных продуктов питания по госцене с целью её перепродажи по цене рыночной.
Наверное, во время своей речи я напоминал Остапа Бендера перед шахматным турниром в Нью-Васюках, но мои слушатели внимали мне не хуже васюковцев. Я был как бы реабилитирован членами этой шайки, представ перед ними обычным жуликом и рвачом. Блеск виртуального золота затмил глаза и очень бдительной Мамаши (теперь буду называть её так – на Машу она не наработала).
Меня перевели из темницы наверх, так сказать, в покои, где первым делом дали перекусить, чем бог послал. За завтраком переговоры уже с одной Мамашей-бандершей продолжились. Она сообщила – уже как своему подельнику – что директор совхоза и один из замов первого секретаря райкома партии (а, может, и сам Первый) состоят с ней в доле и что у неё открыт и действует свой торгово-закупочный кооператив, оформленный на глухую и бессмысленную старуху-родственницу. В этом их консорциуме есть возможность поставок вне всяких квот и фондов напрямую мяса в тушах, сливочного масла, сыров, разных видов колбас, а также много чего ещё съедобного в любой регион страны.
Насколько я понял, всё это стекалось в руки новоявленных «кооперативщиков» через систему коопторга и заготконтор Потребсоюза. Закупка по фиксированным госценам, а реализация – по рыночным. Маржа – до 300%. Не хило! Причем даже в закупку вкладываться не надо: путём различных бухгалтерских махинаций товар на складах обращался в прах, в «ноль», на бумаге по документам он исчезал, но выплывал вполне осязаемый у нужных людей. Все проверяющие и контролирующие инстанции в доле. Вроде как, банальное воровство, но виртуозно оформленное. Собственно, так и создавались стартовые капиталы при раннем Ельцине.
Проблем со сбытом у них особо не было, но начинали напрягать задержки в оплате и вот моё внезапное появление для них оказалось, как нельзя более кстати: Мамаша, благодаря наличию у меня заветного перстя, предполагала мои большие связи в криминальном мире, и я не стал её разубеждать, доказывая, что мои связи в госбезопасности были гораздо явственнее. С последним ей и всей этой братии ещё предстояло убедиться. Но как?
Я сказал Мамаше, что мне надо связаться со своими боссами по телефону, а лучше съездить к ним на встречу лично и она не возражала, но из предосторожности пока разрешила только созвониться. Всё-таки, кое-какие сомнения у неё относительно меня ещё не развеялись. В душе я возликовал, но ведь наверняка кто-то из шайки будет присутствовать при разговоре, и я не смогу толком объяснить Динкиному отцу что здесь происходит и что мне от него надо. Вернее, от его Конторы. К тому же, как оказалось, телефон в доме Мамаши шел через совхозный коммутатор, где любая дежурная телефонистка могла подслушать, а это было нежелательно уже и для самой бандерши. Договорились отвезти меня завтра в Волгоград на переговорный пункт – а что делать?! Вернее, не повезут, а поеду я сам на своём «Москвиче», но в сопровождении Семёна. Семён – так Семён, ладно, что-нибудь придумаем… 
По завершении мирных переговоров Мамаша предложила мне нечто неожиданное: отдохнуть в баньке, причём, если пожелаю, то с девочкой. Мне нужна была дополнительная информация и я, сделав вид, что сильно удивился наличию у них в меню «девочек», согласился.
Баня у них оказалась исполнена в виде сауны, отстроенная в отдельном домике со всеми нужными «прибамбасами». Не успел помыться, как заваливает деваха, правда, пока одетая, но с явным намерением сбросить с себя ненужные оковы. Мне нужна была не она лично, а носимые ею сведения, поэтому я усадил её за стол, налил квасу (пива хозяева пожлобились выставить) и допросил по всей форме советского НКВД. Она назвалась Анджелой (ну, а как иначе) и постепенно разговорилась-разоткровенничалась. Здесь она года полтора или уже два – говорит, со счёта сбилась, а утащили её тогда Мамаша с Семёном и с подручным, как и Лялю, с зарослей у одного из волжских пляжей. Сперва билась в истерике, пыталась руки на себя наложить, но потом смирилась – тут непокорных не жалуют: по словам Анджелы одна девочка, соседка её по комнате-камере вот так билась, не давалась и кусалась, но потом исчезла насовсем.
На прогулках и вот так в бане «по вызову» она встречала ещё несколько пленниц и по её предположению всего на данный момент в этом заведении «служат» 5-6 таких же, как и она невольниц. Две за это время куда-то исчезли, но взамен появилась в прошлом году одна новенькая. Содержат их не в подвале, а в комнатах в цокольном этаже дома, куда есть вход со двора и из внутренних помещений. В подвальных казематах содержат буйных и непокорных, пока те не смирятся с судьбой, а ещё девочек туда отправляют за всякие провинности.
 Ну, что ж, спасибо за подробности, на том и расстались. Завтрашний день (ну, может два дня) обещали стать решающими в моей судьбе. Выход за ворота мне по-прежнему был запрещён, но при моих хождениях по двору уже никто из местных за мной особо не приглядывал и уже совершенно меня не стесняясь, к вечеру во двор въехали Жигули, из которых вылезли двое – один в милицейской форме с погонами подполковника и второй дородный дядя в штатском. К ним подскочила угодливая Мамаша и что-то там защебетала, сопровождая их в дом. Следом прошёл Семён, но какой-то странный: без татуировок, рыхловатый и заторможенный – я догадался, что это и есть Серёжа – моя Цель номер один, хотя, и Мамаша тоже была такой же целью. Да, и Семён.
Задача моя на телефонных переговорах – по разумению Мамаши – состояла в посредничестве при установлении личных контактов главарей районной мафии и моего гипотетического столичного руководства. То есть, нужно было договориться о встрече и дальнейшей совместной деятельности. Я-то был, по их понятиям, как бы обычный курьер и пешка, хотя и доверенный. И я Мамашу не разубеждал.
Наутро мы с Семёном отправились в область – в Волгоград – это рядом, час езды и еще с полчаса помотались по этому длиннющему поселению в поисках переговорного пункта. Я заказал Москву, сразу два номера из списка, оставленного мне Константин Сергеичем. Ждём.
Ясно дело, что при Семёне я не мог говорить и уже подумывал как мне его обездвижить или сдать ментам под каким-нибудь предлогом. Но он был слишком здоров для меня. Сам я убежать от него не мог, ибо тогда первоначальные подозрения Мамаши на мой счёт могли быть реализованы в их быстрой эвакуации с объекта, вернее, уничтожении следов девчонок и прочих улик. Насчёт «следов девчонок» – я имел в виду окончательно, то есть, с их физической ликвидацией. Да и менты мне бы не поверили, они бы долго проверяли мои показания, а, узнав, что у меня у самого «рыльце в пушку», в смысле срока за убийство и именно в этом районе, то и вовсе заковали бы в кандалы первым делом меня, а уже потом, и то только возможно, нагрянули бы по указанному мною адресу. Нет, это был не выход.
Соединили меня довольно быстро и Семён, разумеется, попёрся со мной в кабинку. Там я снял трубку и начал в неё «алёкать», пытаясь создать видимость, что меня не слышат, я даже высунулся из кабинки и прокричал операторше, что связи нет, но при этом незаметно для Семёна нажал рычажок, чтоб связь прервалась. Потом я по новой заказал разговор, но уже по другому номеру, сказав Семёну, что по первым номерам ещё никого нет на месте (было ещё довольно рано), оттого, буду пытаться дозвониться на домашний.
Потом сработало моё предположение, что Семёну когда-то потребуется отойти в туалет (а уж я потерплю), а тогда найти в большом городе подходящее место было не так уж просто, и я надеялся, что он исчезнет с переговорного хотя бы минут на 15-20. Что в итоге и произошло.
Я сразу метнулся к операторше и перезаказал разговор на первый номер (по нему Сергеич на самом деле сразу отозвался) по срочному тройному тарифу. Как потом оказалось, полковник сразу понял кто ему пытался звонить и кто при этом орал в трубку что-то вроде «алё, алё – ничего не слышу. Моментально он сообразил и на этот раз – что значит, школа!
Я по возможности быстро и связно (как мне тогда казалось) рассказал ему, что вышел, сам того не ожидая, на подпольную фабрику смерти, содержащуюся за счёт незаконных махинаций с государственными и кооперативными фондами такого-то района, и что содержатели тайного борделя наверняка связаны не только с районной верхушкой, но и с областными структурами в МВД, а то и в прокуратуре. Также я успел сообщить свои вполне обоснованные предположения, что убийства и исчезновения девушек и женщин в Нижнем и Среднем Поволжье за последние 10-15 лет ведут именно сюда – в имение тёти Маши, а главное, что мою Катеньку убили именно они.
Я пытался в двух словах (пока не вернулся Семён) объяснить своему будущему тестю -– и, надеюсь, он всё понял правильно, -  что именно я наплёл своим тюремщикам, и о каких радужных перспективах сотрудничества с моими московскими покровителями я им напел, как и о том, что я здесь, вроде как, представляю интересы неких московских финансовых воротил, связанных с блатным миром.
Я постоянно повторял Сергеичу, что долго говорить не могу, так как меня, вроде как, пасут – подробности сообщать ему было некогда, но он быстро врубился в ситуацию и просил продержаться пару дней, пока они разработают свою операцию и прибудут на место. Я не мог сообщить ему точного адреса своей тюрьмы (Мамашин адрес), но описал как найти этот дом. На что Константин Сергеич меня успокоил - мол, разберёмся.
Мы с ним условились сообщить моим местным «подельникам», что послезавтра прибудут московские представители для окончательных переговоров и на реализацию первой сделки. Встречать их надо будет там-то, примерно в такое-то время, приедут они на своей машине («Волга» номер такой-то), в количестве всего двух человек.
Ближе к концу нашего разговора в телефонную кабинку ввалился Семён, но он услышал только то, что ему следовал знать: о месте и времени встречи московских визитёров. Так что я перед ним не засветился.
На встречу с представителями «московской мафии» выехали представители мафии местной: сама Мамаша, Семён в качестве её телохранителя и важного вида гражданин, которого я уже видел в компании милицейского подполковника возле бани с девочками. Разумеется, прихватили и меня, чтобы я опознал своих и как бы познакомил лично. В условленном месте нас уже поджидала чёрная «Волга» с московскими номерами, там кроме шофёра сидели двое – сам Константин Сергеевич и ещё один довольно моложавый человек в цивильном костюме, но, наверняка один из коллег Сергеича. Все начали здороваться и представляться, при этом Сергеич при рукопожатии незаметно передал мне бумажный шарик, который оказался запиской-инструкцией для меня.
Сюда же подошли ещё два джентльмена - как я понял из Волгоградского бомонда.  Москвичи и Мамаша с местными начальниками пошли пообщаться в ресторан, а мы с Семёном ждали их в машине. Меня никто не сторожил, но и я бежать никуда не собирался – мне нужно было выполнить свою задачу до конца, а ещё хотелось вытащить из беды этих несчастных девок и вообще, посмотреть, чем всё это кончится. По какому-то предлогу я вылез из машины и вскоре смог прочитать вот те инструкции, написанные тестем от руки убористым почерком на мятой бумажке.
Суть такова. С ним два «РАФика» с группой захвата, есть ещё машина сопровождения со спецаппаратурой, штурм «дворца Амина» (то есть, Мамашиной цитадели) назначен на завтра-послезавтра в зависимости от некоторых обстоятельств, все переговоры с местными будут записаны, в том числе дистанционно, если те пожелают убедиться, что у гостей нет с собой диктофонов – всё это для сбора дополнительных улик и доказательств. Сигналом к штурму послужит пролёт вертолёта неподалёку от дома, мне же следует после этого немедленно бежать куда глаза глядят, предварительно повязав на руку белую повязку в знак того, что я свой (иначе можно попасть под прицел спецназа).
Объяснить Сергеичу, что бежать я не могу, так как хочу сам разобраться с убийцами и ещё вытащить из лабиринтов под домом пленниц – об их количестве и месте расположения мои спасители не знали – уже никак не получится, поговорить наедине нам не дадут. Но всё же я, как и Сергеич, нашел на чём написать несколько слов о наличии в подвалах дома 5-6 девушек-невольниц (ну, чтоб по возможности их не задеть) и что их тоже надо будет спасать.
Мои и Семёновы «шефы» беседовали очень долго – часа три, но в итоге вышли из дверей ресторана весьма довольные друг другом (особенно довольны были местные), при прощании я сунул в руку Сергеича свою записку.
Я видел, как были почти что счастливы Мамаша с сынком, по дороге эта дородная фурия даже что-то мурлыкала себе под нос. Они настолько расслабились, что разрешили мне вообще убраться от них восвояси, если у меня не будет иных пожеланий. Я им сказал, что сегодня мне ехать уже поздно, но завтра я буду готов, а лучше послезавтра: надо немного покопаться в моём капризном «Москвиче» (а он у всех был капризным) – масло там, колёса-насосы, протянуть, подкрутить, зазоры подрегулировать (хотя, по правде, в автомобильных внутренностях я не особо смыслил, но надеялся на общую эрудицию). Ну и, неплохо бы на дорожку в баньку ещё разок сходить. Семён при этих словах загоготал, а Мамаша масляно улыбнулась, мол, понравилась, красавчик, банька?
Так и получилось: назавтра я ковырялся в машине, а к вечеру гостеприимные хозяева предоставили мне сауну с массажистками – подогнали две девицы сразу. Одна оказалась уже знакомая мне Анджела, а вторая новенькая (для меня новенькая). Я им намекнул: если хозяева будут интересоваться – распишите им нашу встречу в бордово-красных тонах, мол, оторвались по полной, а сами имейте в виду, что завтра судьба ваша может резко перемениться к лучшему. Не знаю, зачем я им это сказал, а вдруг, заложат, но я к тому времени как-то приободрился и осмелел и мысленно уже душил самой вонючей верёвкой сынка Серёжу вместе с его мамочкой и братиком Сеней. Я решил их повесить на осине. Согласен – бред, ведь мне кто-то из них должен был достаться живым, чтоб подтвердить мою невиновность в деле об убийстве Катеньки. И это должны быть либо Семён, а лучше сама Мамаша, так как Серёжу-олигофрена могут признать невменяемым, и я тогда вообще могу остаться с носом насчёт реабилитации. Этот дурак, а те уйдут в несознанку именно по моему делу – и всё! Хотя насчёт «несознанки» у меня был стальной аргумент против них – золотая семечка с буковкой «К» на шее у Семёна.
И пришел день отмщения! И вострубил с неба архангел Гавриил в виде вертолёта Ми-8, и полетели с тверди небесной на землю грешную огненные стрелы, и полились на окаянный двор смола и сера… Начался штурм цитадели греха и крови.
Вертолёт с оглушительным рёвом (а по-другому он не умеет) вдруг завис над двором и из его чрева по верёвкам соскользнули несколько десантников, одновременно через забор перемахнули еще 5-6 человек. Им могли противостоять только сама Мамаша, два её сына, два постоянных их гоблина и ещё две-три тёмных личности, постоянно отиравшихся при доме. О количестве противника десанту был неизвестно, они действовали из предположения некоего серьёзного сопротивления обученных людей. Поэтому сперва в ход пошли свето-шумовые гранаты и началась стрельба в воздух. Эта дикая какафония прерывалась жуткими воплями типа: «На землю, все на землю, мордой вниз!».
Я наблюдал всю эту картину в окно, я видел, как в дыму метались мои тюремщики, как, спасаясь от вспышек света сынок Серёжа забрался в баню. Снизу с цокольного этажа доносился нескончаемый визг девчонок. Они сидели взаперти и я, предварительно повязав предплечье белым полотенцем, спустился к ним туда, уже не опасаясь сторожей. Здесь оказался длинный коридор с ответвлениями, в которых было с десяток запертых на замки комнат. С набором отмычек замки эти не представляли для меня никакой проблемы, и я быстро открыл комнаты, из которых доносился визг – меня окружили полуодетые одалиски. Оставался ещё карцер с Лялей, одна из девочек рассказала где его найти – нашел, открыл. И вот я в сопровождении семи (как оказалось) «освобождённых женщин Востока», ощущая себя товарищем Суховым, начал выводить «свой» гарем наружу.
Во дворе в дыму было мало что разобрать, к тому же орала, выла, блеяла и мычала вся мамашина скотина, у конюшни стояло двое человек с поднятыми руками, но это были не те, кто мне был нужен. Навстречу нашей кавалькаде попался десантник с автоматом, дулом которого он указал в сторону ворот – мол, идите туда. И тут я увидел, что горит баня – то ли от световой гранаты, то ли от неудачного выстрела тлеющие угли высыпались на пол и занялось, но это чёрт бы с ней, но… Там же прятался Серёжа, а, может, и сама Мамаша рванула туда же вслед за любимым сыночком?
И я вернулся к бане.
Уже занялись стены, внутри было темно от дыма, на полу неподвижно лежал Семён, придавленный рухнувшей с потолка деревянной балкой – видно, лесина попала ему по башке и отскочила на грудь. Рядом на лавке сидел Серёжа, совершенно обезумевший, он смотрел на брата и только мычал, мерно раскачиваясь. На моих глазах он медленно сполз с лавочки и свернулся рядом с братом – этот наглотался дыма и совсем перестал что-либо соображать. Звать кого-то на помощь было некогда, и я схватил Серёжу, который собой перекрывал проход к брату и попытался вытащить его наружу. Не тут-то было. Он был слишком тяжёл для меня, к тому же я и сам начинал задыхаться, но бросить я их не мог – мне нужны были живые свидетели и обвиняемые.
Серёжу я схватил рукой за шею и начал выползать наружу, отталкиваясь ногами от пола. Мне казалось, что выволакивал я его целую вечность, но вот, наконец, я перевалился за порог и дёрнул за собой эту тушу. Серёжа с крылечка свалился на меня, я вылез из-под него и уже ничего не соображая, на автопилоте вернулся в горевшую баню за Семёном. Я ещё помнил, как я отбросил с его груди упавшую балку, взялся за его руки и начал тащить к выходу. Всё! На этом мои воспоминания о событиях в бане обрываются.
Эпилог.
Очнулся я от слёз, капавших на моё лицо – это была Дина, а я лежал в больничной палате под капельницей. Оказалось, что я слегка обгорел, но не сильно, а, главное, надышался газами и дымами, отчего едва не окочурился. Меня вместе с Семёном вытащили подоспевшие «бойцы невидимого фронта» из горевшей бани, после чего я оказался на больничке, а Семён тоже весь в бинтах в допросной комнате. Дина откуда? – так она примчалась первым самолётом из Москвы, как только папа до неё дозвонился.
Что ещё? Мамашу нашли в одной из комнат, где она пряталась под кроватью в обнимку со шкатулкой с награбленными драгоценностями, среди которых родители Катеньки опознали серёжки и колечко дочери. Потом на следствии они с Семёном показали место, где они убивали Катеньку (убивал-то Серёжа, а Мамаша только способствовала). Я оказался ложно обвинённым и мне через 10 лет было принесено официальное извинение от Внутренних Органов. Охренеть!
На большом участке этих упырей откопали одиннадцать трупов девушек и женщин в разной степени разложения, из которых почти все были на момент убийства беременны. На следствии подтвердились ещё около 30 эпизодов убийства молодых (и не очень) женщин в Нижнем Поволжье, хотя по моим расчётам таковых на совести этой шайки было под 70. Но они уже и сами многое за эти годы забыли – кого, где и когда убивали.
С Серёжей получилось вот что: когда я его выволакивал из бани, зажав для удобства за шею, то нечаянно, и сам того не желая, заодно и придушил его – паталогоанатомы потом на вскрытии обнаружили асфикцию с переломом какой-то важной косточки. Да-да, такая вот карма настигла этого зверя. Ну, а что, и хорошо получилось: что с олигофрена (возможно, имбецила) взять?! – идиот, в общем, за свои поступки не отвечает и жил бы себе преспокойно этот Серёжа дальше в психушке до скончания веков, программу «Время» бы по телевизору смотрел. Так что обет свой и приговор убийце, садисту и насильнику я волей-неволей исполнил.
Цепочку с золотой семечкой я потом прикопал у надгробной плиты Катеньки – пусть знает, что я был не такой уж свиньёй.
А с Диной мы жили долго и счастливо и умерли в один день.