Электричка из тумана

Весна только-только стала напоминать о том, что начался новый виток жизни, наполнив воздух ароматом треснувших, ещё маслянистых, но уже выпустивших нежные зелёные ростки набухших почек, дурманя запахом черёмухи и вишни, притягивая взгляд к мягкой, нежной, светло-зелёной травке, наполняя округу гомоном щебечущих птиц, и насыщая лёгкие чистотой вдыхаемого воздуха.
Я возвращался с деревенского кладбища, где покоится моя бабушка. Деревенский дом, в котором мы когда-то жили, был заколочен. Делать там было уже нечего. Рассыпавшаяся от старости печка, сырость и заброшенность нежилого помещения не оставляли никакого желания находиться внутри. Прошлогодний бурьян цепко держал в своих объятиях приготовившуюся рухнуть в него и растаять в небытие отжившую свой долгий век хибару.
Не хотелось смотреть на всё это, отчасти сознавая собственную вину в том, что всё так произошло. Нежелание заниматься землёй, огородничеством и садоводством находило причины не посещать этот по-своему дивный край. Вот и итог предательства по отношению к своему прошлому, к своей прожитой вполне счастливой части жизни здесь, среди тогда ещё неуёмного гомона кур и индюков, мычания идущих с выпаса коров, звуков гармони в каком-либо конце большой в прошлом деревни.
Теперь всего этого не осталось, кроме погоста с теми, кого знал, здоровался и даже любил.
Но при всей заброшенности вокруг само кладбище, пронизанное белизной берёз, не казалось чем-то отталкивающим. Напротив, много раз проходя мимо, ловил себя на мысли, что не испытываю чувства страха, а наоборот, от него исходило упокоение и даже душевный подъём.
Такое состояние я испытывал и в этот раз.                Я возвращался на платформу, где останавливалась электричка, с приподнятым чувством внутренней радости. Может, погода и мой, как мне казалось, геройский вояж на кладбище проведать родную бабулю и были тому причиной, сказать не могу.
Присев на скамейку, тут же уткнулся в строку новостей своего телефона, благо связь в этом месте была стабильной.
До прихода электрички оставалось ещё более тридцати минут. Отрешился от окружающего мира.
Вздрогнул от пронзительных гудков электропоезда, выскочившего из, откуда ни возьмись, густого тумана.
Только недавно видимость была, как говорят, «миллион на миллион», а сейчас он клубился в какой-то сотне метров от платформы.
Вскочив со скамейки, на которой сидел, я бросился к ближайшим разъехавшимся дверям и, вскарабкавшись по ступенькам, вошёл в пустой вагон, плюхнувшись к окошку справа по ходу следования состава. Туман просто съедал собой всю знакомую мне местность, и даже показалось, что он стал проникать вовнутрь. Взвизгнул свисток, и с шумом закрылись двери. Электричка тронулась и сходу, набирая скорость, оторвалась от липкой хмури.
Только теперь я понял, присаживаясь, что вагон, в который я вошёл, был из далёкого прошлого: с деревянными скамейками и большими ручками, прикреплёнными к их спинкам. Я и уцепился автоматически за одну из них, когда состав резко тронулся с места.
«У железнодорожников не хватает пригородных вагонов», — пронеслось у меня в голове. Удобно сев на облюбованное мною место,  почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. За стеклом двери, выходящей из вагона в тамбур, стояла молодая женщина в форменной одежде и пристально смотрела на меня. Впрочем, а на кого ей ещё было смотреть? Во всём вагоне пассажиром был только я. Поняв, что на неё обратили внимание, она раздвинула обе створки дверей и вошла в вагон.
У меня спёрло дыхание от того, как хороша она была собой. Кто-то у неё в роду был цыганских кровей. Взгляд дерзкий, даже, можно сказать, вызывающий, с лёгкой лукавой усмешкой.
Она широко улыбнулась, и мне показалось, что выглянуло солнце. Я был сражён стрелой амура и, видимо, покраснел, так как она, не проронив ни слова, молча уставилась на меня, присев напротив.
Собравшись с силами, я с хрипом вымолвил:                — До конечной, пожалуйста, один билет, —  и протянул ей деньги из кошелька, который всё это время держал в руках.
Она хотела было оторвать мне билет от рулончика, прикреплённого к ремешку её сумки, но, видимо, передумав, произнесла:                — Для влюблённых сегодня проезд бесплатный, — и, пожелав счастливого пути, упорхнула.
Я немного посидел, положил купюру обратно в кошелёк, а тот, соответственно, на то место, где он и покоился до этого, и уставился в окно.
День становился интересным: старая электричка, красавица кондуктор и бесплатный проезд. Я принял игру, и внутри как-то стало тепло, появился некий задор.
Одно было не хорошо: пропала связь на телефоне. Притом совсем. Можно было поиграть в игры, конечно, или почитать, но образ встретившейся девушки не давал голове сосредоточиться.
Она просто не желала выходить за пределы черепной коробки. Глядя в окно, я не замечал проносящегося мимо пейзажа. А стоило бы и приглядеться.
Сзади послышался звук открывающихся дверей и неторопливый звук уже знакомых шагов.
Девушка остановилась рядом со мной, а затем, не говоря ни слова, вновь села напротив и уставилась на меня, продолжая молчать.
Пауза затянулась.
Я, чтобы выйти из затруднительного положения, взял слово.
— Меня Вячеславом зовут,  а вас как мне прикажете величать?
— А меня Анной зовите, в таком случае.
Голос её был мягким, даже, скажу более, бархатистым, проникающим в душу.
— Я, видимо, приглянулась вам, Вячеслав. Вы мало обращаете внимания на окружающие вас вещи. Мне показалось, что вы погрузились в состояние некой мечтательности.
— Ну, сказать, что это не так, значит не сказать ничего, — ответил я ей в ответ.
— Вы просто магнетически подействовали на меня. И это правда.
— В вас течёт цыганская кровь, видимо? — вопросом на интересующую меня тему проговорил я.
— Верно подметили. Мама была цыганкой.
— Разрешу себе спросить вас, почему была?
— Исчезла некоторое время назад, — ответила Анна. — Просто сошла на одной из станций, и больше её мы с отцом не видели.
— Выходит, у вас и папа есть?
— Да, есть, и вы с ним совсем скоро познакомитесь.
— Это что, шутка или ваше желание?
— Вы, дорогой мой, довольно беспечны, что даже не заметили, куда сели.
— А куда я, по-вашему, сел?
— Я сел в электричку, везущую меня домой.
—А вот тут вы ошибаетесь, Вячеслав.
—То, что вы сели в электричку, это несомненно так, вот только привезёт она вас совсем в другое место.
Я инстинктивно посмотрел в окно. Мимо нас проплывал совершенно незнакомый мне пейзаж.
По этому маршруту я езжу уже не один десяток лет. Но то, что представлялось моему взору, и впрямь было мне незнакомо.
Посмотрев на часы, во мне всё замерло. По времени я только лишь сейчас должен был садиться в пригородный состав, а на деле ехал уже добрых пол часа.
Моё замешательство не ускользнуло от девушки. Взгляд её выражал сопереживание ко мне.
Опять наступила пауза. На этот раз тишину нарушила Анна.
— Скоро конечная. Вам придётся сойти вместе со мной.
Приглашаю вас к нам в гости.
Хотя другого вам и предложить нечего.
— Но я ведь могу тогда и не выходить? Пускай меня везут обратно, и я выйду на своей станции.
— Ну, во-первых, это вовсе не значит, что электричка остановится там, где вам надо. Во-вторых, я даже не знаю, где она вас высадит. Там, где мы выйдем, мой дом. Там отец. Он, возможно, и подскажет что-нибудь. А так, куда вас занесёт дальше, не знает никто.
Вы попали в другой для вас мир. Случайно или специально, я не знаю. Знаю только, что в мои смены электричка на такой станции, как ваша, никогда не останавливалась.
Послышались свистки, доносящиеся с головы состава.
— Нам пора, — сказала девушка и, решительно взяв меня за руку, вывела из вагона.
Мы стояли на пустой платформе. Двери с шипом закрылись за нами, и, издав три свистка, электричка, набирая обороты, покатила в обратную сторону, втягиваясь в серую туманную дымку, поглощающую сначала состав, а потом и себя.
Наступила тишина. Вокруг щебетали птицы, светило солнце. Ветерок мягко обдувал лицо. Всё как и везде. Только местность была незнакомая. Послышалось нетерпеливое покашливание.Мы оба обернулись. Анна с улыбкой бросилась к недалеко стоящему мужчине и обняла его. Потом, отстранившись и повернув ко мне голову, произнесла:
— Вот, папа, незнакомец. Не в ту электричку сел.
— В нашем мире просто так ничего не бывает. Всё имеет значение,— проговорил мужчина, подходя ко мне и протягивая мозолистую руку.
— Анатолий Петрович, меня зовут.
— Вячеслав, — ответил я в ответ.
— Ну что стоять, пошлите до хаты, а там и потолкуем.
Пошли по натоптанной тропинке, пройдя лесополосу и небольшое озеро, оставив в стороне строения для скота, вышли к деревенскому дому.
— Вот и наше жилище,— проговорил отец Анны. —А далее как придётся, —переглянувшись с дочерью, произнёс он.
— Только погост неизменен, —  продолжил говорить он и, указав на небольшое скопление берёз вдалеке.Я не понял его слов, но, увидев место, куда он указал немного поёжился. Мне показалось знакомым место, на которое он махнул рукой.
Моё замешательство не ускользнуло от глаз говорившего.
— Что, знаком? — спросил Анатолий Петрович, и, не дав мне ответить, продолжил: — Впрочем, всё по порядку.
Мы зашли в дом. Сняв обувь, прошли в комнату. Стол был накрыт на троих. Я вопросительно поглядел на хозяев.
— Мы всегда ставим три тарелки,— спохватилась ответить Анна.
— Одна для мамы. И девушка отвернулась.
Отец продолжил за дочь:
— Люба весёлая была. Цыганка ведь. Мы в тот день решили втроём прокатиться. День рождения у неё был. Вот и решили устроить себе путешествие.
Да только кто знал, что уедем втроём, а вернёмся вдвоём с дочерью. Вот и ездим контролёрами-кассирами, всё ищем и ждём, когда вернётся наша мама.
Не выскочи она тогда из электрички, и жили бы далее тихо и мирно. Но горячая душа захотела воли, и электричка остановилась сама на том полустанке. Она и выскочила, смеясь и кружась. Как сейчас помню её удивлённое лицо в окне. Дочка уже большая была.
— То, как мы с ней попали в этот мир, — другая история. Давайте сядем, покушаем, поговорим.
Он вытащил из печи чугунки. Аня разложила по тарелкам тушёную картошку с мясом.
Появились огурцы и помидоры в собственном соку. Видимо, первая зелень.
Мужчина достал откуда-то бутыль, видимо, с самогоном.
Анне налил вина которое достал из серванта.
Выпивка и горячая закуска ослабили внутреннее напряжение. Я рассказал о себе: где и кем работаю, чем увлекаюсь, и повторил события сегодняшнего дня.
Отец Анны неожиданно положил свою ладонь на мою и похлопывая при этом сказал:
— Вот что, парень, а не пройтись ли нам с тобой?
— И я с вами, — проговорила девушка.
— Нет, ты, пожалуй, останься,— ответил ей отец. —Дел хватает в доме, — добавил он поднимаясь.
Березняк на погосте притягивал своей узнаваемостью. Тех  могилок, что я уже видел сегодня, не было. В основном везде стояли кресты. Но кладбище было заполнено. А вот всё остальное, начиная от дороги, было мне вполне даже знакомо.
Стала возвращаться память из далёкого детства. Деревня была полноценной, в том плане, что то, что я сегодня видел, дополнилось недостающими деталями.
Где ещё утром стояли развалюхи (а приехал я утром и всё-таки наведался на наш заброшенный участок), стояли вполне добротные домишки. Тут и там попадались копошащиеся местные жители, здоровающиеся при нашем появлении.
Я немного задержался около одной из них. Там жила наша далёкая родственница. И как специально именно, она  вышла на крыльцо при нашем появлении и, подойдя к калитке, приветственно помахала нам обоим, проговорив:
— Привет Славка, на огороде, поди, она.
Это тётя Катя так про мою бабушку Наташу сказала.
Не было никаких причитаний о долгой разлуке или вопроса: как там мама? Никаких эмоций, будто только вчера расстались.
Бабулю мы застали в огороде. Та, присев на скамейку и смахнув привычным движением, (как это делают уставшие труженицы), предполагаемый пот со лба, заговорила об урожае, о погоде. Я сбегал до колодца и принёс воды по её просьбе.
Встретил соседку, с которой дружили и даже немного заигрывали в молодости.
Главное то, что все живущие были вполне молоды и, даже если выглядели более-менее зрелыми, никак не походили на тех, которых я помнил. Как ни странно, но так и напрашивалась на язык цифра 33. Притом что мама соседки, которая попалась мне на пути, когда я ходил за водой, выглядела постарше дочери, но только тогда, когда они стояли рядом. И это чувство пропадало, когда они находились  отдельно.
Бабуля, видимо отдохнув, поднялась и, приложив руку к бровям, как бы защищая от солнца глаза, произнесла:
— Ладно, идите уже. Дела не ждут. А ты Славка, может всё же строиться начнёшь? Хатка наша не нова, а тебе ещё жить и жить, и, повернувшись,  не сказав более ничего, пошла по своим делам.
Мы возвращались другой дорогой, повстречав и поздоровавшись с местным конюхом, которого я хорошо знал.
Возвращение наше было молчаливым.
— И что бы это всё значило? — обратился я с вопросом к Анатолию Пятровичу.
— А то и значит, что мы все каким-то образом связаны во всей этой произошедшей с нами истории. И стоит ждать продолжения.
— И ещё, Слава, — я буду тебя так по-отцовски называть, — я хочу чтобы ты забрал Анну с собой, если откроются двери в тот, твой, мир.
А этот  пускай останется мне. Я буду ездить и ждать свою жену столько сколько, потребуется. Анне надо жить, ты ей понравился, я это понял сразу. Тебе она, похоже, тоже. Я согласно кивнул головой.
И ещё об этом мире. Тех, кого ты увидел днём, ближе к закату будут по одиночке, парами и даже семьями выходить неспеша из своих жилищ, держа неторопливо путь на кладбище, а там, превращаясь в яркие огоньки, исчезать среди берёз. Утром будет происходить возвращение. И день будет продолжаться. Все будут заниматься своими делами, а к вечеру всё повторится снова и так день за днём.
Ты притянул собой свою деревню, и пока ты рядом там, — он указал в сторону деревни и погоста,—  будет жить твой мир.
На самом деле, до твоего появления в деревне жили другие люди, существовал другой мир. Другие дома, улицы, кладбище другое. Возможно, мой мир. Только одно неизменно вокруг — это ночь. Кроме нас троих, сегодня на всём обозримом пространстве живых и двигающихся в ночи не будет никого. В этом мире нет ночной жизни.
Потому что жить ночью некому, всё там, среди берёз. Твой приезд запустил мыслительные реакции мозга. Надо подумать над произошедшим. Возможно, что твой приезд это — всё-таки продолжение всей удивительной истории, начавшейся довольно давно.                Мы ведь с матерью Анны тоже случайные люди  в этом мире.
Так называемые бегунки.
Мы с ней тоже жертвы случая. Она, убегающая от несчастной любви, и я, одиноко слоняющийся и скорбящий от потерянного ненароком счастья. Я помог ей ускользнуть от погони. И мы, не раздумывая, вскочили в открывшиеся двери остановившейся  электрички. И оказались там, где сейчас находимся. Жильё это нашли быстро. Вернее сказать, сначала ринулись искать людей, помощи просить. Знакомых ни она ни я, тогда не повстречали. А из помощи предлагали посидеть и отдохнуть.
Одна моложавая женщина с ребёнком на руках махнула в сторону этого дома, сказав, что там жильцов нет и можно отдохнуть. Вот мы и поселились в этом месте.
А про ночь мы уже на вторые сутки разузнали. Решили погулять, отоспавшись вволю. Всё здесь как и везде. И магазин есть. И деньги, что были при нас, сошли за местные. А самое интересное, что на третьи сутки мы услышали настойчивый свист электровоза. Бросились на платформу. Она, похоже, ждала нас. Так мы оказались на другом конце пути.
Не успели выйти, как в вагон ввалилась импозантная дама и невзрачный мужчина, и, осведомившись, не мы ли устраиваемся контролёрами-кассирами, записав фамилии и дав расписаться в журнале, вручили конверт с подъёмными и рюкзак, сказав, что там форменная одежда и всё необходимое для работы. Так и не выйдя, мы стали работниками пригородной электрички, ходящей без остановок в два конца. Бывало, что состав останавливался то там, то сям, и двери не открывались. Случалось, что и открывались, но при этом никто не заходил. В двух случаях мы принимали пассажиров: один раз мужчину, — в другой женщину. В обоих случаях приняли их у себя и потом отправили обратно. Но их судьба нам неизвестна. Ведь не только мы ездим, теперь уже с дочерью, так как жена исчезла, на работу взяли мою дочь.         В один из таких случаев, как я уже рассказывал, моя Люба и выскочила под дождь и не успела вскочить обратно. Двери закрылись, и мы остались с доченькой вдвоём.
Завтра все вместе поедем, завтра моя смена, может, судьба остановит на твоём полустанке, а нет, так прокатитесь, посмотрите на другой конец мира. — Согласен? — с вопросом обратился он ко мне. Я молча кивнул головой. Наша прогулка затянулась, уже начинало темнеть. В этом мире не принято было иметь фонари, ведь свет в ночи тут был никому не нужен, кроме одного места, в котором жил отец с дочерью, и теперь мною, путником, заплутавшем в невероятных поворотах мироздания.                Придя домой, мы улеглись без лишних слов, в постеленные хозяйкой постели, уютного дома.                Утро разбудило меня звуком заливающихся  петухов, солнца и приподнятого настроения. Позавтракав, мы отправились на перрон, где нас уже ожидала электричка с открытыми во всех четырёх вагонах дверями.                Зайдя в задний вагон, мы уселись к окну слева по ходу движения поезда. Просвистел свисток, двери захлопнулись, и мы отправились в путь.               За окном появился тот самый сероватый туман, облепивший стёкла вагона и не позволяющий что-либо увидеть в окно. Но продолжалось это совсем недолго, после чего солнышко рассеяло остатки хмури, явив мне узнаваемую, а где и нет природу.                Разболтались. Я пытался не показывать напряжения, охватившего меня. Анна, чувствуя моё состояние, пыталась надо мною подтрунивать. Она не знала о нашем о ней разговоре, считая, что они с отцом просто провожают меня.                Моё внимание привлёк объект с обратной стороны окон. Я знал его с далёкого детства. Это был своего рода ориентир, к тому что скоро будет остановка. Моё состояние не ускользнуло от обоих моих спутников. Анатолий Петрович, стукнув ладонями по коленкам, произнёс: — Похоже, пора,— и, встав, жестом предложил нам обоим проследовать в тамбур. Теперь занервничала Анна. Она как-то  вопросительно и жалобно стала смотреть то на меня, то на отца. Анатолий Петрович выглядел напряжённым и угрюмым. Электричка остановилась там, где и должна останавливаться. Двери распахнулись, впустив сыроватый свежий воздух в вагон.  Наступила пауза. Я прервал её, пожав мужчине его натруженную ладонь, и, повернувшись к девушке, хотел было чмокнуть её в щёку, как какая-то  силища вытолкнула нас обоих в проём открытых  дверей. Я удержался на ногах, обняв Анну. Она резко обернулась, раскрыв в немой гримасе  рот. Её отец стоял в форменной одежде, широко расставив ноги и молча махал нам ладонью руки. По его щекам струились слёзы. Этот человек совершил то, что и собирался сделать. Анна закрыла рот рукой, и стон, перемешанный со свистом состава, вырвался из неё. Двери сомкнулись, и электричка,  понеслась на встречу клубящемуся неподалёку туману, съевшему её вмиг, и тут же растаявшему, освободив пространство и рельсы, теряющимися за далёким поворотом.                Не дав нам опомниться, оттуда, куда уехал отец Анны,  вновь раздался знакомый свист электрички. Теперь уже из дали показался пригородный состав. Я рванул  девушку за руку, и мы оба, перескакивая железнодорожные пути, ринулись на противоположную платформу, ничего не видя вокруг себя. Пока стояли, пытаясь отдышаться, подошёл состав и, свистнув ещё разок, принял нас в свои объятия. Усевшись справа у окна по ходу следования, девушка уткнулась мне в плечо, нервно всхлипывая. Я, обняв её одной рукой, второй тихонько поглаживал её скрещённые на коленях руки,  понимая, что судьба вернула меня обратно в мой мир. Мне было и радостно, и немного тоскливо от сегодняшних событий. Я вернулся в свой мир , да ещё и не один, но при этом мы оставили в том мире отца Анны одного. Лишь с надеждой на то, что он всё-таки дождётся свою Любу. Но судьба играла пока в свою, неведомую нам всем, игру, и та самая, которую ждал Анатолий Петрович, немного покачиваясь и приложив руку к губам, видимо, чтобы не закричать, тихонько подходила к нам обоим сзади. Присев напротив нас, она негромко произнесла: — Вам, молодёжь, до какой остановки? Я, снова, впал в ступор и не мог произнести ничего немо открывая рот. Передо мной сидела та же Анна, только немного старше, как мне показалось. Женщина была железнодорожным контролёром-кассиром, в соответствующей форме с причитающимся аппаратом, выдающим билеты, и небольшой сумочкой. Она молча смотрела на меня и ждала. Анна в это самое время как-то вся напряглась и, схватив своими руками мою, сильнее уткнула своё лицо в меня. Потом вдруг резко обернулась в сторону женщины и на выдохе прошептала:  — Мама, — а потом уже громче, — Мамочка моя, —  бросившись со своего места к той. Они сцепились в неимоверной страсти любви. Немногие пассажиры стали с любопытством оглядываться на нас. Вошёл мужчина, тоже контролёр-кассир, и неспеша проследовал в нашу сторону. Остановившись около напарницы и положив руку той на плечо произнёс: — Я сам, мама Люба, а ты посиди. Та благодарно молча кивнула в ответ, смахнув слезу. — Спасибо, Игорёк, иди, дорогой. Мужчина молча проследовал в тамбур, аккуратно прикрыв за собой створки дверей. Женщины вели негромкий разговор на языке, который я не мог понять. Вдруг мама Люба остановила их беседу и  посмотрела в мою сторону. — Твой красавчик? — спросила она уже игриво и весело, как будто и не было только что слёз и причитаний.— Мой, мама, мой,— с какой-то теплотой и любовью ответила Анна, смотря в мою сторону светящимися от счастья глазами.  — Если бы не наша с ним встреча, то и этой не произошло бы. —  Папка прав был, ещё ничего не кончилось. В это время ступор отпустил меня, и мы с Анной наперебой стали рассказывать всё то, что приключилось с нами. Разговор наш не прекратился и после поездки. Мы поехали, теперь уже не только в мою, а в нашу квартиру, которую я занимал на правах хозяина, попутно закупив всё необходимое для праздничной встречи.                Мама Люба переехала к нам, при этом всё устроив как нельзя лучше. Дочь она определила туда же, где и сама работала, что для той в принципе было не ново. На мой вопрос о том, как ей самой удалось вписаться в  незнакомую ей жизнь, она весело ответила: — Цыгане — великий народ. Они есть везде и могут всё! Запомни это, Вячеслав, на всю свою жизнь. На что моя невеста лишь довольно хмыкнула, при этом театрально подбоченившись.                Мы решили, что, пока жизнь нас испытывает, необходимо выполнить просьбу моей бабули и начали строиться там, в далёкой от города стороне, где и живых-то осталось меньше, чем пальцев на обеих руках. Продав ещё одну квартиру и дачу, которые остались мне по наследству, мы вложили деньги в строительство. Мама Люба, а теперь только так я и называл свою потенциальную тёщу, устроила весёлую свадьбу нам с Анной благодаря своим друзьям. Одно наводило тоску — это отсутствие на нашем празднике жизни Анатолия Петровича. Но внутреннее состояние каждого из нас подсказывало, что всё будет хорошо. Встреча любящих сердец произошла на следующий год, день в день с тем временем, когда судьба свела нас с Анной, на том самом месте и в то же самое время. Мама Люба приоделась, как знала, что это будет их день встречи с мужем. Электричка выскочила из резко появившегося ниоткуда тумана и остановилась на нашем полустанке. Открылись двери, и в проёме мы увидели его, нашего Анатолия Петровича, в форме, молча глядящего на свою жену. Мы все было ринулись в вагон, но он, спустившись на две ступеньки, протянул руку жене и втащил её в тамбур. Они обнялись, двери тут же захлопнулись, и мы, не успев опомниться, потеряли состав из виду, умчавшийся в другой мир. Но теперь их было двое. Анна в этот раз не плакала, но напряжённо молчала всю дорогу, пока мы возвращались на то место, где строился новый дом. Присев на лавочку, которую соорудили напротив стройки, под распускающейся и дурманящей черёмухой, мы, обнявшись, молча смотрели, как на наших глазах возводится жилище.  — Знаешь, милый,— заговорила Анна, — хорошо, если они сумеют вернуться и будут жить здесь. — А пока, когда у нас с тобой будет время, мы будем их тут ждать, — ответил я на её реплику. Как я был близок к истине, но об этом мы ещё ничего не знали.                Жизнь шла своим чередом. К осени основные работы были закончены. Мы с Анной помогали чем могли в строительстве, но больше занимались благоустройством прилегающей территории. Да и свободного времени было не настолько много, чтобы отдать себя этому делу.                Время от времени мы приезжали на нашу платформу в надежде на чудо, но чуда не происходило. Теперь ездить на электричке не было необходимости, так как у нас появился автомобиль. Хотя работа Анны и позволяла ей иногда выйти на нашей остановке, и побродить немного, дождаться свою электричку, идущую в обратном направлении, и за это время дойти до  нового дома, заскочить на кладбище к нашей бабуле и вернуться в город, сдав смену. Моя жена родила зимой. Хорошим, снежным зимним днём. Я увидел их троих в окне третьего этажа. Анна что-то говорила, показывая глазами то на одну, то на другого. Это был подарок не только нам с ней, но и нашим родным. Нас всех было по двое. Жизнь обрела новый смысл. Жена освоилась в нашем общем мире, да и заботы мало оставляли времени на раздумья и хандру.                Мы решили, что Новый год будем встречать в нашем загородном доме всей семьёй. Накрыли большой круглый стол и расставили приборы на всех, независимо от присутствующих. У детей пока был свой рацион, но их весёлые тарелочки с картинками заняли своё место среди остальных. Дети спали, мы танцевали под негромкую музыку. Засветло приходили соседи поздравлять с наступающим Новым годом. Погода стояла изумительная: морозец, хруст снега, всё как и должно быть. Погуляли по улице. Я покатал своих на санках, заменяя собой резвого рысака.                Беспокойство овладело Анной ближе к одиннадцати. Она старалась молчать, но её состояние нельзя было  скрыть. Молча одевшись потеплее, я выскочил и стал прогревать машину. Пока  копался, жена уже одетая стояла и молча обнимала приткнувшихся к её ногам детей, молча стоящих с закрытыми глазками. Схватив и усадив их по бокам от жены на заднем сидении, я рванул, поднимая столбы снега. Благо, что ехать мы собирались лишь до переезда, где и находился остановочный перрон. Анна вскрикнула, указав подбородком вперёд. Я в это время отвлёкся на боковое зеркало. В свете фар то появляясь, то исчезая, маячили две фигуры. Завидев автомобиль и ослеплённые светом, они остановились и прикрыли каждый рукой глаза. Свернув немного в сторону, оставляя дорогу освещённой мы с женой выскочили и побежали к нашим родным.                Ну, конечно, это были они: Анатолий Петрович и мама Люба, при полном железнодорожном параде, в шапках Деда Мороза и Снегурочки, с чемоданами и переливающимися подарочными коробками. Обнимались со всей страстью, не стесняясь, плакали и смеялись. Дети в это время молча сидели и смотрели на нас.                Новый год удался на славу. После полуночи появился сосед с женой. Предложили пойти к ним в гости. Они не знали, что приехали наши родители, чему, впрочем, оказались рады и согласились посидеть вместе с нами. Дети как молча проснулись, так и заснули, ошарашив деда и бабку тем, что каждый из них произнёс слово «Деда» и «Баба», прежде чем закрыли оба глаза. Поговорить о нашей тайне нам не позволяли наши гости, поэтому, всё, что хотелось, мы узнали с Анной лишь после их ухода.                История как началась странно, так и закончилась не менее удивительно. Наши собирались праздновать Новый год, предварительно закупившись на «той стороне», как услышали свист прибывшей электрички. Через некоторое время на пороге появилась та самая дама со своим сопровождающим и, поздравив нас с Новым годом, попросили собрать все свои вещи и проследовать в ожидающий состав, при этом оговорившись, что пускай и бывшие, но всё-таки работники железных дорог должны выглядеть согласно статусу. В общем, их выперли из из навязанной кем-то сказки, правда, оставив содержание в конвертах и подарки. Наскоро собрав пожитки и оставив  сменщикам всё готовое к празднику, счастливчики убыли в указанное им место, то есть в расположение состава. Там они и увидели конверты с деньгами и благодарственные письма за совместную работу.                Электричка остановилась в этот раз прямо на переезде, что заставило наших любимых спрыгивать из вагона, и умчалась в обратном направлении. Мама Люба знала, куда идти, и они решили, что если даже ошибутся и их мечтам не суждено сбыться, то попросятся к кому-нибудь на ночь. День для всех наступил поздно, и то благодаря опять нашему соседу, который пришёл похмелить своего нового друга, нашего отца, Анатолия Петровича. Немного пошептавшись, они отправились к соседу в гости. Предварительно мы договорились, что если будут спрашивать, то отвечать что родители вернулись из длительной заграничной командировки. Такой неоднозначный ответ будет предавать некую тайну их отсутствия и обязательно поднимет  загадочный статус, как, впрочем, и вышло. Сосед в будущем и приветствовал наших не иначе как возгласом: — «Привет разведка».                Родители обосновались в доме.                Мама Люба сделала всё, что необходимо было для спокойного проживания, памятуя, что цыгане могут всё  что угодно.                А из умирающей, никому не нужной деревни та стала год за годом превращаться в цветущий сад. К нашим детям стали прибавляться другие, невзначай появляющиеся соседи в ещё не убитых домишках. Летом стоял гвалт от детских голосов, точно как в моём детстве, закудахтали куры, заблеяли козы, а коровье мычание ввело меня в ступор, когда я одно время долго не мог приехать из-за работы. Анна, обняв меня обойдя сзади сидящего на лавке, произнесла: «Ну что, милый, похоже всё это на твоё далёкое детство?» — и закружилась, смеясь звонким смехом, разносящимся по всей нашей  округе.                Не это ли счастье?