Моя Америка

            В старом раздолбанном такси, слушая причитания про свою несчастную жизнь моложавого водителя с характерным кавказским акцентом и его воспоминания о «болшом красывом доме», в котором тот жил прежде в Азербайджане, добрался я до аэропорта в Куинсе и, наконец, преодолев паспортно-таможенные препоны, уселся в кресло самолета до Москвы, наблюдая как разномастный люд, с пейсами и без, постепенно заполняет салон, в голове звучала популярная в те, 90-е, песня «Гуд бай, Америка о-о-о…».
            Вылетал я на месяц раньше, с приличной доплатой поменяв билеты, ну не мог столь долго без родных берез, колдобин, да и картошку пора сажать в деревне. Позади оказалась выставка в Музее Современного Русского Искусства Табакмана в Хадсоне, по-нашему – Гудзоне, милом, курортном городке, состоявшем практически из одной длиннющей улицы, облепленной плотно прилегающими, невероятно разномастными фасадами в три – шесть окон во всех возможных вариациях, от античных портиков с колоннами, на ступенях которых дремали местные коты и бездомные скитальцы, до безликих оштукатуренных стен, улицы, набитой, как сельдями, антикварными магазинами, кроме единственного продуктового в дальнем конце, где худощавый хозяин, латинец, завидев меня, вскидывал руку и радостно вскрикивал: «Раша!». Достоинством Хадсона было наличие настоящих кирпичных домов, в отличие от бесчисленного множества жилищ, покрытых сайдингом, из «всякого дерьма», как выражались наши эмигранты, от Нью-Йорка до самых до окраин.
            То, что мне уже пришлось выставиться повсюду, от Москвы и стран северной Европы до Италии, это не в счет, ну нет на глобусе Америки таких мест, не помогли даже две выставки в Бостоне и Чикаго, нужно не меньше трех, чтобы попасть в Нью-Йорк, вот и застрял я в Хадсоне, открывая дальнейший путь в Центр Рудольфа Стайнера и Американ Процессин Центр на Манхеттене.
            Но это потом, а тогда  побродил по утонувшему в зелени Принстону, уворачиваясь от наглых белок, по Филадельфии, заглянув в Фонд Барнса, по мелким курортным городкам, прикупая забавные сувениры, и, конечно же, задирая голову и отдыхая в Центральном парке, по Манхеттену, по проржавевшим «стритам», беседуя с неулыбчивыми продавщицами из России, вчитываясь в забавные вывески на русском, по Бруклину, перешагивал по гнилым доскам в Брайтоне. И над всем этим висело в небе огромное солнце в виде круглого доллара. Вспомнилась фраза друга, галериста из Орлеана: «АмерИк, бизнЕс, фуу».
            И лишь годы и десятилетия спустя, когда уже не первые однокурсники, а многие друзья и соседи из той самой деревни, где я сажал картошку, расселились повсюду на оборотной стороне Земли по берегам двух океанов, когда я перечитал кучу замечательных книг калифорнийских адвайтов и трансперсоналов, прослушал массу лекций и интервью, насмотрелся фильмов и фото, когда остались мы с женой единственными хранителями квартир опустевшей лестничной клетки, тогда я понял наконец, что Америка - самая разная, и один штат может отличаться от другого почти как Швеция от Италии.
            А тогда… Самолет тронулся. В голове по-прежнему звучала песня «Гуд бай, Америка, о-о-о…». В Москве меня ожидали уже открывшиеся для «совков» валютники, и выставки без счету там и сям, в общем, от Финляндии до юга Африки.

22.06.25