48. Соня

- Здравствуйте, - поздоровалась мама.
- Вам разве не сказали, что с собаками по больницам не ходят? - вместо приветствия ответила ей женщина, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов. На ней были красные очки, отчего глаза казались маленькими и злыми, черты лица - грубыми. В руках у женщины была кружка, красная, как и очки. На её бейджике я прочитала чётко напечатанную надпись: "Карданова Радмила Романовна. Врач-отоларинголог".
- Это терапевтическая собака, - не без волнения заявила мама, на всякий случай забирая у меня поводок. - На неё есть справка.
Она снова полезла в сумку и достала сложенную, жирную после пальцев регистратора справку и протянула отоларингологу. Радмила Романовна прищурилась - от этого её глаза, без этого казавшиеся маленькими из-за очков, превратились в сердитые щ;лочки. Скользнув взглядом по справке, она небрежно бросила её на маленький стол с компьютером, стоявший в другом углу кабинета - напротив раковины. Остальное пространство вдоль стен заполнили странные аппараты на тонких белых опорах и шкафы, стеклянные витрины которых с лекарствами, баночками, препаратами и инструментами. В один из шкафов отоларинголог поставила свою красную кружку, несмотря на то, что с неё ещё капала вода. Казалось, будто громкий и раздражённый голос отоларинголога врезался в витрины, стремительно летел на грязный, холодный кафель и разбивался, превращаясь в колючую едкую пыль.
- На что жалуемся? - словно забыв про Хайди, поинтересовалась Радмила Романовна, выдавила на пальцы антисептический гель, большая банка которого примостилась на столе с краю, и принялась втирать его в ладони и запястья.
Я вмиг ощутила весь спектр неприятных ощущений в горле, который испытала за последние пять дней. Кольцо-удавка вокруг шеи, удушье, резкая потеря возможности говорить. Поэтому за меня сказала мама:
- У Сони периодически пропадает голос. Его может быть не быть минут пять-десять, а потом он восстанавливается, и Соня снова нормально говорит, всё как обычно. Это показалось мне странным.
- Часто болеет? Жалуется ли на уши, как дышит нос? - отоларинголог потянулась к шкафчику слева от неё и достала из коробки перчатки - такие же, как у нас дома, но плотнее и белого цвета. Я почувствовала, что мне очень нужны такие же.
- Несколько дней назад болело горло, был ларингит, с него всё и началось. Я давала ей "Ларингостоп" и "Войсон", и на следующий день голос вернулся, но появились эти приступы. А так Соня болеет редко, про боль в ушах и насморк ничего не слышала.
Я вспомнила, что Виолетта Сергеевна задавала мне такой же вопрос - часто ли я болею. И ощутила, что, возможно, после приёма у отоларинголога у меня начнутся большие проблемы...
- При каких обстоятельствах пропадает голос? - я почувствовала, что Радмиле Романовне всё равно, кто к ней пришёл. Она как робот: главное, что всё по плану и без ошибок. Вот что отличало её от регистратора, от мамы, от психотерапевта. Отоларинголог видела перед собой лишь проблему и этим была очень похожа на папу. Но это было очень необычно, и я не понимала, нравится ли мне её равнодушие, ощущаю ли я себя комфортнее, или меня наоборот пугает отсутствие привычной жалости. Если первое, то это плюс, если второе - то лишь очередное доказательство, что я тряпка.
- Ну... - мама замялась. Раздался один хлопок, следом другой: Радмила Романовна натянула на руки белые перчатки. Если бы те перчатки, которые лежали у нас на кухне, были бы такими же эластичными и не свисали бы с пальцев мутными пузырями, я бы могла носить их почти всегда. И тут я вдруг поняла, что меня тревожило, и что мама не могла сказать. Но я не успела и вообще не могла что-либо сделать. - У Сони панические атаки. Во время приступов у неё стал пропадать голос.
Я покраснела до корней волос. Мама, зачем!? Хайди, не меньше обеспокоенная обстановкой, подняла на меня глаза и попыталась поймать мой взгляд, чтобы хоть как-то меня утешить, но я отвернулась.
- Давно начались панические атаки?
Отоларинголог задала этот вопрос с каким-то пренебрежением. Мне показалось, будто она не верит. Мама тоже не должна была видеть! Я так старательно скрывала от всех свою панику, пока всё не вышло из под контроля и не стало только хуже!
- Примерно месяц-полтора назад, - мама на секунду опустила глаза, будто ей тоже стало жутко стыдно.
Значит, она видела... С самого начала... Поэтому отвела меня к психотерапевту... Всё намного хуже, чем я всё это время думала...
- Ясно. Давайте посмотрим, - Радмила Романовна взглянула на меня. Я ощутила цепкий, липучий, сковывающий страх, как на приёме у Виолетты Сергеевны. Меня пугало, что сейчас я должна буду открыть то, что болит, что страшно и ужасно, что изменит всё в моей жизни и жизни окружающих. - Садитесь в кресло и откройте рот.
Из-за тревоги я не сразу поняла, что отоларинголог обращается на Вы ко мне, и что от меня требуется, но, увидев, что Радмила Романовна достала из шкафа какую-то палочку, прот;рла её салфеткой и нашла в нагрудном кармане халата маленький фонарик, я на ватных ногах сделала несколько шагов вперёд и залезла на неудобное синее кресло.
Я решила подождать, пока отоларинголог подойдёт и будет готова меня осматривать, но, как всегда, не угадала с моментом.
- Я что, должна сама Вам рот открыть? - съязвила Радмила Романовна. Она сказала это так тихо, даже спокойно, что её издевательство прозвучало в тысячу раз больнее.
Я открыла рот как можно шире, так, что заболели мышцы. Отоларинголог включила фонарик, свет которого так и бил в глаза, и запустила мне в горло палочку с зеркалом. Я перепугалась. Вдруг я сейчас задохнусь!?
- Нет, так я ничего не увижу, - изрекла отоларинголог и достала зеркало, а потом буднично добавила: - Надо сделать ларингоскопию.
По мне свинцом разлился холод. Я не могла ни встать, ни пошевелиться. Ларингоскопия - это же туда, глубже... Да?..
- А это можно тут же, в больнице сделать? - спросила мама, которая так и осталась стоять с Хайди напротив кресла.
Мама! Что ты говоришь!? Зачем!?
- Да хоть завтра, - пожала плечами Радмила Романовна, сильно оттягивая моё ухо в сторону и засовывая внутрь какой-то инструмент. Я вздрогнула: то ли от испуга, то ли от боли. - Визуально слуховые проходы чистые, патологий нет. Серы, правда, многовато, но так всё в порядке.
Я плохо чищу уши? Наверное, это выглядит отвратительно... Но это беспокоило меня меньше, потому что ларингоскопия пугала намного сильнее!  Почему всё заходит так далеко!? Это больно вообще?
- Ну, давайте тогда завтра сделаем ларингоскопию, - с озабоченностью в голосе согласилась мама, хотя я почему-то почувствовала: она была против.
- Тогда завтра с утра ничего не есть, пить минимально. Аллергия, хронические заболевания, принимает лекарства на постоянной основе?
- Нет, - тут мама вставила: - А можно провести всё под общим наркозом?
Я ошарашенно уставилась на неё. И сама же поняла, что не перенесу ларингоскопию.
- Зачем это? - удивилась в свою очередь отоларинголог, приступая к обследованию моего носа. Все мои мышцы напряглись от боли и страха.
- Соне так будет легче, - озабоченно пояснила мама. Я снова почувствовала дикий стыд.
Радмила Романовна махнула рукой в перчатке:
- Ой, потерпит. Девочке скоро в институт поступать, а она взять себя в руки не может!
Так! Что я могу сделать, чтобы выдержать эту процедуру? Счёт просто обязан мне помочь! Если я всё делаю правильно, это помогает в любых обстоятельствах!
- Я настаиваю, - ледяным тоном заявила мама. Раньше я никогда не слышала, чтобы она так говорила, и поразилась, как быстро меняется интонация в её голосе.
- Ладно, - недовольно поморщившись, сдалась отоларинголог. - Значит, подходите завтра в семь-тридцать к тридцать шестому кабинету в этом же корпусе. Вас проконсультирует анестезиолог, выберет седативный препарат, ещё нужно будет сделать ЭКГ и анализ крови. Хотя пятнадцать минут можно было бы и потерпеть, только лишний раз мучиться.
В урну рядом с креслом полетели перчатки Радмилы Романовны. Мама снова вздохнула.
- И собаку не приводите! - крикнула отоларинголог. - Вот ещё что выдумали: седация, собака-терапевт...
Повисла пауза. Отоларинголог что-то набирала на компьютере. Мама порывалась что-то спросить, но решалась, и, кажется, даже побаивалась Радмилу Романовну. Неожиданно Хайди ткнулась ей в руку, и мама уже открыла рот, но отоларинголог её опередила:
- Сейчас на стойке регистрации распечатают вашу карту, у меня своего принтера нет. Подпишите там, где нужно.
Мама подумала несколько секунд, но отказалась от какой-то идеи и почему-то спросила:
- До свидания?
- До свидания, - равнодушно попрощалась Радмила Романовна.
Мы с мамой и Хайди молча вышли из кабинета.