Всё начинается с белого листа
Белый лист — это начало.
Тишина перед первым словом.
Пустота, в которой таится целая вселенная.
Он лежал перед ней — чистый, почти ослепительный под светом настольной лампы. Карина провела пальцами по гладкой поверхности, словно пытаясь уловить невидимые вибрации будущего текста. Но пока в голове была только тишина.
— Начни, — прошептал кто-то в её сознании. Или, может, это был ветер за окном, шелест листьев в осеннем парке.
Она взяла ручку.
И лист перестал быть белым.
Глава 1. Пустота
Карина всегда боялась пустоты.
Не той, что в космосе или в тёмной комнате. А той, что внутри. Когда просыпаешься утром и не понимаешь, зачем вставать. Когда смотришь в зеркало и видишь отражение, но не чувствуешь себя.
Писательство было её способом заполнить эту пустоту.
Но сегодня слова не шли.
Она откинулась на спинку стула, закрыла глаза. В памяти всплывали обрывки фраз, образы, которые она хотела перенести на бумагу, но они ускользали, как дым.
— Может, ты просто устала? — раздался голос из дверного проёма.
Карина открыла глаза. В дверях стоял Марк, её сосед и, как он сам любил говорить, «единственный человек, который терпит её творческие кризисы».
— Не устала. Просто… не знаю, о чём писать.
— О чём угодно. О нас, например.
Она фыркнула.
— Ты хочешь, чтобы я написала роман про то, как ты забываешь купить молоко три раза в неделю?
— Это было бы честно, — ухмыльнулся он.
Карина покачала головой, но уголки её губ дрогнули.
— Ладно. Оставь меня. Мне нужно… придумать, с чего начать.
Марк исчез так же незаметно, как и появился.
Она снова посмотрела на лист.
И вдруг поняла, что начало уже есть.
Глава 2. Первое слово
Первое слово — самое трудное.
Карина написала:
"Она не помнила, как оказалась здесь."
Потом зачеркнула.
"Он проснулся от того, что кто-то стоял в дверях."
Снова зачеркнула.
Слишком банально. Слишком… не её.
Она отложила ручку, подошла к окну. За ним был город — серый, шумный, живой. Где-то там люди любили, теряли, искали, лгали.
И вдруг её осенило.
Карина вернулась к столу и быстро написала:
"Всё начинается с белого листа. Или с лжи. Я ещё не решила."
На этот раз она не стала зачёркивать.
Глава 3. Чернильные пятна
Слова потекли легко, будто прорвало плотину. Карина исписала уже пять страниц, когда заметила, что пальцы дрожат, а в висках стучит кровь. Она откинулась назад и перечитала написанное:
«Ложь — это как чернильное пятно. Сначала маленькая точка, потом она расползается, пока не зальёт всё вокруг. Я знаю. Я начала врать в тот день, когда перестала отвечать на мамины звонки…»
— Чёрт.
Карина резко захлопнула блокнот. Это было слишком личное. Она собиралась писать вымышленную историю, но реальность прорвалась сквозь строки, как всегда.
В дверь постучали.
— Карина? Ты жива? — Марк приоткрыл дверь, держа в руках две пиццы. — Ты не выходила шесть часов. Я начал волноваться.
Она не ответила, глядя на него пустым взглядом.
— Окей, я вижу, ты в «том самом» состоянии, — вздохнул он, ставя коробку на стол. — Ешь. Потом расскажешь, что ты там такого написала, что выглядишь, как привидение.
Карина машинально взяла кусок. Сыр тянулся длинными нитями, и это почему-то вызвало у неё ком в горле.
— Марк… ты когда-нибудь боялся, что правда разрушит тебя?
Он сел напротив, обхватив чашку кофе.
— Всё наоборот. Это ложь разрушает. А правда… Ну, она как хирург. Сначала режет, потом лечит.
Карина засмеялась без веселья:
— С каких пор ты стал таким мудрым?
— С тех пор, как соседка-писательница использует меня как бесплатного психотерапевта, — он ухмыльнулся, но глаза были серьёзными. — Говори. Что случилось?
Она медленно открыла блокнот.
Глава 4. Правда, которая не спряталась
Карина не звонила матери три года.
Официальная причина — «очень занята». Настоящая — страх. Страх услышать в её голосе разочарование. Потому что Карина обещала стать «известным автором», а вместо этого писала рекламные тексты для шампуней и сидела в съёмной квартире с дырой в бюджете.
— И вот я пишу об этом, но не как исповедь, а как сюжет для книги, — прошептала она. — Это же… ненормально?
Марк долго молчал. Потом неожиданно ткнул пальцем в её блокнот:
— Вот твоя проблема. Ты пытаешься контролировать каждое слово. А правда не контролируется. Она либо есть, либо нет.
— И что мне делать?
— Напиши ей. Прямо сейчас. Не как персонаж, а как дочь.
Карина замерла. Лист в блокноте снова был белым. Только теперь он пугал её не пустотой, а тем, что на нём придётся написать.
Она глубоко вдохнула и вывела:
«Мама, прости…»
Глава 5. Недописанное письмо
Фраза «Мама, прости…» так и осталась висеть в воздухе, как незаконченная нота. Карина сжала ручку так сильно, что сустав побелел, но следующие слова не приходили.
— Не могу, — выдохнула она, отшвырнув блокнот.
Марк поднял его, прочитал единственную строчку и без слов протянул ей телефон.
— Что?
— Позвони.
— Ты с ума сошёл? Сейчас три часа ночи!
— Значит, напишешь сообщение. Но не это… — он ткнул пальцем в блокнот, — не бутафорское «прости». А правду.
Карина взяла телефон, чувствуя, как дрожат пальцы. Набрала:
«Мама, я…»
Стерла.
«Я знаю, что давно не звонила…»
Снова стерла.
— Чёрт! — она швырнула телефон на диван. — Я не могу!
— Потому что боишься, что она скажет? Или потому что боишься, что она не ответит?
Тишина.
Карина закрыла лицо руками.
Глава 6. Разбитые часы
Они молча сидели на кухне, допивая остывший кофе. За окном уже светало.
— Я не звонила, потому что… — Карина наконец нарушила тишину, — потому что если она спросит: «Ну как, ты стала той самой великой писательницей?», мне придётся сказать «нет».
— А если она спросит: «Ты счастлива?»
Карина замерла.
— Я… не знаю.
Марк встал, взял со стола старые карманные часы — единственную вещь, которую она привезла из дома. Они давно не работали.
— Помнишь, ты говорила, что они остановились в тот момент, когда ты решила уехать?
— Ну и что?
— Может, пора их завести?
Он протянул часы, и Карина неожиданно вспомнила, как мама вручала их ей на вокзале: «Чтобы время не потеряла».
— Ладно, — прошептала она. — Я позвоню. Но не сейчас.
— Когда?
— Когда допишу книгу.
Марк засмеялся:
— Классика. «Сначала добьюсь успеха, потом покажусь маме».
— Нет! — Карина вскочила. — Я допишу её для себя. А потом… позвоню.
Он не стал спорить.
Глава 7. Настоящее начало
Утром Карина разорвала все предыдущие наброски.
Теперь она писала не о вымышленной героине, а о девушке, которая боится пустоты. О матери, которая ждёт звонка. О соседе, который приносит пиццу и задаёт неудобные вопросы.
Первая строка родилась сама:
«Мы врём себе больше, чем другим. Особенно когда говорим: «Я перезвоню завтра».
Лист перестал быть белым.
Глава 8. Звонок
Телефон звонил ровно пять раз, прежде чем Карина услышала знакомый голос:
Алло?
Голос мамы звучал ровно, будто она отвечала на звонок из банка или справочной службы. Неузнавание в этом «алло» резануло Карину больнее, чем крик.
— Мам… это я.
Тишина. Потом шумный вдох.
— Каринка?
Это детское «Каринка» пробило её насквозь. Она сжала телефон так, что корпус затрещал.
— Да. Я…
Она приготовила речь. Хотела сказать «прости», «я была глупой», «я всё исправлю». Но вместо этого выдохнула:
— У меня не получается писать.
И мама, к её удивлению, рассмеялась.
— Ну наконец-то ты позвонила не из-за денег!
Карина фыркнула сквозь слёзы:
— Серьёзно? Три года молчания, и вот мой триумфальный монолог?
— Зато честно, — мамин голос стал мягче. — Помнишь, как в десятом классе ты порвала сочинение и плакала из-за одной кляксы? А потом написала лучше всех.
— Я тогда исписала весь пол тетрадями…
— Потому что не боялась испортить бумагу.
Карина закрыла глаза. В ушах стучало.
— Мам… а если у меня не получится?
— Тогда приедешь домой, и будем есть мороженое прямо из коробки, как когда ты провалила экзамен по биологии.
Это было не то, чего она ожидала. Ни упрёков, ни нравоучений. Просто… дверь, всегда открытая.
Глава 9. Тайна Марка
— Ну что, героиня? — Марк встретил её на кухне с бокалом вина. — Выжила?
Карина выхватила бокал и выпила залпом.
— Она предложила мне мороженое. Представляешь? Никаких «я же говорила» или «вот видишь»!
— Ну, мамы обычно любят своих детей, даже если те идиоты, — он ухмыльнулся.
— А твоя?
Вопрос повис в воздухе. Марк замер, потом медленно поставил свой бокал.
— Моя мама… не узнаёт меня. Болезнь Альцгеймера.
Карина остолбенела.
— Вот почему ты…
— …Толкаю тебя звонить? Да. Потому что однажды её «алло» станет пустым, и никакие слова уже не долетят.
Он повернулся к окну. По его спине Карина поняла — это та боль, которую он прятал за шутками о пицце.
— Марк…
— Не надо. Лучше иди пиши. Пока можешь.
Глава 10. Последняя страница
Книгу Карина закончила ночью.
Она писала о страхе, о лжи, которая копится годами. О материнских часах, которые всё-таки завелись. И о соседе, чья история не вошла в книгу — потому что некоторые вещи слишком святы, чтобы становиться сюжетом.
Последнюю фразу она вывела крупно:
«Всё начинается с белого листа. Но заканчивается — только если ты решаешь, что это конец».
Утром она распечатала рукопись и оставила на столе Марка с запиской:
«Спасибо. Теперь твоя очередь звонить».
Эпилог
Через год на полках книжных появился роман «Белый лист» с посвящением:
«Маме — за мороженое. И Марку — за правду».
А на столе у Карины лежал новый лист.
Он снова был белым.
Часть вторая: Чернильные сердца
Пролог
Бумага помнит всё.
Сгибы от нервных пальцев.
Кляксы от невысохших слёз.
И слова, которые так и не решились стать чернилами.
Марк стоял у окна и перечитывал её книгу в третий раз. На странице 127 он нашёл карандашную пометку на полях: «Это было не так».
Он улыбнулся. Карина всё ещё лгала.
Но теперь — красиво.
Глава 1. Письмо, которое не сожгли
Конверт пахнул лавандой.
Карина узнала этот запах — мама клала такие саше в комод с зимними вещами. Внутри лежали три листа, исписанные ровным учительским почерком (мама 30 лет преподавала литературу), и... фотография.
На снимке маленькая Карина сидела за пианино с лицом, ясно говорившим: «Ненавижу эти уроки».
«Дочка, ты всегда хотела бросить музыку ради сочинений. Помнишь, как я грозилась выбросить твои тетрадки? Лгала. Хранила под матрасом. Иногда перечитываю твой ужасный подростковый стих про «кровь на асфальте» — и смеюсь. Ты была талантливой дурой. Осталась талантливой. Только, пожалуйста, не пиши больше про «пустоту внутри». Пиши про этот запах лаванды. Про соседа, который ворчит, но носит пиццу. Про часы, которые всё-таки идут...»
Карина прижала письмо к груди. В горле стоял ком.
— Ну что, Шекспир? — Марк появился в дверях с двумя бутылками сидра. — Плачем над критикой или над гонораром?
— Мама... написала про тебя.
— Надеюсь, всунула мне кинжал в спину для драматизма?
— Она назвала тебя «ходячим противоречием: ворчит, но спасает».
Марк налил сидр, чокнулся с её бокалом.
— Значит, будем спасать друг друга дальше.
Глава 2. Диагноз
Больница пахла антисептиком и тоской.
Марк сидел у кровати, держа за руку худую женщину с седыми кудрями.
— Мам, это я. Марк.
Женщина улыбнулась вежливо, как незнакомцу.
— Какой красивый мальчик. Вы... мой врач?
Карина, стоявшая в дверях, увидела, как он сглотнул.
— Нет. Я... принёс тебе книгу.
Он протянул экземпляр «Белого листа».
— О! — женщина оживилась, листая страницы. — Я обожаю читать! Хотя... кажется, забыла очки.
— Я почитаю вслух, — Карина неожиданно шагнула вперёд. — Вот: «Иногда кажется, что тишина — это провал. Но однажды ты понимаешь: это просто пауза перед следующим словом...»
Женщина слушала, широко раскрыв глаза. Потом вдруг сказала:
— Марк... это твоё имя, да?
Он замер.
— Да.
— Ты... мой сын?
Слёзы текли по его лицу, но он улыбался.
— Да, мам.
Она потрогала его щёку, как слепая, запоминая черты.
— Какой же ты стал взрослый...
Карина тихо вышла.
Глава 3. Новый лист
— Пиши продолжение, — Марк бросил ей в лицо пачку отзывов.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что теперь я знаю финал! — Карина закричала. — Первую книгу я писала, не зная, выберется ли героиня из своей пустоты. А теперь...
— Теперь боишься испортить историю?
Она молча кивнула.
Марк развернул перед ней чистый лист.
— Вот твой страх.
Потом резко смял бумагу.
— А вот он больше не существует.
Карина рассмеялась сквозь слёзы.
— Чёртов садист.
— Твой чёртов садист, — он бросил ей новую ручку. — Начинай.
И она написала первую строку:
«Счастье — это не финал. Это чернильное пятно, которое растекается по всем страницам...»
Часть третья: Лавандовые письма
Пролог
Три письма.
Три исповеди.
Три ключа к двери, которую Карина держала на замке десять лет.
Она перечитывала их в поезде, уткнувшись лбом в холодное стекло. За окном мелькали поля, жёлтые от августовского солнца. Марк спал на соседнем сиденье, прижав к груди её потрёпанный экземпляр «Белого листа».
«Дочка, если ты это читаешь — значит, ты всё-таки приедешь», — начиналось второе письмо.
Карина закрыла глаза.
Глава 1. Три письма
Письмо первое:
«Ты уехала в дождь. Помнишь? Я кричала, чтобы ты взяла зонт, а ты хлопнула дверью. Зонт так и пролежал в подъезде до зимы...»
Письмо второе:
«Когда твой рассказ напечатали в районке, я купила 20 экземпляров. Раздала всем учителям. Соседке Анфисе сказала, что ты скоро станете новым Достоевским. Прости за этот глупый мамский восторг...»
Письмо третье:
«Я болела в прошлом году. Не серьёзно — грипп. Но ночью, когда температура за 39, мне приснилось, что ты звонишь. Я проснулась и поняла: если умру, ты так и не узнаешь, что я храню твои тетрадки под матрасом...»
Карина скомкала лист.
— Проснись, — толкнула Марка. — Что если она...
— Умрёт? — он открыл один глаз. — Тогда ты напишешь об этом. Как пишешь обо всём.
— Это же мама!
— Именно поэтому ты должна об этом писать.
Поезд затормозил. За окном мелькнула вывеска «Станция Лесная».
Глава 2. Дом с синими ставнями
Дом стоял такой же — покосившийся, с трещиной под окном, где Карина в детстве разбила мячом стекло. Только ставни, раньше зелёные, теперь были выкрашены в синий.
— Ты идёшь? — Марк держал её за локоть.
Карина сделала шаг. Потом ещё один.
Дверь распахнулась до того, как она успела постучать.
— Наконец-то, — мама стояла на пороге в засаленном фартуке. На столе за ней дымился пирог. — А я уже думала, вы с этим красавцем заблудились.
Марк фыркнул:
— Мы же не в тайге, бабушка.
— «Бабушка»?! — она потрясла ложкой. — Мне всего 58!
Карина засмеялась. И вдруг поняла: она смеётся как мама — с морщинками у глаз и лёгким фырканьем.
Глава 3. Под матрасом
Ночью Карина прокралась в свою бывшую комнату.
Под матрасом лежали:
- Тетрадь с «гениальным» романом 7-го класса («Граф Дракула в Москве»);
- Письмо от первого парня («Ты странная, но это круто»);
- Её детская фотография в костюме зайца на утреннике.
И... толстая папка с вырезками.
Каждая публикация Карины за 10 лет. Даже реклама шампуней.
На последней странице — распечатка её интервью: «Моя мама считала, что я стану писателем...»
Рядом мамин почерк: «Не «считала». Верю».
Карина прижала листок к груди.
— Всё нашла? — мама стояла в дверях с двумя кружками какао.
— Почему ты никогда...
— Потому что ты должна была вернуться сама.
Они пили какао молча, глядя на луну за окном.
Глава 4. Чернильное сердце
Утром Марк нашёл их спящими в обнимку на диване. В руке Карина сжимала исписанную страницу.
Он осторожно вытащил лист.
«Дорогая мама, я начинаю новую книгу. Она будет о нас. О синих ставнях. О какао, которое ты варила мне после кошмаров. О том, как я боялась стать тобой — и теперь понимаю, что это лучшее, что могло со мной случиться...»
Марк улыбнулся и положил лист обратно.
На кухне его ждал пирог и записка: «Марку — спасибо за то, что вернул мне дочь».
Он спрятал записку в бумажник, рядом с фотографией своей мамы.
Эпилог
Через год в книжных появился роман «Синие ставни» с посвящением:
«Марку — за то, что разбудил. Маме — за то, что ждала».
А под матрасом в доме с синими ставнями теперь лежали две тетради.
Детская — с дракулами.
И новая — с историей, которая только начинается.
Свидетельство о публикации №225062200483