КГБ - ФСБ Путь длиной в 37 лет Часть 5
Среди архивных документов, зафиксировавших процесс «чистки» органов госбезопасности Украины Успенским, хранится специфическая подборка материалов. Это свободные рассказы сотрудников ведомства, испытавших на себе процедуру «коренного перелома» - откровения тех, кто стал объектами или соучастниками преступной деятельности «чистильщика». Курсивом выделены свидетельства из первых рук.
Речь идет о выступлениях должностных лиц НКВД на собраниях и совещаниях, посвященных обсуждению Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия № П 4387», ознаменовавшего конец «ежовщины» и ее разновидностей на местах.
Эти мероприятия проводились в директивном порядке во всех структурных подразделениях системы НКВД СССР с установкой «о всемерном использовании критики и самокритики для ликвидации последствий вредительства в оперативной работе» и об «изгнании разоблаченных на собраниях лиц, пролезших обманным путем в партию и органы НКВД».
Наиболее информативными описаниями «ежово-успенщины» оказались (по причине территориальной и служебной близости сотрудников к наркому) стенограммы закрытого партийного собрания центрального аппарата НКВД УССР (10 декабря 1938 г.) с повесткой «О деятельности наркома внутренних дел УССР А. Успенского». Стенограмма №15.ЦГА Украины, ф. 312, on. 1a, Д.. 82, л. 1-240. (Далее-С.15)
и
материалы закрытого партийного собрания УНКВД Украины по Киевской области (14-16 декабря 1938 г.) «Об обсуждении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81.Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия. № П 4387. Стенограмма № 14. ЦГА СБУ, ф. 16, on. 31, Д.. 95,л. 1-405. (Далее-С.14).
Аналогичными свидетельствами «реформаторской» деятельности Успенского на периферии республики служат материалы подобных собраний и совещаний, проведенных в каждом областном управлении НКВД УССР.
Приведенные ниже фрагменты выступлений знакомят читателя с восприятием завершающего этапа «ежовщины» её свидетелями и участниками, раскрывают перед читателем детали психологической атмосферы в коллективах, способы и механизмы превращения сотрудников НКВД в исполнителей преступных приказов.
События, о которых шла речь в выступлениях, описаны в их временнОй последовательности. Извлечения из текстов подчиненных наркома приводятся в оригинале. Курсивом выделены свидетельства из первых рук.
Вот вам новый нарком
День 17 февраля 1938 года стал своего рода рубежом не только для свежеиспеченного наркома НКВД УССР А. Успенского, но и для личного состава подчиненных ему органов госбезопасности.
Отвечая на хвалебную характеристику и наставления со стороны Н. Ежова, Успенский дал обещания, ставшие прологом к очередному валу внесудебных репрессий, захлестнувших на этот раз значительное число самих сотрудников органов госбезопасности.
***
Проскуряков М.И. Нач. 1 Управления НКВД УССР
«17 февраля 1938 года на совещании сотрудников центрального аппарата Н. Ежов представил нового наркома А. Успенского.
По словам Ежова, органы госбезопасности Украины получили в качестве руководителя депутата Верховного Совета СССР, проверенного ЦК партии большевика, отлично проявившего себя на чекистской работе в Новосибирске и Оренбурге.
В ответном слове Успенский объявил о намерении приступить к решительному выполнению ряда задач. В первую очередь были названы предстоящая чистка кадров наркомата и «разгром сохранившихся ставленников Балицкого и Леплевского».
Суть приемов в руководства Успенского раскрылась с первых дней его наркомствования. Это были нецензурная брань в адрес подчиненных, угрозы «репрессирования» и обещания «выбить дух Балицкого».
Были случаи избиения наркомом офицеров, вызванных на доклад. Если при таких сотрудниках было оружие, Успенский его предварительно изымал.
Начались аресты и расстрелы по непонятным основаниям сотрудников центрального аппарата и территориальных органов», (С.15)
Главным инструментом террора Успенского в отношении подчиненных стала процедура «упрощенного следствия», по материалам которого выносилось внесудебное решение «тройки» НКВД.
«Следствие» такого рода позволяло новому наркому демонстрировать небывалую «эффективность» выполнения указаний Ежова о радикальной «чистке кадров».
В погоне за фальшивыми результатами «оперативных ударов» Успенский не остановился перед нарушением директивы НКВД СССР № 189 от 1938 года, запретившей применение «упрощенки», а также внесудебное (через «тройку») рассмотрение дел в отношении сотрудников органов НКВД и военнослужащих РККА. Согласно директиве, уголовные дела по обвинению лиц названных категорий были отнесены к исключительной подсудности Военной коллегии Верховного суда СССР.
Показательно, что суды 1939-го и последующих годов, признавали применение «упрощенки» вопреки названной директиве достаточным основанием для применения высшей меры социальной защиты – расстрела к самим нарушителям.
Процедура упрощенного расследования 30-х
Основанием для начала «расследования» служило включение лица в так называемые «списки подозреваемых», к которым прилагались краткие справки о сути подозрений в отношении фигурантов. В профессиональном жаргоне использовался термин «списки».
Сам факт нахождения в «списке» признавался достаточным для получения санкций прокурора на арест указанных в нем лиц.
На первых порах поводом для включения в «списки» служили «компрометирующие материалы», к которым относились: принадлежность к определенным социальным группам, та или иная национальность, наличие родственников и свойственников (любой степени отдаленности) за границей или арестованных НКВД.
В дальнейшем в число жертв репрессий попали лица с полностью придуманными «подозрениями», без связи с фактами их биографии. Содержание ложных обвинений определялось целью заполнения строк и граф статистических отчетов запланированными (количественными и качественными) показателями «успешной борьбы» с конкретными видами преступлений. Разбивка репрессированных по видам «преступной деятельности» проводилась в соответствии с ориентировками НКВД СССР и личными указаниями Успенского.
По мере нарастания вала репрессий арестам стали подвергаться массы случайных лиц. Списки с их анкетными данными и справки о сути подозрений стали составляться задним числом.
***
Цирульницкий М.М. пом. нач. 3 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«Всем нам известен лозунг тов. Сталина о том, что «кадры решают все». У нас, к сожалению, получалось, что «справки решают все». Не справки, а смертные приговорА». (С. 14)
На следующем этапе «следствия» из арестованных выбивались признательные показания о якобы совершенных ими преступлениях.
Достаточным доказательством для направления уголовного дела на «тройку», считался единственный протокол допроса обвиняемого с признанием собственной вины. В редких случаях дело дополнялось фиктивными показаниями свидетелей, подписанными под угрозой ареста.
***
Карафелов С.Б. [зам. нач. ЭКО УНКВД Киевской обл. УССР...] «Допросы составлялись по определенному сценарию. Писали не то, что говорил арестованный, а то, что хотелось начальникам.
Как мы подбирали свидетелей по делам? Разъезжали по городу, по парторганизациям, по производствам, вызывали секретарей парторганизаций, председателей завкомов, начальников спецчастей. Обязательно подбери (лже) свидетелей — это враг, по этому делу нужны свидетели». (С.14)
Не исключались случаи направления арестованных на «тройку» (т.е. на рассмотрение «тройки»-авт.) при полном отсутствии в отношении них каких-либо следственных материалов, даже без протокола допроса обвиняемого.
***
Марченко С.П. (зам. нач. 5 отдела УНКВД Киевской обл.)
«Был случай, когда меня пытались заставить доложить на «тройку» 30 человек, которые еще не были даже допрошены». (С.14)
«Чистка» кадров центрального аппарата НКВД УССР
***
Назаренко А.Г. (и.о. особо уполномоченного НКВД УССР)
«Разгул его [Успенского] издевательств начался в марте. В первых числах месяца по его указанию за одну ночь было уволено 270 человек (сотрудников), бОльшая часть которых была репрессирована». (С.15)
***
Крутов Р.В. нач. отделения 3 отдела УГБ НКВД УССР.
«Справки (в отношении сотрудников) с резолюцией Успенского «арестовать и размотать» поступали ежедневно. Они составлялись отделом кадров» (С.15)
***
Кретов Г.М. (зам. нач. ЭКО по Киевской обл.).
«Справки писались инспекторами (отдела кадров) на каждого работника.
Я их докладывал наркому — как быть с таким-то и таким-то товарищем. Он писал -такого-то арестовать, а такого-то оставить» (С.14).
***
Твердохлебенко А.М. нач. 8 отдела 1 управления НКВД УССР
«После того как я принял дела отдела, обнаружил альбомы [сброшюрованные списки сотрудников] ЧЕЛОВЕК НА ПЯТЬСОТ, ГДЕ НАПИСАНО «АРЕСТОВАТЬ», «УВОЛИТЬ», «ОТОСЛАТЬ в ОК НКВД СССР».
Через некоторое время вызывает Успенский и говорит: «Там есть альбомы. Как выполняются мои резолюции?» Я проверил примерно человек 350, половина из них арестована, остались человек 80 намеченных к аресту. Судя по материалам, арестовывать их не за что. За несколько дней до побега Успенский приказал их немедленно арестовать». (С.15)
Разгром личного состава территориальных органов
***
Ривин И.В. (инспектор ОК УГБ УНКВД по Киевской области).
«Кретов Г.М.(зам. нач. ЭКО по Киевской обл.) ездил с бригадой по областям, выполнял особое поручение Успенского. После оказалось, что Кретов готовил разгром кадров в Киевской, Днепропетровской и Николаевской областях». (С.14)
***
Марченко С.П. (зам. нач. 5 отдела УНКВД Киевской обл.) (8)
«Я здесь работаю 4 месяца. До этого работал в Шостке Черниговской области. Там начальником облуправления Успенский назначил Егорова А.Н. (осужден к ВМН-авт.).
С его приездом начался разгром кадров [УНКВД]. Полнейший разгром. Обстановка была самая гнусная. Настроение было жуткое.
В Черниговской области были довольно приличные чекистские кадры, причем Черниговская область особенно в этих кадрах нуждалась. Через месяц-полтора в Чернигове почти никого не осталось». (С.14)
***
Кораблев И.М., начальник УНКВД по Винницкой области (осужден к ВМН).
«В период с половины марта по конец декабря (1938 г.) по органам УНКВД Винницкой области, нами уволено и арестовано более 500 человек. Из аппарата областного управления НКВД по обвинению шпионаже и вредительстве арестовано и репрессировано 72 чел.».
(Стенограмма закрытого собрания партийной организации УГБ УНКВД по Винницкой области об ошибках в оперативной работе. 26 декабря 1938 г.ОГА СБУ, ф. 16, on. 31, спр. 39, арк. 229-234. Оригинал. Машинописный документ).
Арест каждого сотрудника органов НКВД использовался для расширения круга подозреваемых. Основанием для новых арестов служили фальсифицированные показания предшественников, полученные с применением «мер физического воздействия».
***
Долгушев А.Р. (начальник УНКВД по Киевской области, осужден к ВМН-авт.)
«Мы сажали людей по одному показанию. Вот получили показания от арестованного. Сколько [бы] он не давал лиц, [якобы] им завербованных «в преступную организацию» — их [всех] сажали, арестовывали.
Например, дело Таубе М.Я. (быв. нач. Александровского районного отделения НКВД Киевской области, репрессирован по 1-й категории. Реабилитирован-авт.). Он сознался, что он враг и очень обстоятельно написал, что два районных отделения целиком завербовал. Он там и нач [альников] районных отделений, и оперативных уполномоченных завербовал.
Еще лучше Корнилишин (др. данные не обнаружены-авт.) был арестован. Отдел, в котором он был, знает об уйме сотрудников, которых он давал.
Или Яковенко В.М. — был нач[альником] отделения (УНКВД по Киевской области, осужден по 1-й категории, реабилитирован – авт.). Он дал 60 человек сотрудников.
Или Телишевский Л.Д. (Нач.отделения 5 отдела УГБ НКВД УССР, репрессирован по 1- категории, реабилитирован – авт.). За один вечер дал 90 человек». (С.14)
Вслед за сотрудниками центрального аппарата и территориальных органов НКВД Успенский распространил незаконные репрессии на офицеров военной контрразведки НКВД в воинских формированиях и пограничных войсках, а позже, заручившись поддержкой Ежова, перешел к арестам и расстрелам командного состава пограничных войск и РККА.
На одном из этапов репрессий разгрому подвергся партизанский резерв, сформированный органами НКВД в приграничных областях Украины.
.
Это были тайные нештатные формирования, созданные на случай возможной оккупации части территории СССР войсками вероятного противника.
Об «оперативном ударе» Успенского по будущим партизанам я впервые узнал со слов соседа по дому, бывшего командира партизанского соединения «За Родину» И.Ф. Федорова. В дальнейшем эти сведения пополнил легендарный диверсант времен Войны, профессор И.Г. Старинов. С Ильей Григорьевичем мне довелось общаться по делам следствия, а затем в ходе заочного обучения в адъюнктуре Высшей школы КГБ СССР.
В кратком изложении суть происшедшего выглядела так.
В начале 30-х годов прошлого века, в виду назревавшей войны, на Украине были тайно подготовлены 20 партизанских отрядов начальной численностью до 50 человек каждый и более 50-ти разведывательно-диверсионных групп. В руководство этих структур вошли люди, имевшие партизанский опыт времен гражданской войны – так называемые «Красные партизаны».
Будущие разведывательно-диверсионные группы создавались в населенных пунктах и на железнодорожных узлах. Одна из них, числом в три человека, чудом сохранившаяся в период «ежовщины», успешно действовала во время Великой Отечественной войны на железнодорожной станции Славута. С этими людьми, награжденными орденами Ленина, Красного знамени и Красной звезды, я общался по службе в 70-х. Их боевую работу описал в повести «Оран» выходит в эфир» (Публиковалась в 3-х номерах журнала «Украина» в 1974 году).
Личный состав резервистов проходил специальную подготовку.
Для будущих партизанских формирований оборудовались укрытия, создавались склады оружия, боеприпасов, снаряжения, продовольствия и медикаментов.
Несколько таких баз было заложено в лесных массивах на территории Славутского района тогдашней Каменец-Подольской области.
Однако описанная выше работа пошла прахом. По воле вошедшего в раж Успенского будущие бойцы «фронта за линией фронта» предстали обвиняемыми в причастности к «антисоветскому повстанческому формированию правотроцкистского толка». Репрессиям подверглись 1200 человек во главе с председателем всеукраинской партизанской комиссии Войцеховским.
Эта масштабная афера позволила Успенскому отчитаться о «выявлении и разгроме» 76-ти тайных складов мнимых «антисоветских повстанцев».
В «победный отчет» за подписью Успенского, наконец-то, вошли «изъятые вещественные доказательства», отсутствовавшие как вид в других уголовных делах времен «ежовщины».
Перечень упомянутых «улик» выглядел впечатляюще. Это были заложенные НКВД на «особый период» приемо-передающие радиостанции, мины с часовыми механизмами, 39 606 единиц боевого огнестрельного оружия, включая винтовки, револьверы и 21 пулемет, 3245 килограммов взрывчатых веществ, значительное количество боеприпасов и медикаментов.
(ОГА СБУ. Ф. 16. On. 31 (1951 г.). Д. 74. Л. 172-191. Оригинал. Машинописный документ)
О пытках
Зловещим инструментом фальсификации уголовных дел служили «особые меры воздействия» на арестованных. Этим термином в соответствующем приказе обозначалась процедура нанесения ударов резиновой палкой по телу обвиняемого.
Следует уточнить, что разрешавший применение «мер» ведомственный нормативный акт устанавливал ограниченный перечень оснований и четко прописанную процедуру пытки, а именно:
- «Меры воздействия» могли применяться, как исключение, к лицам, в отношении которых «имелись ПРЯМЫЕ ДАННЫЕ о шпионской или террористической работе».
-Процедура предусматривала наличие мотивированного рапорта следователя, санкционированного начальником Управления НКВД (или следственного отдела на правах управления).
Количество ударов устанавливал руководитель, уполномоченный санкционировать экзекуцию.
-Экзекуция проводилась специально выделенным сотрудником, в отдельном помещении, в присутствии медицинского работника. Нанесение ударов, могущих примести к повреждению головы и внутренних органов, запрещалось. (Подробности о приказе далее).
Однако на практике «метод» превратился в неконтролируемое избиение различными предметами и другие виды пыток арестованных (лиц без процессуального статуса, подозреваемых и обвиняемых) следователями в собственных служебных кабинетах. Этому перевороту способствовало негласное поощрение произвола руководителями всех рангов, начиная с наркома НКВД СССР.
***
Долгушев А.Р. Начальник УНКВД по Киевской области (КО). (Осужден в ВМН).
«В вопросах следствия весь чекистский аппарат был [ориентирован] не на разворот глубокого следствия, а на расколы. Весь аппарат так и работал. Особенно бросался [в крайности] 3-й отдел, где больше всего проводились массовые операции. Когда начали входить во вкус извращенного следствия, 3-й отдел всякие допросы вместо объективного следствия начинал с палки, весь аппарат знал об этом. Ракита Г.Л. (помощник начальника отделения 3 отдела УГБ НКВД по КО, уволен за нарушения соц. законности) был в отделении, он начинал допрос с палки, получал показания — один протокол и следствие закончено.
Все применяли эти методы насилия… настолько мы втянулись в извращенные формы следствия.
Откуда все пошло…Приезжал из Москвы заместитель Наркома Бельский Л.Н. (приговорен к ВМН). На оперативном совещании он дал всем работникам Наркомата четкую установку: «(Арестован как) шпик или участник организации — все равно он будет расстрелян. Так чтобы взять от него всё (что он скрывает) — дайте ему в морду. Почему нельзя?».
Началось применение физических методов воздействия. Пошло это с Наркомата, а глядя на Наркомат, и области начали применять эти формы следствия.
Считалось позором, если кто арестован и его освобождают». (С.14)
Беспощадность – «свидетельство профессионализма»
Акцентированное внимание уделялось воспитанию готовности мобилизованной на службу молодежи проявлять «беспощадность к врагу». За этим трескучим призывом-иносказанием скрывались избиения и иные виды пыток арестованных.
Новоиспеченным следователям и оперативникам внушалось, что готовность к участию в «физмерах» является основным признаком профессионализма сотрудника органов НКВД.
***
Мальцев П.Я. (пом. нач. 1 отделения 2 отдела УГБ НКВД УССР.)
«Я приехал в органы НКВД по мобилизации ЦК КП(б)У. С мобилизованными (нас было 150 человек) встретился Успенский.
Он сказал: «Вы новые люди, вступаете в органы НКВД и у вас рука не должна дрожать. С врагом нужно говорить так, как нужно говорить. Кое-кто может и побоится, а кое-кого нужно будет на первый случай повести, чтобы он принял “душ”».
Я пришел в Облуправление и начал работать помощником у Фальковского В.Д. (нач. отделения 3 отдела УГБ УНКВД по Киевской области) Он сразу меня послал к народу и говорит: «Ознакомься, как люди работают». При этом знакомстве я встретился со всякими видами и формами допросов, но меня он ориентировал на умение применять физметоды. Посмотрев методы следствия, подумал: «Черт его знает? очевидно, так нужно, [раз] большое засилие врагов». Есть установка руководства. Руководство приходит и показывает пример — как нужно делать». (С.15)
***
Клейман И.Н. нач. отделения 5 отдела УНКВД по Киевской области.
«В тюрьме был сосредоточен оперативно-следственный кулак больше, чем в любом отделе, но какой это был оперативно-следственный кулак? Туда посылали вновь мобилизованных товарищей, которые не имели элементарных понятий о нашей чекистской работе и этих людей приучали к извращенным методам ведения следствия. Этим людям говорили, что есть санкция и эта санкция применялась. Эту санкцию давал и Наркомат, и руководство области. (С.14).
***
Слепцов М.Ф. сотрудник 1 категории 1 отдела ГУГБ НКВД УССР
«Я никогда не думал, что мне, молодому парню, в 22 года доверят такой участок, как оперуполномоченный Наркомата. Но мы пришли в тот период, когда в практике НКВД был разгар упрощенческой работы, о чем отмечено в постановлении ЦК и СНК СССР, что столкнулись с такой практикой, где мы учились быть «колольщиками». (С.15)
***
«Ротштейн Я.Е. [нач. отделения экономического отдела УНКВД по Киевской области]. Не секрет, что мы молодых людей, пришедших к нам в органы, учили не оперативному делу, а учили избивать арестованных, требуя признания своей вины…». (С.14)
***
Медведев П.Н., нач. 4 отдела УГБ УНКВД по Киевской области
«Мы испортили и ту молодежь, которая пришла в наши органы. Я помню, как Харитоновский Б(орис) А(брамович), (начальник 3 отдела УГБ УНКВД по Киевской области). смеялся над одним товарищем, который, придя в наши органы по мобилизации ЦК КП(б)У, был просто поражен и испугался такой обстановки.
Его будто бы уволили.
Голос: «Да, за то, что он испугался, его уволили».
Он был такой не единственный.
И это смаковалось Харитоновским. Честные товарищи попали в такую обстановку и заразились этими безобразиями». (С.14)
Дополнить представление о механизме формирования атмосферы всеобщего страха, превращавшего сотрудников в безропотных исполнителей преступных приказов, позволяют данные о фактах расправы Успенского с теми, кто высказывал сомнение или робкое несогласие с методами «упрощенки».
***
Славин А.Д. и.о. нач. 1 Спецотдела УГБ НКВД УССР.
«После ознакомления с «Положением о судоустройстве» я говорил с некоторыми начальниками отделов, что наше следствие надо коренным образом изменить. Узнав об этом, Успенский предупредил, что за такие разговоры переломает мне ноги». (С.15)
***
Марченко С.П. (зам. нач. 5 отдела УНКВД по Киевской обл.)
«Моего бывшего подчиненного Ясинского А.К. (оперуполномоченный 3 отдела УГБ НКВД УССР) арестовали после выступления на партсобрании в центральном аппарате против методов Успенского. Причем, даже не солидно выступил, а чуть-чуть затронул. А через 2-3 дня его арестовали и на первом допросе убили насмерть». (С.14)
***
Проскуряков (Проскурняков)М.И. оперуполномоченный 1 Управления УГБ НКВД УССР.
[...] «Многие знали, понимали, а многие чувствовали вражескую деятельность Успенского. Почему, спрашивается, коммунисты, комсомольцы, беспартийные, старые, новые работники замалчивали это, не сигнализировали об этих фактах?
Сейчас товарищи все дают ответ: сказал бы, был бы убит». (С.14)
***
Клейман И.Н. нач. отделения 5 отдела УНКВД по Киевской области.
«В части кадров. На моих глазах покалечили десятки людей из числа чекистов». (С.14)
В качестве весомого аргумента необходимости методов «упрощенного следствия» использовалась положительная оценка деятельности НКВД УССР партийными органами республики во главе с Н.С. Хрущевым.
***
Калюжный В.Ф. зам. нач. 4 отдела УНКВД Киевской обл. (26.12.1940 приговорен Военным трибуналом войск НКВД Киевского округа к ВМН).
«На (партийном) собрании нам говорили, что Успенский приехал спасать Украину. Говорили также, что Центральный Комитет партии одобрил деятельность и работу НКВД на Украине. А на XIV съезде КП(б)У (18-18 июня 1938 г.), на котором я был делегатом от Одесской организации, там прямо говорилось, что разгром врагов на Украине начался, по существу, с приездом Успенского». (С.14)
Расправа настигала и тех, кто пытался уклониться от совершения преступлений, уволившись из системы НКВД под благовидным предлогом.
(***)
Начальник 3-го отдела УНКВД по Киевской области Веретенников П.С.
«Сотрудник нашего отдела Канторович просил уволить его по болезни. Отдел кадров НКВД СССР с просьбой согласился, однако просил партком (УНКВД по Киевской области) разобрать вопрос по партлинии. А (нарком) Успенский наложил резолюцию «Арестовать и размотать». Арестовали, дело передали следователю К.Н. Руженцову (нач. отделения 3 отдела УГБ НКВД УССР), который вместо того, чтобы разобраться по-партийному, предъявил арестованному обвинение по 54-1(Измена Родине. Здесь и далее статьи УК УССР 1927 г.), 54-11(Участие в контрреволюционной организации), 54-14 (Контрреволюционный саботаж)». (С.14)
Специфической разновидностью уклонения от активного участия в репрессиях были попытки отказов от повышения по службе.
***
Долгушев А.Р. Начальник УНКВД по Киевской области. (Осужден к ВМН).
«С назначением меня на должность начальника 1 отдела, а затем — на должность начальника УНКВД, я не соглашался, всячески этому противился, но ничего не помогло. При первом случае присутствовал Радзивиловский, а при назначении в УНКВД — Хатаневер. Я категорически отказывался, но Успенский в присутствии Хатаневера заявил: «Есть постановление ЦК ВКП(б) и вы должны идти, иначе сделаем оргвыводы».
В конечном итоге мне приказали, и я должен был подчиниться. Об этом своем назначении и сопровождавшем его разговоре я по выходу от Успенского рассказал Брилю. О том, что начальником УНКВД меня назначили против моего желания, я говорил Нагорному, и он это может подтвердить».
(Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Киевского округа по делу начальника УНКВД по Киевской области Алексея Долгушева. 10, 12, 13 августа 1940 г.).
***
«Я не хотел идти на эту работу, …, но Успенский мне пригрозил, что если я не пойду на работу начальником УНКВД, то это будет расцениваться как нежелание бороться с контрреволюцией.
В части нарушения революционной законности я прошу суд учесть, что я молодой выдвиженец на руководящую работу и в обстановке того времени не мог круто повернуть и искоренить установившиеся незаконные методы следствия».
(Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Уральского округа по делу А. Долгушева. 20-21 мая 1942 г.).ОГА СБУ, ф. 5, on. 1, спр. 38327, т. 4, арк. 188-199. Оригинал. Машинопись на бланке.
В сложившейся атмосфере страха, беспрекословного подчинения и пропаганды «беспощадности» коллективы подразделений НКВД постепенно разделились на ретивых исполнителей «мер физического воздействия» и уклонявшихся разными способами от их применения «тихушников».
К числу первых относились циничные карьеристы, некоторые с явными садистскими наклонностями. Документы свидетельствуют, что в коллективах центрального аппарата и областных управлений их можно было пересчитать по пальцам. Впоследствии такие персонажи были поименно перечислены на собраниях и совещаниях, разоблачавших «ежовщину» в ноябре 1938 года.
Эта категория лиц, гордо именовавшая себя «колольщиками» или «колунами», гордилась умением «расколоть» - выбить признание в совершении любого преступления из невиновного человека. «Колуны-колольщики» всячески поощрялись руководителями и успешно продвигалась по службе, несмотря на вопиющую невежественность.
***
Лосев Е.Д. зам. нач. 2 отделения УГБ УНКВД Киевской обл.
«Я хочу привести пример безобразных явлений в работе 4 отдела, ныне 2 отдела.
Товарищи из 2 отдела, очевидно, помнят дело Бор-Извековского, профессора - астронома.
Был у нас работник Хомутов С.В. (нач. 3 отделения 1 отдела УГБ НКВД УССР) малоквалифицированный человек, который поставил вопрос перед Бор-Извековским — кто его завербовал? Тот ответил, а Хомутов записал: «Меня завербовал Эммануил Кант».
Кант — это ученый, философ.
(Тем не менее) в деле имелись докладные записки о необходимости разворота новой анархистской линии с резолюцией Успенского — «дать центр», «погром», «разгром» и т. д. Правда, такой линии мы в области не нашли.
Когда я приступил к развороту дела, то убедился, что Хомутов, которому Бор-Извековский заявил, что его завербовал Кант, расколол профессора в такой степени, что он назвал в числе <несуществующих> анархистов всех своих знакомых и учеников, с которыми он 8 лет тому назад встречался.
Мне рассказывали: «…Заходит нарком и спрашивает Хомутова: «Как дела, кто начальник отдела?» Он говорит: «Я». «Кто помощник начальника отдела?» Говорит: «Тоже я». Один он замещал несколько должностей. Нарком похлопал его по плечу и говорит: «Молодец, Хомутов».
Вот с такими способностями Хомутов с сержанта получил лейтенанта и работает начальником отдела центрального аппарата». (С.14)
Примечание. Хомутов один из «замечательных следователей», упоминавшихся Ежовым в речи на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г.:
«…Насчет следствия… К сожалению, у нас в низовых аппаратах…очень скверно дело обстоит. Люди сидят замечательные, но люди малограмотные».
***
Меерзон, М. Г. (оперуполномоченный УНКВД по Киевской обл., погиб на фронте).
«Я буду называть фамилии. У нас был фашист Коган. Он сейчас арестован, конечно, будет отвечать и должен отвечать за свою вражескую работу в органах.
И этот фашист — Коган был на лучшем счету в областном Управлении.
***
Гороховский М. С.Помощник оперуполномоченного 4 отдела УГБ НКВД УССР (входил в бригаду, обеспечивающую получение необходимых показаний от арестованных). Погиб на фронте 14.08.1942,
Я в Киевском облуправлении работаю недавно, но кое- какие факты я хочу привести. [...]
Я попал в 1-е отделение. Все знали, что в первом отделении сидел враг Коган…
Меерзон, Залесский и Камраз — говорили о том, что Коган нечестный человек. Ведь у него же не арестованный давал показания, а он сам их придумывал и писал протокол. После этого вызывали Мушкина И.Г ( оперуполномоченный УГБ НКВД УССР, уволен 26.12.1937 г. с исключением с учета по ст. 38 п. «в» Положения) и он заставлял подписывать протокол, а арестованный протокола не читал».
В августе я получил дело на арестованного Сатановского. Из беседы я выяснил, что арестовали не того человека. Нужно было арестовать его брата, который был в партии и исключен за троцкизм, т. е. тот человек, которого нужно было арестовать.
Он дает указание: «Напишите справку на арест брата». На следующий день арестовали брата. Затем я прихожу к тов. Медведеву и говорю, что нужно освободить ошибочно арестованного. Он говорит: «Вы как-нибудь оформите [уголовное дело на] этого человека. Я написал рапорт с возражениями, но Медведев от меня его не принял. (С.14)
***
Лупенко К.Г. пом. нач. отделения 4 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«Передали мне одного арестованного, следователем которого являлся Коган, и напечатанный протокол. Коган говорит, этот протокол арестованный подпишет. Я вызвал арестованного, а он говорит, что понятия не имеет о таких показаниях. Коган взял у меня протокол и у него арестованный протокол подписал». [...] (С.14)
***
Залесский Б. М,, нач. отделения 2 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«Знаменитый кольщик Коган М.М. (старший оперуполномоченный УНКВД по Киевской обл. Привлекался к уголовной ответственности. Погиб в сентябре 1941 г. в с. Борщев Барышевского р-на Киевской обл.) получил показания на 15 человек. А эти 15 дали также по 15. В общем, молодежная организация — 500 человек». (С.14)
***
Карафелов С.Б. (зам. нач. ЭКО УНКВД Киевской обл. УССР)
«Напомню, как т. Залесский на одном из оперативных совещаний заявил, что не верит в дело Чапчая, которое вел Коган, впоследствии арестованный как враг народа. Он заявил: «Я в это дело не верю и это дело вести не буду. Пусть ведет тот, кто его начал».
Выступил Коркунов Г.И.( нач. 4 отдела УНКВД по Киевской обл., расстрелян в 1940 г. по приговору ВК Верх.Суда СССР) и заявил, что за неверие в такое дело, которое уже насчитывает организацию в 500 человек молодежи, партийному организатору Лупенко нужно немедленно ставить вопрос о Залесском.
А Спектор М(арк) Б(орисович), (зам. нач. УНКВД по Киевской обл., привлекался к уголовной ответственности в 1938 г). на совещании проводил нам в пример Когана, который за две недели закончил 120 следственных дел». (С.14)
***
Абрамзон С.Ш., пом. нач. 3 отделения ЭКО УНКВД УССР по Киевской области (29 августа 1941 г. осужден на 10 лет лишения свободы. 25 сентября 1941 года направлен на фронт).
«Теперь в отношении Лысакова И.А.(нач. Смелянского РО НКВД по Киевской обл., уволен по ст.38 п. «в» Положения).
Когда я был в оперследгруппе , [то] «крепко» одного арестованного три дня допрашивал. Иногда нажимал. Ничего не дает.
Лысаков, который в то время работал в следгруппе попросил у меня пару дел. Клейман говорит: «Дай ему пару дел, но похуже». Я выбрал два дела, похуже, людей, которые не говорят [о своей вине]. Потом прихожу на следующий день[,] эти два уже «готовы» — террорист, шпион, агент иностранной разведки и т. п.
(Голос с места Бойко С.К Нач. 3 отделения Кременчугского горотдела НКВД по Полтавской области. Осужден к 7 годам л/св.): Лысаков, говорят, — мастер в этом отношении. По 4 дела в день заканчивал». (С.14)
Иную категорию представляли сотрудники, уклонявшиеся от личного участия в пытках под различными предлогами. Часть из них склоняла арестованных к самооговорам под воздействием словесных угроз. Другие ограничивались «писательством» - составляли протоколы допросов с фальшивыми признаниями. Для того, чтобы принудить арестованного подписать такие документы, к «расследованию» подключался специалист-«колольщик».
***
Лупенко К.Г. пом. нач. отделения 4 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«У нас были специальные писаки протоколов по заказам. Смольный Л (еонид) Е(всеевич) ( нач. отделения 4 отдела УГБ УНКВД по Киевской области) в 4-м отделе — выдающаяся фигура. И говорили, что если он уйдет из 4-го Отдела, то вся работа упадет. Если говорили, что нужно написать какие-то показания, то на утро такие показания были». (С.14)
От «коренного перелома» в НКВД УССР к «полному разгрому антисоветских формирований».
В течение первого месяца после назначения на должность наркома Успенский, не прекращая «чистки» органов госбезопасности УССР от «шпионов, несогласных, сомневающихся и уклонистов», приступил к выполнению установки Ежова на «массовый разгром контрреволюционных центров и различного рода враждебных организаций».
В действительности, мероприятия под этими псевдобоевыми названиями обернулись необоснованными репрессиями гражданского населения по испрошенному Ежовым «лимиту» ориентировочной численностью 36 000 человек.
В короткие сроки намеченное количество «разоблаченных врагов» выплеснулось за пределы установленных «лимитов». В число жертв «ежово-успенщины» попала часть партийного и руководства и исполнительной власти республики. Однако основную массу пострадавших представляли обычные граждане. Количество рядовых членов ВКП(б)У и партийных руководителей республики всех рангов составило 4% от общего числа граждан, подвергшихся репрессиям.
Направление «оперативных ударов», численность и виды «разоблаченных контрреволюционных организаций и повстанческих формирований», как правило, копировались с репрессивных акций центрального аппарата НКВД СССР.
Показательными примерами этого рода служат «операции» по «белой контрреволюции» в Киеве, «повстанческим формированиям» в Полтавской области, «националистическим формированиям» в Чернигове.
Детали этих событий приводятся ниже в описании исполнителей приказов Успенского.
***
Купко А.И. нач. 1 отделения 3 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«Скажу о «мартовской операции» в Киеве.
Бабич И.Я. (зам.нач. УНКВД) вызвал меня и еще несколько человек, и передает: «Нарком приказал за сегодня и завтра арестовать 500 белых и украинских офицеров. Нужно вскрыть офицерские организации на Украине, ибо в Москве уже вскрыты, а мы здесь задних пасем».
Поэтому Нарком дал задание за день-два арестовать 500 человек. Ну, что же — есть. Пошли к Плоскину А.И., он белыми офицерами заворачивает — давай учет. У него всего было 50 формуляров, а нужно 500. Где же взять? Альтзицер А.А. (начальник отделения 1-го спецотдела УНКВД по КО) подсказывает, что в УСО имеются списки 1922-1923 гг. Это списки широкие на типографской бумаге, со всеми данными.
На основании этих списков, мы составляли списки для наркома, а нарком писал: «Арестовать, арестовать». (С.14)
***
Долгушев А.Р. Начальник УНКВД по Киевской области (КО). (Осужден к ВМН).
«Относительно мартовской операции «по белой контрреволюции». По неправильным шпаргалочкам посадили за одну ночь 500 человек, на которых не было никаких конкретных данных, изобличающих их в преступлении, и людей брали на раскол».
(Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Киевского округа 10, 12, 13 августа 1940 г. ОГА СБУ, ф. 5, . 1, Д. 38327, т. 3, л. 31-47).
***
Бойко С.К Нач(альник) 3 отделения Кременчугского горотдела НКВД по Полтавской области (Осужден к 7 годам л/св).
«Когда насажали (определенное число) людей, Волков А.А. (нач. УНКВД по Полтавской обл., осужден к ВМН) решил, что в Полтаве (из них) будет «сформирована» «повстанческая дивизия», а Кременчугу дадим два «отдельных полка».
Для того, чтобы дать дивизию и два отдельных полка, нужно довести численность этой «дивизии» хотя бы до штатов мирного времени. Значит нужно [побольше арестовать] людей.
И брали людей по списку — бедняков, середняков. Был перегиб в этом отношении. Такая безобразная работа имела место в Миргородском кусте, где Волкова выбирали в Верховный Совет. Там мне говорили, около 25 % середняков и бедняков [в качестве членов организации] были взяты. (С.15)
***
Марченко С.П. (зам. нач. 5 отдела УНКВД Киевской обл.)
«В Черниговской области (начальник Облуправления Егоров А.Н. (осужден к ВМН-авт.) давал задания на арест. Здесь (в Киеве) писались шпаргалки, а там проще делалось — давалось количественное задание. Внезапно ко мне приезжает начальник 4-го отдела Трушкин Я.Л., он сейчас работает в Николаеве, (осужден к ВМН-авт.) с заданием: арестовать в течение 48-ми часов 200 человек — контрольная цифра.
Я отказался. Он звонит по телефону заместителю нач[альника] Управления Широкому И.Т. (умер, в тюрьме в декабре 1938 г. -авт.), что я отказываюсь арестовывать людей. Тот дает распоряжение Трушкину, чтобы он сам приступил к арестам». (С.14)
***
Берман А.М. Зам. нач. АХУ НКВД УССР (Расстрелян по приговору ВК ВС 07.09.1937).
«Надо указать, что дела, которые велись опергруппой сплошная фальсификация, это знают все работники Облуправления, знают и начальники, знает парторганизация, но таких дел никто не пытался разбирать и ликвидировать вовремя». (С.15)
Статистическая отчетность как источник повышенной опасности
Документы свидетельствуют, что непременным условием физического выживания руководителей органов госбезопасности времен Ежова была способность представить наркому НКВД СССР «правильные» статистические показатели итогов оперативной деятельности подотчетных структур.
«Нормальными» следовало считать результаты, соответствовавшие требованиям резолюции февральско-мартовского 1937 г. Пленума ЦК ВКП(б) по докладу Ежова и обещаниям последнего, адресованными И. Сталину.
В целом содержание отчетов должно было свидетельствовать об «усвоении уроков вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов», о «разоблачении и разгроме троцкистских и иных агентов фашизма» , ликвидации последствий «военно-фашистского заговора в РККА и право-фашистского заговора в НКВД», «разгроме повстанческих и шпионских организаций, связанных с иностранными разведками».
Несоответствие или неполное соответствие количественных и целевых показателей оперативной деятельности ожиданиям руководства партии и правительства страны расценивалось, как преступная бездеятельность или умышленное укрывательство государственных преступников, заслуживающие предельно жесткого наказания.
Показательными примерами реакции «Центра» на отсутствие в статистических формах отчетности НКВД УССР весомых данных о «разгроме подпольных партийных центров, повстанческих организаций и шпионских резидентур» стали судьбы наркомов А. Балицкого и И. Леплевского.
Первый из них был расстрелян за «саботаж в оперативной работе» и «отведение оперативных ударов от основных очагов антисоветских формирований».
В переводе на язык фактов в вину В.Балицкому вменялась неспособность выполнить планы Н.Ежова по количеству и видам «разоблаченных врагов».
А именно:
1.Недостаточное количество арестов.
На территории республики за первое полугодие 1937 года было заведено только 6572 следственных дела и арестовано 10 901 человек.
2.Преобладание арестов лиц, совершивших малозначительные должностные преступления.
3.Отсутствие результатов контрразведывательной деятельности по линиям выявления организованных антисоветских формирований, троцкистских организаций и агентуры иностранных разведывательных органов.
4.Необоснованная мягкость приговоров по делам, проведенным в первом полугодии 1937 года.
Из общего числа арестованных 10 091 человек осуждено к высшей мере наказания лишь 264 человека, т.е. 3,4 % репрессированных.
5.Большое число обвиняемых осужденных на незначительные сроки.
6.Факты оправдания арестованных (более 400 человек).
Итоговая оценка оперативной работы наркома НКВД УССР за указанный выше период гласила:
«В результате антисоветской деятельности и саботажа в оперативной работе, организованной врагом народа Балицким, на Украине оперативный удар был отведен от основных очагов антисоветских формирований, и работа аппарата НКВД по существу была пущена на холостой ход».
Претензии к бывшему наркому НКВД УССР И.М. Леплевскому, в целом повторяли описание просчетов его предшественника.
Стремясь избежать обвинений в недостаточном размахе репрессий, он довел число арестованных до 148 872 человек, превысив показатели Балицкого боле чем в 13 раз.
Однако невыполненными оказались требования Ежова о запрете отвлечения сил госбезопасности на общеуголовную преступность; о необходимости направления усилий на разоблачение шпионских резидентур и антисоветских организаций; о недопустимости «штукарства» - уголовных дел по обвинению врагов-одиночек.
Согласно отчетным данным, к уголовной ответственности вместо государственных преступников по-прежнему привлекалось значительное число лиц, совершивших малозначительные уголовные преступления (40 000 человек или 26,8% от общего числа арестованных).
Основной контингент арестованных из числа «антисоветского элемента» представляли «рядовые одиночки». Количество обвиняемых по «одиночным делам» составило 40 318 человек или 27,8% от общего числа арестованных.
Работа по «разгрому правотроцкистских и националистических организаций, вскрытых по материалам НКВД СССР» была «смазана» и не получила «надлежащего разворота».
Результаты борьбы с разведками иностранных государств отсутствовали вовсе.
Итоговая оценка деятельности Леплевского на должности наркома НКВД УССР свидетельствовала:
«Создавая большую шумиху вокруг массовых арестов и внешнюю видимость активной борьбы с контрреволюцией, «изменник Леплевский продолжил предательскую деятельность Балицкого». «Не имея возможности вести открытый саботаж борьбы с контрреволюцией, упорно сдерживал разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований».
Нет сомнений в том, что оба предшественника Успенского поплатились жизнью за неспособность организовать фальсификацию уголовных дел и «правильное» оформление статистических данных о видах государственных преступлений, разоблаченных в масштабах, предписанных «оперативными приказами» НКВД СССР.
Типовая структура распорядительных документов Центра, наряду с упоминанием наличия «достоверных данных о затаившихся врагах», содержала требование «незамедлительного и регулярного» предоставления «точной цифровой информации» о количестве и категориях разоблаченных государственных преступников.
Первоисточником директивного стиля явилась телеграмма Ежова № 513/21958 о «цифровой информации» по ходу «кулацкой» операции от 24 августа 1937 г. Согласно депеше, подчиненные должны были безотлагательно сообщить сведения о «вскрытых следствием КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫХ ГРУППАХ И ОРГАНИЗАЦИЯХ и количестве их участников».
Откровенным наставлением о направлениях ожидаемой фальсификации сведений о видах, организационных формах и объектах преступной деятельности являлся «Оперативный приказ Народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00485 11 августа 1937 г.» О полной ликвидации организаций ПОВ (польская организация войсковая-авт.), ее диверсионно-шпионских и повстанческих кадров».
Согласно приказу, Центр РАСПОЛАГАЛ ДОСТОВЕРНЫМИ ДАННЫМИ об открытом и безнаказанном проведении польской разведкой подрывной деятельности, «КОТОРАЯ ОБЪЯСНЯЕТСЯ ТОЛЬКО ПЛОХОЙ РАБОТОЙ ОРГАНОВ ГУГБ И БЕСПЕЧНОСТЬЮ ЧЕКИСТОВ».
Кроме раздражения Центра «наглостью «Двуйки» (польской военной разведки), любой службист, знакомый с бюрократическими иносказаниями, должен был увидеть в приведенном выше абзаце неприкрытую угрозу «плохим работникам органов», неспособным отчитаться о результатах пресечения «подрывной деятельности поляков».
Исходя из сложившейся ситуации, органам ГУГБ на местах надлежало добиться «разгрома антисоветской работы польской разведки и полной ликвидации незатронутой до сих пор широкой диверсионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР».
Программа «операции» предусматривала проведение арестов «подозрительных» контингентов граждан польской национальности, работающих в перечисленных сферах деятельности государства, в первую очередь, в органах НКВД и Красной Армии.
Там же содержался перечень подлежащих выявлению видов преступлений и организационных структур «противника».
Следствию предписывалось «Сосредоточить ОСНОВНОЙ УДАР на полном разоблачении организаторов и руководителей диверсионных групп, с ЦЕЛЬЮ ИСЧЕРПЫВАЮЩЕГО ВЫЯВЛЕНИЯ ДИВЕРСИОННОЙ СЕТИ.
25 августа 1937 года пытаясь, добиться от подчиненных «улучшения» статистических данных, нарком внутренних дел УССР И.М. Леплевский направил в адрес начальников областных управлений НКВД республики телеграмму, дублирующую требования приказов и указаний НКВД СССР, о предоставлении Ежову (копия Леплевскому) обобщенных материалов относительно:
- разгрома украинской националистической контрреволюции;
-ликвидированных организаций польских националистов;
-вскрытых повстанческих групп;
-количества выявленных (польских, немецких и др.) шпионов;
-диверсионных групп на предприятиях, железнодорожных
узлах, в селе;
-вредительской работе в промышленности, в сельском хозяйстве.
Предупреждением недопустимости ссылки на отсутствие какого-либо вида запрошенных данных была завершающая фраза телеграммы: «ВСЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ ЭТОГО ВАШ АППАРАТ ИМЕЕТ».
Соответствующие указания Ежова по формированию фальсифицированной статистической отчетности получили учетные подразделения НКВД СССР, наркоматов республик и областных управлений, принявшие совместное участие в количественной и качественной корректировке документов с мест.
В результате предпринятых ухищрений статистические отчеты с мест представляли собой вершину айсберга из многих видов лжи, фиксировавшейся различными видами, оперативных, уголовно процессуальных и иных служебных документов.
Умудренный печальным опытом А. Балицкого и И. Леплевского, последний ежовский нарком Украины А. Успенский уделял фальсификации статистической отчетности повышенное внимание.
В погоне за разоблачением «контрреволюционных» организаций он запретил регистрировать уголовные дела на «одиночек». Учетные подразделения присваивали номера исключительно «групповым» материалам. Одновременно с номером дела следователь получал информацию о виде преступления, в котором следовало обвинять арестованных для «привязки» к соответствующей графе статистического отчета. В случае корректировки учетов по указаниям «сверху» первоначальное обвинение по делу изменялось.
Данные статистики «подгонялись» под категории «врагов», согласно перечню, разработанному НКВД СССР. Редактированию по указанию «сверху» подвергалась информация о социальном положении и национальном происхождении репрессированных. «Социально близкие категории» (колхозники, рабочие), подменялись «враждебными» («бывшие люди», кулаки, царские чиновники и офицеры, петлюровцы) национальное происхождение репрессированных «исправлялось» в соответствии с обвинением в шпионской связи с разведкой одной из стран (по списку НКВД СССР).
По ходу составления отчетов вид предъявленных обвинений социальное положение и национальность арестованных изменялись по требованию учетных (8-х, затем 1-х) подразделений, подправлявших итоговые цифры в соответствии с указаниями Ежова. «Повстанец» становился «шпионом», рабочий – превращался в «лишенца», украинец обращался в поляка, грека, эстонца …
Корректировка статистических отчетов велась под руководством начальника 8-го (1-го) отдела УГБ НКВД УССР Л.Г. Мунвеза (расстрелян по приговору ВК ВС СССР), который, в свою очередь, ссылался на требования начальника 8 отдела УГБ НКВД СССР В.Е Цесарского (расстрелян по приговору ВК ВС СССР).
В декабре 1938 года некоторые детали процесса фальсификации статистики, организованного Успенским, стали предметом обсуждения участников закрытых партийных собраний сотрудников центрального аппарата НКВД УССР и УНКВД УССР по Киевской области.
***
Вараков В.И. нач. отделения 11 отдела УНКВД Киевской обл.
«Была установка Успенского — дать (контрреволюционные) организации. Через 10 дней она была нами осуществлена. Посыпались организации, целые соединения, которых, по сути, не было. Особенно это было по группам Полтава, Черкассы, Б[елая] Церковь.
Почему это так, почему молчали? Этому была причина. Сколько ликвидировали на Украине чекистских кадров? Ведь своих же товарищей по резолюции Успенского без оснований арестовывали и «мотали». Так писал Успенский: «Арестовать и размотать». Ну и, боялись, как бы самого не «размотали»». (С.14)
***
Залесский Б. М,, нач. отделения 2 отдела УГБ УНКВД по Киевской области.
«Был такой порядок, если следователь получил (признательные) показания от обвиняемого, руководители говорили, что должны быть соучастники.
На одиночек 1-й спецотдел дела не регистрировал потому, что не полагается. Не было номеров для одиночек.
Номера дел [давались] только по видам контрреволюционных организаций, такая-то организация — такой номер». (С.14)
***
Назаренко А.Г. (и.о. особо уполномоченного НКВД УССР).
«Составляли отчет за два года. Когда свели данные по областям, я их понес Успенскому. Он оставил отчет у себя и лично звонил нач[альникам] управлений, чтобы пересмотрели материалы, пересоставили отчет и сократили число рабочих среди репрессированных». (С.15)
***
Долгушев А.Р. (нач. УНКВД по КО, осужден к ВМН-авт.)
«Когда мы представили в наркомат первый отчёт, Успенский вызвал меня и сказал, что документ никуда не годится. Обозвал меня бараном и заявил, что по поводу составления отчётов имеется соответствующий приказ и потребовал отчет пересоставить». (С.14)
***
«Купырин К.Д. (нач. 1-го спецотдела УНКВД Киевской обл.)
Я вам приведу характерный пример по вопросу отчетности. Составляем отчетность, т. Долгушев смотрит и говорит: «Мало участников организаций. Вот этих надо представить как членов такой-то организации, а тех, как участников другой».
Приезжает Бережной М.Т. (1-й спецотдел НКВД УССР) и наступает на т. Долгушева — тоже мало. У них идет перебранка. Долгушев переделывает сведения, а потом это идет туда — в Украину (НКВД УССР). Оттуда к нам приезжали смотреть, что у нас есть и требовали [фабриковать] организации. (С.14)
Итоги деятельности Успенского
Старания Успенского по подготовке образцового годового отчета НКВД УССР 1938 года оборвались на десятом месяце его пребывания в должности наркома.
По этой причине исследователям остается довольствоваться полугодовыми данными, изложенными им в «Объяснительной записке к отчету» на имя Ежова от 3 сентября 1938 года № 2488 /СН (далее - Записка).
В документе, составленном с учетом критических замечаний партийных пленумов и ведомственных предписаний, Успенский рапортует адресату об устранении отмечавшихся ранее недостатков и достижении органами госбезопасности Украины значительных служебных успехов.
Обобщенный перечень последних составили:
-Полное устранение из деятельности НКВД УССР недостатков времен руководства Балицкого и Леплевского.
-Отказ от распыления сил на борьбу с общеуголовной преступностью.
-Преодоление недостатков контрразведывательной деятельности, не позволявших «вскрыть штабы, иные руководящие структуры и верхушку руководителей антисоветских организаций».
-Достижение впечатляющих результатов в противоборстве с иностранными разведками и созданными ими военизированными структурами.
-Искоренение случаев поверхностного расследования преступлений в виде «штукарства» с переходом к полному вскрытию «разветвленных вражеских «сеток».
Предваряя переход к описанию деталей «борьбы с контрреволюцией», Успенский назвал представленные ниже цифры и иные данные результатом «Коренного перелома в оперативной деятельности органов НКВД УССР, произошедшем «…на основе Ваших (Ежова) непосредственных указаний и под руководством секретаря ЦК КП(б)У тов. Н.С.ХРУЩЕВА».
Залогом успеха, по словам Успенского, явилась чистка аппарата органов НКВД УССР от участников антисоветской заговорщической организации и шпионов иностранных разведывательных органов, насажденных в аппарате БАЛИЦКИМ и ЛЕПЛЕВСКИМ.
За 1938 год в Центральном аппарате НКВД УССР был арестован 261 предатель, в том числе участники правотроцкистской организации, других антисоветских формирований и шпионы иностранных разведывательных органов. В том числе значительное количество работников, занимавших ответственные руководящие посты на оперативной работе. Количество разоблаченных «шпионов и контрреволюционеров» в территориальных органах госбезопасности Украины составило 1058 человек.
В итоге проведенной «чистки» удельный показатель численности репрессированных сотрудников. органов госбезопасности УССР составил 42%. Образовавшийся «некомплект» личного состава восполнялся мобилизованными на службу в органы НКВД представителями партийного и комсомольского актива.
«Оздоровление кадров» органов НКВД позволило успешно решить задачи «вскрытия важнейших организующих центров других организаций антисоветского подполья». В частности, были разоблачены и репрессированы:
Бывший первый секретарь КП(б)У С.В. Косиор – «организатор антисоветской деятельности … троцкистов, буржуазных националистов, военно-фашистских заговорщиков, эсеров и меньшевиков, белогвардейско-монархического офицерского подполья», действовавший «…по заданиям польского и германского главштабов».
Группы военно-фашистских заговорщиков среди комсостава в 11 корпусах, 25 дивизиях, 21 бригаде и в 4 укрепрайонах КОВО и ХВО (Киевского особого и Харьковского военных округов-авт.). Арестовано 2 209 заговорщиков в РККА.
Правотроцкистская ПАРТИЗАНСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ, действовавшая под руководством всеукраинского антисоветского партизанского штаба, который возглавлял бывший председатель всеукраинской партизанской комиссии ВОЙЦЕХОВСКИЙ. Арестованы 1 200 участников названного антисоветского формирования.
Ликвидированы:
-10 областных ровсовско-эсеровских штабов и 452 повстанческо-диверсионных отряда.
-715 фашистских организаций, созданных спецслужбами Польши, Германии и Румынии и других враждебных государств.
-11 областных правотроцкистских центров, 136 районных правотроцкистских организаций и 149 кулацко-повстанческих отрядов, созданных в районах правотроцкистскими организациями.
-«Значительное количество (цифры отсутствуют-авт.) шпионов польской, германской, румынской, латвийской, японской, греческой и других иностранных разведок».
Обще число лиц, арестованных органами НКВД УССР в 1938 году, достигло 96075 человек («лимит Ежова» превышен на 60 075 чел.-авт.).
Судьба арестованных на дату составления Записки распределилась следующим образом:
-общее количество осужденных составило -38 190 чел., из них расстреляны -37 158 чел.;
-дела по обвинению 57885 чел. находились на рассмотрении судов и особого совещания при НКВД СССР.
(Примечание авт.) Стараниями Успенского радикально ужесточилась карательная политика НКВД. Доля обвиняемых, расстрелянных по решениям «троек», возросла с 3,4 % до 97,2 %.
Есть основания полагать, что инициатором записки за подписью Успенского, был сам Ежов. Такое предположение вытекает из сложившейся к моменту написания документа ситуации, потребовавшей упредить либо смягчить назревавшие сомнения Сталина в достоверности информации Ежова о реальных механизмах и последствиях реализации «Кулацкого» и «Национальных» приказов НКВД СССР.
Судя по архивным материалам, подозрения Сталина сформировались к началу апреля 1938 года. Этим временем датирован ряд проверочных мероприятий, проведенных по его поручению сотрудниками Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).
Поводом для начала проверок стал захлестнувший ЦК ВКП(б) поток жалоб на произвол «ежовщины». До некоторых пор эти документы передавались на рассмотрение в Прокуратуру СССР. Однако к началу 1938 года их масса стала критической: в Особый сектор ЦК ВКП(б) поступило 79 000, а в Секретариат ЦК и КПК 2 500 обращений подобного содержания.
Проверка результатов прокурорского реагирования на эти жалобы, проведенная под руководством председателя Комиссии советского контроля при Совнаркоме СССР Р.С. Землячки, показала: все они, были сданы в архив без рассмотрения. Более того, без реагирования остались еще 600 000 жалоб на незаконные действия органов НКВД, поступившие непосредственно в Прокуратуру СССР. Согласно обобщенным данным, авторами обращений были представители различных категорий граждан и коллективов, в том числе рабочие, колхозники, служащие, руководители различных организаций, члены ВКП(б), а также сотрудники органов госбезопасности. (АП. РФ. ф. 3. оп. 58. д. 6. л. 35. 28.).
Результаты работы «комиссии Землячки» опровергали ежовские уверения Сталина об «обстановке подъема политической активности и положительных настроений населения», в которой проходят «операции» НКВД.
Дальнейшие проверки, проведенные сотрудниками Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), выявили факты тотальной фальсификации уголовных дел и статистической отчетности НКВД СССР.
Обнаружились массовые случаи нарушения ограничительных условий применения приказа НКВД СССР № 00447 и следовавших за ним «национальных приказов».
С грубыми нарушениями регламента выносились решения так называемых «троек» и особого совещания НКВД СССР.
Первоначальные «лимиты» на репрессии «активных врагов» по «1-й и 2-й» категориям, установленные приказом НКВД СССР № 00447, оказались превышенными более чем в 20 раз.
Предварительные выводы по результатам проверок были сообщены 25 ноября 1938 г. шифртелеграммой И.В. Сталина «О неблагополучном положении в НКВД», адресованной первым секретарям региональных парторганов. В этом документе, составленном с использованием партийной стилистики указанного времени, Успенский был назван одним из членов «банды предателей», «появившейся в органах НКВД СССР после разгрома банды Ягоды». В кратком описании преступных действий сообщалось о вине бывшего наркома НКВД УССР в умышленном «запутывании следственных дел» и «выгораживании заведомых врагов народа».
Ознакомление наркомов НКВД и начальников УНКВД с содержанием телеграммы поручалось партийным органам.
В сложившейся ситуации рассмотрение итогов оперативно-служебной деятельности Успенского на Украине стало прерогативой следствия и суда.
Правовая оценка его деяний, зафиксированная Приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР 27 января 1940 года, содержала несколько пунктов обвинения.
Безусловно доказанным являлся вывод членов коллегии о том, что подсудимый Успенский «…производил массовые аресты ни в чем неповинных советских граждан, и путем нарушения основ революционной законности, добивался от них ложных вымышленных показаний, лично сам и через подчиненных ему аппарат фальсифицировал следственные материалы и добивался применения к невиновным арестованным репрессий».
Другие утверждения судей об «укрытии от разоблачения троцкистов», о «намерении совершить террористический акт в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства», «шпионаже в пользу германской разведки с 1924 года, и в пользу польской разведки с 1938 года», представляли опровергнутый позже ритуальный довесок к уголовным делам подобного масштаба, не основанный на фактических материалах.
Дальнейшая судьба автора Записки стала очередным подтверждением слов мудреца: «Все, что повторяется дважды, непременно случится и в третий раз». Успенский, повторив судьбу двух своих предшественников, А. Балицкого и И. Леплевского, стал третьим наркомом НКВД УССР, расстрелянным по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР.
По иронии судьбы пророчество о «троекратном повторении событий» не обошло и наставника Успенского – самого Ежова. Он попал в список трех казненных руководителей органов госбезопасности СССР, правда, под номером «два»- между предшественником Г. Ягодой и замыкающим Л. Берией.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №225062301366