Несказанная легкость

 
ОН

Когда мы встретились, я удивился — как просто может быть с человеком. Без проверок на прочность. Без тревожного «а вдруг». Всё складывалось само: слова, прикосновения, смех. Мы часами гуляли, пили дешёвый кофе в круглосуточной забегаловке, молчали, глядя на огни большого города. И это молчание не было неловким — наоборот, точным. Как старая песня, у которой стерлись слова, но мелодия всё ещё звучит внутри.

Я любовался, как у неё волосы прилипали к щеке от ветра. Как тянулась за зажигалкой, и майка чуть сползла с плеча. Как смеялась — громко, свободно, с запрокинутой головой. Грудь под тонкой тканью едва подрагивала — в такт дыханию. Смотрел — и не мог насытиться. На джинсы, обтягивающие бёдра, на то, как легко и естественно она двигалась, не замечая, что это сводит с ума. Ничего нарочитого — просто была. Я хотел. Не резко. Не хищно. Просто — ясно. Хотел пройти ладонью по этой линии — от плеча до бедра. Ощутить тепло. Мягкость. Чтобы потом — знать наизусть.

Она что-то напевала себе под нос, неосознанно. Я смотрел, как едва двигались её пухлые, чуть сомкнутые губы. И вдруг понял: хочу коснуться. Не поцеловать. Тихо. Пальцем. Щекой. Лбом. Как будто прикосновение могло подтвердить: она. Живая. Рядом.

Я не разбирал свое состояние. Просто тянуло быть рядом. Без причины. Без планов. Хотелось, чтобы не кончалось. Потом начал скучать, если не видел. Ловить себя на мысли, что рассказываю ей то, что обычно держал при себе. Пока не понял: мы уже вместе.


Мы были вместе. Давно. Долго. Приятно. Без слов «клянусь», без обещаний. Просто — день за днём.
И сначала это казалось правильным. Без драмы. Без надрыва. Без попыток быть кем-то ещё. Просто жил рядом с ней, она со мной. И мне было нормально. Стабильно. Естественно.

С ней было по-разному. Иногда — легко. Иногда — будто не в своей коже. Я не мастер слов. Больше — делами, молчанием. Она будто принимала это. Или не спрашивала. Главное — была рядом. И я дорожил. Не давила. Но и не отпускала. Надо было быть. В тон. В контакте. Не грубо. Просто — так завелось.

Мы не метались по вечеринкам. Не тонули в быту. Были. Вместе. Иногда — слишком. Мне не хватало воздуха. Не из-за неё — из-за себя. Я плохо держу равновесие, когда всё спокойно, предсказуемо. Начинает шатать.

В сексе — старался. Была привередлива. Но с дыханием. Было «вместе». Хотел быть лучше. А она — ждала еще больше. Моё желание — второе. Но если тянулась — я не отворачивался. Иногда — сквозь сон. Иногда — с радостью. Немного комплексовал. Но не замыкался. Потому что знал: для неё это важно.

Сначала казалось — правильно. Без драмы. Без надрыва. День за днём — рядом. Но это «рядом» грело, потом стало припекать. Всё вроде работало — а потом появился легкий зум. Ни жара, ни холода. Только зум. Не внешний — внутренний. Она говорила — я слушал. Но не вникал. Между нами — будто звукоизоляция. Не специально. Просто отдалялся. Каждый день — на шаг в сторону. Смотрел на неё — и не знал, что чувствую. Всё есть. Но как будто ничего. Начинала раздражаться. Видел. То мелочи, то вспышки. Это было не про чашку, тюбик или звонок. Это было про: «заметь меня». Я замечал. Но не знал, что с этим делать.

В тот вечер молчал не из упрямства. Просто не было слов. Не было веры, что разговор что-то изменит. Я был пустой. Не из-за неё — из-за себя. Не знал, кто я здесь. И нужен ли.

Она хлопнула дверью. А я остался. Не потому, что не хотел догнать. А потому что не знал, что скажу, если догоню.

Собрал вещи молча. Быстро. Без пафоса. Без прощаний. Не оставил ничего — ни книгу, ни рубашку, ни кружку. Казалось — не имею права оставить след. Ни записки. Ни звонка. Хотел исчезнуть, как дым от костра — бесследно.

Не знаю. Может, надо было остаться. Терпеть. Работать над собой. Держать зубами то, что уходит. Но я видел: дальше — только хуже. Каждый день — как выживание. Каждый разговор — как мина. Каждое касание — как проверка: ещё можем? ещё чувствуем? Это уже не про «нас». Это — про страх быть одному. Про вину. Про пустую привычку. Но не про неё. Не про ту, в которую когда-то смотрел — и не мог наглядеться.

Если не уйти вовремя — начнёшь ненавидеть. А ненависть — это сила. Тупая, злая, изощрённая. Она крошит внутри. Сжигает всё. Даже путь назад. С ней невозможно простить. Ни её. Ни себя. Раны заживают. Даже те, что с мясом. А ненависть — нет. Она оседает. Остаётся. И если бы я остался — мы бы потеряли всё. Даже хорошее.

Она не виновата. И не я. Лёгкость ушла. Не вернуть. Не склеить. Поэтому я ушёл. Не герой. Не трус. Просто — выбрал не разрушить до конца. Пока ещё мог. Пока она была дорога. Пока мог.


ОНА

Сначала я не думала, что это всерьёз. Просто было легко. Он не давил. Не играл. Не пытался казаться лучше. Не считывал меня — смотрел. Долго, мягко, прямо в глаза. Будто не боялся, что я увижу, кто он есть. С ним не хотелось спешить — и не хотелось уходить. Это было странно: раньше я влюблялась в яркость, в слова, в поступки. А тут — в надежность. Или в надежду. В то, как он держит кружку двумя руками. Как отвечает с паузой. Как может молчать и не бояться тишины. Я слушала его голос и ловила себя на том, что слушаю тембр. Смотрю, как меняется лицо, когда он смеётся. Как брови чуть вздрагивают, когда он удивлён. И да, я смотрела на его руки. Сильные, с длинными пальцами. Спокойные. Уверенные. И представляла, как они касаются меня. Не спешно. Осторожно.

Мы гуляли ночами, пили кофе в круглосуточной забегаловке, и даже молчали — без неловкости, без пауз, будто в унисон. Это молчание не давило — оно обнимало. Он иногда напевал какой-то старый мотив — тот, в котором давно забылись слова, но мелодия всё равно крутилась в голове. Напевал тихо, почти неслышно — на ощущении, не на памяти. Ловила мотив. Он оставался внутри. Напевала — и говорила с ним.

Помню, как однажды пошёл дождь — ни зонт, ни укрытие, а мы стояли под козырьком ларька и ели горячие пирожки. Он вдруг сказал: «Если не уйдём сейчас, то потом уже не сможем — придётся быть вместе». Я рассмеялась, промокшая, с крошками на губах, а он аккуратно стёр их пальцем — и вдруг, не раздумывая, трепетно поцеловал. Прижал к себе — крепко, неловко, и машинально, почти как ребенка, начал гладить по спине, как будто успокаивал, будто я потерялась. Мне стало не по себе — не от поцелуя, а от переполненности. Внутри было слишком много. Желания. Готовности. Полного опустошения — будто я могла просто упасть в его руки и исчезнуть. Не касаться — провалиться. И чтобы это не заканчивалось.

Мы шли потом по лужам, сбиваясь в шаге. Я не держала его за руку, но всё время смотрела на него — и ловила. Каждое движение, каждый звук. Он молчал. И это молчание не тревожило. Наоборот — будто в нём было место и для меня.

Я ловила себя на том, что мне всё нравилось: как у него затылок чуть влажный от дождя. Как он хмурится, когда задумывается. Как пальцы крутят зажигалку. И в этом всём — хотелось быть ближе. Хотелось, чтобы остался. Не навсегда. Хотя бы до утра. Просто — чтобы не исчез. Чтобы потом не стало пусто.

Я не думала о влюблённости. Просто ждала, что он ещё раз посмотрит. Улыбнётся. Прикоснётся. И всё, что было во мне — сомнение, страх, и даже память — уйдёт. Потому что начнётся другое — наше.



Мы были вместе год. Может, чуть больше. Без бурь. Без клятв. Без грандиозных разговоров. Просто рядом.
С ним было спокойно. Не потому что идеальный — потому что не давил. Не требовал быть весёлой, интересной, на высоте. Можно было быть уставшей. Спокойной. Без маски. Он не сбегал. Принимал.

Не гуливан. Не диванный. Не тянул в шум. Не залипал в стены. Всё — просто. Как надо. Без перегибов. Без крайностей. В сексе — не герой. Но внимательный. Не навязывался. Но если я — он откликался. Тепло. Спокойно. С ним это было не про технику. А про «мы».

С ним я дышала иначе. Глубже. Медленнее. Будто до него — всё время старалась. А с ним — перестала. И стало легче. Иногда ловила себя на том, что не боюсь будущего. Не как борьбы. Не как компромисса. А как места, где меня не обидят. Где примут — с усталостью, с тревогами, закидонами. Где можно просто быть. И знать: не лишняя — нужная.

Но именно тогда всё стало меняться.
Сначала — почти незаметно. Он стал хуже слышать. Не ушами — вниманием. Я говорила — он отвечал. Но не мне. Словно формально. Шутила — он улыбался. С задержкой. Смотрел — сквозь. Не исчезал. Просто стал отдаляться. Каждый день — немного дальше.
Я злилась. Не специально. Это как ком в горле — не скажешь, душит. Вечно не закрытый тюбик пасты. Грязная чашка не в раковине. Его «не увидел, не успел, не перезвонил ». Будто я одна. Не хотела быть такой. Не хотела раздражаться. Но это было не про посуду. А про: «посмотри, я ещё здесь». Не хотела расставания. Хотела, чтобы он увидел, вспомнил. Чтобы понял: я рядом. Что ещё можно.

В тот вечер — без плана. Просто закипела. Если не другая — значит, дело во мне? Он рядом — но уходит. Сказала пару острых фраз. Он — молчание. Не холодное. Просто — пустое. Уже тупое. Будто всё уже решено. Я вышла. Хлопнула дверью. Хоть что-то сдвинуть. Бродила по городу. Остывала. Собиралась. Решила: надо говорить. Без обвинений. Без спектакля. Дать шанс. Себе и ему. Вернулась — с этой мыслью. С этой готовностью.

А он —ушёл.
Забрал всё. Словно стер себя дочиста. Без запаха. Без следа. Комната не была пустой. Она была выключенной. Как будто в ней больше нельзя дышать. Он ушёл — и не объяснил. Я вернулась — чтобы говорить. А он уже всё сказал. Без слов.
Сначала было просто пусто. А потом — злость. Глухая, липкая, несправедливая. На него. На себя. На всё, что не получилось. Я злилась. Не сразу. Сначала — просто не понимала. Как можно взять — и уйти. Без слова. Без объяснения. Как будто я — никто. Не чужая. Но и не своя. Просто — никакая.

Я хотела, чтобы он сказал. Что угодно. Хоть ложь. Хоть полправды. Хоть: «не люблю». Но он даже этого не дал. Он просто исчез. Как будто стер меня ластиком. А я осталась. С этим тупым, липким «почему».
С обидой, которая выла по ночам. Я прокручивала всё в голове. Ища ошибку. Может, я слишком? Может, не хватало? Может, у него кто-то? Или просто… надоела?

Он ушёл — и снял с себя всё. А я — не смогла. Я осталась — с нашими привычками. С его запахом. С чашкой, которую он забрал. Даже кружку забрал. А меня — нет.

Мне казалось, я сойду с ума. Плакала. Орала. Молчала. Хотела написать — и стирала. Хотела позвонить — и глотала слёзы. Мне было больно. Обидно. Грязно. Потому что он вычеркнул всё, что мы делали вместе, как будто это ничего не значило. Как будто я была для него временной. А для меня он был — своим. Самым. Настоящим.И он не дал мне даже шанса сказать это. Даже поссориться как люди. Он не дал мне права злиться в лицо. Он просто… вышел.

Я осталась. Не потому что сильная. А потому что не смогла уйти за ним. Не поняла, куда. И потом… потом пришлось выживать. Не красиво. Не гордо. Сначала просто — не сдохнуть. Потом — научиться не ждать.
А потом — жить. Не вместе. С собой. На своих.

Не знаю, была ли это любовь. Но боль была — настоящая. И я всё ещё не простила. Не его — себя. Что так легко отдала сердце. И даже не спросила: а ты возьмёшь его бережно?