Пельмени с уксусом

   
   На кухне пахло мукой, луком, кипящей водой с солью — и приближающимся скандалом в семье Гоцман.
Младшая дочь Муся — в уголке кухни, на табурете, с телефоном в одной руке и с видом жертвы семейных кулинарных репрессий — принимала с рук в руки от матери пельмени, погружая их в кипяток.
— Не отходи от кастрюли! — рявкнула мамань, подавая ей шумовку. — Переваришь — получишь макар с мясом.
— Макар с мясом — это что, новая фобия? — не отрываясь от экрана, протянула дочь.
— Это позор на всю семью! Ровно пятнадцать минут — и на дуршлаг!
Внутри кастрюли закипали пельмени, снаружи — нервы. Пухлые, как воспоминания, и тяжёлые, как недосказанности, пельмени постепенно всплывали над жидкостью — как обиды, накопленные за годы.
— Снова пельмени? — пробормотала Муська. — В этом доме, кроме уксуса и пельменей, что-то ещё существует?
— Ты постоянно требуешь мясо и макароны, — резко ответила мама. — Вот тебе два в одном. Гарнир внутри. Начинка — налицо. Симбиоз, между прочим!
— Ох... Можно обойтись без симбиоза?
— На твою «инфлюенсерскую» зарплату — это ещё золотое блюдо! — мама отложила шумовку. — А пельмени, между прочим, с шестидесятипроцентной скидкой. Не просроченные. Без химии. Ешь. Ещё два дня — и всё. Не выкидывать же!
Босиком, в свитере с растянутыми локтями, с видом человека, который уже трижды проиграл бой, вошёл Хаим — отец семейства, принюхиваясь.
— Снова пельмени? — простонал он. — Не надоело? Когда в этом доме появится кусок жареного мяса?
— Вы что спелись сегодня?И не занудствуй, — отозвалась мама, не отрывая глаз от кастрюли.
Хаим хотел было что-то возразить, но в этот момент дверь хлопнула, и в кухню влетел взъерошенный  Мошик — старшенький — в худи с надписью «Food is mood», держа в руке бутылку тёмно-красного соуса.
— Всё! Я понял, чего  мне не хватало! Шрирача! Капля — и это будет гастрономическая революция!
— Это будет гастроэнтерит, — мрачно проворчал отец.
— А ну-ка, убери это безобразие со стола, — прошипела Сара, указывая на бутылку как прокурор на улику. — В доме, где едят пельмени с уксусом, не место китайским соусам! У нас тут не Тайбэй!
Кастрюля шумно закипела, будто хотела сказать: «Мне бы только дожить до завтра...»
После обеда — плотного, уксусного и слегка конфликтного — в доме наступила временная тишина. Но к полночи стало ясно: покой — иллюзия, а пельмени — тяжёлый след на совести.
Ночью, один за другим, будто по очереди, семейка начала возвращаться на кухню — в тапках, в носках, пижамах, вполголоса. Внутренний зов был сильнее.
На плите страдала остывшая, повидавшая многое кастрюля. На донышке «страдали» три одиноких пельменя. Один чуть треснул — как чьё-то терпение. Крышка приоткрыта — будто надеясь, что всё это был только дурной сон.
Первой на кухню вбежала с Муся. Заглянула в кастрюлю, вытащила пельмень. Умакнула его в уксус и чмокнула...
— Неплохо… — пробормотала она, даже не удивляясь, что всё ещё тёплое.
Хаим вошёл следом. Осторожно, словно боясь застать кого-то на месте преступления.
— Остался?
— Один… могу поделиться.
— Я — со сметаной.
— Я — с уксусом.
Ритуальное поедание остатков продолжалось несколько минут... Пельмень был — мостом между вкусами. И браком.
Мошка ввалился на кухню в наушниках, достав банку кетчупа из холодильника по дороге, с философским выражением лица.
— Вы тут делите пельмени? В три часа ночи? Мне осталось?
— Делим остатки здравого смысла, — бурчит отец.
— А я ем как в XXI веке: смесь культур, конфликт вкусов и немного анархии.
Макнув последний пельмень сразу в три соуса — уксус, сметану, кетчуп — он вытер губы салфеткой и пробормотал:
— Мало...
— Это ж… — начала разборки, мамань, появляясь в тапках.
— Грех, — закончил Хаим.
— Эксперимент! — просопел Мош.
— Пельмени нас объединили, —  восторженно объявила Муся.
Семейство мирно уселось за стол. Без споров. Без претензий.
На столе — пустая кастрюля, мирно остывшая.
А в воздухе — лёгкий уксусный аромат…
Как знак, что всё будет нормально. По-своему. По-домашнему.
Н.Л.©