Глава 1. Девочка, которая выросла слишком рано

Моё детство пришлось на 90-е — время, когда привычный мир рушился, и никто не знал, как жить дальше. Взрослые были заняты одной целью: выжить и вырастить нас нормальными людьми.

Мы рано остались предоставленными сами себе. Сестра поступила в университет и жила в общежитии, приезжая на выходных, родители занимались сельским хозяйством — без праздников, без выходных — абсолютно не щадя себя. Они искали любую возможность заработать. Экономия — до последней нитки. Вера — подорвана. Надежда — только на себя. Разруха, рэкет, беззаконие. Сил, времени и возможности заботиться о нашем психологическом состоянии у них просто не было.

Главное — чтобы ты была одета, обута, в тепле и не голодала. А ещё — не доставляла дополнительных хлопот.

Мне кажется, я была не трудным, а обычным ребёнком (хотя, если спросить мою маму — она скажет иначе). Наверное, таких «обычных» среди детей 90-х было много — слишком рано повзрослевших. Я старалась быть «в порядке», чтобы не доставлять взрослым неприятностей. Молчать, когда они устали. Делать, когда ещё не попросили. Не требовать — потому что всем и так тяжело.

Я рано научилась считывать настроение — по шагам, интонации, взгляду. Раздражение. Расстройство. Усталость. Если плакать — то про себя. Справляться — самой, и желательно с первого раза.

Лет с десяти я часто оставалась ночевать одна в частном доме. Кухня — во времянке, спальни — в основном доме. Между ними — навес для машины, а выключатель света — возле времянки. Вечером я выключала свет и бежала по тёмному двору до крыльца. Открывала дверь, запиралась изнутри — и только тогда слегка выдыхала. Меня подгоняли самые яркие детские страшилки, которые частично находились и в тёмных комнатах тоже. Я сама укладывалась спать и будила себя по утрам. Но в этой самостоятельности не было геройства. Просто так было нужно.

Иногда я ночевала у соседки. До сих пор помню запах корвалола в её доме — кажется, она была медсестрой или просто уже в возрасте. Я приходила к ней, читала перед сном и ложилась спать.

Кстати, читать я обожала с детства. Мама научила меня очень рано — к шести годам я уже бегло читала, причём книги далеко не всегда по возрасту. А. Дюма, Джек Лондон, Р. Л. Стивенсон, Майн Рид, конечно же, Ф.М. Достоевский, А. Беляев, А.П. Чехов. Чуть позже Шарлотта Бронте, Маргарет Митчелл и даже Джудит Кранц... Обожала и обожаю до сих пор хорошие классические детективы. Кажется, я была единственной, кто действительно читал летом всё по списку. Книги о дружбе, воле, порядочности, мужестве, о логике и уме. Многое я брала оттуда — из вымышленных жизней.

Иногда ко мне приходила ночевать подружка. Она была всего на два года старше, но тогда казалась умнее, опытнее, почти взрослой. С ней было нестрашно — с ней было весело. В ход шли мамины немногочисленные платья и туфли на каблуках со времён молодости. Показ мод. Сцены из сериалов. Поедание тщательно спрятанных на продажу сникерсов. Первая яичница с залетевшей молью. Впервые заваренный пакет китайской лапши. У всего был свой вкус — и своя атмосфера.

Мне не говорили: «Ты должна быть сильной». Но я слышала это каждый день — между строк, между делом, между раздражённым: «Ну что опять? Не неси чепуху!» и усталым: «Почему с тобой столько проблем?» Жизнь родителей была борьбой за выживание, им просто некогда было быть рядом всегда...

Сейчас я ясно вижу, что тогда отчаянно нуждалась во внимании и любви. И довольно быстро усвоила: любовь нужно заслужить. Поведением. Оценками. Помощью. Терпением. Пониманием. Без этого — никак.

Видимо, тогда я и становилась «надёжной». Устойчивой. Предсказуемой. Ответственной. Девочкой, которая всё улавливает. Даже тогда, когда ещё не могла этого осознать.

Как ни странно, всё это не отменяет общее впечатление — детство было весёлым. Своим — уличным, с абсурдом, шалостями, настоящими друзьями и свободой. Я до сих пор удивляюсь, как мы выжили — и почему с нами не случилось ничего страшного.

Мы пробовали жизнь на вкус — буквально. Поймать муравья и лизнуть ему попку — почувствовать кисловатый вкус, отпустить и посмотреть, как он дальше живёт с этим опытом. Найти на помойке перо, обжечь его и съесть — хотя ты не голодная. Сделать удочку из ветки, повесить на леску крючок, поймать малька и сварить уху — прямо с чешуёй и внутренностями. «Для навара», — важно поясняли мы друг другу.

Собрать бутылки, обменять их на водяной пистолет, устроить войнушку на весь посёлок — в лучших традициях тогдашних боевиков. Построить шалаш, натереть салат из морковки с сахаром, рассказывать в темноте страшилки — хихикая и дрожа.

Мы взрослели на улице. Там дружили, дрались, договаривались. Там можно было быть собой — без контроля, без оценки, без давления.

Но свобода заканчивалась у ворот дома. А главным признаком окончания свободы — была машина родителей под навесом.

— Не успела… Уже дома…

И ты снова становилась «надёжной». Но где-то под этой надёжностью всё ещё жила девочка, которая однажды лизнула муравья.