Николас I
— Правда?.. — смеялась Октябрина. — И ты сразу обиделся?
— Очень обиделся! Ты ж трезвого алкаша за бухого приняла! Человек, может, на путь исправления встал, всю волю собрал по крупицам, а ты-ы... Хуже нет оскорбления.
— Давай, тут на путь исправления вставай, человек. А то вытрезвитель.
— А я уже. — Дэннер вдруг перестал паясничать, и в глазах его вспыхнули тёплые золотые искры. — С тобой мне больше не нужен алкоголь. Ты, правда, исцеляешь. Просто, когда я увидел, как Сэд... я не знаю. Что-то во мне сломалось. А она меня простила, она меня спасать кинулась! Она вытащила меня. А я её до приступа довёл, второй раз уже. Она мне там сказала, что не сердится, защищала меня, а я ей даже ничего не ответил. Просто не сумел, потому что совесть грызла так, что дышать было невозможно. Дрянь я последняя, а не человек.
— Перестань, — строго сказала Октябрина. — А то сейчас опять отрубишься – думаешь, ей приятно будет?
— Ты тоже здесь из-за меня?
— Да хватит уже! — взвыла несчастная Ласточка. — Что, всё теперь из-за тебя, скажешь?.. У Сэд здоровье слабое, а меня дух потрепал. Ты ещё все мировые войны на себя повесь...
В этот момент появились Мэдди с Олегом и своим появлением таки прервали увлекательную дискуссию.
— Добрый вечер, — улыбнулась им Моргана и смущённо помахала рукой. — Прошу прощения за внезапное вторжение, к тому же не совсем приятное, но... Мне очень хотелось с вами поговорить. Вы... — Мэдди просканировала лицо Владимира, на миг зависнув, — Дэннер, очень приятно. Когда я пришла первый раз, ситуация была не слишком критична, но с этого момента одного из моих друзей попытался убить другой друг, мы вдвоём чуть не сгорели в пожаре, а в моей голове кто-то пытался копаться. Я не думала, что когда-то попрошу помощи у властей... Но мы, объекты проекта OBSERVER, в лице меня, пятерых моих друзей и двух пропавших без вести просим защиты у Константы и вас, в частности. Э... Я, наверное, слишком официально, говорю, да? — смутилась Мэдди. — Не могу по-другому, когда говорю о столь важных вещах.
Владимир моментально прекратил рефлексировать и приподнялся – новая работа явилась для него самым желанным подарком.
— Ничего, — улыбнулся он, протягивая Мэдди руку и одновременно подхватывая Олега, который на радостях кинулся ему на шею. Впрочем, он тут же переключился на Октябрину. — Мы в деле. Должен вас поправить, во избежание дальнейших недоразумений: мы не власти. Мы... как бы это сказать... трудимся под эгидой Конфедерации, но это не означает наше согласие с её политикой. Скорее, нас можно причислить к оппозиции... хорошо, что Сэд отключила хейгелевскую прослушку. — Он засмеялся. — Расскажите подробнее.
— Мам, — шепнул на ушко Олег, пока они беседовали, — Сэд стало совсем плохо. Только ему не говори, — тревожно прибавил малыш, обернувшись на Владимира, — а то опять расстроится...
Ласточка вздохнула. Она уже подумывала назначить Владимиру успокоительное. Психоэмоциональные реакции несли для него прямую угрозу жизни и здоровью.
— Долгая история, — отмахнулась Мэдди, смущённо улыбаясь. — Давайте пройдём в место, более благоприятное для таких вот разговоров, мои-то ноги не устанут, а ваши вполне. К тому же, у меня есть информация о вашем неважном здоровье, поэтому не смею утруждать. А ещё не так давно выяснилось, что моя технология когда-то была украдена у Элеоноры Игоревны, так что я, получается, в какой-то степени с вами связана.
Пока они шли по коридору, Мэдди лихорадочно соображала, упоминать ей Сэд или нет, но она на самом деле хотела побеседовать со всеми сразу, а не повторять свою историю каждому по отдельности, к тому же консультация у профессионального хакера ей была нужна, как воздух, но чуткий слух уловил шёпот Олега о том, что лучше при Владимире эту девочку не упоминать. Однако, спустя порядочное количество времени Моргана всё же решилась на этот провокационный поступок.
— А у нас не будет возможности побеседовать с Сэд? Мне важно её мнение по некоторым вопросам.
Олег побледнел и потерянно обернулся на мать.
— Пройдём в ординаторскую, — как ни в чём не бывало, улыбнулась Ласточка. — А я сбегаю, уточню у Сэд.
Удивительно было слышать подобную формулировку от человека, недавно пережившего клиническую смерть. Благо, Дэннер купился и отправился провожать Мэдди в ординаторскую, а сама Октябрина, вместе с не отстающим от неё Олегом, поспешила к Монике.
В палате их встретили Тадеуш, кардиолог и заведующий неврологией. Ласточка ощутила неприятный холодок в груди.
— Коллеги... В честь чего консилиум?
Невролог устало обернулся к ней, стащив с носа очки, и принялся машинально протирать их рукавом халата.
— Это у вас какая-то эпидемия...
Сердце оборвалось.
— Я же говорил, — прошептал Олег, сжимая её руку.
Октябрина замерла, не решаясь подойти. Она всё ещё не верила в происходящее.
— Вечно там, где появляется Маэстро, всё идёт наперекосяк! — не то сердито, не то отчаянно сказала кардиолог, бессильно уронив руки.
— А с Хейгелем нам было обалдеть, как хорошо, — осадила её Октябрина.
— С Хейгелем ты в реанимации не поселялась на постоянку!
— Я из-за него туда и загремела! — разозлилась Ласточка. Она понимала, что коллега просто от отчаяния ищет виноватых, но всё равно спорила. — Дэннер нас от них освободил, а вы говорите...
— Благодаря ему мой сын теперь со мной, жив и здоров, — поддержал Тадеуш. Кардиолог только рукой махнула.
— Сэд... — Октябрина присела на краешек кровати и погладила хакершу по волосам. — Сэд, ты меня слышишь?
— Слышу, слышу, — огрызнулся парень. — Женщина, отстань и не мешай, у нас тут важный раз...
От внезапного сильного удара в челюсть бедняга даже отлетел немного в сторону и порядочно растерялся. Кто бы мог подумать, что в парализованной едва живой девчонке столько силы.
— Ты охренела?! — возмутился Сэд, ощупывая мигом начавшее распухать лицо.
— Это меня зовут! — прикрикнула на него девушка.
— Кого из нас двоих тут зовут Сэд?! — взвился парень, подскакивая и нависая над ней. У него уже глаза чуть не вылезали из орбит от злости. — У тебя было какое-то сопливое девчачье имечко... А, Моника! Прямо вижу задротку-отличницу или жирную монашку в балахоне!
— Прекрати! — не выдержала Моника. — Тебя не существует!
— Ты же меня только что по морде отходила, как же не существует? А сколько я тебя защищал, помогал тебе, идиотке?! Забыла?
Сэд тоже не остался в долгу и уложил Монику на землю недвусмысленным ударом в живот, выбив из неё дыхание, а затем добавил ещё сверху, чтобы она повалилась лицом в траву.
— Вот точно, что дерусь с девчонкой, — презрительно фыркнул Сэд, хватая противницу за волосы и поднимая с земли. — Только и умеешь, что на жалость давить.
Моника злобно зарычала и попыталась вырваться, но Сэд бесцеремонно швырнул её в сторону дерева, которое встретило девушку своей жёсткой бугристой корой, разрывающей кожу, как грубая наждачка. Силы в парне было гораздо больше, и не признавать этого нельзя.
— Что, хватит? — он сплюнул кровавую слюну. — Или тебе ещё добавить, чтобы шёлковая стала?
— Да я сейчас тебя стукну, что ты станешь фиолетовый в крапинку! — Моника подскочила и сперва отправила противника в нокаут совершенно бесцеремонным ударом коленкой в пах, а затем накинулась на него, начав старательно охаживать по лицу.
— Да я тебе сейчас глаза выцарапаю! Никто не посмеет указывать мне, что делать, а уж тем более, мои собственные выдумки!
Реальная же Сэд ни на что не реагировала. Те же пятьдесят пять ударов в минуту, тридцать пять с хвостиком градусов и сто на шестьдесят миллиметров ртутного столба, словно организм перешёл в режим экономии энергии и абстрагировался от внешнего мира, как амёба, завернувшаяся в свой белковый кокон от греха подальше. Она не чувствовала, что заперта в своей голове, она не хотела из неё выходить, чтобы опять чувствовать боль, разочаровываться и страдать. И видеть Владимира.
Разве только осознать причину своего затворничества ей пока было не под силу, да и сколько ни спрашивай – не ответит. Мало того, что ей всё это время необходимы были отдых и покой просто по состоянию здоровья, так ещё и Владимир своей отключкой масла в огонь подлил. Она-то думала, что это из-за неё он в такое состояние впал, а потому даже начала себя ненавидеть, чем, собственно, теперь активно занималась внутри своей головы. Кошмары же уже пройдены, вымещать злость не на ком, кроме своих альтернативных личностей.
Моника опомнилась только тогда, когда её противник перестал не то, что сопротивляться, даже любые признаки жизни подавать. Она вся была забрызгана кровью, костяшки пальцев сбиты в мясо, в ушах звенело от переизбытка адреналина. Вскоре изуродованное тело и вовсе исчезло, а мир вокруг померк. Неизвестно откуда задул холодный ветер, пронизывающий до костей, несчастная Моника вынуждена была сжаться в комочек и обхватить себя руками, чтобы тут же не замёрзнуть на месте. В этой темноте даже не было стен, к которым можно прислониться, просто бесконечная чёрная пустота, холодная, как один из кругов ада. И никого, даже этого надоедливого парнишки...
— Сэд! — чуть не плача, повторила Ласточка. Сердце у неё опять закололо, от нервов, наверное.
— Что, опять будете книжки читать? — буркнула кардиолог. — Прошлого раза не хватило?
Октябрина выпрямилась.
— Слушайте... У меня убили мужа, почти убили дочь, мой любимый съехал с катушек, а моя подруга впала в летаргию. Я в одиночку воевала с фашистами несколько лет, выхаживала тайком их жертв, довела себя до инфаркта и рака мозга, и терпела побои. Я бегала по опасным подземельям с автоматом, вытаскивая оттуда людей, занимаюсь их адаптацией. Моего сына могут убить. Моя подруга может умереть. Вообще, все, кто мне дорог, рискуют сдохнуть в любой момент. Я пережила клиническую смерть, но управляю больницей. По вашей же просьбе. — Ласточка взяла ГИТИСовскую паузу, и вдруг – рявкнула так, что все подпрыгнули, кроме, разумеется, Моники: — Но я же на вас не срываюсь! Так что, будьте любезны держать своё поведение в рамках приличия! Вы врач, а не кондуктор в электричке!
Крик слышался отдалённым гулом ветра, завывающим где-то в бесконечной черноте. Ни слов, ни имён, ничего, что напомнило бы о мире за пределами черепной коробки, да и возвращаться в него не особо хотелось. Хоть тут холодно и темно, снаружи было хуже.
Именно поэтому больше Моника и не пыталась выйти наружу, она просто улеглась на холодный пол и свернулась клубочком, чтобы уснуть. Она знала, что на холоде спать нельзя, но сейчас было почему-то плевать.
Нет, погодите! Умереть ведь нельзя! Как тогда быть Владимиру? Он же чуть с ума не сошёл, как увидел, что Монике стало плохо из-за него, а тут она умирать собралась! Он же из ума выживет окончательно! И как тогда быть Ласточке? Она же его любит!
Не-е, это не наш вариант. Ты должна жить! Ради него, ради того, кого ты любишь! Он же такой яркий, такой добрый и тёплый, как солнышко! Точно, солнце! Вот бы в этом мраке был хоть один лучик света, он бы согрел ей руки, да вообще согрел, чтобы она могла хотя бы пошевелиться... а там можно и о выходе отсюда подумать. И тут Моника вдруг почувствовала у себя на щеке что-то тёплое, а когда открыла глаза, то поняла, что сквозь черноту проник маленький лучик света, согрел её закоченевшее лицо. Но он был совсем маленьким и быстро пропал, оставив снова только беспросветную тьму. Как жаль, что света получилось так мало...
— Что-то долго её нет, — обеспокоенно заметил Владимир. — Ох, как бы ни случилось чего...
Его охватило нехорошее предчувствие. Дэннер неуютно передёрнул плечами и принялся ходить по комнате туда-сюда. Рана опять задёргала, при каждом шаге напоминая, что не стоит сейчас делать резких движений. Владимир, последние дни с энтузиазмом добивавший остатки здоровья, в своём светлом начинании значительно преуспел, и измочаленный вконец организм отомстил ему за активное движение головокружением, мутью и противной липкой испариной. Он упал на диванчик, едва не заорав при этом от боли в ранах, и выговорил, стараясь не стучать зубами:
— Нет, точно беда какая-то. Я пойду, проверю.
Ой, молодец, — Глас Рассудка всплеснул воображаемыми руками, — давай, может, тогда сразу сдохнешь тут, всем на радость? А что, вон, в окошко и рыбкой с девятого этажа ныряй в асфальт. Чего кота за хвост тянуть.
Моргана уже запомнила дорогу до ординаторской и в проводнике не нуждалась, однако отказать вежливому мужчине оказалась не в силах, к тому же, уловку Октябрины она тоже раскусила.
Собственно, Моргана изрядно перепугалась, когда Дэннер заявил, что собирается проверять. А что, если и в самом деле всё опять превратится в бесконечный лазарет? Да и зачем человеку лишний раз нервы делать?
— Не думаю, — наконец сказала техноведьма, чтобы немного разрядить ситуацию. — Может, она на каких-то процедурах или просто плохо себя чувствует. Насколько я знаю, она больна, и очень серьёзно, с угрозой жизни... — на удивлённый взгляд Владимира она поспешила уточнить свои мысли. — Я грешна, уже пообщалась тут с людьми, и кое-что разведала заранее, не дождавшись личной встречи. Ну и Элеонора меня хорошо просветила, хоть услышанное меня и удручает, как, наверное, и всех здесь. Мне довелось на своей шкуре прочувствовать опустошающую беспомощность и бесполезность при виде чужой беды, так что понимаю вас. Собственно, поэтому я и здесь. Да, кстати... У вас есть ресурсы на поиск пропавших?
Отчаянная попытка занять Дэннера разговором, чтобы дать Ласточке немного времени на решение вопроса, была порывом альтруизма. Мэдди не хотела стать причиной ещё одной тучи проблем, которую могла вызвать своим появлением. Эти люди и так все выглядели достаточно потрёпанно, ну, разве что, кроме Элеоноры, она была тут больше всех похожа на человека.
Попытка удалась: слегка тормозящий из-за низкой сатурации мозг работал плоховато, не желая осиливать больше одной задачи за раз, и мышление Владимира приняло линейный характер.
— Мы часто ищем пропавших, — ответил он и постарался улыбнуться: — Часто именно с чьей-нибудь пропажи всё и начинается. Ищешь человека, а в итоге вскрываешь такой ящик Пандоры, что диву даёшься. Вот, как здесь, в Парадайзе. И это мы ещё только начали.
— Замечательно, — Моргана облегчённо улыбнулась. — Тогда я начну.
Она рассказывала о своей истории и о друзьях так долго, как только могла, растягивая подробности и привлекая внимания к деталям, чтобы выиграть больше времени. Да и пояснить всё было бы неплохо, Элеонора ведь уже в курсе, но должны знать все, кто будет в операции задействован. Однако Мэдди видела, что Дэннер слегка не в форме – это если мягко выражаться, и вполне может статься так, что ей придётся буксировать его до ближайшей койки.
— Вам можно мемуары писать. — Дэннер запустил кофемашину. — Что ж, надо найти этого Кольку и поговорить с ним по душам. Для начала.
— Писатель из меня такой себе, — усмехнулась Мэдди, откидываясь на спинку дивана. — Да и неважно это. Важно то, что никто из нас не имеет ни малейшего понятия, где может находиться Николас. У меня есть возможность встретиться с Мисой, одной из нас, влюблённой в Николаса. Если, конечно, такие, как мы, вообще умеют любить... Хотя почему же, — Моргана тут же переключилась от уныния на прежнюю бодрую интонацию. — Айя же любит мальчика, которого подобрала на улице. В общем, Миса может знать, где прячется Ник, и если её уломать, то выдаст его. Только уповать на то, что он не навредит невинным людям, бесполезно. Она сама – такая же совершенная убийца.
— Ну, вот, видите, — Дэннер отсалютовал ей чашкой, как бокалом. — У нас есть ниточка. А за моё физическое состояние не стоит переживать. Он сможет навредить мне если только я к нему явлюсь лично. А я и не собираюсь. Разъяснительную беседу этому ублюдку будут проводить не один, а целых два андроида.
Ласточка сидела на койке, бессильно уронив руки, и пялилась в пустоту. Уже даже и реветь как-то не ревелось. Осознание собственного бессилия перед очередной нависшей угрозой, похоже, перегрузило сеть, и сработало УЗО. Ей казалось, будто это всё не по-настоящему, не реально. Ведь не может же быть, в конце концов, всё настолько плохо, это противоестественно, что ли... Это просто несправедливо!
— Час от часу не легче, — Джейми подошёл и присел рядышком. Ласточка уткнулась ему в плечо.
— А мы собирались день рождения отмечать, — прошептала она. — Сэд не может вот так умереть! Как же так, это же наша Сэд!..
— Ну-ну, — Джейми обнял Ласточку одной рукой и согласился: — Конечно же, не может, она сильная.
— И что нам делать? — Октябрина вскинула на него глаза, которые ещё отчаянно щипало, но бестолку. Оказывается, реветь можно и без слёз, так, насухую, вот, чудеса.
— А с командиром вы что делали?
— Но у него другой был случай! У него мозги перемкнуло наизнанку, а у неё летаргический сон. Её нельзя будить насильно, это смертельный риск. Ну, как, лунатиков, так и её нельзя, может произойти остановка сердца...
— Да притормози ты! — ввернул Джейми, улучив паузу. — Так... сделаем следующим образом. Я побуду с ней, а ты возвращайся к Мэдди, она ждёт.
— Хорошо, — вздохнула Октябрина, погладила Монику по щеке и вышла.
— Она ещё спит, — объявила с порога Ласточка. — Слишком переутомилась за последнее время.
Дэннер подозрительно прищурился. Мэдди тоже заподозрила неладное, но виду не подала. Вместо этого она улыбнулась совершенно невозмутимо и изрекла:
— Пусть отдыхает, я могу с ней и попозже поговорить, это не смертельно. Гораздо важнее то, что сигналы жизни двух пропавших регистрируются... В метро.
Все здесь знали, что некогда подземные вены Города, наполненные бурной кровью, теперь представляли собой заброшенные катакомбы, населённые всяческими тварями, реальными и выдуманными перепуганными до смерти диггерами. Даже андроиды редко спускались туда, чего уж там говорить про обычных людей.
— Звучит более чем жутко, да... Но у нас нет выбора. Если мы хотим спасти моих друзей. Я сама готова взять в руки оружие и спуститься туда в первых рядах.
— Хорошо. — Дэннер поднялся. — Операцию назначаю на завтра в полдень. Все согласны?
— Ты-то куда? — простонала Октябрина. — Ты ж на ногах не держишься.
— Я уже сказал, что пойду туда не лично.
— Это как?
— Увидишь. Я могу навестить Сэд?
— Не можешь! — подхватилась Ласточка. — Она... она плохо себя чувствует.
— Ты сказала, она спит.
— И при этом плохо себя чувствует!
— Так, — сощурился Владимир и решительно отодвинул Ласточку от дверей.
— Стой! Тебе туда нельзя.
— И почему же?
— Ну, что ты, не понимаешь, что отдохнуть надо человеку!
Мэдди предпочла отмолчаться. Это уже точно был вопрос не её юрисдикции, да и в чужие отношения она предпочитала не влезать – не ей же потом жить с этими людьми, любить их, растить детей, дружить... Она могла себе такое позволить только среди таких же, как она сама, потому что знала их всех вместе и специфику чувств каждого. С людьми было много сложнее. Однако, когда нависла угроза скандала, даже её металлическое сердце не выдержало.
— Я думаю... — робко начала она, привлекая сразу два взгляда. — Если вам это необходимо... — она глянула на Владимира, а затем перевела взгляд на Ласточку, — не стоит этому препятствовать. Хотя... возможно, я не права, — Моргана поспешила тут же откреститься от своих слов и отвернуться, чтобы на неё так не смотрели.
— А я, вот, думаю точно так же, — заявил Владимир. — И довольно меня тут держать...
— Стой! — Октябрина повисла у него на руке.
— Да что случилось-то?! — не выдержал Дэннер. — Она, вообще, там, живая?
— Живая, — поспешила уверить Ласточка, и даже побледнела ещё больше. — Ты что!
— Тогда пусти меня к ней.
Ситуация перевернулась: вот точно так же, совсем недавно, он сам не пускал её к Фрейе. Теперь она его не пускает к Сэд. Нет, ну, не Морена же у неё, в самом деле!
— Я пойду, — сумрачно уведомил Владимир и всё-таки ушёл.
Мэдди дождалась того момента, когда хлопнет дверь, а затем подошла к плачущей на полу Ласточке и присела рядом с ней, чтобы заботливо погладить её по плечу.
— Иногда лучше сразу знать правду, чем обманываться, — тихонько сказала Моргана, ожидая, что в неё сейчас полетит что-нибудь. — Только лучше меня не бей, руки переломаешь, а они у тебя красивые. Кстати... что там на самом деле с ней? Да и что у вас тут происходит, что вы друг от друга крышей едете?
— Ой, а правда, — сумрачно отозвалась Ласточка. — Вот, весь день хожу и думаю, какое у меня самое заветное желание?.. А, точно: избить Мэдди. У тебя, случаем, нет тортика со свечками? Я б загадала.
Она взяла со стола оставленную Дэннером чашку с кофе.
— Ну, как это сказать... С ума только Владимир сошёл, да и тот ненадолго. Фобия у него своеобразная есть. Невроз. Ну, Сэд поплохело, она и сработала. — Ласточка изо всех сил старалась изъясняться «по-простому, по-людски, без этих ваших латыней», но получалась у неё либо брань из подворотни, либо-таки латынь. И то, и другое было плохо. — А не пускала я его потому, что, когда Сэд последний раз свалилась, мы его четыре дня потом откачивали...
О-о, гляди, ща будет цирк.
Граждане из министерства по-хозяйски ввалились в ординаторскую и смерили брезгливым взглядом вначале Мэдди, а потом и Ласточку.
— О-о, наконец-то, — ядовито изрекла тощая. — Госпожа Борнштейн, я полагаю?
— Всех господ в семнадцатом году к стенке поставили, а мы товарищи, — с достоинством отозвалась Октябрина, поднявшись. — С кем имею неудовольствие беседовать? Вы не представились по форме. Ваши удостоверения, будьте любезны.
Ревизоры перекосились, но браслеты к терминалу поднесли. Они ж не знали, что Сэд отключила видеонаблюдение, а Ласточка не носит линзы.
— Это что ещё такое? — кивнула тощая на Моргану.
— Не что, а кто, — холодно поправила Октябрина, убирая терминал в карман халата.
— И что это за кто?
— Подруга.
— Подруга?!
— А что такое?
— Видели мы таких подруг...
— Лучше бы вы себя увидели хоть раз. В зеркало. А, впрочем, подозреваю, в том и беда. Так, что, мы о деле сегодня поговорим, или вы перестанете отнимать моё время?
— Поговорим, — людоедски оскалилась тощая. — Во что вы превратили Парадайз? — тут она достала планшет. — По коридорам бегают похищенные сиротки. Собака в учреждении!
— Это служебная. Сиротки эти – наши пациенты. Дальше.
— А вам не достаточно?! Да хоть на этого посмотрите! — тощая кивнула на случившегося рядом Гича, который вошёл и невозмутимо принялся листать какой-то справочник. Весьма колоритного вида мужик в косоворотке, кожаных штанах, по уши в татуировках и с оберегами впечатление, безусловно, производил... не у каждого благоприятное.
— Приглашённый специалист.
— Специалист чего?!
— Ликвидации паранормальных угроз, — не моргнув глазом, выдала Ласточка. Шаман уставился на неё поверх книги.
Такого напора чернухи, язвы и пассивной агрессии Мэдди не выдержала. Когда Ласточка вывалила на неё всё, что до этого старательно держала внутри, Моргана ещё готова была проглотить и плюнуть на это свысока, но, когда внезапные ревизоры отнесли её к разряду неодушевлённого предмета, она уже не выдержала, поднялась и молча, стараясь не привлекать внимания, просочилась в дверь за спиной у Гича. В такие моменты она радовалась тому, что плакать не умела, но чуть позже пожалеет об этом, ведь дурные мысли и негативные эмоции нужно куда-то девать, а если у твоего тела просто не предусмотрены такие опции, возникают сложности с самоконтролем.
План помещений на всех этажах огромной клиники Моргана уже хорошо запомнила, а потому отправилась куда-то в сторону первого этажа, где собиралась выйти на улицу и постоять немного под мокрым снегом. Мэдди вышла, игнорируя охрану и дежурную – её здесь уже запомнили и больше повязать не пытались. Погода на улице была просто отвратительная – сыро, темно, холодно, а в морду так и норовила прилететь колючая мокрая снежинка. Была бы она человеком, то даже и выходить бы не стала.
Моргана зашла за угол, медленно сползла по стене в мокрый скрипучий сугроб и уставилась в глухо-чёрное небо, рассечённое подсвеченными стволами лысых деревьев, крайне редких в этом Городе. Думала она о том, что всё это было зря. Она вплела в дурную историю тех, кому и без неё плохо, она подвергала дополнительной опасности свою подругу – эти чувачки из министерства могли обеих пустить в утиль. Может, лучше вернуться обратно в свои трущобы, пока не поздно, и разбираться со всем самой? Точно!
Посидев так немного, Мэдди поднялась, оглянулась на светящиеся окна Парадайза, накинула на голову капюшон платья и бодро зашагала в разорванную фонарями ночную темноту.
Свидетельство о публикации №225062301659