Виктор Антохи. Поцелуй в щёчку. Рассказ

Раздел 1.Антон.
   Антон проснулся по звонку мобильника непривычно рано. Два последних месяца он утро просыпал, никуда не торопясь. А с сегодняшнего дня охранник «Прайда» в связи с закрытием бюллетеня возвращался на работу. Он несколько лет проработал в охране Бизнес-центра, который состоял из двух корпусов: старого здания, прослужившее городу несколько десятков лет и, в котором прохудилась крыша настолько, что в дождливую погоду вода стекала в некоторых местах с потолка так, что казалось, что её вовсе нет. Но в прошлом году администрация областного города, наконец-то получила субсидию на капитальные ремонты кровель города. А местная администрация не ограничилась только ремонтом кровли, но и построила новое современное здание бизнес-центра, корпус №2, в котором раньше работал Антон и, на его строящейся территории, охранник Антон Жидких сломал лодыжку. Всё произошло так не праведно и обидно, что Антону хотелось плакать от обиды. Он шёл по территории к участку мусоросборки и хотел обойти водоканальный люк, но внезапно за спиной посигналила машина, требуя уступить проезд. Антон оглянулся, но продолжал перемещаться вперёд.
Когда нога наступила на какой-то металл, то было уже поздно что-либо срочное предпринимать: нога провалилась куда-то вниз, потеряв точку опоры и жгуче-тупая боль обняла, провалившуюся ногу и, словно тысячи иголок вонзились от стопы до колена правой ноги. Работники бизнес-центра нашли машину, которая отвезла пострадавшего в травматический пункт. Там ему наложили гипсовую повязку и по просьбе больного, вызвали такси доехать до железнодорожного вокзала. Травма мужа расстроила больше всего жену Люську. Она долго не могла понять почему на территории бизнес-центра имеются незакрывающиеся люки. И вот, через два месяца, Антону пора на работу. Правда, он обуться ещё не пробовал, а за калитку выходил в комнатном тапочке. Но в родном Щепкино выйти в одном тапочке за калитку своего двора считалось нормальным явлением. В Щепкино никому не нужно объяснять, что с ним случилось. Многие всё узнали в тот же день до захода солнца.
   Ещё раньше, когда Антон хотел поселиться в съёмном жилье, Люся была против, категорически, хотя отказывалась аргументировать свои убеждения...

   Антон вышел из маршрутки на остановке Пироговская и свернул с улицы Советской в направлении Центрального рынка. Выйдя за угол трёхэтажного здания, Антон оказался перед офисом ЧОПа «Прайд». На крыльце с металлическими поручнями курили несколько руководителей ЧОПа и о чём-то весело рассуждали.
«Снова травят анекдоты» — подумал Антон, а в вслух сказал:
«Здравствуйте! Евгений Васильевич, Вас можно?»
   — А, Антон? Здравствуй! Что, бюллетень закончился?
   — Так точно!
   — Слушай, а твоё место уже занято. Но мы можем найти тебе другое хорошее место. Ты не против?
   — Я бы, конечно, поработал бы ещё на Марата...
   — Но там уже работает одна женщина, у которой всё хорошо получается. Ты же знаешь, как трудно понравиться директору бизнес-центра. Давай, всё-таки, на новое место и работай!
   — Ну, ладно! Новое, так новое!
   — Мужики, кому срочно нужен охранник? Толковый парень. Он работал у Юли в бизнес-центре и вышел с бюллетеня, а его место уже занято. Выручайте?
   — А он не прогульщик?
   — Нет! Я за него отвечаю.
   — А, как со спиртным, употребляет?
   — Я скажу так: он не злоупотребляет...
   — Предложи ему онкодиспансер?
   — А где это? — заинтересовался Антон.
   — Там же в Пролетарском округе. На конечной остановке маршрутов 25 и 32.
   — Я не знаю, где это и что там нужно делать.
   — Я отвезу тебя туда после планёрки.
   — Хорошо. Я понял.
   — Но для работы на этом объекте нужно оформить разрешение Россгвардии. Ты как на это смотришь?
   — Хорошо! Я готов!
   — Ладно! Покури, пока мы совещаемся.
   Раздел 2. Новый объект.
   От нечего делать Антон разглядывал архитектуру Советского округа, к которому принадлежало и это здание, в котором размещался офис «Прайд». Все здания вокруг были разноэтажные и устаревшего типа. Это был Центр областного города и здесь скопилась вся самая старая архитектура города на Упе. Всем хорошо было известно, что по этим извилистым и, давно не мощённым переулочкам, шагали самые известные люди мировой истории. Антон даже расправил плечи от таких мыслей и гордо сам себе улыбнулся от осознания своей причастности бытия к таким известным местам русской истории. Антон так увлёкся исследованием городской архитектуры, что никак не отреагировал на открытие входной офисной двери.
   — Антон, ты готов ехать?
   — Так точно, Евгений Васильевич. А на чём мы поедем?
   — На прайдовской служебной машине. Вон на стоянке, тёмного цвета — рука старшего охранника поднялась и указала на машины, припаркованные на близлежащей стоянке.Охранники приблизились к Хундаю Солярису тёмного цвета, который гостеприимно распахнул им свои полированные двери, приглашая прокатиться. Мужчины воспользовались приглашением и через несколько минут иномарка выруливала со двора «Прайда». Рыжее весеннее солнышко старательно освещало всю округу, подбадривая всех прохожих на тротуарах Пролетарского округа. Лица прохожих не могли воспринимать весеннее тепло с безразличным видом и они не находили ничего лучшего, как улыбаться солнышку в ответ. За окном легковушки промелькнули сначала Пролетарский мост, а затем, памятник легендарной «Катюше» и на улице Ложевой старший охранник Морозов В.А. свернул налево к бизнес-центру. Антон знал этот маршрут и его ничего не волновало. А вот дальше, путь был малоизвестным и толкал охранника в неизвестность, навстречу к новым людям. а, может быть, и к новым приключениям. Солярис резво прокатил своих пассажиров по улицам Кутузова и Вильямса и приблизился к перекрёстку Марии Расковой, на которой Морозов включил правый поворот.
 — Запомни,  Антон, про этот правый поворот, через квартал нужно будет поворачивать налево, чтоб доехать до онкологического диспансера, а там остановиться перед шлагбаумом и ожидать, когда Виктор Петрович тебе откроет.
 — Ясно, Владимир Александрович, я думаю, что запомнить эти элементы маршрута не составят много труда.
 Раздел 3. Петрович.
   Когда пёстрый шлагбаум красно-белого цвета поднялся своим дышлом вверх, старший охранник въехал на охраняемую территорию и подкатил к светлому вагончику и застыл недалеко от его входа. Слева за вагончиком охранников была устроена небольшая квадратная стоянка машин на 30—40, а за первым перекрёстком высился основной четырёхэтажный корпус онкодиспансера. Дорога от первого перекрёстка вправо вела к Центру ядерной медицины. За центром недавно построили храм, который действовал только летом и не только замечательно вписывался в архитектурный ансамбль местности, но и весело играл солнечными бликами на своём золочёном куполе.   
  — А что, нам не рады? Почему-то никто не встречает?
  — Вы даже не представляете, как я рад Вашему приезду и, как мне надоело здесь дежурить!
  — Петрович, скажи, честно, какие ты здесь сегодня сутки дежуришь?
  — Скажу честно, я отдежурил трое суток, а если завтра меня не сменят, то будет — четыре.
  — Я тебе привёз сменщика, прошу любить и жаловать! Знакомься, Антон!
  — Очень приятно. Виктор Петрович!
  — Давай, вводи его в курс дела, а я пока проверю первый пост! — кивнул, улыбаясь, в сторону основного корпуса Морозов.
  — Ладно!
  — Антоша, мне интересно, ты приехал ради интереса посмотреть на онкодиспансер или устроиться на работу?
  — Я хочу работать, но не знаю, какие здесь условия.
  — Условия самые обыкновенные, не царские: расположение на краю Пролетарского округа, транспорт есть, но возит нас не очень часто. Туалета у нас нет и приходится выкручиваться по-деревенски. Поток транспорта нескончаемый. Кажется, что все машины России едут через нашу территорию.Сотрудников тоже много, но большая их часть переехали в новый корпус на Калужскую.
  — Петрович, ты рассуждаешь только на серьёзные темы, как старый дед. Ну, а девушки здесь есть? Или ты таким контингентом уже не интересуешься?
  — Не сомневайся, но девушки здесь имеются и не мало. И разве хватит стойкости не поглядеть на их природную красоту?
  — А, именно, блондинки, есть?
  — Есть разные, в том числе, блондинки. А тебя, что, исключительно только блондинки интересуют?
  — Исключительно.
  — Антоша,а как ты собираешься знакомиться, исключительно, с блондинками?
  — Что-нибудь придумаю. А Вам, Петрович, вообще не нравятся девочки?
  — Что ты такое придумал? Как это девочки могут не нравиться? Нравятся и очень. Только я не делю их по окрасу волос.Если девушка красива, то нет совершенно разности чем она окрашена.
  — Да? Не понимаю, как такое может быть.
  — Когда-нибудь, мы сравним свои вкусы на предмет красоты.
  — Мне тоже очень интересно.
  — А Вы, всё-таки, покажите мне когда-нибудь, к кому у Вас лежит душа?
  — Хорошо, покажу с удовольствием.
  Раздел 4. Воспоминания.
  Иванович задумался на некоторое время, как-будто приступил к решению какой-то нелёгкой задачи. У него перед глазами возникли картины начала его работы в диспансере. За окном вагончика царствовала сентябрьская осень, когда он впервые пришёл сюда на работу и это окно чаще было настежь раскрытым, чем зафиксировано на защёлку. Работники диспансера на работу приходили или приезжали очень рано. Многие приходили к семи утра, а некоторые ещё раньше. Многие женщины приезжали на своих автомобилях или на автомобилях вместе с мужем.Одна женщина начинала свой рабочий день в пять утра.Просто она попутно с мужем приезжала на эту бывшую деревенскую окраину.  Я думаю, что замужние женщины не должны были интересовать 35-летнего молодого человека, поэтому стоило обратить внимание только на тех женщин, которых привозил общественный транспорт или такси.
  Сначала все представители женской половины были для Петровича на одно лицо, без имени и, как-будто одинаковые. Но потом, одни выделялись ростом или глазами, другие ранним прибытием на работу, третьи — систематическим опозданием или отличались любовью поболтать или пожаловаться. С некоторыми охранник пытался поболтать и узнавал их привычки. Некоторые красавицы готовы были познакомиться, но ничего во внешности не привлекало.
    — Есть разные, в том числе, блондинки. А может у тебя изменится интерес к конкретной женщине,если она окажется другого цвета или она должна быть только исключительно блондинкой?
  — Исключительно.
  — Антоша,а как ты собираешься знакомиться, исключительно, с блондинками?
  — Что-нибудь придумаю. А Вам, Петрович, вообще не нравятся девочки?
  — Что ты такое придумал? Как это девочки могут не нравиться? Нравятся и очень. Если девушка красива, то нет совершенно разности чем она окрашена.
  — Да? Не понимаю, как такое может быть.
  — Когда-нибудь мы сравним своих красавиц.
  — Мне тоже очень интересно.
  — А Вы, всё-таки, покажите мне когда-нибудь, к кому у Вас лежит душа?
  — Хорошо, покажу с удовольствием.
  Петрович задумался на некоторое время, как-будто приступил к решению какой-то нелёгкой задачи. У него перед глазами возникли картины начала его работы в диспансере. За окном вагончика царствовала сентябрьская осень и это окно чаще было настежь раскрытым, чем закупорено. Работники диспансера на работу приходили  к семи утра, а некоторые ещё раньше. Многие женщины приезжали на своих авто или  на автомобилях вместе с мужем. Я думаю, что замужние женщины не должны были интересовать молодого человека, оставим симпатичных людей без разных злоключений и ревностей.
  Сначала все представители женской половины были для Петровича без имени и, как бы одинаковые. Но потом, одни выделялись ростом или глазами, другие стильной одеждой,а отдельные из них — систематическим опозданием или любовью поболтать и пожаловаться на жизнь. С некоторыми охранник пытался поболтать и узнавал их привычки. Некоторые красавицы готовы были познакомиться, но ничего во внешности охранника не привлекало. А о том, что они красавицы  знали о себе только они сами.Иные не стесняясь, употребляли нелексическое крутое словцо, а после своей внезапной фразы - невинно улыбались, как после свершённого уличного геройства.
 Раздел 5. НАТАШКА.
  И — вот! Однажды в сентябре, в распахнутые ворота диспансера к вагончику охранника справа приближается молодая женщина красивой внешности.Она была очень высокая, около 180 см, тёмноволосая и с короткой спортивной стрижкой. Её стройную фигуру облегал джинсовый костюм. Куртка, расстёгнутая нараспашку, из-под неё просматривалась футболка лимонного колера, в которой упрямо теснились две очень упругие женские груди. Красавица! Никто это оспорить не смог бы. Я онемел и хотел бы выразить своё восхищение, но не успел от неожиданности это сделать. Девушка, не намереваясь остановиться, прошагала мимо вагончика несколько, прилегающих к строению метров, и удалилась на своих обтянутых джинсами, ювелирно точённых ножках с гордой осанкой и, хорошо знающей, что никто из мужчин не сможет смотреть критическим взглядом на эту красоту и никто из женщин не сможет без зависти созерцать такую утончённую и элегантную фигуру.
  — Ой, девушка! Я не успел спросить... Надо же? Но сколько я буду её ожидать?
Я лопну от ожиданий.
  Но красивая девушка шла целеустремлённо вперёд в направлении к главному корпусу онкологии и, наверное, ничего на слышала: ни моих восхищённых реплик, ни моих восторженных восклицаний. А Петровичу только оставалось набраться терпения и ожидать конец её рабочего дня, когда она сможет возвратиться домой и снова проследует мимо вагончика охранника.
  И что бы ей тогда такое сказать, чтоб она выслушала и хотя бы соизволила глянуть? Честно... Не знаю. Но обязанности выполнять надо, а они отвлекают от  посторонних мыслей и я забыл временно о существовании об этом шедевре окружающей среды. И когда эта девушка проходила мимо окон вагончика, я не сразу её увидел,
а она проплыла своей торжествующей великолепной походкой. И Петровичу ничего не оставалось, как только посетовать, что не знает её имени, чтоб окликнуть.
А что Петровичу оставалось делать — ничего, только ожидать следующего утра... И очень сильно постараться не проморгать девушку-красавицу на входе на территорию диспансера вместе с наступившим утром. А утром приедут на работу врачи, медицинские сёстры и другие многочисленные сотрудники. Прибудут на назначенные процедуры множество больных людей и целая армия людей будет искать защиту и спасение от неизвестных недугов. А наша красавица снова появится сначала у шлагбаума на мониторе,  а затем в створе входных ворот. Она будет вышагивать, как и вчера, гордо важно с чувством достоинства красивой походкой на стройных точённых ногах, с полуулыбкой в уголках глаз и на своих пышных и, наверное,  очень сладких губах, о которых мечтает не один только Петрович.
  — Девушка, доброе утро! А можно вас спросить?
  — Здравствуйте! Спросите!
  — Можно узнать, как вас зовут?
  — Почему нельзя, можно. Меня зовут Наташей. Ха-ха-ха! А в чём дело?
  — Дело в том, что вы очень красивы и я не могу не узнать ваше имя...
  — Я знаю. И что дальше?
  — Хочу пожелать вам хорошего дня и прекрасного настроения.
  — Спасибо!
  ...Когда Наташа после работы в компании со своими подружками выходили за ворота, ни Антон, ни Петрович не заметили, но утро повторилось по тому же сценарию. Единственное, что изменилось, это одежда на Наташе. На ней был надет сарафан под джинсовый покрой и цвет и джинсовые кроссовки–сабо. У Петровича зрачки расширились от удивления, но ему всё понравилось.
 — Наташа, а тебе очень к лицу джинсовый фасон!
 — Правда? Спасибо! А кому этот фасон не подходит?
 — Правда, мне больше нравится на тебе джинсовые брюки и косуха или куртка.
 — Я согласна, но одежду нужно иногда менять... 
 — Наверное, ты права.
 — А можно, я ещё спрошу!
 — Пожалуйста!
 — А Вам говорили, что Вы очень красивы?
 — Наверное, да, но не стоит на этом заострять внимание...
 — Почему?
 — Мне это не нравится.
 — Но это же правда.
 — Каждый человек, по-своему интересен.
 — Но я не стал бы Вашу красоту сравнивать с другой.
 — Давайте, не будем никого обижать.
 — Ладно, но вы добрый человек.
 — Пусть будет так, по-вашему, но не будем акцентировать.
 — А ещё один вопрос я могу спросить?
 — Спрашивайте, но, согласитесь, что это будет последний вопрос.
 — Хорошо, пусть будет последним этот вопрос, но  сегодня.
 — Вы замужем?
 — Я так и думала, что Вы спросите об этом. Если Вам это важно, то отвечу конкретно — нет.
 — А у Вас есть мужчина?
 — Но Вы же обещали, что предыдущий вопрос будет последним... сегодня. Не надо злоупотреблять.
 — Хорошо. Не будем злоупотреблять.
 — Я буду ожидать конец Вашего рабочего дня.
 — Зачем?
 — Чтоб ещё раз сегодня Вас увидеть.
 — Абсолютно не обязательно.
 — Но я так хочу.
 — Как хотите. Мне всё равно.
 — Но увидеть Наташу Петровичу в этот день уже не пришлось.
   Поток выезжающих с работы машин был таким плотным, что Петрович забыл об обещании проводить красивую девушку до выездных ворот диспансера. Вечер и ночь
прошли по своему графику и в более спокойном режиме, при котором удалось и телевизор посмотреть и даже поспать. Хотя в пять часов утра режим отдыха за- кончился и пришлось умыться, почистить зубы и включить режим рабочего бодрствования, а значит и ожидания Наташи на въезде во двор диспансера.
  Солнце разливалось по всему двору диспансере, заполняя собой все самые отдалённые уголки и закутки. Затемнённые уголки заполнялись солнечной рыжиной и тёмные места окрашивались в солнечный цвет, а теневая прохлада приобретала тёплые тона.И чем дольше тикали утренние часы и приближали начало рабочего времени для сотрудников диспансера, тем ближе приближалось время встречи Петровича с молодой красавицей Наташей. И вот её высокая, стройная и прекрасная фигура появилась сначала в проёме полосатого шлагбаума в ста метрах от проёма чёрных металлических ворот, раскрытых нараспашку. А через несколько минут эта фигура сместилась ближе к корпусу диспансера, а значит  ближе и к фигуре Петровича, наряжённого в чёрный костюм охранника, обшитый знаками различия охранной униформы. Взгляд Наташи был безразличен и холоден, а взгляд Петровича теплился светлым и тёплым выражением, радости и восторга от красивой, молодой и стройной фигуры молодой женщины.
  — Наташа!
  — Я слушаю Вас!
  — Я очень хотел Вас увидеть и ожидал этой минуты со вчерашнего вечера или дня.
  — А зачем?
  — Чтоб сказать Вам, что Вы очень красивая  женщина.
  — Я об этом знаю.
  — А я вот решил высказать Вам свой восторг.
  — Спасибо. А сейчас я могу пройти на работу?
  — Да, конечно, проходите. Я желаю Вам хорошего трудового дня!.
  — И вам того же!
      Момент возвращения в эти минуты Наташи с работы Петрович снова проморгал. Вернее момент прохождения девушки мимо окон вагончика. Он увидел только  спину, когда она пересекала условную линию шлагбаума.
  — Вот балда!— поругал себя в сердцах раздосадованный Петрович. ,,
  — Ну, да ладно. Завтра увидимся,— пытался успокоить сам себя охранник. А что сейчас делать, как ускорить наступления завтрашнего утра? А может что-то написать по теме  и поводу?
Хотел бы видеть красоту,
А вижу только глазки.    
Скажу тебе начистоту               
Мешается повязка.
И для меня открытый лоб
Несёт удовлетворение:
"Офанарел я, словно столб
От близкого общения.
Меня твой голос покорил
Мелодией звучания.
Он тембр слегка посеребрил
И скрасились отчаяния.
Тебе гляжу один вослед
И головой качаю
Таких красивых больше нет,
Не будет, обещаю...
 Утро просыпалось долго. На небе звёзды выросли вдвое, а звёздное небо посветлело и многие звёзды погасли. Петрович в четвёртый раз обошёл территория диспансера и устроился за столом. записывая отсутствие замечаний. При этом он наклонился над журналом и старательно выводил буквы в журнале.А когда он поставил точку и поднял голову, оторвав глаза от журнала, голубой утренний свет украсил за окном утренний день. Все предметы за окном приобрели свой натуральный цвет. Охранник поднял глаза на монитор видеонаблюдения и зафиксировал время.
  — Вот! Хорошо! Скоро работники станут собираться на работу, а с ниими придёт и Наташа. — Лицо Петровича осветилось широкой улыбкой:
 " Да, я скоро увижу Наташку...— Нужно открыть ворота— подумал охранник и стал искать связку ключей. Но ворота ещё не открыты, а у шлагбаума засигналила машина-такси. Петрович глянул на монитор и понял, что постоянное такси привезло сотрудницу, которая постоянно ездит по утрам на работу.
  "Вот это — да! На работу сотрудница постоянно ездит на такси" Это очевидно — невероятное! Можно считать, что такси открыло сегодня движение в диспансере. За ним следом приехал дворник на "ниве", потом  инженер аппаратов химиотерапии, а следом несколько больных с сопровождением на биохимическую процедуру. Ближе к 7 часов утра линию шлагбаума пешком пересекли несколько сотрудников диспансера и газель с хлебобулочными изделиями. День открыт настежь: заезжай — не хочу! А что осталось в памяти? Одни огромные Наташина глаза. Она считает, что они у неё серые, цвета серой стали, но Петрович увидал, что вчера они светились оттенком каштанового плода... Интересно, а завтра цвет глаз изменится или останется таким же? И всё же, нужно признаться самому себе, что глаза у молодой женщины всё же заслуживают внимание и выглядят прекрасно.
  "Я снова много думаю об этой красивой женщин — снова подумал неожиданно Петрович и записал всё стихом:
Недотрога
Виктор Антохи
Я гляжу на тебя с восторгом
когда утром ты мимо идёшь,
восторгаюсь тобой, недотрога...
Сам себя никогда не поймёшь.

Я загляну в красивые глазки
и замечу там грусти следы.
Люди носят печальные маски
или тень, посетившей беды.

След беды, как печальная маска,
ты украсишь улыбкой своей,
напугала недетская сказка,
Грусть улыбкой своей одолей.

Красотой ты своей подкупаешь,
перед ней не могу устоять.
Ты, наверное, всё понимаешь,
Как сумела меня обаять?

Я тобою повержен однажды,
красотою твоей одолён
и сражаюсь в войне я бумажной,
потому что я очень влюблён.

Пусть войну я свою проиграю,
Никогда ты не будешь моей.
Я, как спичка во тьме догораю,
ты теплом свою душу согрей.

Я гляжу на тебя и печалюсь,
пропадает зазря красота.
Я с тобой минимально общаюсь,
а надеюсь, что всё неспроста.
  август 2022г.

 Петрович проводил Наташу сквозь ворота, проследил, как она прошагала мимо окон вагончика, затем мимо здания медицинского корпуса и не успокоился до тех пор, пока красавица медсестра не скрылась за дверью служебного входа, поднявшись на крыльцо медицинского корпуса с тыльной стороны диспансера. И поплыли деньки за днями длинной чередой, похожие, как близнецы. Дни были так похожи, что нечего было выделить, разве только то, что нечастое отсутствии Наташи в поле зрения охранника Петровича приносило ему чувство сожаления. А она могла заболеть или проехать через наблюдательный пункт с кем-то из сотрудников, хотя мало кто из них отличались снисхождением и сочувствием. А Наташа и для сотрудников-мужчин имела свою особенность. Кто из сотрудников-докторов не ценил её жгучего взгляда в самый центр мужской души; если жена не забронировала заблаговременно эту слабую часть мужского организма? Трудно разобраться почему, но то что Наташа надолго затихарилась, то это правда. В крайнем случае, Петровичу это показалось именно так.
   Но по прошествии некоторого времени молодуха снова появилась, но резко сменив смой имидж. Она изменила джинсовую моду и одела длинное светлое платье с мелким неярким орнаментом с оголёнными плечами, а нз левом плече оно фиксировалось и закреплялось на крепко и красиво фигуре женщины.
   Петрович зафиксировал свой объект обожания у шлагбаума на экране монитора. Она шагала в одиночку и охранник обрадовался:«Вот сегодня, — подумал охранник,— яя могу ей что-то сказать приятное!»
   Мозги охранника завертелись, как заведённые: «Как бы ничего не испортить, не брякнуть такое, что потом буду долго сожалеть?»
   «Через сто метров моя красавица будет здесь» — думал Петрович.— Это меньше чем через пять минут...
   — Доброе утро! - прозвучало знакомым голосом.
   — Да, да! Доброе! —промямлил Петрович. — А, Наташа? Вы так неожиданно появились!.. Наташа, прошла мимо окон вагончика, не намереваясь сделать остановку...
   — Я ещё не всё вам сказал...
   — Вы хотели что-то мне сказать?
   — Да, сказать и давно сказать... много чего...
   — Говорите, а то я опоздаю на работу.— девушка остановилась на дороге и ждала Петровича, ожидая что-то услыхать, наверное интересное или ценное.
   — Наташа, я давно хотел тебе, извините, Вам сказать...
   — Что?.. Говорите.
   — Сейчас, Наташа... Я соберусь с мыслями...
   — Наташа!..
   — Ну, что? Собрали мысли?
   — Да...
   — Говорите, а то меня уволят с работы.
   — Хорошо! Сейчас...
   — Ничего хорошего...
   — Ладно...Можно, я скажу на ушко?
   — Хорошо! Давайте, на ушко...Ну что там у Вас?
   — НАташа, я тебя, извините, Вас — люблю.
   Наташа отринула от Петровича: "У-у-у..." и, чуть не спотыкаясь, продолжила свой путь в сторону медицинского корпуса. Она даже ни разу не оглянулась. Но охранник ощутил всем своим сознанием, что женщина не то что не обрадовалась признанию Петровича, а огорчилась получению новой для себя обузе...
   А Петрович до конца смены поглядывал на дверь запасного хода и рассуждал правильно он сделал или нет:
   — А что, пусть знает! Сколько я должен хранить в себе эту тайну?
   Петрович, удовлетворённый своим признанием, постепенно успокоился и отвлёкся на свои исполнения обязанностей, но о своей женщине думать не прекратил. Он не отпускал её из своих мыслей и с каждым днём мечты о ней крепчали и были полны надежд на встречу и  на взаимность.
  Каждый день, увидев Наталью у входа в шлагбаум или, увидев женщину у ворот, Петрович открывал окно вагончика  и здоровался с ней, желал хорошего дня и удачи
в труде и хорошего настроения. Женщина встречала охранника красивой улыбкой и благодарила мужчину за приятные слова, поспешно удаляясь, к запасному входу в диспансер.Так продолжалось дней десять, а потом Петрович предложил женщине шоколадку. Она отказалась, но когда Петрович снова предложил плитку в цветной упаковке, она не выдержала и приняла сласти.Когда Петрович не успел купить плитку, он открыв окно произнёс новую фразу: «Наталья, я должен тебе сказать, что ты самая красивая женщина в диспансере!»
  «Да ладно, — засомневалась женщина, — У нас есть много красивых девушек,,,»
  — А я считаю, что лучше тебя в диспансере нет никого.Для меня ты лучше всех.
  — Спасибо!
  — Лучше тебя я никого не видел, правда.— Наташа одарила Петровича какой-то особенной лучезарной улыбкой и было легко понято дежурным охранником, что девушка осталась довольна последней фразой представителя охраны.
  Через несколько дней Петрович заметил в девушке признаки раздражения. Она что-то бормотала себе под нос, а руки жестикулировали себе в движении, но пока она была далеко, то Мужчине не возможно было понять, что это всё значило бы. Когда  Наташа прошла створ ворот, то охранник отчётливо услыхал:
 — Всё-всё... родили они... а я что старуха... Ни фига подобного... не старуха я...ничего подобного... Я не хочу ничего... Ясно... всё.
  — Что случилось, Наташа?
  — Да вот у сына дочь родилась... Я ничего не хочу...Я не старуха...
  — Ну и что, что дочь родилась? Ты ещё такая красивая... Тебя мужчины ещё очень сильно хотят... Вот и я тобой заболел... бывает же... ну не Ален Делон, не Филипп Киркоров... всё ещё склеится и состоится твой праздник души.
  — Да ладно! Ничего мне уже не надо. У меня есть дети...двое... Их бы поднять.
  — Поднимешь. Куда ты денешься?
  — Подниму. Старший-то поднялся и всё сам.
  — И эти поднимутся. Ты же всё правильно делаешь.
  — Правильно... Наломала я по молодости дровишек... Мама обижалась, ругала.
  — Ну, а сейчас-то всё выровнялось, наладилось?
  — Вроде бы — да. Знал бы ты, какая я была хулиганка?
  — Что было, то и прошло. Дети-то слушаются? Не повторяют мамины подвиги?
  — Как будто слушаются.
  — Ой, мне бы надо на работу...
  — Иди -иди...
 Наташины эмоции породили в голове у Петровича такие строфы:
Живу, тебя я ожидая
Живу, тебя я ожидая,
когда ты мимо проплывёшь.
А грусть пучками пожинаю
И, вдруг, надумаешь — зайдёшь.
А я присяду чуть пониже.
Меня не видно за окном
и интерес тобой не движет
Тебе, наверно, всё равно.

 ---И в феврале весна идёт...---
Светило яркостью кусает
и режет болью сетку глаз.
Весна в февраль вошла босая,
а я в плену красивых фраз.
Весной родятся эти строки,
а ветер посвистит мотив,
и я приму всё, как уроки,
и мы с тобой поговорим.

Мне говорить с тобой охота.
Очаровала красота,
но тороплюсь я на работу
и не смущает суета.
Ты в той толпе одна из лучших.
Со всех сторон тебя ценю.
Ты волшебства такая штучка,
которой снова позвоню.

Ты отзовёшься в трубку: «Кто там?..
Я не свободна, не звони.
Или сменю свою работу...»
«Мне лишь послушать... Не гони...
Прости, что я, дурак влюбился.
И без тебя мне не дышать...»
— Я скромно в трубочку простился,
чтоб жизнь её не нарушать...

Светило светом заливает
и в феврале весна идёт.
Меня любовь одолевает,
а сердце что–то долго ждёт.
Охранник повторял эти строфы и торопился куда-нибудь их записать, опасаясь забыть какую-нибудь рифму. Жаль, что девушка торопилась на работу, а то он сразу бы выдал всё адресату.
  "Ну и ладно,— думал мужчина, — я потом воспроизведу этот свой шедевр".
 И всё же за чёткой чередой дней, когда у Петровича была возможность любоваться природной красотой молодой женщины, а у Наташи появилась возможность получать постоянно в свой адрес множество комплиментов, настал день не  похожий на остальные. Он был особенным, потому что Петрович принёс на работу, полученный накануне тираж своей изданной книги, которая называлась тоже многозначительно «Без эмоций в любви не признаться». Петрович раздавал бесплатно сотрудникам диспансера свои книги. Досталась книга и Наталье. Она попросила охранника сделать подарочную запись. А когда выходила из вагончика, то услыхала неожиданно вслед такую фразу: «Я хотел бы получить поцелуй в щёчку. Разве я не заслужил?»
«Заслужили, но не хочется возвращаться. Давайте в другой раз?»
 «Ладно! В другой раз. Я запомнил, что ты пообещала»
   С этого дня Петрович периодически стал напоминать Наташе о своём долге. И наступил день, когда эта история закончилась.В тот день девушка около 16 часов возвращалась с работы.Петрович увидел её из открытого окна и сказал:
  — Наташа, давай сегодня мы серьёзно поговорим!
  — Хорошо! Давай! Что ты мне хотел сказать?
  — Милая девочка, ты же видишь, что я тебя люблю. Мне так хочется с тобой встретиться.  Неужели тебе не хочется?
  — Что? Хочется? Не-е-ет! Слышишь, не-е-ет! Никогда! Не-е-ет!
  Петрович, как сидел в кресле, так и замер там без движения. Что? неееет?
  Девушка ещё пару раз крикнула своё НЕ-Е-Ет! и одним порывом, шагая, широким шагом к выходу, вылетела из вагончика. Петрович даже взглядом не сопроводил её до шлагбаума, как это делал раньше всегда...
  Прошло какое-то время: сначала один месяц, потом второй,кануло в небытие лето, а следом красавица рыжая осень, а за ней промозглая, неуютная, часть осени, незаметно преобразовавшаяся в зиму часть осени. Петрович изменил своё поведение окончательно. Окно, выходившее на проезжую часть забаррикадировалось не только по погодным условиям, а чтоб ограничить или совсем лишить  Наташу всех знаков внимания. Если раньше, кроме "Здравствуй" и "Ты лучше всех" женщина могла услышать и другие комплименты от Петровича, в зависимости от его настроения в это утро. А у него воображение было на высоком уровне и он старался изо всех сил и редко повторялся. В любом случае женщина заходила в медкорпус с обворожительной улыбкой наа губах. А что охранник заметил для себя? Что женщина — объект его внимания за долгий период их утренних встреч в проёме ворот, даже после самых изощрённых и удачных утренних комплиментов, при дальнейшем следовании до служебного входа ни разу не оглянулась. Что бы это значило? А то что женщина забывала о их встрече и о его комплиментах на первой минуте после расхождения. А что предпринял в связи с этим Петрович? — Ничего. Потому что он был очарован, увлечён и влюблён.Но после её протяжного — Не-ее-тт! Он, как будто проснулся...
Зачем любить безответно? Зачем любить вообще? Для чего увлекаться. Нужно вычеркнуть из жизни, нужно забыть, как несостоявшееся событие. Но организм почему-то сопротивляется, глазам нужно смотреть вслед, сознанию знать ,что объект внимания в данный момент находится в том направлении.
Скажу тебе
Виктор Антохи
Когда любовь вдруг заблудилась
и продолжает всё плутать,
кривое слово пригодилось,
чтоб отношения порвать.

Друг другу сделав очень больно,
познали что такое грусть
и лишь враги стоят довольны:
«Пусть поругаются, ну — пусть!»

«Скажу тебе, скажу, дружочек,
давай, не будем обострять.
Нам хватит букв, тире и точек,
чтоб всё в записке написать.
И звуков хватит, ритмов, тона,
чтоб о добре поговорить.
На фоне правды и закона,
чтобы вреда не сотворить.
Ругать не надо, тише звуки
и улыбаться дай глазам...
Нет — кулакам! Смягчайте руки...
Запомни всё, что я сказал...»
 октябрь 2022г.
 Петрович часто вспоминал как однажды Наташа оказалась на остановке его автобусного маршрута и подсела на автобус №32. Она сама оказалась немного ошарашенной. И ей пришлось даже подсесть рядом, потому что место оказалось свободным. Им пришлось пообщаться и выяснить отношения, которых до сих пор не существовало.
  «Наташа, — начал Петрович, — я понимаю, что мы не пара, потому что у меня возраст старика. В этом проблема?»
Наташа молчала, но покивала в знак согласия слегка головой.
  «А я ещё и сомневался. Вот эгоист!»
Наташа тихо улыбалась, а автобус остановился на конечной остановке. Наташа буквально вылетела из транспорта и крупным шагом удалилась в сторону диспансера, вероятно, избегая продолжения разговоров.А Петрович успокоился, поняв, что тематика разговоров для неё никак не уместна и степенным шагом сильно взрослого человека, аккуратно ступая, между разлитых луж, продвигался от остановки транспорта до своего рабочего места, до вагончика охранника. Когда Петрович дошёл до своей цели, путь от ворот до служебного входа был пуст, от Наташи и след простыл, как будто сегодня её здесь совсем не было, только небольшая стайка ворон неравномерно расселась на крыше вагончика и на проводах, растянутых между высоких, железобетонных опор на территории диспансера.
   Петрович боялся себе признаться, что готов поклясться не приближаться к обожаемой им женщине, буквально с завтрашнего дня. Он вспоминал, как она кивала головой в подтверждение того, что считает Петровича старикашкой, поэтому настроение, с того времени, у охранника находилось на нулевой отметине. Наташа после своих выразительных кивков, проходила мимо, сначала с тенью холодка в глазах, затем с выражением полного безразличия и, наконец, с закрытой полуулыбкой в зажатых и упрямых губах.Мужчине показалось, что его объекту обожания очень сильно понравилось обожать такого солидного мужчину своим великолепным видом, очаровательной улыбкой и старательно подобранной одеждой.
  «А Петрович, кажется, на мне запал! Браво, Петрович! Ай да я! Пострадай,чуть-чуть, дорогой Петрович, тебе это пойдёт на пользу».
А Петрович, как будто повиновался желанию красавицы, не отрывал глаз с её овала лица и далеко сопровождал великолепную фигуру женщины, как будто не мог оторвать от неё своего взгляда или, боясь надолго потерять её из вида. Но после её «Н-ее-т», охранник, завидев Наташу у шлагбаума и,зная, что через пять минут женщина будет у вагончика, охранник находил какой-нибудь предмет отвлечения: телевизор, холодильник или журналы документации. Он отворачивался от окон и находил себе в этих предметах отвлечения какое-нибудь занятие...
  Но однажды Петрович не выглянул в окошко, когда мимо гордо дефилировала любимая Наташа, а выскочил наружу на порожек в тапочках в непогожее дождливое утро.
  — Я не выдержал более хорониться от тебя, я больше не могу, потому что люблю тебя и ничего поделать не могу, извини.
  — Здравствуй! Хорошего тебе дня!
  — Хорошего тебе настроения и будь счастлива!
  — И тебе всего хорошего!
 Наташа ушла, снова ни разу не оглянувшись.