Аллея славы

Вам кто-нибудь дарил звезду на небе? А может быть открывал галактики или иначе прославил ваше имя? Как бы то ни было, это то, что нельзя подержать в руках, погладить или попробовать на зуб. Это что-то из грез, романтики, особого чувствования, когда при мысли о подарке скручивается все узлом и хочется либо орать на весь мир о своем счастье, либо затаить дыхание, боясь, что с неосторожным выдохом из тебя выйдет ощущение волшебного покоя, умиротворения.

Скажу честно, мне звезду не дарили, и планеты с моим именем тоже нет. Но у меня есть особенный подарок, подаренный целым народом. Маленький новорожденный олененок в огромном стаде оленей. Его, как и звезду, тоже нельзя потрогать, нельзя поиграть или запрячь в нарты и с ветром прокатиться по бескрайним просторам Севера. Но этот подарок все-таки греет душу, как та звезда на небе. Только теплее. Потому что он живой.

На отважную я совсем не похожа. Тихая, скорее. Но однажды пришлось ей стать, когда в кабинет нашего детского врача стали приходить матери с новорожденными. Это были ненцы, чукчи – люди тундры. Их жизнь – это вечное движение за стадами оленей. В город они приезжали на малое время: за провизией, за солью, и – к нам. За прививками, за осмотром для своих малышей. Времени – в обрез. Олени не ждут, их стада кочуют в поисках ягеля, и матери знали: опоздаешь – отстанешь, потеряешься в бескрайней белизне.

И вот они стояли в дверях: низенькие, хрупкие женщины в ярких малицах, с куколками-младенцами, туго спеленутыми в меха. Глаза – усталые, но полные надежды. А у них… часто не было медицинского полиса. Нет бумажки – нет приема. Врач, наш начальник поликлиники, был непреклонен: «Правила! Бюджет! Мне потом не оплатят!» И я понимала его опасения. Но видела и другое: просроченные прививки, потому что в прошлый раз тоже не успели оформиться; страх в глазах матерей, знающих, что следующий шанс – через полгода, а то и год, в следующей точке кочевья, если повезет; их тихое, безропотное отчаяние, когда я пыталась объяснить процедуру оформления полиса, видя, как их мысли уже там, в тундре, с уходящим стадом.

«Неправильно это было. Несправедливо…» – гвоздем сидело во мне. Вот эта молодая ненецкая мать уйдет сейчас, унесет своего малыша в морозную пустоту, и он останется без защиты от болезней. А я просто скажу: «Извините, правила»? Сердце сжималось в комок.

Тогда во мне и родилась эта… отчаянная храбрость. Тихая, как сама тундра, но упрямая, как северный олень. Хитрость, если честно. Я начинала суетиться: «Ах, да, полис! Конечно, у вас же должен быть! Наверное, запись где-то затерялась…» И пока доктор готовился к приему, я лихорадочно листала списки, искала фамилию ребенка, у которого полис "был", и вписывала в статистический талон его номер. Руки дрожали, голос срывался. Перед тем как впустить маму с ребенком в кабинет, я прижимала палец к губам, шептала: «Только ничего не говорите врачу, хорошо? А то вас не допустят…» Они кивали быстро-быстро, их темные глаза светились безмерной благодарностью, а их шершавые от холода и работы пальцы нежно касались моей руки. Этот жест – легкое, теплое прикосновение – был дороже любых слов. Я рисковала работой, но видела в их глазах спасенную жизнь малыша. Этого было достаточно.

Конечно, долго я там не проработала. Не потому, что меня поймали (ох, как я боялась этого дня!). Просто жизнь позвала в другой город. И каково же было мое изумление, когда в день отъезда к крыльцу поликлиники подъехали несколько нарт! Откуда они узнали? Загадка тундры. Пришли те самые матери, бабушки, мужчины. С детьми на руках, с улыбками. Дарили фотографии своих малышей, уже подросших, крепких. А один пожилой ненец, чьи глаза видели смену десятков сезонов, подошел ко мне. Взял за руку, посмотрел куда-то далеко, за горизонт, и сказал: «Дочь. У меня в стаде родился оленёнок. Сильный. Рыжий, как первый луч солнца после полярной ночи. Он – твой. Что хочешь, то и делай с ним. Можешь забрать прямо сейчас!»

Забрать? Этого дикого, прекрасного малыша из стада? Оторвать от тундры, от ветра, от вольного бега? Нет. Я заплакала тогда. От счастья, от нежности, от щемящей боли расставания. «Оставьте его, пожалуйста, – прошептала я. – Пусть растет. Пусть будет свободным. Пусть бегает там, где его дом».

И вот он там. Где-то в бескрайних просторах Ямала или Таймыра. Уже не рыжий малыш, а сильный, гордый олень с ветвистыми рогами, вонзающимися в холодное небо. Он носит мое имя в стаде. Его не погладить, не запрячь, не увидеть. Но он "есть". Он мой. Мой живой подарок от целого народа, чью боль и надежду я однажды осмелилась понять. Он – не звезда в далекой галактике. Он – частица самой земли, самого ветра, самой жизни Севера. И мысль о нем, о его вольном беге где-то там, под бескрайним куполом неба, согревает мою душу теплее любой звезды. Потому что он – настоящий. Потому что он – дар, выстраданный и вымоленный у суровой действительности маленькой, но необходимой храбростью. Мой олень. Моя бескрайняя, дышащая тундрой, звезда.