Одноклассник

Она сидела за стойкой бара, в кружевном платье цвета слоновой кости, с бокалом вина в тонких пальцах. Он едва ее узнал. Много лет прошло,  она изменилась. В школьные годы – нежный цветочек,  хрупкий и наивный, казалось, дунешь, растает. Сейчас – воплощение женственности и утонченности.

Он замер у входа, раздумывая. Свет приглушенных ламп тенями падал на ее волосы, подчеркивая высокий лоб и точеные скулы. Она улыбалась кому-то невидимому, ее губы играли с трубочкой коктейля в высоком бокале.

Она была его одноклассницей, Лерой. Той самой, которой он так и не решился открыться. Робкие взгляды украдкой, несмелые мечты, так и оставшиеся невысказанными. Страх отказа, и вот, годы спустя, он стоял, как привидение из прошлого, наблюдая за женщиной, в которую она превратилась.

В баре играла тихая музыка. Он хотел подойти, окликнуть, но слова застревали в горле. Что он скажет? Привет, не узнала? Помнишь меня, я до сих пор думаю о тебе? Он прошел к стойке, заказал выпить. Она поставила бокал на стойку, ее глаза на мгновение встретились с его. В них не было узнавания, лишь праздное любопытство. Посмотрела и отвернулась. Этого оказалось достаточно, чтобы он расплатился  и растворился в толпе.

Она, Валерия, в кружевном платье, бокалом в руке, осталась  несбывшейся мечтой, навеки заключенной в стенах этого бара. Он ушел, оставив прошлое в прошлом...

Конечно же, она его узнала, 2х метровую фигуру Громова, она узнала бы из тысяч.
Его плечи, казалось, создавали собственное гравитационное поле, которое фонило на весь клуб. Он стоял у бара, спиной к ней, поглощенный каким-то внутренним противоречием. В полумраке его силуэт казался высеченным из камня. Она его не переваривала еще со школы. Боясь увидеть в его глазах радость узнавания, нацепила маску безразличия и отвернулась.

* * *

Школа. Он сидел на последней парте, она – перед ним. Солнце сочилось сквозь прозрачные стекла, растекаясь по парте бликами. Он часами разглядывал невесомые нежные завитки волос, спадающие на белую шейку. Не мог вникнуть, что говорила учительница, слова сыпались, как песок сквозь пальцы.  Взгляд его невольно фокусировался на точеном профиле, взмахе ресниц, кружевном белоснежном воротничке.

Она была из другой неведомой ему вселенной, где живут нимфы. Он стеснялся своей неуклюжести, клички "Громила" и 2х метрового роста. Стеснялся своего баса, превращавшего слова в грохот, своих неуместно крупных рук, огромных ботинок.

Он мечтал коснуться ее волос, но боялся, что она будет смеяться. Он знал, что существует между ними непреодолимая пропасть, разделяющая их миры. И все же, каждый день он приходил в класс,  храня в сердце робкую надежду на чудо. Надежду, что однажды она обернется и увидит не "Громилу", а того, кто готов ради нее на все.

Мама Громилы была отчаянной кулинаркой. Ее пироги пахли домом и уютом, были аппетитны, даже если начинка была самой простой. Она боялась не того, что сын вырастет хулиганом, а того, что останется голодным в суровом мире знаний. Поэтому каждое утро, с материнской одержимостью, впихивала в портфель Громилы пироги размером со стадион.

Химичка, Наталь Иванна, взирала на мир сквозь толстенные линзы очков, видя лишь формулы и менделеевские сны. У нее под носом, в кабинете химии, накрывалась поляна. Громила, чье настоящее имя было Игорь, доставал пироги. С силой, достойной штангиста, бил Леру по спине, требуя повернуться. Лера вздрагивала, как от удара отбойного молотка.

Зайцев, вечный сосед Громилы, с тоской смотрел на разворачивающуюся кулинарную скатерть-самобранку. Он не любил пироги с начинкой из яйца и лука. Но отказаться от угощения Громилы было равносильно подписанию смертного приговора. С натугой, Зайцев жевал пирог, стараясь не думать о грядущей изжоге. А Лера о лишнем весе. Остатки, по велению Громилы, отправлялись прямиком в портфель Зайца, где они смешивались с учебниками и тетрадями, создавая неповторимую алхимическую смесь.
На мгновение вырвав слепую Наталь Иванну из мира химических реакций. Она недоуменно озиралась и удивленно принюхивалась, с какой части кабинета химии разносится запах сероводорода.

Лера, прыская в кулачок, пыталась спрятать лицо за учебником. Ей было жаль и Зайцева и себя. Она чувствовала себя заложницей пироговой диктатуры. Каждый день, как пытка, ожидание удара по спине и неизбежное угощение. Она мечтала о тишине, покое и обеде, не пропитанном ароматом яиц.

Заяц, с философским смирением, принимал свою участь. Он понимал, что сопротивление бесполезно. Громила, в своей неуклюжей заботе, видел в пирогах символ дружбы и силы. Зайцев, в свою очередь, видел лишь обреченность. Но он молчал. Он знал, что за грубой оболочкой Громилы скрывается ранимая душа, нуждающаяся в признании и дружбе.

В итоге, кабинет химии стал ареной для негласной борьбы между материнской заботой, химическими экспериментами и подростковой любовью. Пироги с луком и яйцом, квашеной капустой стали символом этой борьбы. И лишь слепая Наталь Иванна, с увлечением, продолжала изучать последствия пироговой экспансии, пытаясь разгадать химический состав воздушного пространства заполнившего кабинет химии.

Лера могла бы закрыть глаза на недостатки, внешность, в конце концов, дело вкуса, если бы не характер Громилы. Он был наглым, самоуверенным и считал себя пупом земли. В любой ситуации он лез вперед, расталкивая всех локтями, и пускал в ход кулаки. Когда он на перемене выбегал из класса в рекреацию, все разбегались, вжимались в стены и прятались по углам. 

Больше всего Леру раздражала его манера говорить. Громила изъяснялся громко, напористо, словно командовал взводом солдат. Но, когда его вызывали к доске, вечно заикался и краснел. За все годы учебы Лера так и не поняла, притворялся он или впадал в ступор. Его шутки были плоскими и грубыми, а комплименты – сальными и оскорбительными. Она каждый раз чувствовала, как ее щеки заливаются краской, когда Громила отпускал в ее адрес очередную сальность.

Она искренне не понимала, как с ним вообще можно общаться. Но Громилу, казалось, это не волновало. Он был уверен в своей неотразимости и продолжал вести себя так, как будто все вокруг должны были падать к его ногам. Его мать вечно бегала по учителям и таскала им тортики, коробки конфет и палки сырокопченых колбас. Из-за ее презентиков вечного двоечника вытянули к концу учебы в хорошиста.

Он был воплощением всего, что Лера презирала в людях: наглости, хамства и самовлюбленности. Она мечтала о том дне, когда Громила исчезнет из ее жизни навсегда.

* * *

Выпускной вечер выдался на редкость душным. В зале, набитом выпускниками, родителями и учителями, пахло разномастным парфюмом, лаком для волос и нервозностью. Громила, обычно непробиваемый, всегда с ухмылкой на лице, сейчас выглядел пасмурным. Его огромные кулаки, обычно сжимавшие турник или подбрасывающие одноклассников в воздух, теперь нервно комкали салфетку.

Лера чувствовала себя неловко. Она всегда держалась от Громилы подальше. Его было слишком много, слишком чересчур. Но он сам сел рядом. Она смотрела на него и не понимала пьян он или болен. И  испытывала странную смесь жалости и растерянности. Она аккуратно спросила: «Игорь, ты в порядке?»
Он пытался что-то сказать, но вместо слов из его горла вырвался только хрип. Наконец, пробормотал: «Я… я… буду скучать».

Лера не поняла. Будет скучать? По школе? По урокам физики? По контрольным? По дракам за школой? Она не могла представить, что Громила может скучать хоть по чему-то из этого. «По чему ты будешь скучать?» - спросила она тихо.

Громила поднял на нее глаза, полные слез.. «По… по всем вам, по… по всему этому дурдому. Мы же больше никогда не будем вместе». Он опустил голову и закрыл лицо руками. Лера, впервые за все годы учебы, увидела в Громиле не просто гору мышц и кулаков, а обычного парня, испуганного будущим и осознающего, что детство закончилось и начинается взрослая жизнь. И он эту жизнь совсем не знает.

* * *

Годы летели. И вдруг звонок. Лера сразу не поняла кто звонит. Оказалось, Громила узнал ее номер у одноклассницы. Он рассказал, что полковник в отставке, женат, двое детей. И пригласил Леру в кафе.

Она удивилась. Громила? Этот кошмар ее школьных лет? Она помнила каждую издевку, каждый толчок, каждый унизительный смешок, направленный в ее сторону. Казалось, все это было вчера, а не двадцать пять лет назад. Тогда она была юной и наивной школьницей, а он – всесильным тираном. Неужели время действительно так изменило его, что он осмелился позвонить ей?

С трудом выдавив из себя: «Я подумаю, созвонимся», Лера повесила трубку. Она подошла к окну, пытаясь успокоиться. Город жил своей обычной жизнью, не подозревая о том, какая буря разыгралась в ее душе.

Весь вечер она прокручивала в голове этот неожиданный звонок. Может быть, он действительно изменился? Может быть, он искренне хочет извиниться за прошлое?

В конце концов, она решила: "Никаких встреч". Прошлое должно остаться в прошлом. Она заблокировала его номер и постаралась выбросить Громилу из головы, как будто его никогда и не было в ее жизни.

* * *

Прошло еще несколько лет. Лера стояла на остановке, поджидая автобус.  Вдруг возле затормозила машина. Огромный амбал вывалился ей навстречу. Это был Громила.

Он выглядел еще страшней чем в юности: все та же гора мышц, короткая стрижка, такой же огромный и пугающий.

Громила помолчал, словно что-то взвешивая в уме. "Слушай, может, выпьем кофе? Вспомним старые времена?" Он кивнул в сторону ближайшей кофейни. Лера помотала головой: - Меня дома ждут. Извини, спешу.  - Да, стой ты! Я подвезу. Он открыл дверцу, помог ей сесть в машину. Сел за руль.

Она смотрела на этого пожилого мужчину и не знала о чем с ним говорить. Ей хотелось исчезнуть, убежать, но почему-то она не смела. Как не смела отказаться от его пирогов в школе. Опять этот страх перед ним, когда же я избавлюсь от этого человека, когда он оставит меня в покое?

Тишину нарушил он: "Как жизнь, Лер? Все хорошо?" Голос его звучал слишком мягко, почти приторно, что только усиливало ее тревогу. Она вздрогнула и ответила как можно более нейтрально: "Да, все в порядке. Работаю. Жена, мама."

Он кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Напряжение в салоне нарастало с каждой секундой. Она чувствовала, что ее начинает потрясывать. Ей хотелось убежать, вырваться из этой душности, от этого огромного мужика и никогда его больше не видеть.

Машина остановилась у ее дома. "Спасибо," - пробормотала она, пытаясь поскорее выбраться из салона. Он перехватил ее руку: "Мы еще увидимся, Лер?"

Она вырвалась, выскользнула из машины , не оглядываясь, побежала к подъезду, сделав вид, что не услышала вопроса. В голове пульсировала одна мысль: "Когда же я от тебя наконец избавлюсь, избавлюсь, избавлюсь…"

Он ждал. Может, обернется, хотя бы прощально помашет... Но она уже исчезла в подъезде. Медленно развернулся и поехал прочь...