Эхо войны. из книги - капли из океана жизни

С каждым годом все дальше уходит от нас тот страшный период жизни нашей страны, который мы называем — Великая Отечественная война. Но, сколько бы не прошло лет, десятилетий, да и, наверное, веков, память о той войне навсегда останется в истории человечества. Человеческая память о войне, действительно великой и по масштабам, и по силе духа принимавших в ней участие людей, будет жить до тех пор, пока живы как сами ее участники (хотя бы один), так и их родственники, жены, сестры и братья, дети. Память о войне будет сохраняться до тех пор, пока не сравняются с землей могилы павших и пока лежат где-нибудь в земле неизвестные солдаты, а также неразорвавшиеся в свое время мины, снаряды или бомбы, которые, нет-нет, да и напоминают о себе, как правило, трагичными неприятностями. Мы называем такие случаи «эхом войны». Неизвестно, сколько времени еще это «эхо» будет грохотать над нашей землей! И кто знает, где и когда это случится.
Расскажу один случай из жизни, связанный с этим самым печально-коварным эхом. Расскажу, в первую очередь, потому, что она, та война, прокатившись по деду, отцу и мне, эхом прошлась и по моему сыну.
Многие знают, а кто-то слышал об одном из величайших сражений времен той войны — Курской битве. На своеобразной географической дуге (Орел—Курск—Белгород) сошлись танковые армады воюющих сторон. В ходе страшных боев, как в гигантской мясорубке, перемалывались в огромных количествах танки, пушки, машины, люди. На головы участников битвы было сброшено бомб, мин, снарядов и других боеприпасов столько, что можно было уничтожить каждого солдата по нескольку тысяч раз. И не вся эта масса боеприпасов взорвалась, да и не вся была использована. Земля в тех местах буквально нашпигована взрывоопасным металлом.
На окраине областного центра, города Курска, был двухсот гектарный массив, который после войны так и назывался — «мертвое поле». Его нельзя было использовать ни под посев, ни как пастбище. За 45 лет, город, расстраиваясь, огибал это поле, и оно постепенно оказалось в его черте. Практически ежегодно там подрывались люди и животные. Посылали на его разминирование в разные годы несколько групп саперов, но так ничего толком и не вышло. Группы или погибали, или прекращали работу из-за невозможности ее осуществления по разным причинам. Городские власти уже не могли контролировать ситуацию, и когда в 1987 году, на том поле, подорвались до десятка школьников, областное начальство вышло на Москву с просьбой-требованием освободить город от этого очага беды, так как почти за полвека счет пострадавших на этом поле горожан пошел уже на сотни.
Москва отреагировала жестко и конкретно. В итоге было принято решение о сплошном (по сантиметру) разминировании. Оставалось только найти смельчаков-добровольцев, так как штатные саперы, зная историю предыдущих групп, не особенно стремились попасть в это гиблое место.
Агитационные поиски шли по всему Московскому военному округу. Особенно по военным училищам с родственными   данной ситуации специальностями и войсковым частям аналогичного профиля. Через некоторое время спецгруппа была организована. Возглавил ее опытнейший сапер — майор Мазур. Подразделение из разных родов войск, разных национальностей, разных характеров и возможностей, было прикомандировано к Курской дивизии. Им предстояло или сделать то, что не смогли сделать коллеги-саперы за последние 45 лет, или не сделать ничего. Они знали, на что шли. Они знали, что сплошное ручное разминирование — это работа плотной группой, где одной, даже не ошибки, а просто нелепого случая, хватит на всех сразу.
Главной опасностью предстоящего фронта работ была полная неизвестность и неопределенность. Это не было какое-то упорядоченное минное поле, с какими угодно секретами, это было просто сплошное и невидимое нагромождение металла и взрывчатки любых систем, видов, положений, сроков годности и в любом состоянии взрыво готовности.
Собранная и наспех подготовленная группа за саперный сезон 1988 года практически без потерь «оживила» бывшее мертвое курское поле. Земля отдала более четырех с половиной тысяч только крупных взрывоопасных предметов (бомб, мин и снарядов), не забрав ни одного смельчака. Благодарные куряне готовы были на руках носить ребят за все, что они сделали для города и не только на «мертвом поле».
Почему вдруг я об этом рассказываю? Дело в том, что мой сын, Василий Гурковский, выпускник  Слободзейской  средней  школы №3, учился в то время в Московском высшем командном училище дорожно-инженерных войск на факультете «Гражданская оборона» и тоже стал одним из участников той добровольческой группы саперов. Мы с женой узнали об этом только тогда, когда он уже был в Курске. Я сразу же выехал туда, увидел все своими глазами, побеседовал с их начальником, понял, что предъявлять какие-то претензии сыну за то, что он добровольно оставил училище ради такого рискованного дела, нет смысла, и уехал домой.
С тех пор полтора года подряд жизнь нашей семьи продолжалась в совершенно ином режиме. Мы боялись писем и официальных сообщений. Просто надеялись и молили Бога, чтобы все обошлось. И спасибо ему, что так и вышло. По окончании выполнения основной «курской задачи» группа была отмечена министром обороны СССР именными часами, а трое ребят награждены боевыми наградами в мирное время. Орден «Красной звезды» в июне 1989 года, получил майор Мазур, высшей солдатской медали «За отвагу» удостоился и наш сын Василий.
Примечательно, что в числе многих боевых наград медаль «За отвагу» имели и мой отец — Андрей Гурковский, прошедший через три войны, от финской до японской, и мой дед — Гавриил Гурковский, пулеметчик в первую и во вторую мировые войны. Такая вот преемственность получилась. А если учесть, что мой прадед помогал братьям-болгарам в составе русской армии в XIX веке, а его прадед, запорожский казак, один из первых слободзейских поселенцев, ходил с русскими войсками на Измаил еще в XVIII веке, то можно сказать, что все правильно, так оно и должно быть. Каждое поколение, помня свои корни, оставляло что-то хорошее, свое, на этой земле.
И это не только в наших семейных традициях. Это наша славянская, православная основа. Только наши люди могут закрыть собой амбразуру дзота, идти с саблями на танки верхом на лошадях в тридцатиградусный мороз, воевать с одной винтовкой на троих, погибать на морском дне и не сдаваться. И это не какой-то писательский пафос. Это просто - правда.
В подтверждение сказанного еще немного добавлю. Когда я был в Курске, майор Мазур, рассказал мне об одном эпизоде из жизни тех саперов-добровольцев.
 «В то время как мы очищали поле в Курске, — рассказывал майор, — поступил срочный вызов в Белгород. Там в густонаселенном новом микрорайоне начали закладывать фундамент жилого дома. Грунт болотистый, поэтому вначале его укрепляли, забивая сваи. В одном месте свая не пошла, стали бить левее, потом правее — не идет. Раскопали экскаватором — увидели авиационную неразорвавшуюся бомбу. Экскаватор слегка поцарапал ее стабилизатор. Глубина — метров пять. Бомба — 250 кг. Оцепили стройплощадку. Взрывать на месте нельзя, кругом -  многоэтажки. Вызвали нас. Ребята расковыряли вокруг бомбы огромную яму. На дне ямы по пояс не вода, а глиняный раствор. Места мало. Работали по двое, стоя почти по пояс в грязи. А бомба — чем больше подкапываем, тем больше тонет под собственным весом. Я сел за рычаги экскаватора, начал использовать стрелу как кран». Тут майор закурил. Помолчал и продолжил: «Веришь, я много кое-чего подобного видел и в Союзе, и за рубежом, но такое простое и ужасное зрелище наблюдать пришлось впервые. И, не дай Бог, еще когда увижу. Лето, солнце, жизнь кругом, а я сижу мокрый в кабине экскаватора и смотрю, как внизу на дне огромной ямы стоит твой Василий с азербайджанцем Акперовым, почти по пояс в желтой грязи, обвязывают стропами, как дорогую живую вещь, утопающую бомбу и кричат: «Вира». Потихоньку поднимаю, напряжение до предела, и вдруг... бомба выскальзывает из строп и падает к ребятам в яму, обдав их волной грязи и уйдя почти по стабилизатор снова в грязь. Ну и отчаянный пацан, твой сын! Вынырнул из грязи, не обращая внимания на находящуюся в метре от него бомбу, показывает — давай «майнай» стропы. И снова с бомбой в обнимку, снова обматывание ее «туловища» тряпками, так как она на ладонь в налипшей глине, и снова: «Вира!».
Когда бомба выскользнула второй раз, у меня потемнело в глазах, я чуть не вывалился из кабины и несколько секунд был в страшном оцепенении в ожидании чего-то ужасного, боясь глянуть вниз. А внизу — эти живые два клубка грязи — снова обвязывают стропы! Скажи, где, в какой стране можно найти таких ребят?! Мы твоего сына к медали «За отвагу» представили, больше ведь курсанту не дадут, а я так думаю, что таким и героя не жалко. Он у нас здесь стержень группы. И рассказать что-то веселое может, и спеть под гитару, да и вообще ребята его уважают. Тот раз с третьего захода бомбу -таки вытащили. Пока грузили ее на машину, какого-то старика привезли — старожила. Он нас еще «обрадовал». Рассказал, что во время войны они жили на этом месте в своем доме. При одном из налетов авиации, пока семья пряталась у соседа в погребе, на его участок упали две бомбы и обе не разорвались.
Бывает же такое! «Богатый» дед, да и счастливый! Одна упала в сенцы его дома, прошив крышу, потолок, и ушла глубоко в топкую почву. Вторая бомба упала в огороде, метрах в десяти от дома. Старик говорит, что заявил об этом кому-то еще во время войны, потом кто-то приходил, но так как бомбы глубоко «утонули», а всем было не до этого, то так все и осталось. Крышу и потолок заделали, и семья еще лет двадцать жила «на бомбе». Потом дом снесли под новостройку, а им дали квартиру неподалеку, в новом доме.
В общем, дед задал нам еще одну задачу — начали вместе с ним, по памяти, искать вторую бомбу, упавшую в огород. К счастью, она попала на более сухое место, мы ее оперативно откопали, без проблем подняли и увезли. Спасибо тебе за сына, отец. Знаешь, наверное, хорошо, что он ушел из училища, от той гражданской обороны. Он всегда лезет на рожон, а ведь бомбы не всегда падают по два раза на голову, не взрываясь. Спасибо еще раз».
Вот такая простая жизненная история. А сколько еще таких бомб и других взрывоопасных предметов ждут своего часа! И кто знает, какого часа? Эхо войны не прекращается. Стареют люди, стареет металл. И пусть над землей грохочут лишь мирные взрывы. Люди это заслужили. И те, кто воевал, и кто не знал той войны.