Мамино 90-летие
В том мае, два года назад, я ещё смог с трудом переместить с постели, посадить и вывезти её в своей машине для подписи и получения нового паспорта в станичном поссовете. Мы проехали по зелёной и цветущей станице; вокруг голубел и белел облаками небесный мир, сияло ясное горячее солнце, а в полях вдоль дорог паслись умиротворённые коровы и козы. И ни я, ни мама не знали, что видит она всё это и дышит нашей любимой весной - вот так, на открытом воздухе - в последний раз. После мама уже не могла подняться с кровати даже, чтобы передвинуться во двор дома... И сохранился телефонный снимок, где мы в той поездке находимся в салоне машины - последний прижизненный снимок её…
И вот с того времени я не могу браться за перо, чтоб писать и рассказывать о маме, котороя во мне - наяву в мыслях, а во снах, как в реальности - присутствует постоянно. И я сознательно не беру писательское стило, чтобы избежать обострения непреходящей боли.
И вот 15 мая… Обычно я покупал в этот день какие-то сладости для мамы и, разумеется, бутылочку вина: мама могла выпить в этот день несколько стопочек. И вообще, жизнелюб, она очень мечтала дожить до 100 лет, и почти до последних дней своих, лёжа в постели, пела песни. А ещё читала стихи - не мои, а те, что выучила в детдоме, как активистка и любительница художественной самодеятельности, стихи советских поэтов, большей частью о войне и о Великой нашей Победе. На старости лет они стали проявляться в её памяти в поразительых объёмах. Теперь же, когда мне не для кого приность разные вкусности и готовить праздничный стол, я иду на кладбище к могилке мамы.
Последнее убежище её земное находится под трёхствольной ветвистой молодой туей, которую облюбовали кладбищенские совы. Чтобы сохранить и красавицу туйку и милейших, но глупых сов, оставляющих следы помёта парямо на могильном холмике, мне пришлось под деревом сконструировать прямоугольный металлический каркас и покрыть его сверху прозрачной крышей из поликарбоната с наклоном, чтобы дождь смывал с него продукты жизнедеятельности сов, да туевые, осыпающиеся иголки и шишки. А ещё почтавил лавочку-столик. Получилось неброско, но уютно и тенисто над местом захоронения. Здесь и присаживаюсь я, когда прихожу к мамочке…
Недавно станичники отмечали на кладбище Радоницу. Был и я здесь, поминал маму и с друзьями, их родственников, которые покоятся недалеко от могилы мамы моей. В тот день здесь было ярко и празднично, люди сидели за столиками, випивали, закусывали, дарили друг другу поминальные пакетики со сладостями и полотенца, а детки сновали между могилками, собирая конфетные угощения. Так заведено на Руси в Родительский день.
Сегодня здесь безлюдно и тихо. В тени на эпитафной табличке мамы значится непривычное мне время её рождения - 25 августа 1935 года. Непривычное оно было и для мамы в последние дни жизни. Но тогда она вдруг вспомнила слова своей мамы – бабушки моей Таисии Ивановны: «А ты у меня, доченька, летняя, тепло любишь, потому что летом родилась…».
Солнечно и зелено вокруг совсем по-летнему. Природная жизнь на скорбной территории полна естества: в траве ползают всевозможные козявки, в воздухе летают насекомые и птицы, ветерки колышат травы, кусты и ветви деревьев, а вместе с ними и траурные ленты и искусственные поминальные цветы. Я смотрю на могильный крест: согласно новой дате рождения мама всего два месяца не дожила до 88 лет. Много, очень много во мне чувств и мыслей, и скорбно душе. Но всё-равно в сегодняшния наш майский день я мысленно отмечаю у могилы мамы её 90-летие, и безмолвно прошу у Господа дать мне возможность придти сюда ещё и на мамино 100-летие, о котором она так мечтала…
15 мая 2025 г.
Свидетельство о публикации №225062300859