Так не бывает Часть 31

XXXI

Когда Анна Михайловна пришла домой, было около восьми утра.
- Наконец-то, мама, заставила нас поволноваться, - быстро заговорила Лариса, выскочившая в прихожую на звук открывающейся двери.
- Тихо, тихо, дочка, сбавь обороты, всех перебудишь, - раздеваясь, ответила ей Анна Михайловна.
- Кого разбудишь! Что ты, мамочка. Все уже встали и готовы ехать к Игорю в больницу, ждали только тебя.
- Отпусти маму, Лариса, - Николай Петрович взял жену под руку и увел из прихожей в столовую, - лучше налей маме чаю.
- Где ты была, Аннушка, мы, правда, разволновались, когда утром не нашли тебя дома? – он заботливо посадил жену к столу, пододвинул тарелку с бутербродами.
- А вот и чай, - Лариса внесла чай в большой фаянсовой чашке, любимой чашке Анны Михайловны.
- Обязательно нужно перекусить, - и на отрицательный жест жены, - возражения не принимаются.
- Что с вами делать, ведь не отстанете, - Анна Михайловна слабо улыбнулась.
- Я в церкви была, - продолжила она.  - Не у одних нас беда. Вот и девушка молоденькая молилась рядом со мной. - Она съела пол бутерброда с сыром и отодвинула недопитый чай.
- Спасибо, Лелюшка. Все собрались?
- Все, все, и Левушка готов. Да, милый? – обратилась Лариса к сыну.
Тот необычайно серьезно кивнул головой. На звонок в дверь все вышли в прихожую.
- Такси подано, - Вадим подхватил сына на руки, и все, одевшись и взяв сумку, вышли из дома.
Когда подъехали к больнице, на улице уже было светло. Пошел мелкий снежок. Он покрывал мокрые мостовые, и тут же таял под ногами, спешащих прохожих. Анна Михайловна зябко поёжилась.
«Быстрее бы увидеть сына», - подумала она, -«как он там?»
- Ну, я к врачам, - надевая халат и доставая какие-то документы, сказал Николай Петрович, - а вы двигайтесь обычным образом.
Анна Михайловна кивнула. В справочной им сообщили, что Игоря перевели из реанимации в глазное отделение.
- Почему в глазное? – удивилась Лариса.
- Наверное, что-то с глазами, - предположила дежурная.
Надев халаты, все поднялись на шестой этаж
- Что вы, товарищи, всем сразу нельзя, - возмутилась дежурная медсестра. – Заходите по двое. Вы к кому? Поливанов в пятой палате. Прямо по коридору и налево.
Первыми пошли Вадим с Левушкой и Лариса.
- Мы не надолго, мама, - успокаивающе сказал Вадим, - только поздороваемся.
Пять минут ожидания показались Анне Михайловне вечностью.
- Мамочка, все хорошо. Он веселый и, на первый взгляд, совсем здоров. - Лариса, улыбаясь, закружила мать по коридору.
- Да уймись, дочка, уймись. – Анна Михайловна улыбнулась и пошла к сыну.
«Лариса сказала, что все хорошо, что ты волнуешься, Анна?» – подумала она, но тревога, сжимающая сердце, не проходила.
Игорь лежал у окна. Чуть более бледный, чем обычно, он ничем кроме повязки, закрывающей глаза, не отличался от того Игоря, каждую черточку которого знала и любила Анна Михайловна.
- Здравствуй, сынок. Ну, как ты? – заговорила она, почувствовав его ожидание.
- Мамочка, как я рад тебе, - Игорь протянул руку по направлению к двери.
Тревога, сжимающая сердце Анны Михайловны стала еще сильней. Этот неуверенный, беспомощный жест незрячего человека, эта рука, протянутая совсем не туда, где она была в эту минуту, больно резанул материнское сердце.
Анна Михайловна сделала два шага, взяла руку сына в свои и села на край кровати. Игорь крепился, улыбался, но она материнским своим сердцем чувствовала его тревогу, его страх.
- Почему меня держат здесь, не понимаю. И повязка зачем? Чувствую себя просто замечательно. Полон сил. Хочу домой, мамочка.
- Что ты, Игорек, ты ведь не маленький. Хочу домой! Что выдумал. Вот обследуют тебя, тогда и выпишут, - Анна Михайловна открыла сумку, достала белье и спортивный костюм сына. – Давай переоденемся, сынок. Я помогу.
- Мама, я сам, ты же сама говоришь, не маленький, - Игорь, смеясь, переоделся и опять лег на кровать.
- Подождите пока в коридоре, больного нужно отвести на обследование, - молоденькая медсестра вкатила в палату кресло на колесиках. – Садитесь, больной! – скомандовала она.
- Мамочка, ты подождешь? – спросил Игорь уже у двери палаты.
- Да, да, конечно, сынок, ты не волнуйся.
Сестра отвезла Игоря к лифту, дверь за ними закрылась. Через пятнадцать минут трудно переносимого всеми ожидания к родным подошел Николай Петрович.
- Только не молчи, - тихо сказала Анна Михайловна, беря мужа за руку.
За долгую совместную жизнь, она хорошо его узнала и сейчас чувствовала, что он боится произнести то, что должен им сказать.
- Видимых травм нет, и вообще по всем показателям Игорь здоров, кроме…, – Николай Петрович замялся.
- Говори, Коля, говори. Неизвестность всегда хуже самой горькой правды.
- Кроме зрения, Аннушка. Сейчас его еще раз осмотрят. Понимаешь, и томограмма хорошая, и глаза не повреждены, а Игорь не видит. Органических причин для этого нет. Врачи считают, что причина в психологии. Либо он что-то очень, очень хочет увидеть, либо, наоборот, боится чего-то увидеть.
- Бред какой-то, - воскликнул Вадим. – Что значит, хочет, не хочет видеть, если глаз цел, и голова в порядке он должен видеть.
- Должен, и я с тобой согласен, и медицина.  Должен, а не видит.
В коридоре повисла тишина, только Левушка, что-то тихонько говорил, играя с машинкой на кожаном диване.
- Господи, да что же это. Ведь он художник, архитектор. Как же он без глаз? – заплакала, не выдержав этой тишины, Лариса.
Она плакала тихо, горько, по-бабьи, почти беззвучно, уткнувшись в грудь Вадима, обнявшего ее за плечи.
Анна Михайловна не заплакала. Она как-то осунулась и постарела сразу, но стояла с сухими глазами.
«Вот оно! То горе, приближение которого она чувствовала сердцем своим материнским».
- Аня, ты лучше поплачь! – Николай Петрович встревожено склонился к ней, взял рукой за пульс. Сердце билось ровно, гулко.
- Нет, Коля, нельзя мне сейчас плакать. Мне с сыном разговаривать надо, поддержать его.
- Мамочка, прости, - Лариса подняла заплаканное лицо.
- А ты поплачь, дочка, поплачь, за нас обеих поплачь, - Анна Михайловна протянула к ней руки, и Лариса вмиг оказалась в материнском объятии.
- Ты не кори себя, доченька, нет тут твоей вины. Ни кто не виноват в судьбе другого. Каждый пьет сам свою чашу, и сам отвечает за все в своей жизни. Мы ведь семья, а значит мы все, все выдержим, поддерживая и любя друг друга. Идите все сюда, - позвала она всех.
Четыре человека стояли у окна в больничном коридоре, стояли, крепко обнявшись и слушая сердца друг друга, и некая сила и спокойная уверенность зарождалась в их сердцах.
- А я, а меня? – вдруг раздалось снизу.
- И ты, конечно, - дед подхватил внука на руки.
Игоря привезли через час. К его родным, ожидающим в коридоре, вышел профессор, ведущий офтальмолог города. Он подал руку Николаю Петровичу, поклонился всем остальным.
- Ничего, нового, сообщить не могу, коллега, - обратился он к нему. – Больному можно вставать, ходить, можно выписываться домой. По объективным меркам он совершенно здоров. Человек, это такое сложное образование! Природа его еще полностью не изведана медициной. В вашем случае медицина бессильна. Но отчаиваться не нужно. Нельзя отчаиваться. Нужно ждать.
- Ждать чего, чуда? – тихо спросила Лариса.
- Да, и чуда тоже. Мир полон чудес, не мне это вам говорить, юная леди, не мне. Мы материалисты с Николаем Петровичем, так воспитаны, в такое время жили, но и мы видим, как многообразен наш мир. И сколько чудес происходит в жизни каждое мгновение.
- Спасибо, доктор, за все и за надежду спасибо особое. Только спросить хочу. Он знает? – Анна Михайловна вопросительно смотрела на врача.
- Нет, не решился я ему сказать. Впрочем, если хотите, я скажу, - профессор сделал движение к палате.
- Нет, нет, не нужно. Я сама. Я мать, и сама принесу эту весть сыну. Сама, - повторила Анна Михайловна, на протестующий жест мужа.
- Вы идите, документы выправьте о выписке, машину найдите. Через пол часа заберите нас из палаты, - и она решительно и на вид совершенно спокойно отправилась сообщать сыну эту страшную весть.
- Какая женщина! - только и мог произнести профессор.