Психологический хоррор. Старый новый год

Психологический хоррор
Старый-новый год
Ах, как всё хорошо начиналось.  Падал мелкий снег. На душе было тихо.
«Внученька, ты меня слышишь?» Голос бабушки позвал Люсю.
«Да, бабушка».
«Помнишь историю про купца?»
«Расскажи ещё».
«До революции жил в Петрограде один купец. Хороший был человек, не злой. И очень богатый. Всё у него было. Владел земельными поместьями и заводом. Станки для завода покупал в Англии. От государства получал заказы. Жил – не тужил и старался купец не отставать от дворян. Мода пошла на доходные дома. Что купец хуже других? Пригласил купец знатного архитектора. Построил архитектор доходный дом из кирпича. Самый лучший в городе. Квартиры в доме были дорогие. Хорошо обставленные.  «Барские» квартиры. В то время рабочие жили в плохих условиях. В доходных домах для бедняков спали на койке по очереди. Один на смену ушел, другой на кровать упал. Трудовой день: четырнадцать – шестнадцать часов в сутки. Сейчас грех на что-то жаловаться. Как тебе живется, внученька?»
«Хорошо, бабушка».
«Ага. Так и осталась в коммуналке. Ничего... Мой отец снимал жилье в убогом доходном доме на Сенной. Последний рубль отдавал за нищенскую комнату. Его материальное положение было неудовлетворительным. Что не помешало ему жениться. Мы появились. Бил он нас. Царя ненавидел. На заводе вступил в какой-то кружок. На митинги ходил. В городе образовалась нехватка хлеба. Голод стучался в наше окно. Простые люди ждали прекращения войны. А та всё шла. Начался новый 1917 год.  В Петрограде произошли волнения. Революция кровью обрызгала город.  Зимы раньше были снежные, лютые. В городе лежит снег, Люся?»
«Намело, бабушка».
«В революцию по что убивали?»
«Кого, бабушка?»
«Всех. Врагов Революции. Новая власть отобрала имущество у того купца. Купцу выделили квартиру в его же доме. Не долго купец пробыл без уплотнения. В квартиру заселили рабочих. В одну из комнат мы заехали. Радовались чистой комнате, словно отхватили царские палаты. Бедно мы жили. Недоедали.  Не знали, что другие живут иначе. Вскоре от богатого доходного дома величия не осталось. Голытьба грязь развела. А купец не съехал. Почему он не бежал, Люся?»
«Я не заю, бабушка».
«Купец любил Родину. Не хотел жить на чужой земле.  А ещё надеялся, что всё будет, как раньше. Умный, а дурак. Как раньше никогда не бывает. Надо было купцу драпать за границу. У купца было много денег. В другой стране он их спрятал».
«Где, бабушка?».
«Я по чем знаю, Люся. Остался купец в Петрограде. Наступили тяжелые времена. Большевики укрепляли власть. Расстрелы пошли. Ночью приезжали. Увозили. Больше человека не видели. Тех, кто был из рабочих и за советскую власть, их конечно, не трогали. Пролетариату пообещали светлое будущее. Рабочий класс повеселел. Я в школу пошла. В царской России дети трудились наравне с родителями. Мне повезло, Люся. Судьба пожалела меня».   
Тишина повисла в комнате.
«Бабушка. Ты здесь?»
«Где ж мне быть, Люся? Слышишь меня?»
«А что купец?»
«Рассказывала я эту историю под Рождество. Забыла, Люся?»
«Ты нас пугала. Маме это не нравилось».
«Я не пугала. А предостерегала.  Люся, кто чихает?»
«Одна я, бабушка».
«Замуж не вышла?»
«Нет».
«Может и правильно, Люся. Волнительная обстановка в вашем мире. В трудные времена мужчины пьют и бьют. А когда время хорошее? В Революцию хуже всего было. Помню злые глаза матросов. Плечистых революционеров, стремящихся к насилию. А купец сник. Сгорбился. Рабочие, что в его доме поселились, совсем не уважали старика. Били его. Мой отец больше других. Кулак у отца был сильный. Стукнет им по столу и такой звон стоит… Мать он тоже обижал. Не жалел. В обычный день отец написал какому-то «красненькому»  докладную. Мол такие дела, классовый враг рядом. Был у отца корыстный мотив. Приглянулась соседняя комната. В комнате стояло зеркало. От пола до потолка. Грезил папаш о чужом имуществе. По что нищему купеческое зеркало? Кого он хотел увидеть в зеркале? Черта, разве что. Много зла было на его руках».
«На чьих, бабушка?»
«Из-за него купец повесился. В страхе жить  трудно. Каждую ночь купец ждал, что за ним придут. Прислушивался к шагам на лестнице. Не выдержал. Встал на стул напротив зеркала. Надел веревку на шею. Надо же было… Сделал это купец под Рождество. Нашли утром два купца!»
«Как это, бабушка?»
«Один в комнате с веревкой на шее. Другой  – в зеркале. Тот, что в зеркале был повеселей, чем тот, что в комнате. Подмигнул мне. Быстро детей вывели прочь, а понятых доставили. Изловили случайных людей на улице. Ошибся отец. Не сподобилось ему присвоить комнату. Комната, где купец свел счеты с жизнью, долго не пустовала. Заселился в комнату начальник из управдома. Отец был не дурак. Предусмотрительно вынес из комнаты зеркало. Четыре здоровых мужика переносили зеркало. Тяжелым оказалось купеческое богатство. Дело закончили – за стол сели. Крепкие мужики, теряя удаль, пили самогон до утра. Потом уснули, кто где сидел. Отец подошел к зеркалу. В руках у него была горящая свеча…»
«Бабушка, зачем свеча?»
«Так темно было. Зима. Поздно светало. А свечей в доме было впрок. От прежних жильцов остались свечи. Не экономили мы их. Жгли, сколько душе угодно. Посмотрел в зеркало и упал замертво. Люся, ты со свечкой к зеркалу не приближайся. Не подходишь, Люся?»
«Никогда, бабушка».
«Это правильно, Люся. А где Антон?»
«Сидит, бабушка».
«Долго ему ещё?»
«Мы не общаемся. Он не пишет».
«Люся, ты с братом помирись. Держи с ним связь. Ничего, что он не путевый. Кровь-то одна».
Падал снег. Люся смотрела на снежную улицу и думала о том, что надо съездить в колонию и повидать брата. Скоро Рождество.
Поселок Форносово надежно замело. Крыша исправительной колонии натянула черно-белую полосатую шапку. Сторожевые псы скулили. Очередь на проходной быстро росла. Мороз крепчал. Люди на улице мерзли. Некоторые ушли греться в машины. Старая цыганка навалилась на Люсю грузным телом.
- Девонька, вдвоем теплей. – Сказала. Вынула из тулупа носовой платок. Высморкалась. – У тебя там кто?
- Брат.
- Любишь его? 
- Нет.
Брат  имел буйный нрав. Во дворе бил мальчишек. Соседи жаловались. «Весь в отца». Причитала мать. У Люси и Антона были разные отцы. Мама, Люся, отчим и Антон вместе жили в коммунальной квартире, в комнате, которую добыл прадед в революцию. С тех пор многое что изменилось. Но кто был бедным, бедным и остался.
Время быстро летело. Страна, не выучив уроки прошлого, трещала по швам. Без передышек генсеки умирали один за другим. Отчим потерял палец на заводе. Устроился дворником. Пристрастился к самогону. Сам гнал. Сам пил. Мать, чтобы прокормить семью, стала торговать у железнодорожного вокзала жаренными курами. Однажды торговок забрали в милицию. Держали всю ночь. Пугали. Ждали «откуп».
До беды оставался час.
«Откуда кровь?» Утром спросила мама, замачивая простынь в жестяном тазу. «Следи за собой. Кровь плохо отстирывается. Ты уже большая девочка». 
Бабушка забрала Люсю к себе.  У бабушки был маленький домик в деревне. Вдвоем им жилось хорошо. Новая школа, добрые отношения учителей вытеснили негативные события. Воспоминания спрятались в глубинных слоях сознания.
Привычный уклад жизни опять изменился.  Бабушка умерла. Отчим пропил бабушкин дом.
Люсю не захватила паника. Не бросилась под машину. не утонула в реке. Не ушла в монастырь. «Включила» инстинкт выживания. Приняла, пережила и поступила в техникум.
Комсомолка Люся, как и другие комсомольцы, стала «кирпичиком» большой советской страны. Советы защищали своих. Местные власти предоставили ей общежитие.
Когда отчима и мамы не стало, Люся вернулась в комнату по месту прописки. Антон её не беспокоил. Антон сидел.
- Не жилец он. – Сказала старая цыганка.
- Кто?
- Твой брат.  Покойником пахнет.
- У вас там родственники?
- Сыновья. Сели за разбой. Да разве это разбой? Их упрятали за решетку, как преступников.   – Старая цыганка достала из сумки колбасу. – Кусай. Нам ещё долго стоять на морозе. Мои дети хорошие. Украли по обычаю.
Антон выглядел плохо. Худой. Синий. Люся помнила его другим.
- Зачем пришла? – Спросил в телефонную трубку.
- Рождество ведь. – Люся не знала, что сказать.
Люся не видела брата много лет. Антону дали десять. Когда Люся вернулась в комнату, где прошло её детство, Антон уже отбывал срок в колонии строго режима.
- Дети есть? – спросил Антон.
- Нет. Я с бабушкой разговаривала.
- Ездила к ней на могилку?
- Весной попробую. Нельзя сейчас. Снега много. Приходила она. Рядом стояла.
- Не к добру.
- Я тебе теплые вещи собрала. Все приняли.  Я буду приезжать, Антон.
- Боишься меня? Думаешь, вернусь и прогоню?
- Нет. Я так не думаю. Мы же семья.
- Люся, включи ум. Бестолковая, пойдешь бомжевать. У помойки тоже люди. Примут. Мы не семья, Люся. Комната моя. Запомни это, сестренка.
А так всё хорошо начиналось. И тут эти похороны… В банный день Антон поскользнулся, упал, ударился головой о кафель и умер. В колонии перед Рождеством не нарушали порядок. Конфликтов не было. Рождество – святой день.
На помывку отправились отрядом. Горячая вода подавалась ограниченно, но воды хватило на всех из группы осужденных. В душе Антон пел. В крови нашли алкоголь и наркотики.  Доктор шепнул правду, когда Люся забирала бумаги и тело. «Реальность такова, что человек сам себе враг».
У Люси не было близких. Никто не мог ей помочь. Пришлось всё начинать делать самой. В ритуальных услугах на Люсю медленно, вымеряя шажки, надвигалась пышногрудая женщина. Какой дурак-начальник решил, что скользкое покрытие из гранита – это то, что нужно?
Казалось, время остановилось. Люся находилась будто в трансе. Только на днях она разговаривала с братом. Он был живой и находился за решеткой. Теперь она и он в этом странном месте.
Люся смотрела на себя и грудастую женщину как бы со стороны, как фильм.
– Гробы разной категории. На любой вкус. Мы предоставляем классические трех цветов: черные, синие, красные. – Служащая, соблюдая дистанцию,  изучала клиентку. Рассматривала ее старую юбку. Словно по юбке решила с точностью определить вкус заказчицы.  - Серьезные люди заказывают черные, дубовые. Дубовые есть с окошком и без. Окошко – отличный аксессуар. В окошко хорошо видно лицо покойника. В городе много боевых припасов. Некоторые поступают поврежденными.
Шел третий год перестройки. Бандиты стреляли в бандитов. Бандиты стреляли в политиков. Политики отстреливались. Пули рикошетом летели в народ.
Бизнес ритуальных услуг процветал.  В ритуальные услуги могла залететь случайная «птичка» с деньгами. В перестройку всё только начиналось. Ломалось. Делилось. Пилилось. Прежняя жизнь закончилась. Новыми условиями воспользовались не самые достойные. Решали проблемы жестко, без творческого подхода.
Люся работала в библиотеке. В декабре  отключили отопление. Сотрудницы мерзли. Зарплату задерживали. Люся нуждалась в поддержке.
На что хоронить?
Из имущества – огромное старинное зеркало. «У библиотекарши волшебное зеркало?» Улыбнулся оценщик. За старинное зеркало он пообещал некоторую сумму. «На похороны хватит».  – Сказал оценщик и сделал несколько фотографий на старый фотоаппарат «чайка». Выпил рюмочку наливки, тенью прошел по бесконечному коммунальному коридору и растворился на барской лестнице.
 Лестница была почти разрушена. Сохранились лишь ажурные перила.  Лестница  перестала вызывать художественный интерес. Любопытные туристы больше не приходили смотреть на лестницу. Лестница «умерла» вместе с русской интеллигенцией.
Статус интеллигенции присвоили себе носители колоритных красных пиджаков, потрескивающие под напором бицепсов.
- Ну? – Сотрудница ритуальных услуг была весьма фамильярна. – Посмотрим несколько?
- Сколько стоит обычный гроб?
- Покойнику это не понравится.  – Женщина приобняла Люсю. – Люся, зря вы его забрали. Нужно было оставить тело. На свете есть душевные, серьезные люди. – Забавно причмокнула служащая. Видимо, высоко ценила новых потребителей.  - Поверьте, они всё делают по-человечески. Серьезные люди - лучшие наши заказчики. – Сотрудница перекрестилась. Сделалась маленькой и беззащитной. - Приходили вчера. Интересовались.
- Чем?
-  Коллеги вашего брата готовы за всё заплатить. Сколько людей сядут за поминальный стол? – Важно задала вопросы служащая.
- Одна я.
- Надо будет посмотреть меню. Прислали из ресторана. Братки предпочитают водочку. Вчера бухгалтер привез пакет. Мы обсудили финансовую сторону. Друзья вашего брата не поскупились на расходы.  Батюшка, конечно, много возьмет. Его понять можно. У батюшки пятеро детей.
- Антон  не посещал церковь.
- Бабушка его крестила.
 Женщина закатила глаза и подняла палец вверх.
 - Отпевание – важная часть прощания с усопшим. Люся, вы определились с датой?  А зал какой? Лучше большой.  Люстра там красивая, в три яруса! – Сотрудница довольно промурчала. - Все придут, кто с Антоном работал. Парадно будет.
- Антон не работал.
- По завещанию вам много что отойдет. Квартира. Дача. Деньги.
- Откуда знаете?
- Ах, милочка… Сорока нашептала. – Она смотрела прямо перед собой и нежно улыбалась. - Служу  в ритуальных услугах со времен царя Гороха. Прежде мы прозябали в дощатом сараюшке,  но дело  хорошо знали. Кого надо, тайно хоронили.  Выходили в ночные смены. Город спит – мы копаем. Друзей у нас много.
Старое лицо хорошо посмотрело на Люсю. «Поношенный» рот приятно улыбнулся. 
На Люсю упал венок. Искусственные цветы вцепились в волосы. Железные скрепки, на которые были прикручены оранжевые картонные цветы, оцарапали кожу головы.
Похоронный венок плохо прибили гвоздем к стене. Венок сорвался.
Сотрудница сняла  с Люси венок. «От сослуживцев». Прочитала то, что была написано на черной ленте. Сочувствующим взглядом уставилась на Люсю.
- Венок выбрал вас, Люся. Ничего-ничего. Обойдется. Не случится событие. Скоро старый-новый год.  Мы всегда празднуем. На старый-новый год отчего-то работы прибавляется. Так исторически сложилось. Гололед. Люди с кладбища возвращаются уставшие. Нелегко копать замерзшую землю. Недавно мы приобрели технику. Люся, приходите к нам. Мы всегда зовем друзей. В праздничные дни офис открыт. – Сотрудница тепло улыбалась. Ей нравилась девушка, читающая книги по вечерам. - Ряженых много. Всех, кого похоронили без обуви, у нас. Не успевали мы их обуть. Когда легально хоронили, времени у сотрудников предостаточно. Моем, одеваем, обуваем. Бабушек красим. Ногти, волосы, губы. Глазки им подводим. Держим в штате визажиста. Если привозят ночью, тут без церемоний. Не переодеть. Не обуть. Не умыть. Закопать бы до рассвета. Люся, вам бы родить. - Сотрудница по-хозяйски погладила по волосам. Было похоже, что она желает по-матерински прижать её к груди. Люся отодвинулась. – Моя девочка, от покойника, конечно, зачать не получится. Конечно, всякое бывает. Но это особый случай. К такому долго готовятся. Подберем из живых. Братки хотят жениться. Беспокоятся о будущем. Желают знать, кто их будет хоронить. Людям ведь не все равно.
Люся сидела в сугробе. Направо – кладбище. Налево – мастерская по изготовлению памятников. 
Никто не протянул руку. Никто не помог подняться на ноги. 
Смерть Антона подкосила Люсю. Беготня с бумаги отняла много сил. В сумочке: билет на трамвай, документы. Ничто не прибавилось.
 «Я проявил пленку. Увидел то, что не должен был. – Сказал оценщик. Он позвони ровно в два. – Зеркало не куплю. Извините, Люся». Короткие гудки.
«Вы обещали!» Долго кричала Люся в трубку. На другом конце не было живого человека.
Телефон был общим. Висел на стене в коридоре коммуналки. Похоронить бы Антона до старого-нового года… Негоже в старый-новый год быть ему в холодильнике…
 С надеждой найти что-то в карманах, Люся стала шарить руками по тулупу. Когда в семье случилось горе, вещи отчима Люся отнесла на помойку. Тулуп оставила. В Рождественское утро стоял мороз. Люся надела тулуп. В поселок Форносово съехались родственники.  У административного здания Люся познакомилась с цыганкой. На прощанье цыганка передала Люсе визитку. У цыганки была визитка! 
Визитную карточку Люся опустила в карман тулупа. Забыла о ней. А теперь нашла. Ещё три рубля. Откуда? Водитель маршрутки неправильно сдал сдачу? Спешил к родным?
В свободной стране СССР праздновали государственные праздники. Первое мая. День революции. В них было много идеологии. Страна развалилась. Рождество вернулось. Светлый праздник был нужен людям. Народ нищал…
«Холодца хочешь?» В комнату вошла соседка. Внесла тарелку с холодцом. Ушла на кухню.
Кухня выглядела печально. На кухне было мало места. Одна плита. Четыре конфорки. В тоскливой коммунальной квартире остались две старухи без личной жизни и Люся. Другие жильцы разъехались. Успели получить квартиры от разваливающегося государства. Их комнаты опечатали.
Наевшись холодца с мороза, Люся подошла к зеркалу. До революции зеркало принадлежало другому человеку – богатому купцу. Купец построил доходный дом в 1889 году. А сколько лет зеркалу?
Падал снег. Как сложится день, никто не знает.
***
Большая страна, укрепившись властью на просторах от юга до севера, запретила цыганам кочевой образ жизни. После пятьдесят шестого года цыгане осели. Кто в городах. Кто в селах. Жизнь цыган сосредоточена вокруг табора. На пустых землях под Ленинградом цыгане построили дома. В общину чужаков не пускали.
Люся думала, что в цыганскую деревню будет добраться нелегко.  Разумеется, так и случилось.
Мело. За дорогами не следили. Никто не спешил расчистить дорогу к поселению цыган. Автобус высадил людей, не доехав до остановки. Напрасно уговаривали водителя проехать еще хоть километр. Водитель перешел на темную сторону. Проявил свой эгоизм и газонул.
Стоял мороз. Погода ухудшалась. К деревне местные пошли гуськом. Впереди шел старый цыган. Человек вернулся с заработков. Где-то строил. Что-то заработал.  Его шаги были уверенные. Другие ступали по его следам.
 Во дворах разлаялись собаки. Люся пошла на человеческий гул. Подросток орал во все горло: «Клянусь! Чтоб мне не жить! Это ни я. Зачем мне деньги!?»
Во дворе на белом снегу в вертикальном положении находился красный гроб. У гроба близко друг к другу стояли мужчины преклонного возраста. У одного в руках была палка. Цыган ею стучал по стенке гроба. Как черт из табакерки, из гроба показывалась белокурая голова подростка. «Не брал! Клянусь! Чтоб мне не жить».
Люсю приметили.
«Чего тебе?» Спросили.
«Я ищу дом ромэ Розы».
Цыган улыбнулся.
«Тебе туда». Цыган махнул рукой. «А тебе сюда». Старик слегонца стукнул парнишку и тот спрятался в гробу. «Последнее дело воровать у своих».
«А как я узнаю дом?»
«Увидишь белые колонны, значит, пришла».
Вскоре показался синий дом с желтыми львами. У художника львы не получились.
В детском саду дети рисовали львов, мишек, зайчиков.  Дети создавали яркие картинки. Дети передавали свои эмоции. Звери были радостные.
Когда Люся была маленькая, у неё был живой отец. В семь утра он приводил Люсю в группу. Снимал с неё шапку. Подтягивал ей колготки. Крепко обнимал.
«Тот ли дом?» Люся остановилась у дома. «Или другой нужен?»
Две колонны поддерживали балкон второго этажа. На первом этаже горел свет. По двору бегал петух. В будке спал пес. Звонка, чтобы оповестить о визите, не было. Люся постучалась. «Тетя Роза! Это я. Люся. Можно к вам?»
Люся ждала. Входная дверь отворилась. В тускло освещенном коридоре на полу находилась посуда с едой. В другом конце коридора в ряд стояли большие валенки и маленькие калоши.
В доме было тихо. Ни звука оттуда. Люся вошла в гостиную.
«Я ждала тебя». Цыганка поправила пестрый платок.
Рядом с пожилой цыганкой сидела молодая девушка. Вряд ли ей было семнадцать. Большой живот спрятался за пышной юбкой с воланами.
«Вот-вот родит. – Цыганка поцеловала девушку. – Внук у меня будет».
Кошка потерлась о ноги старухи. Ушла в коробку к котятам. Из коробки раздался писк.
«Голубцы хочешь? С Рождества остались».
Голубцы в виноградном листе. Люся впервые видела необычные голубцы. Люся ела горячие голубцы и причмокивала. 
«Не доедаешь». Сказала цыганка.
Люся кивнула.
«В таборе много парней. Сын кузнеца – красивый парень. За цыгана может выйти замуж только цыганка. Я бы тебя удочерила. Да время вышло. Ты уже взрослая. Сын кузнеца делает добротную посуду. Недавно отец купил ему «жигули». Хороший жених».
«Тетя Роза, мой брат умер».
«В город роженицу не повезу.  Снега много. Можно застрять. Тут будет рожать. С повитухой я договорилась. Останешься на цыганский новый год?»
«Антона надо хоронить».  Люся облизала рот. 
«Мы  своих не оплакиваем.  Иногда поем. Ты, если хочешь поплачь».
«Антон –  сводный брат. Мы не общались. Тетя Роза, его убили?»
«Он сам себя убил. Люся, что у тебя в волосах?»
«Что там?»
«Кусок гвоздя. Запекшаяся кровь».
Молодая цыганка принесла водку. Старая цыганка прижгла ранки.
«Люся, ты ударилась?»
«Я не помню. Тетя Роза, у меня что-то с головой».
«Хорошая голова. На голове две макушки. Две макушки – две дороги. Выбор будет. У цыган выбора нет. Цыгане живут по судьбе. Судьба одна. Цыган свою судьбу знает и молится. Просит у Господа, чтобы никто не испортил ему судьбу. Вымаливает прощение за всё. Уповает на Господнюю милость. Цыган живет трудную жизнь. Много ворует. Такая цыганская доля. А у своих красть нельзя».
«Я видела русского мальчишку. Посреди двора стоял красный гроб. В гробу сидел белокурый подросток. Живой. Вы украли ребенка?»
«Цыгане детей не воруют, а подбирают.  Мы своих детей не бросаем, а ваши оставляют. Ванечку взяли из детского дома. Два ему было. Привезли в табор. А он хорошенький такой. В кого пошел? У своих крадет».
Молодая цыганка нахмурилась. Щелкнула пальцами.
«Ваши бьют детей». Молодую цыганку звали Ягори. Её муж был на заработках, в Ленинграде. Старшие невестки тети Розы тоже были в городе. С ними и дети. Наступили дни, когда цыгане не остаются без работы. Цыганки гадают. Малыши попрошайничают. Подростки обворовывают зевак.
На старый-новый год цыганская семья соберется в родном доме. Старый-новый год  –  это цыганский новый год. Тринадцатого января дом закроют до полуночи. Цыганская семья сядет за праздничный стол. Первый откушенный кусок цыган завернет в ткань и положит под подушку, загадает желание на год. В полночь дом откроют. В дом придут гости.  Шумно будет. Внучки тети Розы оденутся в блестящие костюмы. Станут танцевать без перерыва. 
«Тетя Роза, я не смогла продать зеркало. В зеркале кто-то есть. На похороны денег нет».
«Порченное зеркало никто не купит. Вначале надо прогнать того, кто в зеркале. Я могу, но  в город не поеду. Скоро у нее роды. – Кивнула головой и удовлетворенно продолжила. - Потом наш новый год. В цыганский новый год буду славить заступника всех цыган - Василия. Знаешь, кто такой Святой Василий?»
«Нет».
«Цыгану всегда жилось трудно. Цыгана вешали только за то, что он цыган. Наш народ не просто так кочевал. Люди от смерти спасались. Но был у цыган сильный заступник. Звали его Святой Василий. Святой Василий всегда следил за цыганским народом. Рядом был с теми, кто в беде. Однажды злые люди захотели истребить весь цыганский род. Собрали цыган у воды, чтобы утопить их. Чтобы все ушли под воду: дети, старики. Святой Василий спас цыган. Каждому  протянул руку. Потом построил мост. Цыгане быстро прошли по мосту. Ушли на другой берег, а Святой Василий разрушил мост, чтобы злые люди не смогли преследовать бедных и честных цыган. Люся, когда схоронишь Антона, возвращайся ко мне. Все мои дети счастливые. И ты будешь счастливая. Мы не оставляем сирот».
Выражая благодарность, Люся поцеловала руку цыганке. 
Бабушка привезла семиклассницу Люсю в деревню. Забрали Люсю из городской школы посреди учебного года. В доме бабушка сказала: «Вот твоя кровать. Вот твой стол. Никто не обидит тебя. Я не позволю».
Испуганная Люся стала целовать бабушкины руки. «Что ты, внученька. Не надо». Бабушка смутилась.
«Тетя Роза, а Ванечка счастлив?»
«Ванечке всё ни по чем. В гробу будет клясться, что не брал чужого».
«Сколько ему?»
«Семнадцать. Мои сыновья в его возрасте перегоняли машины. – Цыганка искренне гордилась сыновьями. С невыразимой нежностью смотрела вдаль, окунаясь в воспоминания.  - Гнали краденные автомобили из Ленинграда в Тбилиси. «Волги» всегда в почете. За «Волку» дают пятьдесят тысяч. И больше. А этот к тетке в карман полез».
Люся хорошо училась в школе. В техникуме получала повышенную стипендию. Мама никогда не гордилась Люсей.
Жизнь слишком сложная, чтобы понять её.
Цыганка что-то на своем, на цыганском сказала молодой цыганке. Та вышла из комнаты. За пределами большой комнаты скрипнули ступеньки. Молодая цыганка поднялась на второй этаж, ушла к себе.
«Я дам деньги. На скромные похороны хватит. Заработаешь, отдашь».
«Спасибо, тетя Роза. У меня нет никого. Только вы, ромэ Роза».
«Пустишь в свою библиотеку? Я буду гадать».
«Люди перестали к нам ходить. Читателей нет. Мы на столах лампы даже не включаем».
«Порожек заговорю. Под верь подложу записочку. Посетители толпой повалят. Мы живем небогато. Нет сервизов и хрусталя. Сарай разваливается. Роды дома – это дорого. В роддоме бесплатно рожают. Цыгане уважают советскую власть.  Много пользы от советов. Чтобы всё хорошо прошло, за новую жизнь тоже плату потребуют».
«Кто потребует?»
«Тебе знать не положено. После праздников приеду. Хорошо? В Ленинграде много родни, но я остановлюсь у тебя.  Заодно зеркало почищу. С ним хлопот не будет».
«Будет. Человек перед зеркалом повесился».
«Мужчина?»
«Купец один».
«Ты не думай об этом. – Цыганка залезла в кошелек. Вынула бумажные деньги с советской символикой.  – Бери красненькие. – Приказала. – Худенькая ты. – Погладила. - Люся, я ждала тебя. Знала, что ты навестишь старую цыганку. А теперь – ложись у печки. Хорошо будешь спать. В тепле. Белье чистое. Вчера стелила. А я пойду на улицу. Курятник запру на замок. Чтобы лиса в курятник не вошла. В таборе завелась лисица. Белолицая».
Цыганка вернулась быстро. Взбила подушку. Легла на топчан.
В тишине раздался шум. Звуки слышались сверху. В тишине ночи отчетливо доносились шаги молодой цыганки. Посреди её комнаты стояла широкая кровать с пуховой периной. Скоро в одной кровати с цыганкой будет спать её муж. Как только цыганка родит, цыганский муж ляжет рядом.
«Тетя Роза, у вас красивая ёлка.»
«Когда дети были маленькие, мы ставили две ёлки. Одну – внизу. Другую – на втором этаже. Всё делали для малышей. Муж приносил ёлки из лесу. Хороший был цыган. Добрый. Такие рано уходят. Переделают дела на Земле и улетают. Вначале было трудно без мужчины. Пришлось моим мальчикам быстро расти. Скоро родит невестка. На следующий год на втором этаже опять поставим ёлку. А ты спи. Во сне увидишь своего жениха. Испугаешь, свет не включай. Меня позови. Если кто схватит тебя голой рукой, значит, твой жених будет бедный. Зачем тебе неимущий? Тебе надо кушать. Моя невестка хорошо питается и родит здорового ребенка. Она мне, как дочка. Люся, с добрым мужем – жизнь в радость. Сын кузнеца – справный парень.  Цыганка один раз может выйти замуж. У неё один мужчина.  А тот, что тебя обидел, давно сгнил. Твоя жизнь продолжается. Спи, Люся».
Люсе снился цыганский муж. Молодой кузнец. Потом вместо него появился петух. Большой, красный. Тот самый, которого Люся встретила во дворе.
Старая цыганка держала птицу: уток, петуха, кур. Хозяйка забыла запереть курятник. Петух, чего-то испугавшись, вышел из теплого курятника. Жалко топтался на снегу. «Кыш-кыш». Сказала ему Люся.
Петух из сна строго смотрел на Люсю.  «Садись. Поскачем к жениху».
Пришли ряженные. Преградили путь.  Цыганка в костюме козы заплясала. Старый цыган с головой медведя заиграл на скрипке. Звонарь зазвонил в колокольчик.
«Отдай что-то». Медведь открыл перед Люсей большой мешок. «Будь щедрой. Положи в мешок своей рукой то, что тебе самой надо».
На безымянном пальце правой руки Люся носила серебряное колечко.  Бабушка подарила.
Сняла кольцо, - пропал медведь. С ним коза и звонарь. 
«Путь открыт». Сказал петух. «Оседлай меня. Не стесняйся». Петух говорил хриплым голосом старой цыганки. Цыганка много курила.
Крепкий петух быстро доставил Люсю к белой стене. Человек в пальто ждал петуха у стены. Золотые пуговицы его пальто были неправильно застегнуты. Хорошее пальто смотрелось отчаянно плохо.  Незнакомец был не как все. Из головы незнакомца торчали рога. Незнакомец истончал неприятный запах гари. Человек ли?
Одиозный товарищ спросил:
- Привез?
- Доставил. – Петух распустил крылья. Длинные и блестящие перья петуха говорили о его хорошем здоровье. – Всё сделал, как договорились.
- Девица приятной внешности?
-  Какая разница? Ты всё равно ничего не видишь. У тебя нет глаз.
У незнакомца, действительно, не было глаз. Глаза, как деталь лица, отсутствовали.
- Петух, не умничай. У моего хозяина есть зрачки. 
- Девица – хорошенькая. Почти нетронутая. Будет от неё радость жениху. А что за стеной?
- Петух, не твоего ума дело. Ступай. Кыш.
- Не уйду, пока не скажешь: зачем эта девушка?
Незнакомец засмеялся.  Люся увидела зубы незнакомца. Мелкие. Крошечные.
– В лабиринте много девиц. Думаешь, ты один испугался. Петухи в панике. 
- Беда всех петухов. Цыгане любят холодец.
- Ладно, купец. Передай товар. Четырнадцатого января хозяин выберет себе невесту.
- Если возьмет мою девушку, я получу награду?
- Пойдешь на все четыре стороны с рекомендацией. Перестанешь дрожать от страха.
- От страха топчу кур. Мне её тут ждать?
- Нет. Из лабиринта никто не выйдет. Выхода нет. Кто не сможет выбраться из своих мыслей, спустится по извилистой лестнице вниз.
- А что внизу?
 – Вход в подземный мир. Кругом – опасность. Двери покрыты изображением Смерти. Стены покрыты изображением чертей.
Петя стал похож на грозного убийцу. Выставил длинные шпоры. Что надумал? 
 У незнакомца не было глаз. Незнакомец не боялся попрощаться со зрением.
У незрячего отсутствовали проблемы с навигацией. Он мог делать всё, что делают зрячие. Был вполне независимый.
Одиозный представитель иного мира осторожно потрогал петушиный гребешок. Убедился, что гребешок свежий. Облизнулся. «Я уже готов это съесть». Сказал.
Вмиг пропала петушиная отвага. Петя спешно отпрянул. «Виноват. Не знаю, что на меня нашло». 
 «Помнишь своё имя?» Спросил встречающий у Люси.
Люся пыталась вспомнить. Нащупала в голове далекие воспоминания. С ужасом увидела отчима. Зашипела от боли.
«Люся! Тебя зовут Люся!» Проголосил петух и исчез.
На стене появилась дверь.
В стеклянном лабиринте Люся не растерялась. Пошла вперед. А сопровождающий её, ну, точно, что выходец из соседнего мира, слился со своим отражением. Стал удаляться. Через минуту пропал в зазеркалье.
Люся предположила, что по ту сторону зеркала существуют вещи, доведенные до абсурда! С другой стороны – мир. Только ей туда не попасть. Ходить через зеркало в другой мир дано не каждому.
Преодолев первый стеклянный переход, не свернув влево или вправо, не повернув назад, не запутавшись, Люся вошла в белоснежный большой зал. В нем стояли огромные зеркала. Зал освещался свечами. В помещении танцевала девушка. Её волосы кружились вместе с ней. На девушке ничего не было, кроме белья. Босыми ногами девушка чуть касалась пола.
Люся завороженно следила за ней.
- Ходила в танцевальную школу? – Спросила Люся у девушки. – Ты работаешь с такими сложными элементами!  - Восхитилась Люся.
- Танцевала перед зеркалом. – Ответила девушка. – Бабушка говорила, что я распугиваю злых духов.
Её внешность поражала. Танцовщица была похожа на неё саму. Один-в-один Люся.
- Красиво тело. – Сказала Люся.
Танцовщица залезла пальцем в пупок.
- Тело должно принадлежать только мне. – Сказала танцовщица. - Не могу тебя выселить. Приходится делить тело.
- Ты кто?
- Я - лучшая часть.  Ты - лишняя. Все делаю я.  В условиях крайнего стресса я вступила в спор с судьбой. Его вонючее дыхание…  Его желтые сопли… Отчим специально запихивал грязные пальцы куда попало. А ты спала! В психушечке было трудно... – Чуть не расплакалась танцовщица. Еле сдержалась. -  Где ты была? – Она гневно смотрела на Люсю. - Ты показалась только у бабушки, когда очутилась под её крылом. Хорошо устроилась.
- Ничего не помню. – Люся выглядела растерянной.
- Ты не способна вспомнить события. – Танцовщица смотрела на Люсю злыми глазами. - Доктор сказал, что жить в гармонии с жестким миром – это счастье. Спасибо, амнезия! 
- Что ты знаешь? – Люся почти не могла говорить. - Антон умер.
- Удивила. – Танцовщица нисколько не расстроилась. - Такие долго не живут. Хочешь, я пойду на похороны? – Высокомерно спросила.
- В самом деле?
В техникуме у Люси была повышенная стипендия и койка в общежитии. В комнате на четверых царил уют. На окне – горшки с цветами. На столе – скатерть. У стен – шерстяные дорожки ручной работы. Ткала их мама одной из девочек. В ее доме стоял ткацкий станок.
Девочки-соседки были из ближайших деревень. На выходные девочки уезжали. Люся оставалась одна.
 Люся мечтала о комнате без соседей.
Из деревень девочки возвращались с авоськами. Нежадные девочки выкладывали еду на стол. Люся ничего не могла положить рядом. У Люси ничего не было.
От общежития через сквер можно было пешком дойти до дома.
 Отчим пил. Брат находился в здании из красного кирпича, в следственном изоляторе. До вынесения приговора в «Крестах» сидели уголовники, криминальные авторитеты. Антону грозил большой срок.  У Антона стали шататься зубы.  Мама любила Антона. Мама боялась, что Антон заразится туберкулезом. Деньги, которые спрятала от пьющего мужа, вручила социальному адвокату. Тот  оказался пройдохой. Антон сел надолго.
Люся и Антон вместе с родителями были прописаны в коммунальной квартире. Несколько семей делили общие помещения. В истории страны это было нормально.
Летом Люся  окончит техникум. Придется съехать из общежития.
Молодого специалиста ждут в библиотеке. Работодатель обязан предоставить жилье. У Люси острой нужды в жилье не было.
Ночами Люся плакала. Что делать дальше, не знала. Вернуться к родителям не могла.
Неожиданно отчим и мать отравились угарным газом. Люсе было жаль маму. За последний год мама устала, почернела. Может всё случилось вовремя… «Упокой, Господи, её душу».
- Ты их отравила? – Догадалась Люся.
- Всё было непросто. Вначале я купила мышьяк. Без него кто-то мог очнуться.
- Я не желала им смерти. Меня допрашивал следователь.
- Конечно. Процедура такая. А меня допрашивал психиатр. Без моего согласия проводили электросудорожную терапию. Это больно, Люся. Вводили под кожу антипсихотические препараты.
- Я не была в курсе.
- А я не жалуюсь. Рассказываю, что я вытерпела. В стойкой ремиссии явилась ты. У тебя нет сильного душевного переживания. У тебя нет даже большого жизненного опыта. Они задыхались, а я на них смотрела.  Кто ты такая, чтобы меня игнорировать? –  У второй Люси были страшные глаза. Вторая Люся наказывала преступников за совершенные ими действия. За изнасилование – смертная казнь. За покрытие насильника – смерть. Авторы жестокого обращения должны ответить. 
- Нельзя было карать мать. Она же – мать. Она сделала для нас много доброго.
–  Ты не разбираешься в людях. Ты в ловушке представлений. – Танцовщица решительно перешла в наступление. - Я – сверхъестественное существо. Я наделена волей и разумом. – Её гордыня не знала границ. -  Я – победитель страха. Я адаптировалась после жестокого насилия. А в комнате живешь ты. Пользуешься всем, что я добыла и  не выпускаешь меня танцевать!
- Я не знала о тебе, пока не попала в лабиринт. – Люся совершенно не ожидала познакомиться с собой. - Из лабиринта есть выход?
- Из диссоциативного расстройства идентичности нет выхода. Наши половинки тесно связаны.  – Её правильные черты лица стали выражать радость. - Скоро цыганский новый год. Хозяин лабиринта будет выбирать невесту.  Нас ждут драматические события.
- Почему?
- Скоро узнаешь. Держись за меня, подружка. Я буду опираться за стену.
Впереди показалась тонкая полоса света. В свете стоял жених. Чудище в мужской одежде. Майка-алкоголичка, тренинги с оттянутыми коленками. На голове – корона.
Начались смотрины. Чудище почесывался. В его шерсти водились насекомые. 
- Вас тщательно отобрали. Никто не попал на смотрины случайно. – Чудище желтым ногтем ткнул в первую девушку. Его ноготь был обкусан. У чудища были нарушения психологического характера. Чудище был недоволен методами работы чёртового учреждения. В заведении было много проблем. От жара кожа старых чертей сильно воспалялась. Старые черти просились на пенсию. Учреждение не могло себе позволить пенсионное обеспечение. При разбивке нераздельного пространства на верхний мир и нижний мир, не была предусмотрена социальная защита чертей.
 – «Симпатишная». – Потянул чудище. – Пережила длительное эмоциональное напряжение. Получила стойкий невроз. Да?
- Да. – Согласилась девушка. – В детстве я разделила родительницу на двух мам. Одна мама была красивая. У неё был розовый рот и зеленые глаза. Красивая мама делала прически. Красивая мама любила ходить в парикмахерскую. Утром на кухне красивая мама готовила вкусные завтраки. Другая мама была страшная. Дергала конечностями. Выгибалась в дугу. На её белых губах скапливалась грязная слюна. Она постоянно закатывала скандалы. Била. По лицу. По рукам. Угрожала ножом. Унижала при других. Вторая мама была ведьма.
- Сущий ад.
- Я похоронила хорошую маму.
- А куда делась ведьма?
- Приходит в кошмары и не дает покоя. Я никак не могу выбраться из страшных снов.
- Я избавлю тебя от страшных снов. – Пообещал чудище. – Ты подсознательно меня искала. – Чудище настаивал:
- Ты сама меня позвала. Мы – идеальная пара. Девочка, которую избивала мама в детстве, выбирает агрессивного партнера. 
Возник белый пар. Распространился по всей поверхности. Девушкам стало жарко. Чудище, напротив, задышал легко. Его организм укрепился. Результат был великолепен. Без усилий чудище разбрызгал слюну по девушкам. Продемонстрировал, кто главный. Подтвердил статус хозяина.
Из пара вылезла красная голова без глаз. «Оставляем её?» Спросила голова.
«Хороший вариант».
«Семь петухов привезли семь невест. Посмотрим всех?» 
 «Семь идеальных невест. Число семь принесет мне счастье. У меня семь отверстий в голове. Я – мужчина».
Вторая девушка выросла в детском доме. Была не социализированная. Лживая и не уравновешенная. С неадекватным поведением.  С диагнозом «психопатия».
Чудище лизнул её большую грудь. Хозяйка грудей рассмеялась.
Советский Ленинград был ни только центром культурной жизни. Ленинград развивал торговлю.  С 1950-х годов в Ленинграде были построены крытые рыночные залы.
Неподалеку от общежития находился крытый рынок. В павильоне рынка размещались мясные, молочные, овощные и фруктовые ряды. Если бы у Люси были деньги, купила бы всё! И сметану! И сыр! И помидоры!
В день выдачи стипендии Люся приходила на рынок. Разговаривала с торговками. Слизывала сметану с бумажек. Каждая здоровая хозяйка предлагала Люсе «пробник». Больных на рынке не держали. На рынке соблюдали санитарные правила. Рынок пользовался большим успехом у знатных горожан. На крытый рынок приходила публика: ученые, артисты,  адвокаты, военные в чинах.
Военных в городе было много. На рынке их было видно издалека. По выправке. Военные выбирали лучшие фрукты и овощи. От «пробников» брезгливо отворачивались.
А Люся лизала и причмокивала. И всегда хвалила хозяйку. Ни разу ничего не купила. Ни сметану, ни творог. Торговки знали Люсю в лицо. У прилавка Люся охотно рассказывала, что она сирота.
На рынке Люся покупала яблоки. Два или три. Предварительно тщательно рассматривала. Нюхала. Если бы позволили лизнуть, сделала бы так. На рынке запрещалось лизать яблоки. 
Люся любила красные яблоки. Раз в месяц ела их в комнате, пока девочек не было.  С большим нетерпением ждала следующего месяца. Времени не теряла, а проявляла себя по-комсомольски. Раскрашивала рефераты, писала плакаты, сочиняла сценарии для КВН. Всё ради яблок. Только на рынке были вкусные и сочные яблоки. В магазине хоть сетку купи, половина сразу выбрасывается в мусорное ведро. Остатки  – кислятина. Яблоки из магазина можно нашинковать. Выложить на смазанный противень и выпекать тридцать минут. На этаже, где жили девочки, духовки не было.  Только у мальчишек, этажом ниже. Мальчишки ни лыком сшиты:  брали плату. Цена была слишком высокая. Девочки рано рожали.
Вначале из кислых яблок Люся варила компот. Невкусным компотом угощала соседок-девчонок. Быстро поняла, что дело не прибыльное: ни себе, ни людям.
У чудища была жалкая жизнь. Чудище страдал бессонницей. Смотрины продолжились.
У третьей девушки была тяга к смерти. Третья девушка наносила себе парезы, тщательно обдумывая самоубийство. Мир для неё стал враждебным после разрыва с родителями. Пьющих родителей лишили родительских прав. С покалеченной психикой трудно заводить друзей. С навязчивыми идеями жить сложно. Лучше умереть.
- Заниженная самооценка. – Чудище игриво куснул девушку за ухо. Из уха потекла кровь. – Некрасивая, тебе нужна помощь. Я помогу тебе.
- Как? 
- В аду есть пластический хирург. Ты – идеальная жертва. Мы будем играть в доктора долго. Целую вечность.
Чудище был равнодушен к чужим чувствам. Чудище был социопат. В аду его личность настолько расстроилась, что он легко использовал души людей в корыстных целях.
В аду у чудища были проблемы в общении с себе подобными. Чудище срывался на подчиненных. Сшибал им рога. Прикручивал хвосты. В аду чудище посещал местного психолога. Психолог посоветовал чудищу жениться. «Найди девочку. Колоти её. Управление гневом – непростая задача. Сжигая адреналин, перестанешь ругаться с чертями. Станешь хозяином над своими аффектами. Начальнику положено быть сдержанным. Подчиненные уважают уравновешенных».
Психотерапевт дело говорил.
Проблема была: выбрать день для смотрин. Возможность выходить наружу появлялась редко. Дверь возникала и открывалась в особые дни.
Неожиданно подвернулся цыганский новый год.
У четвертой «невесты» была черепно-мозговая травма. При плохом родительском надзоре получила травму ещё в детстве. Железные качели рассекли голову. Пятую «невесту» в школе не любили сверстники.  Одноклассники издевались над ней. В школе девочка были изгоем.  Шестая «невеста» страдала биполярным расстройством. Седьмая «невеста» подверглась жестокому обращению.
Девушки закончились.
«Восемь! Их восемь!» 
Голос чудища изменился и стал похож на истеричный голос продавщицы молока.
«Где тара? Девочка, где твоя тара? Куда я налью? На вас всех в магазине банок не хватит!»
«Восьмая всё разрушит». Кричал чудище в белый пар.
Тотчас из белого пара полностью вылез тот, у которого не было глаз. Сам лично пересчитал девушек. С одной вошел в перепалку. Залез лапами меж её ног. Оскалился.
Перед хозяином согнулся пополам. Плюнул на его босые ноженьки. Суконным пальто натер предметы на пятках. Копыта чудища заблестели, как новенькие.
«Самую неблагоприятную спустим по лестнице вниз». Бойко пообещал.
 «Какую из них?»
«Эту. Девица слишком задумчивая, спокойная. Жди неудач от библиотекарши».
Ткнула пальцем в Люсю. В животе забурчало.
У цыганки не было холодильника. Лучше бы старуха хранила голубцы в холодильнике.
Люся проснулась.
За окном испуганно кричал петух. Петух был крупный. Шел ему шестой год. Хозяйка была им недовольна. Его активность снизилась. Петух наотрез отказывался топтать кур.
 Хозяйка свернула петуху шею.
 Автобус в Ленинград уходит рано утром. Нельзя было не успеть на него. Пошли пятые сутки со дня смерти Антона.
 «Спасибо, тетя Роза. Я верну долг».
Цыганка вспорола петуху брюхо. На калоши старухи сначала закапала, а потом тонкой струйкой потекла кровь.
«Иди с Богом, девочка».
 Люся побежала.
Остановку замело. Люся встала валенками в горку белого снега.
 Из-за поворота выехала желтая машина. Из машины вышел цыган.
«Его не будет сегодня».  Золотые зубы засверкали. 
«Кого?»  В жизни Люся не видела столько золота.
«Водитель пил всю ночь. Нельзя ему за руль. Я в Ленинград».
«Довезете до Ленинграда?»
«Нам по пути».
В машине повсюду были иконки. На панели машины. На лобовом стекле. На солнцезащитном козырьке. Цыган верил в силу иконок. Защитят от несчастного случая.
Иконки не отвлекали цыгана от дороги, лишь Люся. Девушка была в причудливых завитках.
Утром Люся забыла причесаться и выскочила на улицу. Глядя на кудри во все стороны, цыган улыбался.
Когда Люся была маленькой, бабушка ходила в церковь. Там ей становилось спокойно. Как-то взяла Люсю с собой.
Быстро в церкви маленькой Люсе стало скучно и она вышла на улицу. Деревянная церковь стояла у кладбища, у покосившихся ворот. В церкви отпевали сельских. Хоронили их на местном кладбище.
Шла вторая неделя после Пасхи. На могилках, на чистом снегу лежали яйца, куличи  и сладости. Люся поела. Поделилась яйцом с бездомной собакой. Та притулилась. Вместе было теплей.
«Люся! Люся!» Очнулась Люся от крика. Стояли сумерки.
«Больше не уходи». Бабушка обняла Люсю. «В эти дни по кладбищу всякий бродит».
«Покойники ходят?»
«Почему покойники? Бомжи из города приезжают. Собирают провиант».
«Бабушка, ты видела бомжей?»
«Да».
«Какие они?»
«Грязные. Старики и старухи, которые не хотят утром умываться».
На деревню падал добрый снег. Белая дорога дарила надежды. Бабушка и внучка тихо переговаривались.
Стукнули двери избы. В сенях бабушка струсила свое пальто, Люсин тулупчик. Из дырявого кармана тулупчика посыпались конфеты. Раскатились по полу.
«Люся, - испугалась бабушка. – Ничего нельзя приносить с кладбища домой».
«И конфеты нельзя?»
«Ничего! Запомню это, Люся».
«Грязным старикам можно брать конфеты, а мне нет? Сколько несправедливости на свете».
Снежной зимой мама родила Антона. С младенцем было трудно. Мама уставала. Ей приходилось  работать и нянчить. Мама отлучалась с завода. Бегала в ясли, чтобы дать грудь ребенку.
«Бабушка, со мной покойник разговаривал. Это плохо?»
«Отчего ж плохо, внученька? Моя мама говорит со мной. Является. Журит».
«Бабушка, будешь меня навещать?»
«Обязательно, внученька, наведаюсь».
«Обещаешь?»
«А что покойник сказал? Помнишь?»
«Перед ним были две девочки. Бабушка, кого он приметил?»
«Мертвые далеко видят. За горизонт.  – Бабушка перекрестила дверь. Закрыла на засов. – Скоро снег сойдет. Грачи в деревню вернутся».
То была лучшая зима и чудесная весна в жизни Люси. Бабушка вкусно готовила. Затевала пироги. Рассказывала сказки. Парила внучку в бане. Так продолжалось много месяцев. А летом в деревню приехали из города мама с Антоном. Впервые Люся видела такого маленького ребеночка. Когда ей дали подержать братика, прижала его к себе.
А ночью Люся услышала: «Мама, уйду я от него. Бьет он меня».
Бабушка заплакала. Вытерев слезы, сухо сказала: «Не говори глупостей. Детей кормить надо». 
С той поры между мамой и бабушкой не заладилось. Мама считала, что бабушка прогнала её. Не захотела оставлять её в доме.
Человек вначале думает о себе, а потом заботится обо всех. Бабушка привозила детям сладости. Помогала деньгами. Находила время нянчить Антона.
Люся всё время вспоминала бабушку. Бабушка её любила.
Бабушку похоронили в том самом платье, в котором она крестила Антона.
Если бы бабушка была рядом с ней… Люся мысленно просила бабушку о помощи.
- Ночевала у тети Розы? – Цыган знал ответ. В цыганском таборе всё про всех знают.  -  Меня зовут Ян. А тебя Люся?  Где познакомилась с Розой?
- В поселке Форносово. Мы долго стояли на морозе. Тетя Роза угостила колбасой.
- Роза - добрая цыганка.  – С пониманием сказал цыган.
- А ты – знатный жених? – Люся улыбнулась.
- Эх. Не до невесты. Работы много. У нас с отцом кузнеца. Еще держим свиней. Вот мясо в город везу.
- Разве не приглядел себе цыганку? Ваши рано женятся.
- Пойдем в кино?
- Нет. Сегодня похороны. Брат умер.
-  Люся, возьми. – Ян протянул «десятку». – Могу сопроводить на кладбище.
- Не надо. Со мной будет подружка.
- Я тебя ещё увижу?
В квартире звонил телефон. Сняв трубку, Люся узнала голос. «Через час отпевание».
Из своей комнаты выглянула баба Даша. 
«Эта всё утро звонила. Хотела знать, где ты ходишь».
На кладбище собрались братки, попы, чиновники, зеваки и журналисты. Такой толпой хоронили только Брежнева.
В зале ресторана, где был накрыт поминальный стол,  стояла нарядная ёлка. С живой ёлки сыпались иголки. После старого-нового года ёлку унесут на помойку.
Братки внесли портрет Антона в траурной рамке. Прислонили к ёлке.
На поминках все жрали, жрали, жрали. Быстро теряли человеческое достоинство. Похрюкивали. Люсю стошнило. Вырвало прямо под стол.
«Ты переела. – Мужчина в возрасте с полнокровным лицом обтёр ей рот своим носовым платком. – Худая, голодаешь?»
Люся рассмотрела всех участников траурного мероприятия. Гость был ни такой, как другие.  Гость был в высоком статусе. Добился всего, к чему стремился. У него было особое официальное положение. За столом он излучал уверенность. При нем дышалось широко.
За большим холодильником, Люся раздвинула ноги. Через окно видно было пространство и замерзшие птицы на ледяных ветках. В рот ничто не попало. Траурное платье измялось.
Самка ищет надежного самца.
«Ты, конечно, не вдова, - сказал «ухажер», застегивая ширинку. – Но я тебе помогу».
Повара не осудили «скорбящую». Поварам не было дела до девушки. Им щедро заплатили. Повара радовались, как дети.
Запахло жаренным. Поминки продолжились. 
Внесли два подноса. На одном – жирный хорошо запеченный гусь. На другом – сырые потроха: селезенка, сердце, легкие, печень.
Официанты в белых перчатках стали разделывать большого гуся на порционные кусочки.  Отрезали от тушки ножки. Отделили филе грудки. Нарезали грудку поперек кусочками размером в два сантиметра. Срезали мясо со спинки.
Неожиданно официант торжественно объявил: гаруспиция.
На старый-новый год принято посевать и гадать. После поминок в ресторане соберутся гости, чтобы  праздновать. Гости заказали цыган и гуся.  Собрались гадать. 
Шеф-повар составил план мероприятий. Все пошло кувырком. Шеф-повар закрылся в кабинете. Отчаянно пил. От него сбежала жена. В последнее время он её не удовлетворял. Жена научилась получать удовольствие сама. К тому же, прихватила облигации номиналом 100 рублей. Последнее сделало жизнь шеф-повара невыносимой.
На кухне что-то перепутали и выпустили официанта с потрохами.
Официант подошел к делу серьезно. Оценил внешние признаки органов. Порадовался, что печь гуся здоровая. Потыкал пальцем. Определился с консистенцией.  И сделал вывод: войны не будет.
А никто и не ждал.
«С карты исчезнет город Ленинград. Существование СССР прекратится».
Партийный работник покрылся испариной. Партийный работник ушел в уборную.
 «Выпьем. Хороший ушёл человек». Сказала служащая ритуальных услуг.
А ведь она не знала Антона.
Эпилог
Прежде  в барской квартире вместо кухни была кладовка. При советской власти прорубили окно. Поставили стол.
Старухи сидели за столом. В кухне было сумрачно. По обшарпанным стенам стекали капли воды. В доме была повреждена кровля. Влага медленно, но верно разрушала кирпич дома.
Форточка кухонного окна плохо закрывалась. В кухне было холодно и сыро. Старухи кутали сухие плечи в пуховые платки.
Старый новый год начали отмечать с обеда. Сварили тощую курицу. Открыли банку с огурцами. Разлили по рюмкам водочку. Зажгли восковую свечу. Церковную.
- Уйду я от вас.
Люся прислонилась к стене. Прерывисто вздохнула.
- Садись за стол. - Баба Даша подвинулась.
Люсе повезло с соседками. Не лезли с расспросами. Не ругались. Не осуждали. Ложились рано. Спали тихо. А главное: любили Люсю.
Жили бы старухи богато, подкармливали бы Люсю. Что им надо – старухам? Башмаки есть. Пальто не сносить до смерти.
Чтобы купить туфли или сапоги, Люся экономила. Сапоги стоили сто рублей.
-  Съеду на Лиговку. Антон оставил завещание. Квартира теперь моя.
- А комнату куда денешь? – Занервничала баба Соня. - Смотри, Люся, кого пускаешь в дом! Сдай комнату молодой девчонке. - Баба Соня закивала. Её голова тряслась долго. У неё был эссенциальный тремор. Ситуация ухудшалась с каждым годом.  – А мы тут гадать собрались. На судьбу.
Старухи были верующие. 
На клеёнке лежали карты.
Баба Даша разложила карты. Две карты приклеились к клеёнке. «Женихи прилипли. Один прислан Смертью».
Ветер задул свечу. Мужская тень встала у раковины. Старухи взвизгнули. «Бабы, вы чего? Дверь была открыта. Я стучал. Вы что пьете?» Сосед из квартиры напротив налил себе рюмку.  «Цыган приходил. Мясо для Люськи оставил».
В семь вечера бабушки-соседки разошлись по комнатам натирать тройным одеколоном колени.
«Я потанцую?» Голос в голове был настойчивым.
«Похороны ведь».
Не смотря на отказ, Люся закружилась. Крутилась долго. Пока не «грохнулась» о зеркало.
Внезапно в зеркале появился мужчина.
- Ты стучалась? – Спросил мужчина.
- Я ударилась. – Сказала правду Люся и разглядела на шее красную полоску. Шея мужчины напряглась. Красная полоса стала больше. - Вы тот самый купец!
-  Не ошиблась.
- Раньше я вас почему-то не видела.
- Я много путешествую. В зазеркалье большое пространство. Причудливые города, которые сами себя строят. Реки, которые сами себя создают. Куда ни ступишь, везде жизнь. Земля дышит. На старый-новый год твердь ослабевает и я, чтобы не провалиться, возвращаюсь домой. Люся, у меня большой  дом. Много окон. За окнами – высокие сосны.
- Настоящие сосны?
- Нууу. Конструкции напоминают сосны. Здесь все изумительно. В этой сфере постоянно меняются цвета. Иногда они слишком яркие. Тогда я задергиваю шторы.
- Хороший маневр. Я не люблю яркие цвета.
- Сегодня – особый день. Двери открыты. Будь моей гостьей, Люся. Я холост, Люся.  Я добрый, Люся. У меня надежное имя.
Из зеркала с трудом высунулись две волосатые руки. Не с первой попытки дотронулись до лодыжек.
- Исчезла разделяющая пропасть между нами.
Люся сделала шаг назад, споткнулась о банку, опрокинула банку с водой. Банка стояла на полу. В банке были хвойные ветки. Говорила бабушка: ничего нельзя приносить с кладбища.
Вода разлилась. Люся поскользнулась. Разбила голову. На пол закапала кровь.
 - Не надо бояться. Я все про тебя знаю. Я следил за тобой. Я не причиню боль раненой.
От легких поглаживаний не удалось уклониться. Что-то совершенно холодное проникло внутрь. Осторожно стало копошиться. Люся скорчилась. Испытала брезгливость. Ей трудно было перебороть отвращение.
- Возьми зеркало на Лиговку.
В полудреме Люся стала выпихивать из себя чужеродную сущность. Его ласки стали грубее.
- Не бросай меня. Не обрывай нашу связь.
- Это не связь. – Робко ответила Люся. – У меня будет связь с реальным мужчиной.
Его холодные пальцы нашли её ладонь.
- В чужие зеркала не смотрись. Быстро станешь старой. Мне нравится твоя юная бледность.
- Что вы хотите? Уходите! Я не знаю вас.
- А я тебя знаю. Причем давно.
Некто ухватился зубами за руку и потащил к зеркалу. Люся оцепенела от ужаса.
Утром в комнату Люси заглянула баба Даша.  «Что ж ты, девка, натворила». Взвыла баба Даша. Собрала осколки. Перевязала руку девушки. Позвонила в поликлинику. Приехала скорая.
Очнулась Люся в психиатрической клинике.  Из общего коридора доносились придурковатые голоса, крики.
За окном падал снег. Зима-красавица была молодая и задорная.
У окна стояла старая счастливая женщина в застиранной сорочке. Сорочка была ветхая, как жизнь многих старух.
Женщина дышала на стекло паром.  «Любовь. Любовь. Любовь». Пальцем выводила слова на стекле. Снова и снова.
 Люся уснула хорошим сном. Во сне молодой цыган играл на скрипке.
(Конец).