Протокол Лазаря

Эпоха Брежнева была временем сумерек, застойным болотом, где амбиции задыхались, а реформы были шепотом ереси. Леонид Ильич был угасающим идолом, его дыхание было поверхностным, его хватка слабела, но железный кулак партии все еще держался крепко. Призраки Бориса Ельцина и Михаила Горбачева еще не материализовались, чтобы разрушить здание Советского Союза.
 В одном из бесчисленных областных городов журналист по имени Андрей Пронин гнил в следственном изоляторе. Пронин был хорош. Слишком хорош. Бульдог с ручкой вместо зубов, он вынюхивал коррупцию, как трюфельная свинья, и ему не повезло обнаружить не ту гниль. Люди со связями в прокуренных задворках и обтянутых кожей офисах.
«Клевета на советскую систему», — так они это называли, обвинения были тонкими, как бумага.
Пронину предстояла долгая, медленная ссылка на Колымские рудники. Затем пришла повестка. Его вытащили из камеры, не для суда, а для перевода. Его отвезли на черной «Волге» не в здание суда, а в мрачное, низкое здание, где располагалось местное управление КГБ. Внутри его провели в комнату, пропахшую затхлыми сигаретами и страхом. Двое мужчин в плохо сидящих костюмах ждали.
«Пронин», — сказал тот, у кого были тяжелые брови и голос, похожий на гравий, — «у нас есть… предложение для тебя».
Андрей, весь в синяках и не выспавшийся, просто смотрел. Он знал правила игры. Это было не предложение, это был нож, подаренный с серебряной рукояткой.
Мужчина наклонился вперед. «Твое… рвение… вызвало осложнения. Однако твои… уникальные навыки… могут быть полезны государству. Мы готовы предложить тебе альтернативу Колыме».
«Дай угадаю», — хрипло сказал Андрей. «Я стану вашим рупором? Пропагандистом?»
Мужчина с густыми бровями улыбнулся, холодное, бескровное выражение. «Ничего такого... прозаичного. Мы занимаемся научными исследованиями первостепенной важности. Исследованиями, которые могут... революционизировать наше понимание самого существования».
Его партнер, молодой человек с острыми, хищными глазами, вмешался. «Выбор прост: Сибирь или... участие».
Он замолчал, позволяя невысказанной угрозе повиснуть в воздухе. «Конечно, есть риск. Значительный риск».
«Какого рода риск?» — спросил Андрей, его сердце колотилось. «Мы, так сказать, вызовем смерть», — сказал мужчина с хриплым голосом, как ни в чем не бывало. «Биологическое прекращение. Полное. А затем... мы попытаемся вернуть тебя».
Андрей уставился на него. Это была какая-то сложная пытка? Игра разума, призванная сломить его?
«Вы хотите убить меня», — медленно произнес он. «И вернуть меня к жизни. Зачем?»
«Партия», — сказал молодой человек, сверкая глазами, — «интересуется… определенными экзистенциальными вопросами. Вопросами, которые мучают человечество на протяжении тысячелетий. Есть ли жизнь после смерти? Существует ли душа? Это не вопросы для священников и мистиков. Это вопросы для науки».
«Значит, вы собираетесь отправить меня в загробную жизнь…, и я должен доложить?» — сказал Андрей, горько усмехнувшись. «Вы серьезно?».
«Совершенно серьезно», — сказал человек с хриплым голосом. «Партия понимает важность таких знаний. Подумайте о возможностях! Представьте себе контроль! Власть!»
Андрей обдумывал свои варианты. Колымские рудники были медленной, мучительной смертью. Но это… это было безумием. Гротескный эксперимент. Но он давал лучик надежды, пусть и извращенный.
«А если я откажусь?»
Тишина в комнате была такой густой, что ее можно было резать ножом.
Наконец, молодой человек заговорил. «Есть… другие учреждения. Психиатрические учреждения. Где применяются определенные… методы лечения. Методы, которые могут… изменить личность. Сделать человека… послушным».
Андрей знал, что это значит. Лоботомия. Фармацевтическое забвение. Он сделал свой выбор.
«Я согласен», — сказал он, и слова стали привкусом пепла во рту.
Его снова перевели, на этот раз в скрытое учреждение за городом. Это был низкий бетонный бункер, зарытый глубоко в лесу. Внутри его раздели, осмотрели и ввели коктейль из лекарств, от которого он ослабел и потерял ориентацию. Его представили ответственному человеку: профессору Волкову, старому, сморщенному человеку с толстыми роговыми очками на носу. Волков был реликтом, пережившим сталинские чистки и хрущевские реформы. Он смотрел на Андрея с отстраненным, клиническим любопытством.
«Ты храбрый человек, Пронин», — сказал Волков, его голос был сухим шелестом. «Или, может быть, глупый. В любом случае, ты — предмет жизненной важности».
Он объяснил процесс: тщательно разработанный состав, который вызовет остановку сердца, за которым последует точно рассчитанная по времени дефибрилляция и коктейль из адреналина и других стимуляторов, чтобы запустить его систему.
«Что я увижу?» — спросил Андрей. «Что я испытаю?»
Волков пожал плечами. «У нас есть теории. Некоторые верят в рай и ад. Другие в реинкарнацию. Некоторые вообще ни во что не верят. Ты, Пронин, будешь нашим исследователем. Ты вернешь истину».
Инъекция была сделана. Андрей почувствовал жжение в венах, за которым последовала волна тошноты. Его зрение сделалось размытым. Сердце его забилось неровно.
«Помни, Пронин», — сказал Волков, его голос затихал. «Докладывай обо всем. Обо всем».
Затем тьма. А затем… свет. Но не теплый, успокаивающий свет надежды. Это был зловещий свет, болезненно-желтый, который, казалось, просачивался в его кости. Андрей обнаружил, что стоит на бесплодной земле под небом, которое бурлило маслянистыми черными облаками. Воздух был густым от зловония серы и гниения. Это был не рай. Перед ним раскинулся пустынный пейзаж, пустошь из кривых деревьев и зубчатых камней. Он услышал крики, сначала слабые, затем становившиеся громче, ближе. Он увидел фигуры вдалеке: изможденные, извивающиеся фигуры, поглощенные муками. Он пошел, движимый первобытным инстинктом побега. Пейзаж вокруг него менялся и менялся, становясь все более гротескным с каждым шагом. Он прошел через поля горящей плоти, увидел реки крови и услышал мучительные крики проклятых. Демоны бродили по этому месту. Не карикатурные дьяволы религиозной пропаганды, а нечто гораздо более ужасающее. Это были существа чистой злобы, их формы менялись и были нечеткими, их глаза горели злобным интеллектом. Они охотились на души проклятых, питаясь их страданиями. Андрей быстро понял, что он в аду. Не в христианском аду огня и серы, а в чем-то гораздо более древнем, темном, более первобытном. Это было место вечных страданий, отражение самых темных глубин человеческой души. Он спустился через семь кругов мучений, каждый из которых был ужаснее предыдущего. Он видел обжор, вынужденных поглощать собственную рвоту, алчных, копящих горы бесполезных монет, гневных, разрывающих друг друга на части в бесконечной ярости. Он видел предателей, застывших в ледяном озере, их лица были искажены безмолвными криками. Он столкнулся с чудовищными существами: гротескными пародиями на людей, изуродованных грехом и отчаянием. Он боролся с ними, царапал их, кусал их, движимый отчаянной волей к выживанию. Его били, ушибали и ломали, но он отказывался сдаваться.
Он вспомнил слова Волкова: «Сообщи обо всем».
Он должен был вспомнить. Он должен был вернуться. Затем, как раз, когда он собирался поддаться бесконечным мучениям, он увидел проблеск света. Слабый, колеблющийся маяк во тьме. Он потянулся к нему, отчаянно, и внезапно его потянули, потащили обратно к свету. Боль. Мучительная, обжигающая боль. Он почувствовал, как его тело содрогнулось, его легкие горели. Он хватал ртом воздух, задыхаясь и отплевываясь. Его глаза резко открылись.
 Первое, что он увидел, было лицо профессора Волкова. Старик наклонился над ним, его очки в роговой оправе сверкали в резком флуоресцентном свете. Но что-то было не так. Ужасно не так. Андрей не чувствовал себя Андреем. Он чувствовал себя... другим. Чужим. Его чувства обострились, инстинкты обострились. Он чувствовал, как холодная, жгучая ярость кипит под его кожей. Он посмотрел на Волкова и не увидел ученого, объективного наблюдателя. Он увидел марионетку, инструмент системы, которая его осудила. Он увидел лицо своих мучителей. Его рука метнулась вперед. Быстрее, чем это возможно для человека. Его пальцы сомкнулись на горле Волкова. Глаза старика расширились от шока. Он вцепился в руку Андрея, его лицо побагровело. Из его губ вырвался булькающий звук. Затем раздался тошнотворный хруст. Тело Волкова рухнуло на пол. Мертвое.
Андрей стоял, тяжело дыша, его рука все еще была сжата. Он не чувствовал ни угрызений совести, ни сожалений. Только холодное, жгучее удовлетворение. Он больше не был журналистом. Он был чем-то другим. Чем-то… большим. Он посмотрел на свои руки. Они дрожали, но они казались… сильнее. Он сжал кулаки и почувствовал, как по его венам разлилась волна силы. Он был жив. Но он больше не был человеком. Он принес что-то из Ада. Он повернулся и вышел из лаборатории, оставив безжизненное тело Волкова позади.
Охранники снаружи едва успели отреагировать, прежде чем Андрей двинулся. Он разоружил их, свернул им шеи с жестокой эффективностью. Теперь он был хищником, движимым инстинктом, подпитываемым яростью. Он знал, что должен был сделать. Он должен был разрушить систему, которая его создала, систему, которая отправила его в Ад и обратно. Он двигался по зданию, как призрак, оставляя за собой след разрушения. Ученые, охранники, бюрократы — все пали перед ним. Его было не остановить. Он нашел дорогу в главный центр управления, где получил доступ к системе связи объекта.
Он передал сообщение, одно слово, повторяемое снова и снова: «Раскайтесь!»
Затем он запустил самоуничтожение объекта. Он вышел в лес, звук взрывов эхом разносился позади него. Он знал, что они придут за ним. КГБ, военные, сама Партия. Они попытаются остановить его. Но им это не удастся. Он видел Ад. И он был готов принести его на Землю. Охота началась. Андрей стал призраком, легендой, которую шептали тихим голосом. Он переезжал из города в город, оставляя за собой след хаоса и разрушений. Он нацелился на коррумпированных чиновников, агентов КГБ и всех, кого он считал ответственными за гниение, заразившее Советский Союз. КГБ направило своих лучших агентов, чтобы выследить его. Свирепые бойцы, мастера шпионажа и безжалостные убийцы. Но Андрей всегда был на шаг впереди. Он был быстрее, сильнее и хитрее любого из них. Он вступил с ними в жестокий ближний бой, используя свою усиленную силу и чувства в своих интересах. Он двигался со скоростью и свирепостью, которые бросали вызов человеческим ограничениям. Он был вихрем смерти, оставляя за собой след из сломанных тел и разбитых мечтаний. Однажды ночью он оказался в разваливающемся жилом доме в Москве, загнанным в угол отрядом солдат спецназа. Они были лучшими из лучших, но они не могли сравниться с ним. Он сражался с ними с дикой яростью, используя все, что мог найти, в качестве оружия. Стулья, столы, трубы — все становилось орудиями разрушения. Он ломал кости, крушил черепа и разрывал плоть. Квартира была кровавой баней. Когда последний солдат упал, Андрей стоял там, тяжело дыша, весь в крови. Он посмотрел в окно, на огни Москвы, простирающиеся перед ним. Он почувствовал, прилив отчаяния.
«Что он делал? Это была месть? Или он просто увековечивал цикл насилия?»
Он не знал. Он знал только, что не может остановиться. Он должен продолжать бороться. Он должен продолжать разрушать систему. Затем он услышал голос позади себя.
«Андрей Пронин», — сказал голос. «Мы ждали тебя».
Он обернулся и увидел фигуру, стоящую в дверях. Это была женщина, одетая в простой серый костюм. У нее были холодные, расчетливые глаза и лицо, которое было одновременно красивым и ужасающим.
«Кто ты?» — спросил Андрей.
«Меня зовут Ирина», — сказала она. «Я из... Комитета».
Андрей напрягся. Он знал, что такое Комитет. Это был самый секретный, самый могущественный отдел КГБ. Отделение, которое занималось пара нормальными явлениями, оккультизмом, вещами, которые происходили ночью.
«Чего ты хочешь?» — спросил Андрей.
«Мы хотим помочь тебе», — сказала Ирина. «Мы знаем, через что ты прошел. Мы знаем, кем ты стал».
«Ты не можешь мне помочь», — сказал Андрей. «Я зашел слишком далеко».
«Это неправда», — сказала Ирина. «У нас есть ресурсы, технологии, чтобы контролировать твою… трансформацию. Чтобы использовать твою силу».
Андрей колебался. Мог ли он доверять ей? Мог ли он доверять кому-либо?
«В чем подвох?» — спросил он.
«Подвох в том, что ты работаешь на нас», — сказала Ирина. «Ты становишься нашим оружием. Ты используешь свои способности, чтобы защищать Советский Союз от его врагов».
Андрей обдумывал ее предложение. Это была сделка Фауста, но это был также шанс что-то изменить. Шанс использовать свою силу во благо, а не во вред. Он сделал свой выбор.
«Я согласен», — сказал он.
Андрей стал агентом Комитета. Его обучали, снабжали снаряжением и отправляли на миссии, которые были настолько секретными, настолько опасными, что они существовали вне сферы официального признания. Он боролся с учеными-изгоями, оккультистами и иностранными агентами, которые стремились использовать сверхъестественное для собственной выгоды. Он сражался с демонами, призраками и другими сущностями, которые угрожали стабильности Советского Союза. Он стал легендой, мифом, шепчущим предупреждением в самых темных уголках мира. Но тьма внутри него никогда не исчезала. Она оставалась, кипя под поверхностью, угрожая поглотить его в любой момент. Он знал, что однажды ему придется столкнуться со своими демонами. Ему придется столкнуться с тьмой, которую он принес из ада. И когда этот день настал, он знал, что-либо будет искуплен… либо поглощен. Судьба Советского Союза, возможно, даже мира, висела на волоске. И Андрей Пронин, журналист, который умер и вернулся, был единственным, кто мог решить.
Сцена была готова для финального, сокрушительного противостояния.