Юбилей Чипа или новые приключения старого Чиполино

                84
Вторым претендентом на обладание ценной вещью оказался Помидорчик, выглядевший довольно воинственно.
Он громко закричал буквально из дверей: - Как хорошо, что на свете ещё существуют наблюдательные граждане. Ведь, затоптать могли коронку, и пиши – пропало.
–  Позвольте, но откуда сведения, что ценной вещью является коронка и её пытались затоптать?
–  Странный вопрос! Я же её потерял. А у Вас ещё что-то ценное? Но другого я ничего не терял.
–  Допустим, что я нашёл коронку, - сухо ответил Моркоу. – Где доказательства, что она Ваша?
–  Замечательно! Мне эту коронку ставили ещё в Лимонии, - про-должал жизнерадостно выкрикивать Помидорчик. – Сам доктор Каштан. Он тогда писал свою знаменитую диссертацию. А я был частью этой диссертации. Сейчас таких замечательных коронок, надёжных, как танковая броня, никто не делает. Я мог бы и сменить на нечто более современное, но привык к ней, как к талисману. Надеюсь, Вы меня понимаете.
Мистер Моркоу даже вздрогнул, когда услышал про коронку. Но интуиция подсказывала, что Помидорчику верить не стоит.
–  Возможно, но Вы не назвали места, где народу было много, – буркнул он.  Коронка, безусловно, представляла определённую материальную ценность, но для Помидорчика стоимость её не являлась неким знаковым моментом, из-за которого он ввязался бы в интригу. Удастся ли получить от Помидорчика хотя бы минимум значимой информации?
–  И каким образом Вы её потеряли? -  кисло улыбаясь, спросил ми-стер Моркоу.
–  Ах! Если бы я точно помнил! Только на утро понял, что нет моего талисманчика во рту, и знаете, так тоскливо стало. К талисману привыкаешь, на него надеешься.
—Видите, Вы не помните.
–  Да? – задумался Помидорчик. – Ну и что? Я её всё равно потерял, когда мне заехали кулаком по скуле и я упал.
–  Откуда Вы знаете, что Вам заехали кулаком по скуле?
–  Да потому что у меня скула болит! – заорал Помидорчик. - Вер-ните мне коронку! У меня болит щека.
–  Сейчас Вы сказали скула. Так скула или щека?
–  У меня всё болит! Верни мне коронку! Она стояла вот здесь, - По-мидорчик засунул палец в рот и оттопырил щёку. – Вот тут, тут она стоя-ла, пока мне не двинули по физиономии.
–  Так у Вас там и зуба абсолютно нет.
–  Конечно, нет. Потому что выбили вместе с зубом. В такой неразберихе после взрыва и голову могли оторвать. Очень больно, между прочим!  Так Вы вернёте мне коронку!? Теперь она дорога мне как память.
–  Как Вы оказались у дома Чипа?
–  По приглашению! – огрызнулся Помидорчик. – Мы танцевали. А потом шум, треск и всё такое. Кто-то заехал по скуле.
–  А кто сказал, что у меня коронка?
–  Так что Вы мне голову морочите? – Помидорчик в сердцах сплюнул. – Чего тогда я тут распинаюсь? Ты чего объявление давал. Скучно стало, что ли? Нет, ну я серьёзно, ты коронку нашёл, я потерял, обменяемся и дело с концом.
–  Моя задача выяснить, как и при каких обстоятельствах, Вы потеряли ценную вещь, допустим, что коронку, – мистер Моркоу был пре-дельно вежлив.  – В расследовании государственной важности не может быть мелочей.
–  Понятно, понятно, – закивал головой Помидорчик. – Но я не видел, кто мне врезал, вот, что жаль. Очень жаль! Я бы разобрался с ним, как следует. Разве там можно было что-то разглядеть. Я же на полу ле-жал.
–  Я думаю, что по истечении времени Вы непременно вспомните не-которые детали того вечера.
–  Но Вы должны вернуть мне мою же вещь? – Помидорчик готовился зарыдать.
–  Все они такие Помидорчики, – с досадой подумал мистер Моркоу. – Чуть что, так в слёзы. Были бы слёзы настоящими!
–  Сейчас она проходит экспертизу, хочу заметить, – важно заявил мистер Моркоу. – На основании экспертизы можно будет идентифицировать владельца.  Тем более, Вы говорите, в коронке находился сломанный зуб.
– Мог и выпасть. Но Вы мне поможете? – Помидорчик передумал плакать и заискивающе смотрел в глаза Моркоу.
–  Постараюсь, – мистер Моркоу почесал свой длинный нос указа-тельным пальцем. - Всё от меня зависящее я постараюсь сделать.
–  Ага, – закивал Помидорчик. – Вы уж постарайтесь. Я Вас отблагодарю. Двадцать пять процентов от стоимости, как положено. Может, Вам сейчас заплатить? Так сказать, чтобы стимулировать деятельность.
–  Я взяток не беру, – холодно ответил мистер Моркоу.
–  Давно?
–  Что давно? – напрягся мистер Моркоу.
–  Взяток не берёте.
–  У меня собственные, не меняющиеся с годами принципы, – мистер Моркоу встал, давая понять, что беседа закончена.
–  Ну, и зря, – весело хмыкнул Помидорчик. – А, вообще, при чём тут взятка? За нахождение клада положена премия? Положена.
–  Да, это субъект будет похлеще Подсолнушка, только попробуй, возьми, не отвяжешься. Ну, почему я ему не верю, хотя, следуя логике, должен был поверить? И его показания не представляются мне ценными, – с раздражением подумал мистер Моркоу, закрывая за посетителем дверь.
–  Мало предложил, что ли?  Надо было тридцать процентов, – думал Помидорчик, выходя из подъезда. – Каков хапуга! А ещё знаменитый сыщик!
                85
Вечерний выпуск газет спешил донести до читателей очередные городские страшилки.
«Наше время» преподносило события со скрупулёзной точностью: «…В 9ч.15м по Послемонскому времени гражданин без определённых занятий и места жительства, широко известный в определённых кругах, не-кто Бурачок, решил самоутвердиться своеобразным способом. Он бросил камень весом в 334 грамма в центральную часть траурного шествия, чем вызвал нарушение стройности рядов процессии и травму левого плеча герцога Мандарина.  Как пояснил Бурачок на следствии, он хотел при-влечь внимание общественности к проблемам сексуальных меньшинств. Оказывается, сексуальные меньшинства наличествуют и в рядах бомжей, что требует дополнительных вложений в медицинское обслуживание народонаселения страны…».
«Весёлый Помидорчик» настаивал на своей версии: «…Во время бросания камня многие видели яркий свет, направленный сверху. По форме пучок света напоминал конус или воронку, которая тоже напоминает конус. В значительную по размеру воронку инопланетяне, (а кто же ещё мог быть) пытались втянуть младшего Грейпфрута. Но, ввиду достаточно большой массы Грейпфрута (значительно больше барончика Апельсинчика), акт похищения не удался. Зато другие лица, находящиеся в эпицентре воронки почувствовали боль в различных частях тела. Имена очевидцев мы, естественно, не называем, так как они боятся мести инопланетян, с которыми, сами понимаете, шутки плохи…».
 «Золотое времечко» отражало текущие события пессимистично: «…Хулиган и дебошир Бурачок совершил циничное преступление, хотя сам считает его проступком. Знаем мы такие проступки! К тому же он, оказывается, и гомосексуалист, что просто отвратительно. От таких не-благонадёжных членов общества у нас с вами одни неприятности. Сегодня камнем ударил, хорошо не убил, но завтра непременно убьёт. Пора при-нимать меры.
В городе участились случаи хулиганства и грабежей. Граждане! Будьте бдительны! Сообщайте о всех подозрительных случаях. Берите пример с бабы Сливы, которая, будучи охранником музея народных промыслов, проявила находчивость и осмотрительность. Она, используя всё своё природное красноречие, уговорила небезызвестную ведущую Кукурузку и субъекта неопределённых занятий Дубка не воровать понравившийся им выставленный совсем недавно на всеобщее обозрение экспонат из коллекции семьи Апельсинов, о чём и сообщила в соответствующие инстанции…».
                86
Чтобы немного снять напряжение и отвлечься, Чип включил телевизор, о чём через минуту пожалел. То, что он увидел, вызвало новый при-ступ злости. Вальяжный Жуч Колоради высказывался против дискриминации такого понятия, как симбиозное содружество.
–  Сколько лет мы вместе, и никак не можем решить вопрос об узаконивании наших прав, – важно вещал он, проникновенно глядя в глаза миллионам телезрителей. – В конце концов, речь идёт о создании правового государства, где любой его член должен обладать всеми правами наравне с остальными. Что же мы наблюдаем?! Нас, я имею в виду Жуков, Жучей и Жучил, постоянно незаслуженно обвиняют в неких незаконных действиях. Более того, некоторые члены общества требуют каких-то санкций против нас. А, это, извините, уже ни на что не похоже. О каких правах тогда идёт речь? Элементарное пустословие, уважаемые господа!
–  Извините, я вклинюсь в разговор, – суетился телеведущий Сельдерей. – Я хочу внести некоторый элемент конкретики в наш разговор. Собственно корни вопроса уходят именно в Ваши, как бы сказать, не совсем позитивные действия по отношению к членам того же общества. То есть, ущемление именно их прав вызвало некий негативный резонанс.
–  Давайте конкретизируем проблему, – развёл короткими ручками, а точнее, лапками Жуч Колоради. –  Я предполагал подобный выпад в наш адрес. Пожалуйста, погорим непосредственно о тех членах общества, которые Вы считаете обиженными именно нами.  Вот, рядом со мной сидит один, точнее одна их прекрасных представительниц того самого угнетённого нами слоя населения. Вы её прекрасно знаете, простите за тавтологию. Очень известная писательница, автор множества замечательных, познавательных, и просто увлекательных книг – Картошина. Истину вы можете услышать непосредственно из её уст. Кто, как не писатель, в курсе всех дел и настроений своего народа? Итак, уважаемая и любимая всеми нами, читателями, Картошина, имеют ли место быть факты, которые активно пытаются внедрить в сознание обывателей некоторые представители средств массовой информации?
Картошина нервным движением поправила сползавшие с носа массивные очки: –  По данному вопросу я могла бы со всей ответственностью сказать следующее: когда мы характеризуем определённый, происходящий в обществе процесс, то должны обязательно учитывать все составляющие этого процесса, чтобы оценка результатов деятельности всех членов, во-влечённых в процесс, не выглядела однобокой. То, что нас некоторые слишком ретивые поборники так называемой справедливости выставляют потерпевшей стороной, в немалой степени дискредитирует нас же. Мы, та-ким образом, приобретаем имидж слабых инфантильных и недоразвитых существ, не способных к собственному развитию и самоуважению. На са-мом же деле это далеко не так! Мы полны сил, творческого потенциала и способности защитить себя в случае острой необходимости. Но в том то и дело, что опасность сильно преувеличена. Кто-то сознательно нагнетает напряжённость между членами нашего давно сложившегося симбиоза. Значит, кому-то это выгодно. Вот и всё!
–  Простите, простите, задам более конкретный вопрос, – суетливый Сельдерей положил перед собой листок. – Имеются, так сказать факты непосредственного поедания одних членов общества другими. Вот передо мной лежит документ, подтверждающий данный прискорбный факт. Что Вы на это, уважаемые, скажите?
–  А ничего! – отрезал Жуч Колоради. – Здесь может быть несколько моментов. Первое, документ сфальсифицирован; второе – действие одного члена общества спровоцировано другим, просто, несколько превышена допустимая планка самообороны; и третье, выходка отдельно взятого члена общества, извращенца, так сказать. А в принципе, мы тоже должны питаться. Но, в процессе долгого совместного проживания мы выработали определённые приемлемые нормы поведения – целиком мы никого не поедаем, так кусочек отгрызём, вреда большого от этого нет, только стимулирует дальнейший рост отдельно взятой особи.
–  Да, со своей стороны могу сказать, что ничего из ряда вон выходящего за последнее время не произошло, – добавила Картошина. – Несомненно, мелкие потери массы только добавляют стимула к дальнейшему росту. Так что, положительный фактор, несомненно, имеется, а отдельные факты преступлений должны расследоваться особо и обязательно пресекаться, чтобы необходимые для обеспечения жизнеспособности социума действия не переходили в преступную избыточность.  Преступление и наказание имели место быть в любом обществе и при любой формации. Так, десять лет назад преступления имели прямо-таки узаконенный характер! Но об этом большинство старалось молчать!
Чип даже подпрыгнул на месте. Он окончательно вышел из себя, вскочил и резко выдернул шнур из розетки. Хотел сгоряча стукнуть по телевизору кулаком как следует, но вовремя удержался. Телевизор-то не при чем!
–  Какая дрянь! – громко возмущался Чип. – Это же надо такое сказать!? Как будто не у меня они искали защиты! Сколько мер было принято, чтобы, такие, как Картошина, могли свободно дышать!? И вот, пожалуй-ста! Не зря она глаза спрятала за очками. Народу-то смотреть в глаза, конечно, стыдно. Раньше такое называли конформизмом, нет, предательством интересов народа, а теперь даже не знаю, как и назвать поточнее.
–  Ты так кричишь, Чип. Что случилось? –  протиснулась в комнату озабоченная Чипча.
–  А! – махнул рукой Чип. На данный момент нужных слов у него не оказалось.
–  Но Вы столько лет выступали против так называемого содружества, называли Жуча Колоради прохиндеем. –  Тут Сельдерей осёкся под недобрым взглядом Жуча.
 –  Ну, называла. Но, знаете, временами меняются. И ещё есть у времени одно положительное свойство – мы становимся мудрее. Мудрость предполагает переоценку былых взглядов. Постоянство взглядов может говорить об ограниченности ума. Так вот, я, как бывшая ярая оппозиционерка, призываю всех относится друг к другу терпимее, - голос Картошиной дрожал, а на глазах блестели слёзы. – Мудрости и доброты нам не хватает, господа. Отсюда и отсутствие выдержки, и не-заслуженные оскорбления. –  Последние слова она произнесла трагическим шёпотом.
Тут Чип не выдержал и выключил телевизор. Полчаса он ходил из комнаты в комнату и как заведённый повторял: –  За что боролись!? За что боролись?! Ну, надо же, как быстро пересматриваются взгляды! И полвека не прошло!
А подсознание каждый раз услужливо подсовывало ему одну и ту же заезженную фразу: – За что боролись, на то и напоролись! На то и напоролись! Вот так! Напоролись, таки!
Чиполино сидел в мансарде. Он пребывал в глубокой задумчивости. Книга Пузырянника Болотного была раскрыта на 508 странице. «…Конечно, кода растение растёт в одиночестве, ему достаётся больше солнечных лучей. Это обстоятельство можно трактовать как со знаком (+), так и со знаком (-), смотря сколько солнца. При слишком высокой инсоляции можно и сгореть. В таких случаях спасает тень, которую дают соседние растения. Опять-таки, если спрятаться в тень, то от избы-точной инсоляции спасёшься, но вырастешь хилым и блёклым. Таким образом, основной задачей выживания является выбор оптимальной для конкретного индивидуума среды обитания…» 
                87
Нельзя сказать, чтобы семейство Чипа оказалось неподготовленным к новым визитам бравого капитана Патиссона. Но не в такую рань и не в такой форме. Ситуация, как говорится, ни в одни ворота не лезет. Огурцы, все как один, были вооружены новенькими острыми лопатами, перебро-шенными через плечо. Патиссон с чувством острого желания выполнить служебный долг вышагивал впереди и первым ввалился на частную тер-риторию, принадлежащую семейству Чипа. Открыть калитку никто не за-труднился. Её просто сняли с петель.
–   Копать здесь! – зычным голосом скомандовал Патиссон, остановившись посреди двора.  – И быстрее, быстрее! От центра расходимся в радиальном направлении!
На громогласный призыв тут же отозвались окрестные собаки с огромным энтузиазмом, поддержав его дружным лаем.
–   Отставить! – заорал Патиссон, но собаки, увы, к подобным командам оказались неподготовлены, потому перелай продолжался, привлекая нездоровое внимание соседей к дому Чипа.
Огурцы тем временем принялись в порыве энтузиазма дружно разбрасывать лопатами землю во все стороны, забрасывая друг друга комьями.
–   Отставить, идиоты! – заорал Патиссон. – Кто так копает!? Встаньте в ряд! И каждый бросает землю в строго определённую сторону. Понятно!? Начали! Раз, два, три…. Дружнее! Активнее! Копаем глубже, кидаем дальше.  Никто не отстаёт!
–   Что здесь происходит? – возмущалась Чипча, выбежавшая на шум во дворе. Спросонья она не поняла масштабов производимой в её дворе операции. Но вид Патиссона и Огурцов ей ужасно не понравился.  – Что вам здесь нужно? В конце концов, вы когда-нибудь оставите нас в покое? – Чипча пребывала в столь сильном раздражении, что её не заботил даже собственный вид, который можно было назвать даже неприличным. Она только что проснулась и выбежала на крыльцо взлохмаченная в ноч-ной рубашке линяло-жёлтого цвета.
–  Простите, сударыня, но у меня распоряжение оттуда, – поднял кверху палец Патиссон. – Приказано копать, а приказы не обсуждаются!
— Это Вы сами упали оттуда! – продолжала возмущаться Чипча. – ворваться среди ночи, не спросив разрешения, и устроить погром!..  Не позволю!
–   Уже давно утро, сударыня, – сухо заметил Патиссон. – И потом, я всего лишь добросовестный слуга государства. Довожу до Вашего сведения, что все газеты страны сочли нужным написать о тайном подземном ходе под территорией Вашего участка. Мы всего лишь проверяем досто-верность фактов.
–   Какой подземный ход? Да что, все с ума посходили, что ли?
–   Газеты почитайте! – Патиссон отвернулся, давая понять, что раз-говаривать не о чем.
–   Всё равно не позволю! – Чипча с рыданиями бросилась с крыльца на землю, обхватив руками часть грядок вокруг себя.
Огурцы замерли в недоумении с лопатами навесу. 
–   Оттащить субъект, чтобы избегнуть его повреждения!  – скомандовал Патиссон. Но скомандовать оказалось легче, чем протащить Чипчу хотя бы пару сантиметров. Огурцы схватились сначала за руки, потом за ноги, но результата их деятельности не проявилось. Кроме того, Чипча отчаянно сопротивлялась и громко визжала: - Помогите! Закапывают!
Услышав крики Чипчи, на крыльце стали появляться остальные домочадцы.
–   Беспредел! Я вызову полицию! – воинственно закричал Чип.
–   Не затрудняйтесь! Я уже здесь! – нагло заявил Патиссон.
–   Тогда я подам иск в международный суд.
–   Так подавайте, - махнул рукой Патиссон. – Вы же не хотите с нами сотрудничать и отвечать на поставленные вопросы. Вот и приходится прибегать к радикальным мерам.
- Мы честно рассказали всё, что могли! - злился Чип.
 - Извольте! Я до сих пор не получил ответа, зачем были куплены свечи. Не ответили Вы также на вопрос, каким образом барончик оказался на Вашем юбилее. Давно рассказали бы, и до свидания. Очень нам надо здесь в земле рыться. Можно подумать, большое удовольствие! Извините, но при подобном поведении доверие к вашей семье со стороны право-охранительных органов окончательно подорвано. Да и репутация Ваша, извините, не располагает к доверию. Развлекаться надо осторожнее.
–   Тупой протиратель штанов! – У Чипа от возмущения даже дыхание перехватило. – Всё равно не позволю двор раскапывать!
–   Нам поступило сообщение, что под территорией вашего двора проходит подземный ход, через который могли проникнуть террористы.  Так как вы на вопросы не отвечаете, то и мы не посчитали нужным поста-вить вас в известность о предстоящей операции. И рарешения Вашего мы спрашивать не собираемся. Мы выполняем приказы!
–   Какой подземный ход?  Его просто не может быть! Он нам не нужен. Неужели непонятно?! – отчаянно рыдала Чипча.
–   А как оно может быть понятно? – удивился Патиссон. – Вы не представили доказательств его отсутствия. А все газеты написали про подземный ход. Кому я должен верить, вам или газетам?
–   Какие доказательства? При чём здесь газеты? Вы с планом города знакомы? Вы видели на нём подземный ход? Его никогда не было! Понятно!?  – Чипу хотелось наброситься на Патиссона и крепко настучать кулаком по глупой наглой физиономии. Но он понимал, что силы далеко не равны.
— Это просто слова. А у меня приказ, – Патиссон принялся рыться в карманах, из которых выпал окурок, недогрызенное яблоко и грязный носовой платок. – Забыл в спешке. Ну ладно, не важно, потом покажу. И ещё письмо поступило. Очень интересное, в котором конкретно указано место – двор старого Чипа. Вот так! Копайте! – приказ не возымел ответного действия, поскольку Чипча продолжала лежать на грядках, загораживая большую часть двора. 
–   Покажите письмо! – взвизгнула Лукча. – Немедленно!
–   Покажем в своё время! – отмахнулся Патиссон. – Спешить некуда. Мы не обязаны материалы следствия носить с собой. - Обойти лежащий объект и копать по периметру! Глубже копайте, идиоты! Найдёте ход – получите премию! – заорал он. Патиссон всегда восторгался могучим звучанием собственного голоса. Огурцы после обещания премии быстрее замахали лопатами.
Чип стоял на крыльце и чесал затылок. Бросаться на здоровенных Огурцов с кулаками глупо, тащить с участка Чипчу бессмысленно. Внезапно Чипу стало всё равно. Апатия охватила его резко и целиком. Он посмотрел вверх, увидел пронзительно голубое утреннее небо, и ему захотелось на море, туда, где чистое небо с редкими облаками, высокие волны, тёплый песок, размягчающий мышцы и душу, и три раскидистые пальмы. Он понял, что очень устал.
–   Едем, - прошептал он. – Надоело! До чего же надоело! Вставай, Чипча! Мы пойдём собирать чемоданы.
–   Ты окончательно решил? – недоверчиво уточнила Чипча, при-подняв голову. К её толстеньким щёчкам прилипли мелкие комочки земли, придавая ей забавный и одновременно трогательный вид.
–   Пожалуй, да, - Чип медленно повернулся и, шаркая разношенными тапками, пошёл в дом.
Чипча резво, насколько позволяла комплекция и боль в ноге, вскочила и, плюнув в сторону бравого Патиссона и не менее достойных Огурцов, гордо последовала следом за мужем.
В доме Чипча занялась приготовлением завтрака. Этот творческий процесс несколько отвлекал Чипчу от воплей капитана Патиссона, активизирующих работу Огурцов.
Через полчаса двор стал похожим на разбомблённое минное поле с глубокими траншеями. За оградой постепенно вырос холм из комьев земли безобразной конфигурации, загораживая подход к дому Чипа.
Чиполино сквозь сон слышал крики во дворе, но решил, что Чипча очередной раз выясняет отношения с приходящим садовником или с собаками, повадившимися последнее время гадить под любимый цветочный куст. Он досматривал утреннюю порцию сна, в которой храбро вёл полемику с самим Пузырянником Болотным.
Книга Пузырянника Болотного осталась раскрытой на …стр. «…Прежде, чем активно бороться с так называемыми сорняками, необходимо выяснить, что за растения мы под ними подразумеваем. Уже набила оскомину аксиома, что бесполезных растений не бывает. Но, тем не менее, активная борьба с применением всевозможных средств уничтожения продолжается.  А, ведь, кроме полезности самого растения, принимаемого за сорняк, малоизучены следующие факторы: взаимное влияние растений при произрастании в непосредственной близости друг от друга; защита т.н. сорняком (да, да, защита) полезного растения от более неблагоприятных воздействий…». 
                88
Картошина проснулась поздно, потому что уснула под утро. Ей снились бесстыжие колючие глаза Жуча. Картошиной страстно хотелось их выцарапать, но за короткий промежуток сна не удалось. 
–   Как жаль, - подумала Картошина, просыпаясь. В душе плескался отвратительный мутный осадок. Её годами наработанный имидж легко разрушился. Из-за чего? Из-за её конформизма.
–   Да, не хватило душевной стойкости, гражданской ответственности, - с вызовом самой себе признавалась она.  - Да, согласилась поучаствовать в акции примирения в обмен на спокойствие и возможность беспрепятственно заниматься любимым делом. И ещё в обмен на полную ин-формацию о Замороженной.  Об обещанной кругленькой сумме в качестве гонорара Картошина старалась не вспоминать. 
В ушах до сих пор стоял крик:
–   Вы ответите за то, что призывали к террору, вскочив на подокон-ник!
Ох, уж, этот подоконник! Читатели давно должны были привыкнуть к её эксцентричным поступкам.
–   Не в таких ситуациях, дорогая. Буквально за несколько минут до террористического акта! Слишком символично! Пожалуй, на этот раз придётся ответить за свои слова по полной программе. Шуточки закончились. Не первое апреля на дворе, чтобы громко радоваться глупым выходкам.
Как жить дальше, она представляла с трудом.   Как вышло, что её, известную детективщицу, мастера логических выкладок, впихнули в замкнутое пространство? Для чего?  Ответ напрашивался сам собой – для изоляции. Такая простенькая мысль вывела её из состояния безысходности.  Получается, она что-то значит. Теперь же оказалось, что у известной детективщицы нет собственной гражданской позиции.
Картошина постояла под душем, смывая с себя само напоминание о совместном интервью с Жучём Колоради. До боли в горле хотелось тёп-лого товарищеского общения. Одиночество для Картошиной не являлось лучшим способом решения жизненно важных проблем.
Петрушка появилась к завтраку. В кухне вкусно пахло кофе и гренками.  Картошина с энтузиазмом сооружала многослойные бутерброды. Жизненные невзгоды легче одолевать, как следует подкрепившись.
–   Я тебя ждала весь вечер, – укорила подругу Картошина.
–   Извини, пришлось ехать на вокзал встречать троюродную тётку с восемью, нет девятью, чемоданами.
–   Здорово! Столько подарков от тётушки!?
–   Если бы. Она хочет открыть в столице комиссионный магазин, вот и натащила из провинции всякого хлама, решив продать здесь подо-роже. Там у них плохо расходится и почти даром.
–   Она, что, жить у тебя собирается?
–   Нет. Я вчера весь, можно сказать, день потратила на поиски ей подходящей квартиры.
–   Нашла, конечно.
–   Ты же меня знаешь, если я берусь за дело, то довожу его до конца. Приличная квартира на первом этаже с видом из окна на старинный пруд.
–   Разумеется, – Картошину начал ощутимо нервировать разговор с Петрушкой. Тётя, барахло, комиссионка. Нарочно не придумаешь. Петрушка ни о какой тёте не упоминала на протяжении их знакомства. Вдруг та объявляется с намерением продать барахло из провинции.
–  А открытие благотворительного фонда или питомника для брошенных собак в планах твоей тёти не стоит?
–  Знаешь, она очень пробивная и талантливая. Так что я не удивлюсь любому из её начинаний.
–  Ты можешь мне, наконец, сказать, где ты всё-таки была весь вечер? –Картошина начинала нервничать. –  Тётя, это замечательно, но я подруга, у меня сложная ситуация, и я нуждаюсь в поддержке.
–  Могу, – ледяным тоном сказала Петрушка, мгновенно преобразившись из милой простушки в деловую даму. - Я дописываю новый роман.
–  Однако! – Картошиной пришлось сесть на стул, поскольку ноги предательски задрожали.
–  Ты правильно поняла, – сказала Петрушка. – Мою первую книгу приняли и напечатали с большим удовольствием, - сказала она с нажимом на слове «удовольствием». Теперь заканчиваю вторую, которую ждут с нетерпением, как издатели, так и читатели. Я теперь тоже писательница и общаться будем на равных. Ты же это хотела узнать от Жуча Колоради. Теперь знаешь, так что одно условие договора выполнено. Выполнение остальных зависит только от тебя.
–  Представляю, что ты написала, - рассмеялась Картошина, хотя почувствовала в области груди холодок.
–  Ты можешь не только представить, но и прочитать. Книга продаётся во всех магазинах и киосках.  Рекламная акция, я бы сказала, прошла очень успешно. По продажам в настоящее время книга на первом месте.
Картошина вдруг обрела способность трезво мыслить. –   Так это ты Замороженная? – шёпотом спросила она.
Петрушка не ответила на последний вопрос.  Вообще ничего не сказала. Она повернулась спиной и, молча, постояла две или три минуты у окна, разглядывая незамысловатый пейзаж, представленный обширной мусоркой с бегающими по ней котами. Картошина смотрела на загадочный вензель на майке Петрушки, она подумала, что вензель должен обязательно содержать в себе некую зашифрованную информацию. Петрушка ушла, не прощаясь.
Картошина громко расплакалась. В первую очередь, ей стало жаль себя. Она волею случая оказалась замешанной в страшную историю. Её шантажировали, ей угрожали. Ей пришлось идти на сделку с совестью. Наконец, теперь ей некому выплакаться в жилетку.
Так нет же! Как будто этого мало! У её книги не было такого оглушающего успеха, как у Замороженной, и не будет. К ней уже все привыкли, начали поругивать и поплёвывать. Недавно она услышала фразу: - Картошина во всех книгах пишет об одном и том же. – Не об одном и том же! – хотелось крикнуть ей в ответ, но что это изменило бы. Пик численности продаж про-шёл, что и приходилось с горечью констатировать. И ведь дело не только в гонорарах! Она привыкла быть знаменитой. Она ещё докажет, покажет, вы-думает нечто такое, что Петрушке не могло никогда прийти в голову, в её пустую голову, случайно разродившуюся несчастной книжонкой, напичканной позаимствованными у Картошиной фразами. Может, не случайной, раз речь шла об издании второй книги. Подумаешь! Новое направление! Да это же мои мысли и идеи!
Ей хотелось бежать, звонить, жаловаться. Телефон издательства оказался занят. Картошина понимала, что не сможет доказать факт плагиата, особенно в нынешнем ужасном положении.  Идею бессовестно украли. Подумаешь трагедия, представила она ухмыляющиеся лица коллег. Эка, невидаль! Идея, она и есть идея, чтобы висеть или витать в воздухе. Кто-то же должен её схватить за хвостик по законам жанра!
–  Раз повысился спрос на галиматью, то я вам тоже преподнесу нечто такое, от чего вы офонареете, не вставая с места, – дрожащими руками Картошина разбирала последние наброски и черновики. – И жанр моих трудов будет принципиально новым. Это будет – политическое шоу. Можно ещё экстремальнее – иронический политический детективно-триллерный роман. Та-кого в истории ещё точно не было. А после меня, пожалуйста! Хоть толпами ломитесь в дверь большой литературы и сочиняйте на здоровье.
И тут она с ужасом вспомнила, как с восторгом выкладывала Петрушке собственные планы относительно посещения Чипона, как с глупым, а иначе назвать и нельзя, бахвальством демонстрировала найденные с таким трудом загадочные факты из его жизни и выводы относительно истиной роли Чипона в истории. Теперь, получалось, что её идеи могут войти в совсем не её книгу.  Из последнего предположения следовало, что нужно немедленно садиться за работу, отбросив всё остальное, как мешающее творческому процессу.
                89
Большой Перчик остался, в целом, доволен отснятым материалом, хотя без замечаний не обошлось. Например, почему не взяли интервью у Бурачка непосредственно после ареста и не выяснили первыми его сексу-альные пристрастия, что непременно заинтриговало бы зрителей. 
Кукурузка согласовала время, удобное для встречи с женой барончика, особой загадочной и интригующей. Ничего о ней не слышали, а тут оказалось, что она есть. Поначалу она вообще отказывалась давать ин-тервью. Тем ценнее было оказаться в числе первых.
  Жена барончика Апельсинчика приняла съёмочную группу радушно.  Она оказалась симпатичной особой. Её габариты значительно уступали габаритам безвременно покинувшего всех барончика, а словарный запас превзошёл ожидания. У бедной новоявленной вдовы глаза были заплаканы, и дюжина носовых платочков была аккуратно разложена в разных местах квартиры, чтобы не искать их долго, когда баронессочку настигал очередной взрыв отчаяния.
Появление Кукурузки с друзьями в какой-то степени даже отвлекло баронессочку от непрерывного проявления горя. Она с любопытством осмотрела гостью и пришла к выводу, что на экране Кукурузка смотрелась более эффектно. Баронессочка прерывисто вздохнула, очередной раз вы-терла слёзы кружевным платочком и с печальным видом пригласила гостью присесть в соседнее кресло.
–  Я очень, очень сочувствую Вашему горю и прекрасно отдаю себе отчёт, что словами выразить все чувства невыносимо трудно, – начала Кукурузка, а баронессочка меланхолично кивнула головой. Кукурузка хотела выразить сочувствие детям барончика, но относительно них точная информация отсутствовала. Одни утверждали, что дети есть, причём, количество варьировало от одного до десяти; другие, что и в помине не было, как, впрочем, и жены. Поэтому тему детей Кукурузка решила осторожно обойти.
– Тем более, – продолжила она, чувствуя, как сквозь слой сопереживания и сочувствия в ней пробивается профессиональный азарт, - нельзя оставлять подобные проявления дикого варварства безнаказанными. Наше время, конечно, можно назвать временем дикой свободы, временем торжества безнравственности. Но всё не так безнадёжно. Есть ещё в наших рядах силы, для которых слова о нравственных ценностях, любви и доброте не пустой звук.
После этих слов баронессочка бурно разрыдалась, сквозь слёзы выкрикивая нечто вроде: – О чём Вы говорите! Я не могу больше ни во что верить! Что он кому сделал плохого!? За что?
–  Так вот об этом я и говорю, - успокаивала её Кукурузка. – Нельзя оставлять безнаказанным убийство гражданина, не сделавшего никому ни-чего плохого. Я стараюсь привлечь к проблеме внимание и сформировать общественное мнение.  Понимаете, я веду независимое расследование, то есть стараюсь выявить те факты, которые кое-кто предпочёл бы не доводить до гласности. Я очень, очень надеюсь на Вашу помощь!
–  Увы – тихим голосом произнесла баранессочка. – Я совершен-но не в курсе дел своего мужа. Мы никогда не говорили о его личных делах. У нас хватало общих проблем с детьми и домом.
–  Ага! – мысленно обрадовалась Кукурузка. – Теперь можно и о детях поговорить. Зрители заинтересуются.
– Понятно, – Кукурузка окинула взглядом гостиную, которая была обставлена явно с претензией на роскошь. – На Вас лежало столько проблем и хлопот, что времени и на себя не оставалось, наверное. А где сейчас Ваши малютки?
–  За границей, – дёрнула плечом баронессочка. – Воспитание, образование. Там всё лучшее.
–  С этим я поспорила бы, – подумала Кукурузка. 
Оператор тем временем обстоятельно снимал интерьер гостиной. Кукурузка отметила для себя, что обстановка гостиной раздражала её. Массивная мебель в гостиной выглядела старинной, потемневшей от времени, но была разрознена по стилю. Ковёр на полу был изрядно затёрт, а люстра давно не чищена. Мрачноватых расцветок гобелены, на которых сцены охоты перемежались с пасторальными сценами, напоминали интерьеры средневекового замка. Но неожиданно светлые голубовато-розовые шторы с летящими золотыми журавлями вносили некий диссонанс, а, может, свежую струю в общую атмосферу. Скорее всего, их повесили недавно, наспех.
–  Меня очень интересует, кто занимался в Вашем доме интерьерами? – спросила Кукурузка. – Очень нестандартное решение гостиной. Подбор мебели, гобеленов, даже штор, всё это говорит о своеобразном вкусе и умении решительно внедрить интересные замыслы в дело.
–  Как Вам сказать, – неожиданно смутилась баронессочка, что тут же отметила Кукурузка. – Мы вместе с мужем занимались вопросами обстановки дома. Но хочу сказать, что выбора у нас особого не было. Согласно завещанию обстановка в доме в основном должна сохраняться такой, какой она была во времена наших предков.
–  Какого завещания? – насторожилась Кукурузка. – Барончик никогда не упоминал о каком-либо завещании. Более того, складывалось мнение, что завещать ему, извините, было нечего.
–  Что ж, может, и правильно делал, во времена не столь отдалённые не стоило афишировать даже своего происхождения, а уж тем более каких-то наследных дел, – произнесла баронессочка. – Но теперь милого барон-чика нет. – Она прижала платочек к глазам. –  Есть завещание, нет завещания, не имеет никакого значения. Завещание заключалось в том, что получить деньги в банке мы могли только на определённые вещи, представляющие ценность для семьи. Мы бароны и наши ценности нарабатываются несколькими поколениями. Понимаете, у барончика был дог перед предка-ми, зафиксированный завещанием, возвратить в дом вещи, испокон веков принадлежащих семье. Все эти революции, переделы собственности, кошмары репрессий, сами понимаете, как много было утрачено.  Восстанавливать былой блеск невероятно сложно.  Например, возни с покупкой старинной мебели оказалось очень много. Сколько мы дорог исколесили, со сколькими антикварами познакомились! Тогда это казалось утомительно, а сейчас я вспоминаю о тех днях со светлой грустью. Чего бы я не отдала, чтобы снова оказаться в том времени!
— Значит, завещание, – задумчиво произнесла Кукурузка. – Завещание, по которому вы должны были приобрести именно ту обстановку, которая соответствовала эстетическим пристрастиям семейства Апельсинов. Я Вас правильно поняла?
–  Правильно, – кивнула баронессочка. – Сколько же трудов это стоило! Но мы выполнили условие завещания. Мы нашли даже пятистворчатый шкаф, который действительно принадлежал бабушке барона Апельсина. Спасибо Баклажанам!
–  Баклажанам? – удивилась Кукурузка. – Из них кто-то занимается антиквариатом? Вот уж не предполагала.
–  Не совсем. Просто, у них большие связи. Они многое могут.
–  Связи у них действительно большие, – согласилась Кукурузка. – Но как они помогли Вам и почему?
–  А почему они не стали бы помогать? Мой муж всегда дружил с Баклажанами. Они приходили к нам в гости. Замечательные ребята! Главное, умеют организовать дело быстро и без суеты. Нашли, привез-ли, собрали, наняли хорошего реставратора.
Кукурузка постаралась не выдать своего удивления по поводу дружбы барончика Апельсинчика и Баклажанов.
–  Я вижу у вас много чудесных картин?  Как вам удалось восста-новить собрание картин?
–  О. это целая эпопея! Но я мало о чём смогу рассказать.  Картинами занимался мой муж, я не хотела вникать в тонкости живописи. Скажу толь-ко, нескольких картин всё же в коллекции не хватает. 
–  Однако, она постоянно акцентирует внимание на том, что не вникает в дела мужа, - почувствовала раздражение Кукурузка. – Она не так глупа, как хочет показаться на первый взгляд. И верить ей не хочется.
–  Почему Вас не было рядом с мужем в тот роковой для многих вечер? Наверное, возникли важные дела? – спросила она невинным голосом.
–  Потому что я вообще не люблю посещать разного рода сбо-рища, - резко ответила баронессочка. – Уж Вы должны быть в курсе подобных подробностей. Я не мелькала в рубриках светской хроники. Я всегда играла роль хранительницы домашнего очага.
–  В курсе, – ответила Кукурузка, отметив повысившуюся нервозность баронессочки. – Профессия обязывает быть в курсе многих дел. Но Вас не напрягала эпатажность барончика.
–  Нисколько, – сквозь слёзы улыбнулась баронессочка. – Я относилась к нему как к милому шаловливому ребёнку.
–  И последний вопрос. – Кукурузка направилась к выходу и остановилась возле портрета, изображавшего бравого толстого генерала в оранжевой форме на фоне странной пустынной местности с одиноким фиолетовым деревом на заднем плане. – Это прадед покойного барончика?
–  Не знаю, – ответила баронессочка. – Точнее, я не уверена, что мы правильно установили личность на этом портрете. По данным сохранившихся записей мы предположили, что на портрете изображён прапрадед моего мужа. Но, есть вероятность, что изображён его брат. Они были очень похожи.
–  Антураж довольно странный, деревья фиолетового, или, скорее сиреневого цвета, что довольно необычно, – заметила Кукурузка.
–  Фантазии художника, – поморщилась баронессочка.
–  А где Ваша тётушка Апельсинша? – осторожно поинтересовалась Кукурузка. Репортаж требовал логического завершения.
–  Старая тётушка очень устала и не желает больше ни с кем общаться, – решительно заявила баронессочка. – Она передала эстафету мне.
                90
Чип мог многое понять и ещё большее перенести, но видеть свой не-когда ухоженный двор в страшно разорённом состоянии, оказалось выше даже его сил. После ухода раздосадованных отсутствием результата Па-тиссона с Огурцами он долго сидел на крыльце, обхватив руками колени, и горестно покачивался из стороны в сторону.
–  Как дальше жить? Что делать? – повторял он. – Для чего я тру-дился, не жалея сил и здоровья? Кому теперь нужны мои труды? Мои труды, вдохновлявшие целое поколение?..
В результате длительных раздумий он решил, что никому. Осознание факта оказалось крайне тяжёлым.
–  Мои рукописи нужно сжечь, чтобы не напоминали о прошлом, не тянули душу, не звали к продолжению борьбы. Борьбы, которая на протяжении жизни придавала сил.  Сейчас борьба отнимает последние силы, - к таким неутешительным выводам он пришёл, в конце концов.   
Чиполино смотрел из окна мансарды, как дед мерял шагами не-большой дворик. Чиполино готовился к экзаменам. Большую часть времени он проводил в мансарде, откуда спускался только на обед. В открытое настежь окно врывались весенние запахи цветущих деревьев и кустарников, которых так много росло в Малых Луковках. Ветерок колыхал кружевную занавеску, и на стенах переливались причудливые тени, добавляя окружающей действительности загадочности.  Чиполино любил свою семью, свой дом, и в особенности мансарду дома, где обитал последнее время. Он чувствовал в себе нарастающий поток сил, способных свернуть любые препятствия на жизненном пути.
Семейство Чипа, взбудораженное действиями Патиссона, долго в унылом бездействии пребывать не могло. Все члены семейства с досадой, но дружно принялись за восстановление разорённого участка.
–  Цветочки жалко, – периодически всхлипывала Чипча, собирая выкорчеванные с корнем растения.  – Редкие экземпляры.
–  Новые найдём, ба, даже красивее, – успокаивал её Чиполино. Он разравнивал землю. Чиполята со своими маленькими лопаточками копошились рядом. – Только бы оставили нас в покое.
–  Ох, боюсь, не скоро это случится, – сомневалась Луковка.
–  Отставить дестабилизирующие разговоры! – прикрикнул Чип. - Оставят, не оставят….  Действовать нужно.
–  Уезжать нужно как можно быстрее, вот что.  Моя нервная система долго не выдержит, – сказала Чипча. Она утёрла пот со лба и уселась прямо посреди участка.
– Да согласен я, согласен, – обречённо махнул рукой Чип.- Действительно, почему бы не съездить и  отдохнуть на море в обществе новоявленного братца, а там видно будет.
– Тогда мы сегодня и поедем по магазинам, – обрадовалась Луков-ка. – Пойду составлять список. Столько всего нужно!
– Списооок! – пропела Лукреция и вприпрыжку побежала в дом.
– Дед, теоретически мог существовать подземный ход? – спросил Чиполино.
– Теоретически может существовать всё, что угодно. Например, ру-кописи. Странно, что только вчера я узнал о рукописях. Вдруг сегодня у меня на участке ищут подземный ход. Про подземный ход писали в газе-тах. Ума не приложу, кому подобные выдумки приходят в голову. Запутанное дело, Чиполино, запутанное. Могли искать и рукописи. Причём, опять же у нас.
– Может, расскажешь подробнее, - новый поворот событий заинтриговал Чиполино.
– Расскажу так, как говорил мне Виноградинка, - обстоятельно начал Чип. – Точнее, как я понял то, что он мне рассказывал. - Чип как можно подробнее постарался передать версию существования рукописей и их многолетних поисков.
– Интересно, похоже на современные вариации древних мифов, хотя, на пустом месте мифы тоже не возникают, - задумался Чиполино, внимательно выслушав деда. – А концы-то могут быть у Редисеи. Она может знать больше остальных.
– Нет, – уверенно заявил Чип. - Да будь рукописи у Редисеи….
– И что было бы? – хитро прищурился Чиполино.
– Не знаю, – честно ответил Чип. – Но что-то было бы.
                91
Неожиданно за ценной находкой пришла кума Тыквочка. Как раз её визита мистер Моркоу ожидал меньше всего.  Он считал, что крючок от нижнего белья сущая безделица, про которую и вспоминать не стоит.  Тем не менее, тут же выложил его на стол перед кумой.
– Мой, – заявила Тыквочка. – Добротное бельё, но, знаете, когда ве-селишься от души, всякое случается.
– Понимаю, – кивнул мистер Моркоу, лично он не мог припомнить ни одного момента из своей жизни, когда веселился от души.
Но, оказывается кума Тыквочка потеряла не только крючок от бюстгалтера, её потеря оказалась гораздо существеннее.
– Про коронку-то я, что хотела сказать, бабкина она, – сказала кума. – Потеряла я коронку на празднике. То есть, теперь его нельзя называть праздником, а как назвать, даже не знаю. Одним словом, у Чипа.
– У Чипа, говорите? – уточнил мистер Моркоу. - Но, каким образом Вы потеряли Коронку, которая принадлежала бабке.
– Дело было так, – обстоятельно принялась объяснять кума Тыквочка. – Я положила коронку в карман на всякий случай.
– Какой случай? – удивился мистер Моркоу.
 – Всякий, понимаете, всякий. Талисманом она у меня служит. Когда всякий случай предвидится, я её ложу в карман. А на гулянках что дела-ют? Танцуют. А когда танцуют, что делают? Прыгают. И коронка бабки-на, значит, выпрыгнула. Я это только потом заметила. Расстроилась, конечно, страшно. Она мне помогла, хоть и потерянная. Я не пострадала, как другие. Легко отделалась, можно сказать.
- Чего только не выслушаешь в ходе расследования, опять талисман. Послушать, так каждый Послелимонец носит с собой какую-нибудь дребедень, называя её талисманом, - с тоской подумал мистер Моркоу.
– Хорошо, —сказал он. – Пишите пока заявление с подробным описанием примет потерянного объекта и обстоятельств, способствующих потере.
– Какие у неё особые приметы? – задумалась кума Тыквочка. – Вроде никаких.
– Ну, так и пишите – без особых примет.
– Написала, – сказала Тыквочка. – Давайте!
– Что давайте?
– Коронку, что ещё!
– Её надо, видите ли, идентифицировать.
– Чего? – недовольно наморщила лоб Тыквочка.
–  Ну, установить, что она ваша.
 – А чья же ещё!? Бабкина, значит, моя!
– Видите ли, до Вас приходило два претендента. Один из них утверждает, что является владельцем золотой коронки. Так что предстоит долгое разбирательство.
– Как это? – насупилась Тыквочка.
– Все действия должны быть произведены по закону, – заявил ми-стер Моркоу.
– И не стыдно же некоторым! До чего народ до чужого добра охоч!  – возмутилась кума Тыувочка. – Так и норовят схватить, что на виду лежит.
Тыквочка долго перемывала кости охочим до чужого добра, сожалея о теряемом времени.  Она ни за что бы не призналась, что прокоронку ей рассказал Помидорчик.
Даже, спускаясь по лестнице, возмущённая кума продолжала выкрикивать ругательства в адрес прохиндеев всех сортов и расцветок. 
Моркоу внезапно почувствовал себя уставшим. Конечно, он много работал последнее время, очень много, к тому же, мало спал. Общение с последними клиентами не добавляло ясности, но изрядно выматывало. То, что на празднике два субъекта потеряли коронки было полнейшей ерундой. Лукавила, по всей вероятности, пронырливая кума Тыквочка.
 Мистер Моркоу был недоволен собой. Картина преступления не хо-тела проявляться во всей полноте. Ему удавалось выхватывать отдельные фрагменты, плохо стыкующиеся между собой.
– Ничего, раскрутим клубочек, никуда не денется, – убеждал себя мистер Моркоу. – И совсем я ещё не стар. Рано стареть, да и ни к чему. Вот только ненужные встречи выбивают из колеи.
К ненужным он относил все встречи с досужими любителями сенсаций и чужих скандалов. Последнее время их действительно наблюдалось избыточное количество. Множество репортёров, знакомых и просто обывателей активно интересовались ходом расследований и появлением ка-ких-либо пикантных подробностей загадочного преступления. По городу быстро распространился слух, что мистер Моркоу ведёт собственное рас-следование. Каждому хотелось получить из первых уст нечто интерес-ненькое, что можно передать с некоторыми изменениями другим желаю-щим. Долгое время находившийся в тени мистер Моркоу раздражался от повышенного к себе интереса и вынужден был тратить драгоценное время на восстановление душевных сил и интеллектуального потенциала.
Например, последняя встреча с неугомонным Бобком, который схватил его за пуговицу костюма прямо на улице и принялся быстро тарахтеть, не переставая. Суть потока слов сводилась к тому, что как он, Бобок, мог не уловить в воздухе запах сенсации и поместить статью Чипа на двадцать пятую страницу, а, ведь, тот просил на первую, а он не послушал, теперь тиражи журнала могли быть ого, но, увы. Кто знал, кто знал. Вот теперь он, Бобок, пытается представить достоверные факты, но проныры, везде проныры, того и гляди подсунут глупость, а потом отвечай. А, он, то есть мистер Моркоу, человек исключительно честный и благородный.
– Что Вам конкретно нужно? – сухо осведомился мистер Моркоу, прерывая поток словоизлияний.
В ответ Бобок начал рассыпаться в любезностях и снова тарахтеть про нужную информацию, в наличии и качестве которой Бобок не сомневается, учитывая проверенную годами честность старого сыщика, которая помогла бы поднять тираж. А, уж, он, Бобок, расстарался бы изо всех сил! И в том же духе.
– Ничем не могу помочь! – развёл руками мистер Моркоу, чем страшно разочаровал и обидел деятельного Бобка.
С трудом отделавшись от Бобка, мистер Моркоу добрёл до сквера и присел на скамейку. Он размышлял.  В раздумьях мистер Моркоу задремал, и тут же появилась любимая Держи-Хватайка. Она виляла хвостиком и повизгивала. Мистер Моркоу хотел её погладить, но не смог поднять руку.
– Эх, держи-Хватайка, – мысленно произнёс он. – Нелёгкое у меня дело, ох, нелёгкое! Куда идёт, туда идти страшно и непонятно. Раньше всё куда понятнее было. Может, я совсем постарел, и бросить надо такое глупое занятие, как поиск преступников. Устал я, как бы не хотелось в этом признаваться.
Держи-Хватайка радостно взвизгнула и попыталась в прыжке лизнуть нос хозяина.
– Да брось ты эти нежности, как маленькая, – притворно возмутился мистер Моркоу. – Не мешай думать!
Держи –Хватайка улеглась у ног хозяина. Мистер Моркоу анализи-ровал ответы Помидорчика и Тыквочки: кто говорил правду, а кто врал. Он нашёл коронку в доме Чипа, где находилась Тыквочка. На улице, где проходил Помидорчик, поисков не производилось, что вовсе не говорит о правдивости обоих.  Получалось, что все версии имели право на сущетвование, следовательно, вариантов, соответствующих истинной картине, могло быть четыре, а то и больше, если хорошо подумать.
                91
Бравый Патиссон со взводом Огурцов стремительно приближался к дому кумы Тыквочки.  Отсутствие существенных находок во дворе Чипа не сломило боевой дух блюстителей порядка, скорее, раззадорило. 
Патиссон, как всегда, вышагивал впереди, вдохновляя подчинённых на подвиги.  Попасть на участок кумы Тыквочки с ходу не удалось. Креп-кие металлические ворота оказались закрыты на три замка. Высокий забор не позволял перемахнуть на участок с разбега. Сама кума Тыквочка общаться с Патиссоном отказалась, заявив, плевала со своего высокого забора на глупые распоряжения, от кого бы они ни исходили.
Громкий крик Патиссона возымел своеобразное воздействие на соседей, которые дружно сделали вид, что их нет дома. Решили брать дом Тыквочек измором. Огурцы просидели под забором два часа. Сначала им было комфортно, они курили и перекидывались в картишки. Занятия всё же полегче, чем лопатами махать. Затем Огурцы, да и сам Патиссон, изрядно проголодались и почувствовали позывы к опустошению мочевых пузырей, что и произвели непосредственно на территорию участка кумы Тыквочки за забором, нимало не заботясь производимым впечатлением. 
Подобного вандализма кума Тыквочка не вынесла. Выскочив на крыльцо, и подбоченясь, она принялась поливать бравого Патиссона отборными ругательствами. В самый разгар отчаянной перепалки к дому подъехала съёмочная группа, которую кума Тыквочка успела вызвать, воспользовавшись родственными связями на телевидении.
Капитан Патиссон пришёл в некоторое замешательство. Он не мог решить, каким образом в сложившейся нестандартной ситуации лучше действовать: идти на штурм владений Тыквочки или временно отступить. И в том, и в другом случае Патиссон оказывался в проигрыше. В первом, он мог произвести неблагоприятное впечатление на обывателей, которым, конечно же, покажут по телевизору сюжет со штурмом, в котором он будет выглядеть как неумный грубый солдафон.  Во втором, он предстанет как офицер, не выполнивший приказа генерала, то есть дезертир. Бравый Патиссон, как истинный слуга отечества, предпочёл неблагоприятный имидж позорному бегству с поля боя.
Решение о штурме было принято. Отчасти его спровоцировала сама кума Тыквочка. Увидев прибывшую съёмочную группу, кума Тыквочка осмелела и открыла ворота, желая встретить врагов лицом к лицу, дабы показать всю мощь народного гнева.
Огурцы ринулись в приоткрывшийся проём, но они не рассчитали стойкости и непоколебимости габаритной кумы. Первая волна огурцов повалилась на землю. Один из Огурцов, получивший чувствительный пи-нок крепкой ножкой кумы Тыквочки, перелетел через улицу и улёгся в канавке, симулируя тяжёлую травму.
– Я при исполнении! – орал Патиссон, напирая грудью на куму Тыквочку. Сзади его подпихивал с добрый десяток Огурцов, которые не рискнули оказаться в первых рядах штурмующих.
– Я тебе покажу при исполнении! – грозно махала крепенькими ручками кума. На помощь куме Тыквочке прибежали две её сестры. В качестве оружия сёстры прихватили массивные скалки и огромные медные тазы, произведшие на противника дестабилизирующее впечатление. Боевой настрой Огурцов иссякал на глазах. Никому не хотелось получать синяки и шишки, происхождение которых сегодняшним вечером будет показано всей стране. Патиссону ничего не оставалось, как личным примеров вдохновлять своих трусоваптых бойцов.  Он, приложив изрядные усилия, впихнул куму Тыквочку во двор, предоставляя Огурцам место для манёвров. Но тут же оказался на четвереньках, так как одна из сестёр Тыквочек изо всех сил треснула Патиссона по голове медным тазом, в результате чего он потерял равновесие. Сестра кумы Тыквочки и сама не удержалась на ногах. В результате начало боевых действий выглядело следующим образом: бравый Патиссон и сестра кумы Тыквочки стояли друг напротив друга на четвереньках и прикидывали, каким образом удачнее вцепиться в противника.
– Мерзавцы! – кричала кума Тыквочка в лицо противнику.
– Волюнтаристы! – злился Патиссон. – Вы у нас ответите по закону!
– Ответим, ответим, но сначала ты у нас ответишь за разбой, - кума Тыквочка размахнулась и так огрела тазом бравого Патиссона по точке пониже спины, торчавшую выше остальных, что Патиссон рывком переместился в направлении своего противника и столкнулся с ним лбом. Лоб кумы Тыквочки оказался крепче. Из глаз Патиссона посыпались искры. Он вдруг осознал, что неверно понимал поставленную перед ним задачу.
Дезориентированные Огурцы мялись в воротах, выставив вперёд лопаты в качестве средств защиты.
– Вы можете теперь воочию убедиться, какими средствами и приёмами пользуются наши славные органы правопорядка при общении с рядовыми гражданами, – шепелявя и глотая слова, комментировала съёмки племянница кумы Тыквочки. – Живём себе, никого не трогаем, а они при-ходят и портят имущество.
От полного бесславного поражения бравого Патиссона спас телефонный звонок. Вышестоящее начальство сообщала, что информация о наличии на участке Тыквочек пеодземных ходов или краденых артефактов оказалась ложной, а отряду Патиссона предлагалось продолжить поиски рукописей на участке мастеров Виноградинок, поскольку поступила очередная порция информации, которая на этот раз может оказаться вер-ной.
                92
Держи-Хватайка звонко залаял. То был особый лай, когда Держи-Хватайке кто-то не нравился. Мистер Моркоу открыл глаза и увидел Дубка, чему нисколько не обрадовался.  Он отметил жалкий вид Дубка и его нестабильное психическое состояние.  Грубить не хотелось, но и вступать в разговор тоже.
Дубок сам начал разговор, из его монолога мистер Моркоу мало что понял, слишком сумбурным было изложение информации, которую мистер Моркоу охарактеризовал бы как бред сумасшедшего.
– Вы должны мне помочь! – Дубок говорил с трудом, немного заикаясь. Он заискивающе пытался поймать взгляд мистера Моркоу.
– Я никому ничего не должен, – мистеру Моркоу не нравилось быть должником, и он не собирался им становиться.
– Вы меня неправильно поняли, – Дубок пришёл в замешательство, он панически боялся, что его не выслушают. – Я неправильно начал раз-говор. Я прошу Вас о помощи!
– Вряд ли я чем-либо смогу Вам помочь, – сухо ответил мистер Моркоу. – Я не специалист…. –  Он хотел сказать: «в области психиат-рии», но увидев глаза Дубка осёкся. Ему стало жалко этого взвинченного юношу с явно испорченной нервной системой, и он подумал: — Вот до чего может довести несистематизированная учёба и увлечение эзотерикой.
– Сможете, сможете, как личность, способная мыслить не стандарт-но. Вы крупный аналитик, я знаю, – продолжал настаивать Дубок, пытаясь схватить мистера Моркоу за пуговицу.
Сыщик непроизвольно подался назад, но понял, что выслушать придётся. Он постарался стереть с лица выражение крайнего недоволь-ства.
– Я не могу рассказывать полученные сведения любому встречному, но Вы вызываете доверие, честное слово. И меня вряд ли кто правильно поймёт, – добавил он обречённо. – К тому же, я уверен, как специалист в своей области, Вы заинтересованы в выявлении истинной картины происходящего.
– Весьма польщён, – не смог сдержать сарказма мистер Моркоу. – Все меня пытаются ввести в заблуждение, и только Вы доверяете исключительно мне. Очень настраивает на доверительную беседу.
– Да, да, именно доверительную, – торопливо зашептал Дубок.  – Я Вам расскажу. Я видел этих двоих. Там замешана дама, нет, есть ещё вторая дама. Они в поисках важной информации, опасной, между прочим. Не нужно придавать информацию гласности. Ищите дам!
– Если я Вас правильно понял, то две дамы ищут опасную информации.
– Нет, те двое не дамы.
– А кто же?
– Информационная субстанция. Двое – они мыслящие структуры. Дамы – инструмент действия.
– Что? – подскочил мистер Моркоу. – Что Вы морочите мне голову? Какая информационная субстанция?  Маковые зёрна, что ли?
– Так, Вы знаете о маковых зёрнах? Я Вам скажу, что маковые зёрна только проводники субстанции. И то, при определённых условиях. Слабенькие проводники, как я выяснил.
– Да, такого бескорыстного бреда я давно не слышал. Я бы посоветовал Вам проспаться, уважаемый Дубок!
– Нет, нет, я прошу Вас. Я понимаю, странно поверить просто так. Но, я нашёл способ общения.
– Отлично, общайтесь на здоровье! – мистер Моркоу больше всего захотелось оказаться дома, но Дубок продолжал держать его за рукав.
– Я понимаю, Вы мне не поверите, хоть и нашли маковые зёрна в доме Чипа, – Дубок как-то съёжился и нервно подёргивал плечом. –  Лад-но, если со мной что случится, пусть у Вас останется вот эта бумажка с моими записями. Так, на всякий случай.
– Что это? – мистер Моркоу осторожно взял листок двумя пальцами и осмотрел с двух сторон.
– Записи и расчёты. Только прочитайте внимательно, и обратите внимание на цифры. Это – код доступа, – последние слова Дубок произнёс невнятно, как будто слова застревали у него в горле.
– Хорошо, прочитаю, – заверил сыщик, сунув бумажку в карман. – Выберу время и прочитаю.
Дубок нервно дёрнул плечами, открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но передумал и побежал по дороге, размахивая руками.
– С кем только не приходится сталкиваться, только не с теми, с кем нужно, – с досадой подумал мистер Моркоу. 
                93
После треволнений последнего времени Чипа охватила глубокая апатия, явление ранее ему не свойственное. Он слонялся по комнатам, не вникая в дела семьи, а душа выворачивалась наизнанку, что было больно и непривычно.
– Я, кажется, видел сегодня Ши Лу Ши, в центре города, – задумчиво произнёс Чип, появившись в столовой.  – Хотел даже подойти к нему, но не подошёл.
– И почему не подошёл? – удивилась Чипча. – Сейчас как никогда тебе нужна его помощь, посидели бы, поговорили о прошлом. Настроение бы и улучшилось.  Ты всегда был рад пообщаться с Ши Лу Ши.
– Я подумал, что мог ошибиться. Если это действительно Ши Лу Ши, то почему он не поставил меня в известность о своём визите? Он всегда первым делом сообщал мне о визите, и первым навещал меня, как и положено старому другу.
– Да! – морщинки на лбу Чипчи собрались в забавный пучок. – Не понятно. Тогда, скорее всего, ты ошибся. Вы с Ши Лу Ши были такими друзьями! Помню, как он входит и кричит: «Сипся, торокая! Киде пирок?» А я уже бегу со всех ног тесто ставить. Пироги очень любил, помнишь. Особенно с морковкой. Уминал за обе щёки, когда ел, даже глазок видно не было. Смешно. Не мог он не прийти.
– Да помню наши посиделки в неформальной обстановке. Любил Лушишка поесть, особенно пироги.
– Да! Теряется моё мастерство потихоньку, пироги уже не такие пышные получаются. Помнишь, раньше, как облачко пироги получались. Возьмёшь в рот и ощущаешь только вкус.
– У тебя и сейчас пироги лучше всех. Вон, какой на юбилей испекла!
 При воспоминании о прошедшем юбилее Чипча отчаянно разрыдалась, машинально сморкаясь в уголок скатерти, чего за ней раньше не наблюдалось.
Чип запоздало понял, что допустил бестактность. Он почесал голову и громко вздохнул. 
– Верно, ошибся я, – подумал он. – Не мог прогуливаться в центре города мой друг Ши Лу Ши. Откуда бы ему вот так взяться. Тот, кого я видел, и помоложе, и потолще. Не Ши Лук Ши. Стар я стал, ох, стар! Начал видеть не тех, кто есть, а тех, кого хочется видеть.
                94
За несколько дней расследований Патиссон исписал горы бумаги, провёл ряд следственных мероприятий, в том числе и поиски рукописей на территории Чипа и Виноградинки, но начальство выражало крайнюю степень неудовлетворения.  Свидетелей преступления хоть отбавляй, а вещественные доказательства практически отсутствуют.
– Плохо работаете со свидетелями! – орало начальство. Припомни-ли ему и несвоевременное появление в доме Чипа после катастрофы, и стычку на участке кумы Тыквочки и недостаточно квалифицированный допрос свидетелей. Патиссон мысленно оправдывался, как мог. Как ещё можно было приехать среди ночи всей командой? Кто знал, что у кумы Тыквочки связи на телевидении? Поработаешь тут со свидетелями, когда все умные и знакомы с законами! Патиссон стоял навытяжку, как нашкодивший мальчишка. Он благоразумно молчал, преданно глядя в грозные глаза начальства. Видели бы Огурцы в данный момент бравого Патиссона!
 Бравый Патиссон вышел от начальства мокрым с головы до ног. Но не сломленным, отнюдь. Энтузиазма и профессиональной злости только прибавилось. Во что бы то ни стало, он должен всем доказать, что он лучший полицейский во всей Послелимонии. От прилива сил у бравого Патиссона непроизвольно сжались кулаки.
–  Ну, доберусь я до вас! –  Разложив перед собой довольно обширный список свидетелей, он закрыл глаза и ткнул в него наугад пальцем.
Получалось, что визит предстояло нанести Картошиной. Отношение к Картошиной у Патиссона сложилось негативное. Слишком эпатажной выглядела детективщица. Да и занятие у неё прямо скажем подозрительное – литературное расследование преступлений. Никто из его окружения литературными изысканиями не занимался. Патиссон не поленился до-стать одну из книжек Картошиной. На ночь прочёл страниц сорок и сделал для себя важный вывод – Картошина очень опасная особа, способная ради славы на любые действия, в том числе и противоправные.
С остро выраженным желанием вывести известную писательницу на чистую воду, тем более что появились новые любопытные факты, Патиссон вызвал её на допрос. Родные стены заведения способствовали желанию преступников немедленно и полностью раскаяться в содеянном. 
  Картошина, получив повестку, впала в отчаяние. Неприятности накрывали её с головой. Картошина чувствовала себя хуже некуда. В бухгалтерии телевидения ей озвучили крайне неприятную новость, в договоре вместо заранее оговоренной суммы оказалась в два с половиной раза меньшая. Причём, никто даже не удосуживается вразумительно объяснить, в чём причина столь значительного изменения. А, если точнее, не находит нужным. Сам Жуч Колоради занят до невозможности, в его ка-бинет Картошину просто не пустили. Заместители Жуча отсутствовали: кто в отпуске, кто в командировке; секретарша улыбалась, но так, что хотелось выплеснуть предложенную чашку дешёвого кофе прямо ей в лицо. Картошина чувствовала себя ужасно одинокой и оскорбленной. И это после её громкого акта примирения!? Ей очень захотелось плакать.
– Что ж, – очередной раз подумала она. – Описывая своих героинь недотёпами и инфантильными простушками, я и сама регулярно попадаю в подобные ситуации. Так что удивляться нечему. Я сама себя программирую на очередной проигрыш, причём в самом неприглядном варианте. Ка-кой всё-таки ужас – детективные истории в реальности!
 Возвращаясь домой, Картошина сменила в своих массивных очках стёкла с тёмно-серых на розовые, чтобы действительность не казалась настолько мрачной. Она подняла воротник дождевика, надетого на всякий случай, и негромко выругалась: – Сволочи! Какие сволочи! – На душе сразу стало легче. Очень кстати, потому что на предстоящий день планировалось множество неотложных дел. Ей предстояло встретиться с читательницами в дамском клубе, обсудить с художником окончательный вариант об-ложки для новой книги, навестить отца в больнице. Кроме того, выступить в школе, где учились племянники, просмотреть в книжном магазине, что новенького вышло в её любимом жанре, позвонить подругам, купить новые полотенца, так как скоро приедут гости…
И тут тебе, пожалуйста, курьер с повесткой. Казалось бы, небольшой клочок бумаги, но вызывает бурю отрицательных эмоций.
– Неужели кошмар никогда не закончится, – повторяла она, пытаясь с помощью логики проанализировать ситуацию. Логика оказалась не в ладу с её истощённой нервной системой.
С головной болью и нежеланием, идти ни на какие уступки Картошина предстала перед Патиссоном.
– Вы мне просто морочите голову вместо того, чтобы честно и от-крыто рассказать о факте получения Вами приглашения на юбилей Чипа. Зря Вы заняли позицию изворачивания. Не конструктивно, – заявил Патиссон.
– Я с Вами стараюсь быть предельно честной, – настаивала Картошина. – Мне нечего Вам сказать по факту получения приглашения. Я совершенно случайно обнаружила его дома. Вам повторить по слогам? Совершенно случайно! Дома!
– Довольно! Вы плохо стараетесь быть честной и недооцениваете своё положение, вот что я Вам скажу. Оно серьезнее, чем может показать-ся на первый взгляд.
– Я, что, по-вашему, сама подделала приглашение?!
– Согласен, факт подделки не доказан. Но, если не Вы, то сам собой напрашивается вопрос - кто.  Вопрос серьёзный. На территории Послели-монии действует опасная преступная группировка. Отвечайте быстро, и не задумываясь! Кто подделал документ?
– Не знаю! Я впервые слышу о преступной группировке.
– Все вы поначалу так говорите. Ответ неверный.
– Интересно, Вы пылко полюбили бы меня, если бы я наклеветала на себя и окружающих? – разозлилась Картошина. Ей и в самом деле стало интересно, какие чувства могут пробуждаться в душе бравого и туповато-го с виду Патиссона. Хотя, интереснее было бы посидеть в качестве наблюдателя. С гораздо меньшими энергозатратами нервной системы
На прямой вопрос Патиссон предпочёл не отвечать. Его настораживали прямые вопросы.
– Не забивайте голову ерундой, – посоветовал он, вытирая выступивший пот грязным носовым платком. – Отвечайте на заданный вопрос. Кто? Когда? Почему?
– Никто! Никогда! Нипочему? Устраивает?!
– Ещё как! – вдруг развеселился бравый Патиссон. – Приглашение липовое, зачем пошли – непонятно.
– Почему непонятно. Раз пришло приглашение, я пошла. Любопытство – отличительная черта любого уважающего себя писателя.
– Писателя, ха! О чём Вы пишите! О чём пишите, я спрашиваю?! О преступлениях! Вот! Таким образом, напрашивается вывод, что пошли Вы не просто так, а с умыслом. Таким образом, мотив налицо.
– Какой мотив? – побледнела Картошина.
– Простой мотив. Моделирование убийства! Затем проверка модели на практике.
– Моделирование убийства, – нараспев произнесла Картошина, как бы проверяя на слух несуразность предположения. Неужели, он серьёзно может относить к ней подобные предположения?
– Да! – завопил Патиссон. – Именно! И этот факт уже подтвердил один из Ваших знакомых, который оказался добропорядочным гражданином, добровольно явившимся для дачи показаний.  Из его слов следует, что Вы тщательно обдумывали преступление, не отвлекаясь ни на минуту, даже в кафе.
– В кафе? – Картошина почувствовала, как её трясёт. – Не может быть! Бодринчик.
– Именно! Бодринчик! Так Вы не отрицаете, что знакомы?
– Я видела его только один раз. Мерзавец! – прошипела Картиоши-на.
– Ошибаетесь! Бодринчик добропорядочный гражданин в отличии от некоторых, – повысил голос Патиссон. – А теперь быстро отвечай, с какой целью ты проникла на юбилей Чипа и какое планировала преступление!
– Я?! – Картошина почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Я!.. Да как Вы смете!
– Смею! – заорал Патиссон. - Как мне ещё разговаривать с преступником!?
– Вы что, даже не догадываетесь о презумпции невиновности? – Картошина попыталась воззвать Патиссона к профессионализму.
– Так все факты налицо. А факты вещь упрямая, –- для убедительности Патиссон стукнул по столу кулаком. – Вот, Вы лично говорите Бодринчику о намерении совершить преступление. Пожалуйста, запротоколировано. Преступление совершено. Мы делаем выводы. Всё по закону, между прочим.
– Все ваши так называемые факты сплошная глупость, их даже за косвенные доказательства принять нельзя. Писать – это одно, а совершать – совершенно другое. Это же разные типы личностей. И вообще, дальше я буду разговаривать с Вами только в присутствии адвоката.
– Так, он за дверью, к Вашим услугам, – хихикнул Патиссон, гром-ко сморкаясь в платок.
– Меня он не устраивает, – Картошина больше всего боялась прямо здесь разрыдаться.
– Вы же его не видели. Он может вполне понравиться, – издевательски ухмыляясь, продолжал Патиссон.
– И видеть не желаю Вашего ручного адвоката! Я найду, найду!.. –  И тут Картошина не смогла дальше сдерживаться. Слёзы полились ручьями. Она рыдала с открытыми глазами, потому что стоило их закрыть, как тут же, как на экране, возникала мерзкая зеленоватая физиономия Бодринчика.