Глава первая Салун Голубой мустанг

Крейзибург — городок на Диком Западе был знаменит тем, что не проходило и месяца, чтобы его не посетили индейцы или, в очередной раз, не пыталась нарушить покой мирных жителей одна из шаек головорезов из Техаса или Аризоны.


Стоит сказать, что Крейзибург являлся типичным пограничным городком между штатами Аризона и Нью-Мексика. Как это не печально, но Крейзибургу не суждено было избежать участи типичного захолустного городишки, вечно раздираемого конфликтами и стычками между торговцами контрабандой, золотоискателями  и бандитами всех мастей.


Был полдень. День выдался на редкость знойным, и даже камни на дорогах трескались подобно орехам на сковородке. Горячий, сухой ветер со злобным подвыванием проносился над землей, словно голодный волк, ищущий свою добычу. Все живое попряталось по потаенным местам. В прерии нельзя было встретить ни мустанга, ни бизона. Даже цикады умолкли, и только в выжженном, дышащем зноем небе, безмолвно и зловеще кружили темные силуэты стервятников.


В городке царила зловещая тишина, нагонявшая жуть на любого, кто осмелился бы очутиться в этом безлюдном месте. Дамы не прогуливались по улицам, непоседливые мальчишки не шныряли по пыльным закоулкам. Даже местные кошки попрятались по чердакам и подвалам.


Стояла убийственная жара. Легче было перепрыгнуть через собственную тень, нежели найти спасительное, прохладное местечко. И только в салуне „Голубой Мустанг“ царила оживленная атмосфера. Из дверей салуна слышалась бойкая песенка под гитары и скрипку. Музыканты дружно, в такт своим инструментам, голосили:


К тебе летел я окрыленный
По прерии весь запыленный.
В душе надежда страстно билась,
Под яркою, ночной звездой
Как милый ангел ты мне снилась…
Своим отказом, Мариам,
ты мне разбила сердце пополам!


Слова этой бесхитростной песенки сочинил, говорят, что от отчаяния,  неизвестный молодой человек, заезжавший в Крейзибург по одному важному, жизненному вопросу к юной девушке — дочери судьи. Несомненно, он хотел получить ее руку и сердце, но, получив отказ, он в тот же вечер напился с горя до чертиков и ускакал в неизвестном направлении, оставив в память о себе лишь эту песенку, которую местные жители, в силу своего бойкого характера, превратили в городской фольклор.


Теперь настало самое время рассказать о хозяине салуна. Вот он появился, легко вальсируя между дубовыми столиками и высоко держа над головой блестящий поднос, тесно заставленный узкими высокими стаканами с чистой, холодной водой. Вода предназначалась тем клиентам, чьи желудки не принимали слишком крепких напитков. Таких клиентов салунщик помнил в лицо и знал всех по именам.


Итак, хозяин салуна был высокий, но довольно плотный француз с пышной маслянисто-черной бородой и курчавыми, как у пуделя, волосами. В остальном в его внешности не было ничего примечательного, даже взгляд его темных глаз был скорее отталкивающе-угрюмым, а не радушным, как следовало ожидать от хозяина такого заведения.


Звали его Жан Тривель. Ему было немногим больше сорока. От него всегда разило коньяком или виски и еще чем-то нестерпимо прогорклым и терпким. Жан утверждал, что этот аромат всего лишь издержки его работы: в помещении с большим содержанием винных паров всегда был высок риск прослыть пропойцей.


Не смотря на это, мыслил он всегда трезво, а на работу выходил крепко держась на ногах, будто всю свою жизнь он не брал в рот ничего, кроме сырой воды. Жители Крейзибурга поговаривали, что Тривель может выпит целую пинту виски и не потерять равновесия. В городке даже ходила поговорка: „Трезв, как Жан Тривель“. Сказать такое в адрес какого-нибудь великого трезвенника считалось большой похвалой. Тривель ни перед кем не гнул спину и никому не позволял отпускать на свой счет даже невинных шуток (он их попросту не понимал), а виски давал в кредит только тем, кому больше всего симпатизировал.


Салунщик любил в каждом деле порядок; возможно поэтому Жан  отличался от других барменов подобных заведений в других захолустных городишках исключительной честностью. Тривель никогда не разбавлял водой спиртное, поэтому те, кто любил горячительные напитки покрепче всегда могли быть уверены, что не переплатят за лишнюю порцию воды. Жан всегда был учтив, даже с индейцами, которые не так часто, но все же наведывались в салун. Такой же учтивости он требовал для себя от других, иначе любой, кто нарывался на грубость, мог рискнуть получить вместо бренди или скотча отличный огуречный рассол.


Хозяин питейного заведения был холост. На женщин он смотрел как на стихийное бедствие, которого нельзя избежать. И все же, ко всем дамам городка он относился крайне снисходительно. Особенной чертой характера Тривеля было то, что он терпеть не мог мошенничества, взяточничества и предательства. Посетители „Голубого Мустанга“ знали его крепкий кулак и верный удар, а потому старались без причины не выводить салунщика из себя: они всегда платили положенную сумму за порцию чистого виски или рома, а потому им можно было рассчитывать на  обходительную услужливость со стороны Жана. Правда, мелкие ссоры и тумаки между собой сходили им с рук.


Так вот, в этот самый день, когда на улице стояла такая изнуряющая жара, что прямо на земле можно было жарить яичницу, к салуну подъехал всадник на поджарой вороной кобылке. Всадник был достаточно молод, но в чертах его загорелого лица чувствовалась мужественная уверенность. Ему можно было дать не больше тридцати, и все же, не смотря на заметный признак измождения на его обветренном в долгой дороге лице, он выглядел кавалером с благородной осанкой.


Одет он был просто для путешественника, кочующего в седле по бескрайним прериям: поверх хлопковой рубашки песочного цвета без верхней пуговицы, была надета просторная замшевая куртка с потертыми локтями, шею обхватывал черный платок, которым при случае можно было закрыть лицо во время пыльной бури; замшевые штаны, свободно облегали длинные ноги в мягких воловьих сапогах; пояс стягивал широкий сыромятный ремень с большой серебряной пряжкой.


Всадник снял с головы пыльную шляпу из фетра с короткими полями, с пришитым к тулье, хвостом молодой лисицы, и небрежным движением руки откинул с загорелого лба мокрую от пота прядь выцветших от солнца волос. С некоторым интересом он осмотрел унылое серое здание салуна, при этом его широкие густые брови озадаченно изогнулись, а в умных зеленоватых глазах замелькали живые смешливые искорки. Человек чему-то простодушно улыбнулся и, потрепав лошадь по упругой шее, спешился.


- Ну вот, Масинта, - обратился он к кобылке, - наконец-то мы добрались до первого, судя по вывеске, довольно неплохого заведения. Надеюсь, здесь найдется вода для умывания и чистая постель.


Не успел человек договорить эту фразу, как из дверей салуна вылетела пивная кружка с отбитой ручкой и, просвистев добрых шесть ярдов, угодила в окно соседнего склада. Вслед за кружкой со ступенек веранды салуна кубарем слетели два джентльмена в не очень трезвом виде. Один из них, судя по одежде, был ковбой, другой — отставной офицер английской армии. Ковбой, держа мертвой хваткой отставного офицера, ожесточенно тряс его и орал страшным голосом, брюзжа слюной:


- А ну, отдавай назад деньги, свиная твоя душа! Думаешь, я ничего не заметил? Убей тебя гром! Да ты настоящий мошенник! Я не посмотрю, что ты служил в английской армии, живо с тобой разделаюсь. Джон Сидди никогда и никому не позволит дурачить себя. Слышишь? И не думай, что когда я отвернулся, то не заметил как ты подменил кости. Джон Сидди все видит затылком! Меня не так-то легко провести. У-у, черт побери! А ну, показывай кости, иначе я сделаю из тебя решето для просеивания кукурузы! Так я и знал! Вы только поглядите. Честным людям голову морочат! Последний шиллинг из-под носа готовы умыкнуть. Я сразу догадался по твоей пропитой роже, что дело здесь не чисто. Оказывается, у тебя на костях одни шестерки. Молись Богу, что я сегодня добрый, а не то тебе пришлось бы позаботиться о новых зубах!


С этими словами Джон Сидди вытащил у англичанина из-за пазухи довольно солидный бумажник и, оттолкнув от себя отставного офицера, поспешил назад в салун. Англичанин упал на землю не оказывая никакого сопротивления, так как был пьян до безобразия и не мог не то, чтобы шевельнуть рукой, но даже вымолвить слова.


Приезжий, наблюдавший за этой сценой, усмехнулся и, привязав лошадь у салуна, вошел в „Голубой Мустанг“.  Его сразу окутали удушливые винные пары, дым сигар, пьяный смех и звук задорной „мариамы“.


В этот день в салуне собралось чуть ли не все мужское население Крейзибурга, включая адвоката Себастьяна Нуньеса, судью Эбоша и почтмейстера Гоци Борони — довольно солидных и влиятельных лиц этого городка. Жан Тривель стоял за длинной гладкой стойкой бара, взбивал коктейль и одновременно следил за тем, что происходило в помещении.


По салуну кружились пары, топая изо всех сил ногами по обшарпанному полу. За столиками, в самых разнообразных позах, сидели молодые и старые джентльмены — постоянные клиенты Тривеля. В углу под лестницей, ведущей на второй этаж, за двойным столом, ютились любители игры в покер и кости. Два пьяных индейца резво отплясывали танец полной луны под стук самодельного барабана; откуда-то слышалось искреннее признание в любви бутылке из под бренди, смеялись черноволосые красотки, чья-то голова размеренно пересчитывала ступеньки крутой лестницы.


Возле стойки было не людно; только трое мексиканцев мирно беседовали о ценах на зерно и домашний скот. От взгляда Жана не ускользнуло то, что в „Голубом Мустанге“ появился новый посетитель. Приезжий не спеша подошел к стойке, вынул несколько блестящих шиллингов и, небрежно бросив их перед салунщиком, коротко произнес:
- Ром. Чистый.


Жан Тривель не спеша засунул руку под прилавок и извлек оттуда уже ополовиненную бутыль с крепким выдержанным ромом.


- Не беспокойтесь, мистер, - пробасил салунщик, - у меня всегда чистый ром! Настоящий гайанский — самый лучший. Заплатите только положенную сумму. Как я вижу, вы не проходимец, а истинный джентльмен! У меня на проходимцев знаете какой нюх? Я их чую за две мили! - салунщик зачем-то пощелкал пальцами возле своего носа. - Секундочку, мистер, я только протру стакан и этот чудесный напиток будет в полном вашем распоряжении. Взгляните, как играет ром на солнце! Напиток богов! А какой аромат… Знаете, мистер, вы мне кого-то напоминаете. Один мой знакомый, родом из Кентукки...
- Возможно, - мягко перебил салунщика приезжий и повернулся лицом к залу.


Тривелю же явно хотелось поболтать с незнакомцем, но человек, забрав свой стакан, поспешил занять место за единственным в заведении свободным столиком у окна. Жан, раздосадованный таким поведением не столь общительного посетителя, прихватил с собой бутылку текилы и присоединился к компании мексиканцев, надеясь наговориться всласть.


Приехавший незнакомец, размеренно потягивая пахучий напиток, между делом посматривал то в окно, то на игроков в покер. Среди картежников он вновь увидел Джона Сидди, того самого ковбоя, который вытянул у отставного офицера все деньги. Джон вел себя довольно странно: казалось, он был совсем трезв и только играл человека изрядно выпившего. Приезжий заметил, как живо заблестели глаза Сидди, выигравшего порядочную сумму денег.


- Извините, мистер, я так понимаю, вы случайный гость в этом заведении. Я никогда не видел вас раньше в Крейзибурге, - чей-то сиплый голос неожиданно раздался над ухом приезжего; тот обернулся и увидел не молодого мужчину очень низкого роста, весьма щуплого и сильно загоревшего; спутанные белесые волосы на его голове висели клочьями, словно их никогда не касался гребень.


В руках незнакомец держал длинноствольный карабин старинного образца; его одеяние было довольно несуразным: длиннополая, мешковатая куртка, явно не по размеру, с обтрепанными рукавами, сшитая из цельного куска застиранного одеяла; накинутая на голое тело, она доходила ему почти до колен; неимоверно большая широкополая шляпа с огромной дырой на полях венчала сравнительно маленькую, круглую голову; короткие, чуть прикрывавшие икры штаны из мятой кожи, крепко были стянуты на бедрах ярким шерстяным поясом; такие же шерстяные чулки на ногах и стоптанные индейские мокасины, некогда расшитые прекрасным узором из бисера, довершали наряд этого странного с виду человека.


Осклабившись, он ждал ответа, а его прищуренные маленькие глазки сверкали хитроватым задором.
Приезжий несколько минут молча смотрел на коротышку, а затем, с усмешкой в голосе произнес:
- Похоже, в этом городе все знают друг друга в лицо и даже больше этого. И вы правы, я здесь проездом.


- Извините меня, мистер, - поклонился собеседник, - что я так бесцеремонно обратился к вам. Мне показалось — вы скучаете в одиночестве. Может это и повод для знакомства? Но, как истинные джентльмены, при первом знакомстве, мы должны представиться друг другу. Меня зовут Ной. Ной Перкинс. - Уточнил он.


- Может имя не совсем подходящее для такой несуразной персоны как я, но это надо сказать спасибо моим родителям, которые не долго над ним мудрили. Священник посоветовал им дать мне имя Ной, якобы с ним я стану удачливым, может даже баловнем судьбы.  И знаете, он кажется не ошибся. А вас, мистер, как зовут, если не секрет?


- Что вы, дорогой Ной Перкинс, это вовсе не секрет, - убедительно произнес приезжий. - Мое имя Генри, прозвище - Лисий Хвост. Так называют меня мои друзья индейцы за то, что я им часто оказываю небольшие услуги разного характера. А настоящее мое имя Генри Уилсон.
- В таком случае, мистер, где же ваше оружие, если вы действительно общаетесь с краснокожими? Я не вижу его при вас. Ездить по прерии без оружия, все равно, что танцевать на подожженной бочке с порохом. Уверяю вас!


- Да, Перкинс, вы правы, - вздохнул Генри Уилсон. - Но дело в том, что  я только на днях вернулся из Англии, где требовалось мое личное присутствие в связи с разбирательством дела о наследстве. Я не первый год в Техасе и мне известно как там относятся к гринго. По дороге сюда у меня был провожатый, местный траппер по прозвищу Степной Волк. При въезде в ваш города наши пути разошлись. Сейчас мой путь лежит в Тусон. Там я должен встретиться с моим братом по крови Мато-ито. У него хранится мое ружье. Мато-ито из племени кутене, он воин клана Большая Птица.


- Признаюсь, не слышал о таком. И чем вы, мистер, занимаетесь в этой жизни? Может я кажусь назойливым, но мы могли бы побольше узнать друг о друге, чтобы поддержать беседу.


Похоже, Ной Перкинс притомился стоять и, спихнув с ближайшего стула задремавшего горожанина, уселся на освободившееся место, с наслаждением развалившись на спинке и поставив между вытянутых ног свой карабин.


- Одно время я работал на разных рантье, где только нуждались в свободных руках, - сказал Лисий Хвост и в задумчивости перевернул вверх дном опустевший стакан. - Но я был неплохим стрелком и умел объезжать диких лошадей. Мне захотелось посмотреть просторы этого края и я записался в команду парней, охранявших обозы переселенцев. Так я стал следопытом и разведчиком. А теперь, могу я задать встречный вопрос? К какому роду занятий привычна ваша персона, уважаемый Ной?


- Я работаю рассыльным на местной почте и сопровождаю ценные грузы в труднопроходимые, порой опасные, места. Получаю жалованье шесть долларов в неделю. У меня есть друг Сентил Конрой. Он живет в Сан-Бернандино, довольно далеко отсюда. Он любит приключения и, при случае, мы всегда работаем на пару…


- А вам, Ной, не в тягость такое занятие?
- Что вы, мистер Уилсон! Силенки во мне, дай-то Бог, еще хватает. Я одной рукой могу лошадиную подкову согнуть и снова выпрямить, только уже двумя. Да! Не смотрите так, сэр. Это только с виду я щуплый.
- Я вам охотно верю, Перкинс, - Лисий Хвост бросил серьезный взгляд на рассыльного.- И мне будет очень приятно иметь такого друга, как вы!


- Благодарю вас, мистер! Вы истинный джентльмен. - Ной вздохнул и, в который уже раз, сдвинул шляпу на самую макушку. - Послушайте, Лисий Хвост. Это ведь ваша лошадь привязана возле салуна? Мне она очень понравилась. Сказать по правде, я не встречал подобных ей ни в одном табуне ни на Юге, ни на Севере. Правда, во Флориде, у одного плантатора мне доводилось увидеть мельком бесподобного рыжего жеребчика, но только теперь я понял, что ваша кобылка божественное создание.


- Право, Ной, вы преувеличиваете…
- Что вы, мистер, я говорю это от чистого сердца. Мне интересно будет узнать, где вы ее достали?


- Мою лошадь зовут Масинта, - не без гордости произнес Уилсон. - Мне подарил ее вождь одного из племен черноногих, по имени Большой Медведь. Это было пару лет назад. В племени был большой праздник по случаю перемирия с соседними племенами. Был закопан топор войны и полная луна светила на небе. По этому случаю состоялись состязания-скачки. Масинта обогнала самых сильных и быстрых скакунов. Она принадлежала племени блад, у которых я гостил и вождь подарил мне ее в знак дружеской симпатии. С того времени она ни разу не подвела меня, вытаскивая из разных сложных ситуаций и я люблю ее почти как женщину.


- Разве вы до сих пор не женаты? Пытаетесь сохранить свободу?
- Да, Перкинс. И, сказать по-правде, я еще не встретил такую девушку, которая не ограничивала бы мою свободу и тягу к приключениям.
- Мне как-то тоже не везет в любви, - почесал рассыльный за ухом. - Однажды я встретил такую красотку, от одного взгляда на которую можно было лишиться чувств. У нас чуть не завязался любовный роман, но один человек сказал мне, что она замужем за каким-то банкиром, путешествующим по Европе, и я бросил ее.  С того времени я не пытаюсь даже взглянуть на какую-нибудь красотку.


В это время в салуне разыгралась небольшая ссора — обычный эпизод в любом баре любого захолустного городка. Два подвыпивших джентльмена, претендовавшие на одно место у барной стойки, чуть не устроили потасовку, не смотря на то, что свободных мест было достаточно. Но своевременно вмешавшийся салунщик без лишних разговоров вышвырнул обоих спорщиков вон.


- Эй, Жан! - обратился рассыльный к Тривелю. - Принеси-ка нам самого лучшего виски, а то в горле пересохло. Жара сегодня стоит невыносимая!


Жан Тривель, обмахиваясь на ходу полотенцем принес бутылку „Белой лошади“.
- Э-э, дружище, ты что-то не в духе сегодня, - Ной слегка покосился на салунщика и принялся смаковать виски прямо из бутылки.
Тривель вытер рукавом лоб, затем губы.


- Те двое мексиканцев, - он кивнул головой в сторону мужчин в широкополых самбреро, - говорят, что в здешних местах начала орудовать банда Блека Фостера. А наш шериф уехал из городка еще утром и до сих пор не вернулся. Ему сообщили будто некий Пол по прозвищу Голодранец ведет через границу обоз со спиртным для торговли с индейцами.


- Э-э, Жан, плохо ты знаешь нашего шерифа, если думаешь, что какой-то там Фостер посмеет тронуть его своим нечестивым пальцем. Наш шериф Эндрюс достоин быть президентом Америки, а не следить за каждым олухом, который возомнил себя великим авантюристом! - разгорячившись, Перкинс стукнул кулаком по столу. - Если с ним что-нибудь случится, я первым выступлю на расправу с бандитами.


- Скажите, Ной,- обратился Генри Лисий Хвост к рассыльному, попробовав отвлечь Перкинса от неутешительных выводов, - индейцы вас часто посещают?
- Смотря по какому поводу, - осклабился Перкинс, пряча за пояс недопитую бутылку. - Обычно раз в месяц. Если больше нет иных причин, то наезжают дружной компанией, правда, с мирными намерениями. Меняют шкуры и разные поделки на продукты, ножи и боеприпасы. Иногда разбивают неподалеку от городка лагерь и живут в нем несколько недель. В такое время у наших дам чаще всего бывают обмороки.


- А что бандиты? Легко ли справляться с такой напастью?
- Не спрашивайте, мистер Уилсон. Месяца не проходит, чтобы чего-нибудь не натворили. Бывает и дважды в месяц  делают налеты. Ну а нынче, слава всем святым, все было спокойно. Мы уже думали, что эти лиходеи откочевали куда подальше.


- Не нравится мне это, - проворчал Жан Тривель. - Не случилось бы беды какой. Еще в прошлую ночь по Крейзибургу ходила голодная собака и выла перед каждым домом, а в горах ухали совы.


- Жан, я могу попросить вас о небольшом одолжении? - Лисий Хвост достал из кармана куртки маленькую просмоленную трубку, ловко набил ее табаком из поясного кисета и закурил с нескрываемым удовольствием.
- Я слушаю вас, мистер, - Тривель приготовился услышать самую неожиданную просьбу.


- Я могу снять у вас комнату до завтрашнего утра? Или у вас все номера заняты?
- Какие могут быть вопросы? Конечно же можете! - замахал руками салунщик. - Могу предложить вам угловую комнату наверху. Она хоть и небольшая, но довольно уютная. Одно окно в ней выходит на главную площадь города, из другого видно прерию. Комната будет стоить вам всего полтора доллара вместе с ужином и утренним завтраком. Умывальник в коридоре, остальные удобства за салуном. Я думаю, в этом городке вы не найдете пристанища дешевле…


Лисий Хвост выложил перед салунщиком деньги и заказал еще один стакан рома. Тривель с безразличным видом спрятал монеты в карман и кликнул мальчишке, прислуживавшему в заведении:
- Эй, Вики, отведи лошадь мистера в конюшню и дай ей побольше хорошего сена и меру овса. Только не забудь сначала напоить!


- Спасибо, Жан, - поблагодарил Генри хозяина салуна. - Моя лошадь порядком притомилась, хороший отдых пойдет ей на пользу.
- Ну, не стоит благодарности, мистер. Вы мне понравились. Считайте теперь меня своим другом.
Тривель налил Генри порцию рома и удалился, довольный своей услужливостью.


Генри Лисий Хвост и Ной Перкинс разговаривали в салуне до самого вечера, пока удушающую жару не сменила прохлада надвигающихся сумерек. За время, проведенное за одним столом, они узнали друг о друге все, что надлежало знать при первом знакомстве: эти двое быстро нашли общий язык благодаря тому, что их вкусы и взгляды во многом оказались схожи и это давало им  шанс в будущем стать хорошими друзьями.


Иногда к ним присоединялся Жан Тривель и тогда они все вместе толковали об индейцах, о законах, о делах в Крейзибурге и о порядках, царящих в окрестных поселениях.


К вечеру посетителей в „Голубом мустанге“ поубавилось; оставались лишь заядлые картежники да те, кто не в силах был передвигаться самостоятельно после обильной попойки. К счастью, таких бедолаг в Крейзибурге было совсем немного.


Солнце село за дальний хребет каменистых гор, которые казались свинцовыми отливками на фоне гаснущего неба. Прерия почернела, приглашая в свою обитель ночной сумрак, и только вершины ближних холмов и обветренных редких скал, окружавших городок, казалось, еще теплились слабой позолотой, но скоро и они погасли. Мир погрузился в зловещую, безмолвную черноту, словно умер навек.


Генри Уилсон и Ной Перкинс вышли прогуляться по освещенным улочкам городка и подышать прохладным, бодрящим воздухом после душного салуна и крепких напитков. В Крезибурге все было спокойно, если не считать пробегавших мимо босоногих мальчишек, мужчин, проезжавших верхом на лошадях в ночном дозоре, и бросавшихся под ноги исхудавших кошек.


За каких-нибудь полчаса наши друзья обошли весь городок, заглянув по дороге на почту, где Перкинс отчитался перед почтмейстером о проделанных им служебных делах; напоследок зашли к судье Эбошу, высказать поздравления его дочери Мариам, по случаю предстоящей помолвки с клерком  местного банка, и вернулись назад, к салуну.