Учитель из Чухломы и его дети

    
      Николай Евгеньевич Орлеанский, младший из сыновей, родился в марте (?) 1864 года в Галиче. Получив образование, Николай Евгеньевич в 1883 году начал свою учительскую деятельность там же в Галиче. Году в 1894-м женился на Маше Баталиной (р.1869), о ней известно, что она имела талант к рисованию. У них родились дети: Александра (р.1895), Мария (р.1897), Михаил (р.1898), Ольга (р.1902) и Елизавета (р.1904). Какое-то время Николай Евгеньевич работал в Чухломе. Ему выделили казённую квартиру – большой деревянный дом (рядом с домом дьякона). В 1906 году, накануне нового учебного года, Николай Евгеньевич пригласил фотографа, и тот сделал фотографию всей семьи перед их квартирой. Вскоре в семье произошло несчастье – девочки Маня и Оля, как будто бы не случайно запечатлённые на фотографии в белых платьицах, тяжело заболели и умерли. Мане было около девяти лет, она уже ходила в церковно-приходскую школу, в 3-е отделение, а Оле – года четыре.
      Николай Евгеньевич кроме Галича и Чухломы работал, видимо, где-то ещё. Затем его перевели в Кострому, он стал преподавателем одной из костромских гимназий. Семья жила в доме на берегу Волги. Николай Евгеньевич любил порыбачить, у него имелась своя лодка. Когда на лодке он отчаливал на рыбалку, то обязательно брал с собой кота. Кот этот был какой-то уникальный. Наловив рыбы и хорошо при том выпив, Николай Евгеньевич на обратном пути часто начинал клевать носом и засыпал. Лодка продолжала плыть по течению, кот, наевшийся рыбы, сидел тихо. Но едва лишь они подходили и равнялись с домом, как кот принимался верещать и орать, и будил Николая Евгеньевича. По этому поводу в семье всегда, смеясь, говорили, что мимо-то своего причала он никогда не проедет – кот не даст.
      В 1913 году у Николая Евгеньевича был тридцатилетний юбилей его учительской деятельности. Из презентованных ему тогда подарков, как семейная реликвия, сохранился ручной работы серебряный подстаканник с гравировкой: «Дорогому Николаю Евгеньевичу Орлеанскому По случ. 30 л. учитель. Деятел. в народе. Друз. почит. и б. ученик. Шортон. уч. 1 Окт. 1913.»

* М.Н.Орлеанский (1898-1981) говорил, что кто-то из ближайших родственников его отца был сослан в Сибирь.

      В последние годы Николай Евгеньевич был назначен директором школы (гимназии?). Как-то он был командирован в Петербург на учительскую конференцию. Там простудился, поднялась температура, он заболел воспалением лёгких. За ним пришлось поехать сыну, Михаил Николаевич привёз отца домой. Николай Евгеньевич не смог оправиться от болезни и вскоре умер. Предположительно, это был 1916 год. Его жена Маша дожила до преклонных лет. С двумя дочерями она продолжала жить в Костроме в своём доме, и умерла незадолго до войны (?).

      Их старшая дочь Александра родилась в 1895 году. В 1906 году поступила в I класс женской гимназии в городе Кологриве (км в 47 восточнее Чухломы). Видимо, эту гимназию и окончила. Замуж не выходила. Судьба сложилась трагично. Во время войны была медсестрой, работала в госпитале. Бывало, несколько суток подряд не находилось времени для сна. Так однажды, перевозя раненых, она сидела на заднем борту грузовика, задремала, машину тряхнуло, и Александра Николаевна выпала. Получила не один перелом и сама оказалась в госпитале. Выписали её не скоро, полученные травмы были настолько тяжёлыми, что и впоследствии вновь и вновь она вынуждена была ложиться в больницу. Её сестра Лиза в своих письмах брату писала: «Шура опять в больнице». Жили сёстры вдвоём в деревянном доме, затем им дали двухкомнатную квартиру. Вскоре после войны в больнице Александра Николаевна и умерла. Похоронена в Костроме.

      Михаил Николаевич Орлеанский – третий из пятерых детей и единственный сын в семье Николая Евгеньевича и Марии Орлеанских. Родился 21 ноября (н.ст.) 1898 года. В 1906 году в восьмилетнем возрасте пошёл учиться в церковно-приходскую школу в Чухломе. Учебный год в те времена начинался 1 октября. Окончив все три её отделения, в 1909 году поступил в I класс костромской гимназии. После окончания гимназии, году в 1916-м, Михаил Николаевич стал слушателем Петербургской лесотехнической академии. В 1920 году, после её окончания, из Петрограда вернулся домой в Кострому. Сразу же по приезду, как компетентного специалиста в вопросах лесного хозяйства, Михаила Николаевича привлекли для работы в ЧК. В его обязанности входила экспроприация леса у помещиков. В 1918-19-х годах, как и повсюду в период смены власти, с лесом в Костроме была полная неразбериха, рубили его без ограничения все, кому хотелось. Помещики, бывшие владельцы лесных угодий, ничего с этим не могли поделать. Они болели за сохранение леса и страдали от длившегося безвластия. Считая, что большевики – явление временное, они хотели хоть как-то сохранить природу. Радуясь, что пришла хоть какая-то власть, первого представителя этой новой власти они встретили с хлебом и солью. В руки Михаилу Николаевичу моментально передали все необходимые документы и в дальнейшем к новому начальнику относились очень хорошо. С этих пор лес стали охранять, в Костроме начали создаваться первые лесничества. Как-то Михаилу Николаевичу пришлось сопровождать вагоны с хлебом в Москву. Доставил благополучно. По возвращении револьвер сдал в том же состоянии в каком и получил, не истратив ни одного патрона. В ЧК он прослужил по 1922 год. Затем находился в экспедиции, сплавлял лес по сибирским рекам. Вернулся домой, был направлен в город Судай Галичского района (близ Чухломы), какое-то время там работал. Женился на Калерии Дмитриевне (?-1929), которую очень любил, говорили, что она была очень красивой. В апреле 1928 года у них родился сын Игорь. Вскоре Калерия Дмитриевна заболела воспалением лёгких, у неё развилась чахотка и она умерла. Маленькому Игорю исполнился тогда лишь год.
      Михаил Николаевич увёз сына в Кострому, воспитанием ребёнка стали заниматься к своей большой радости две его тётки и бабушка. Одно время М.Н.Орлеанский преподавал в костромском строительном техникуме (или институте). Неоднократно по служебным делам бывал в Москве. Как грамотный инженер, он пришёлся по душе московскому начальству и ему предложили остаться в столице. В 1930-х годах его назначили главным инженером строительства (по не уточнённым данным – Рыбинской ГЭС). Был он безупречной репутации, его любили и уважали и рабочие, и начальство. Строительство шло уже полным ходом, как однажды ночью за ним явились сотрудники НКВД. Михаила Николаевича увезли, и он оказался в тюремной камере. На протяжении трёх суток каждую ночь ровно в три часа из камеры его выводили на допрос. Допросы продолжались по четыре часа и касались, в основном, начальника строительства. Михаилу Николаевичу каждый раз предлагали подписать какую-то бумагу, что-то вроде доноса. Но всякий раз о своём начальнике он писал: «Хороший работник, хороший семьянин, замечательный человек». Так от него ничего не добились и отпустили.
      В то время он был женат на какой-то московской актрисе, жили они в квартире на улице Горького. Когда Михаил Николаевич уезжал в командировки, то сына оставлял с этой женщиной. Она была дамой строгой и пыталась по-своему воспитывать Игоря. Тому было уже лет 11-12, парень он был неуравновешенный и мало её слушался, если опаздывал к назначенному часу домой, то она просто не впускала его в квартиру. Игорю частенько приходилось ночевать на лестничной площадке. Когда Михаилу Николаевичу, вернувшемуся из поездки, соседи рассказали, что его сын ночует на лестнице, он тут же собрал вещи и ушёл от той женщины, Игоря с тех пор стал возить с собой.
      Во время войны Михаил Николаевич проектировал лесоперевалочную базу – предприятие для обеспечения лесоматериалами фронта, а именно, по переправке леса из Тюмени и других сибирских районов. На фронт, как ценного для тыла специалиста, его не отпускали. Как высококлассный инженер, он был всегда, везде и всем нужен, так было и в последующие годы.
      Году в 1946-м, во главе экспедиции, М.Н.Орлеанского, к тому времени уже крупного инженера, направили в одну из глухих башкирских местностей. В задачу его экспедиции входили расчистка трассы для будущей железной дороги и выбор места для закладки жилого посёлка. Михаилу Николаевичу и его сотрудникам выделили небольшую деревянную избушку, принадлежавшую колхозу, которая стала для них общежитием. Вокруг густой лес, недалеко башкирская деревня. В деревне была и почта, и базар, население занималось сельским хозяйством. Жители деревни разных национальностей говорили все на русском. Деревянные дома, в которых они жили, не отапливались, видимо, нечем было развести огонь, люди мёрзли, голодали, им не оказывалось никакой медицинской помощи, многие умирали от голода и болезней. Были там и рабочие, которые занимались заготовкой древесины, вручную спиливали деревья на лесосеках. Жили они в землянках, в ужасных условиях, порой негде было высушить и одежду. Колхозное начальство не могло или ленилось навести порядок. В такой обстановке был необходим человек, способный взять ситуацию под свой контроль, он должен был иметь медицинское образование и при том обладать сильным характером. Для поисков такого человека Михаил Николаевич дал запрос в районный центр город Караидель.
      В то время госсанинспектором Караидельского района была Лидия Ивановна Седых (р.1920), она работала в райздравотделе и ей подчинялись все медицинские службы района. Караидельский район был обязан ей выходом на I место по санитарному состоянию среди других районов Башкирии. Её-то, как самую подходящую кандидатуру, и решено было направить для работы в ту экспедицию.
      Лидия Ивановна была родом из Кировской области. До приезда в Караидель жила в Челябинске, училась там в мединституте. Была замужем, муж Василий Сергеевич очень её любил, он был военным, по специальности электрик, имел высшее образование. Жили они поначалу в комнате коммунальной квартиры, затем их сосед генерал, уезжая на новое место жительства, оставил им свою жилплощадь. Как-то в субботний весенний день Лидия отправилась на рынок за продуктами. При подходе к рынку видит – стоит цыганка в пёстром платье. Цыганка её зазывает: «Гражданка, подойди ко мне, я тебе погадаю». Лидия ответила, что у неё давно уже всё угадано. Цыганка опять: «Я тебе скажу правду». Лидия в ответ: «У меня и денег нет на гаданье». Цыганка ей: «Я не возьму ничего, только подойди, я тебе расскажу судьбу твою». Лидия подошла. Цыганка разложила карты, небольшие пасьянсные, держит и руку Лидии, разглядывает ладонь. «Ой, – говорит, – ты ведь замужем. Запоминай, что я тебе скажу. Ты сейчас замужем, но это не твоя судьба. Своего мужа ты должна ещё встретить». «Но мы живём прекрасно с моим мужем», – возразила Лидия. Цыганка продолжала: «Придёт такое время, что вы расстанетесь, ты уедешь, а он останется. Так будет. Потом будет тебе нечаянная дорога и ты поедешь, и там встретишь ты человека, который станет твоим мужем. Этого человека будут называть Михаил». Лидия посмеялась: «Ай, не верю!» – и отняла руку. «Дослушай, - цыганка цепко сжала руку Лидии, – слушай и запоминай мои слова: твоего мужа верно будут звать Михаил». «У меня брат только Михаил, а больше Михаилов и знакомых нет», – пыталась объяснить Лидия. Цыганка продолжала: «Будет у тебя трое детей, будешь жить в большом городе, будете иметь хорошую квартиру, богато будете жить». Лидия не верила, жили они с мужем очень бедно, но шло время, и она стала замечать, что пророчества цыганки постепенно начинали сбываться.
      Как-то её мужа Василия вызвали в военную часть. Вернулся он очень довольный. «Меня, – говорит, – демобилизовали, а это значит, что я теперь стал свободным, и мы можем поехать куда захотим. Поедем к моей матери, правда, у неё тяжёлый характер». «Ну и что, – ответила Лидия, - я уживусь с любым характером». И они уехали в Пятигорск. Действительно, со снохой Лидии было очень тяжело, та постоянно искала повод придраться к невестке, всё было не по ней. Но Лидия не перечила и старалась во всём угождать снохе. Тем не менее, от такой жизни она устала и как-то предложила Василию попробовать пожить отдельно от его матери, мол, так было бы лучше. Муж отказался, он не хотел обидеть мать. Приближалась осень и Лидия решила продолжить учёбу. Она вернулась в Челябинск, там проучилась на 4-м курсе института месяца два. Лидия ждала ребёнка. Как-то получила письмо от родителей, отец писал, что они находятся в Башкирии, в Караидельском районе (он был учителем, в то время директором школы). Лидия к нему поехала, там и родила дочь Людмилу. Сразу устроилась на работу в райздравотдел. За короткое время заслужила авторитет у начальства и подчинённых. Вскоре получила телеграмму, где сообщалось, что она назначена для работы в экспедиции, просили явиться туда-то. Доложила о том своему начальнику, старичку, заведующему райздравотделом, тот выслушал и ответил: «Ну что же, надо подчиниться, придётся ехать». «Я-то не отказываюсь», – уточнила Лидия. Она показала телеграмму отцу. «Что ж делать, поезжай», – сказал отец. Лидия оставила маленькую дочь на деда, собралась и поехала.
      Оказавшись на месте, сразу отправилась доложить о своем прибытии новому начальнику. Михаил Николаевич вышел навстречу ей по ступенькам из небольшой избушки, в сапогах, в тёмно-зелёном плаще и шляпе. Подошёл к ней, спросил: «Лидия Ивановна?» «Да», – ответила Лидия. Обратив внимание, что она в туфлях, сказал: «Что, Вы так и приехали, так и будете работать? Ну, будем Вас одевать». В тот же день купил ей лапти-онучки и носочки. Её поселили в дом к одной старушке. Лидия сразу приступила к работе, к наведению порядка. Сделала выговоры виновным в ужасных условиях жизни рабочих. Ей пришлось распределять питание, муку. До неё этими вопросами никто не занимался, всё было запущено. Люди продолжали умирать от голода. Лидия делала отчёты по району, давала сводки о смертности населения. Все эти материалы являлись секретными, не подлежали разглашению и хранились далеко в Министерстве. Она следила за санитарным состоянием, за больными, за завшивленностью людей, контролировала инфекционные заболевания. В помощники ей дали двух санитаров-дезинфекторов. Вскоре жилищные условия рабочих стараниями Лидии были заметно улучшены.
      Железная дорога должна была проходить через тот район. Эту задачу успешно решал Михаил Николаевич. У него было восемь помощников, все инженеры, девятой была Лидия. Она брала на анализ воду и землю, давала заключение можно ли строить в данном месте дом или посёлок. Михаил Николаевич с сотрудниками делал отметки, где пролагать будущую трассу. Нужно было убрать лес, расчистить место для дороги и будущего посёлка. Через три месяца Лидия вернулась в Караидель, отчиталась перед начальством, и её хорошая работа была отмечена в Министерстве здравоохранения.
      Михаил Николаевич оставался в экспедиции до глубокой осени. Иногда он приезжал к Лидии, старался это делать чаще, выбирал предлог, что не получил от неё ещё какие-то материалы. Она отвечала, что всё отдала, что он просто забыл. В действительности он приезжал только чтобы повидаться с ней. Приглашал в кинотеатр. Каждый раз приходил с цветами. Цветы каждый день были у неё и в экспедиции. Она спрашивала: «Кто это принёс?» «Да твой начальник», – отвечали ей. Поздней осенью Михаил Николаевич и его сотрудники приехали в Караидель, оттуда пароходом добрались до Москвы. Лидия оставалась работать в караидельском райздравотделе. Всё время получала от Михаила Николаевича письма, он приглашал её в Москву, она отвечала – «нет». В конце концов, Михаил Николаевич приехал сам, был настойчив, и Лидия согласилась ехать с ним.
       В свадебное путешествие отправились в Кострому, остановились у Елизаветы Николаевны, младшей его сестры. Михаил Николаевич познакомил Лидию со своими друзьями, у многих побывали в гостях. Был среди его друзей один дед (который являлся чьим-то крёстным, м.б. самого Михаила Николаевича), некогда тот дед служил в дивизии Якира, о котором отзывался очень хорошо. В те годы он очень опасался репрессий, тем не менее, умер всё-таки своей смертью.
       Впоследствии Михаил Николаевич признавался Лидии, что накануне их встречи видел её во сне, а как только она появилась, то влюбился в неё с первого взгляда. То же он говорил и её отцу Ивану Ионовичу в один из своих приездов в Караидель. Тот ему отвечал, что дело её, если она согласна – пусть выходит замуж, не согласна – пусть сидит ещё.
      Михаил Николаевич в то время работал в Москве в Гипролеспроме, учреждении, близком к Министерству. На зиму он снимал квартиру в Лосинке, а летом Мосдачтрест выделял ему полдачи в Малаховке. Малаховка – известный дачный посёлок, в часе езды от Москвы на электричке, жили там в основном военные чины высокого ранга и высокого положения чиновники.   
        Сын Игорь подрос, у него были неплохие способности к рисованию, передавшиеся ему от матери и бабушки, и очень хороший музыкальный слух, можно сказать, что абсолютный. Он прекрасно играл на аккордеоне. Его немецкий трофейный аккордеон фирмы Хохнер(?) сохранился по сей день. В Малаховке на аккордеоне он часто играл на танцах. Был знаком и дружен с Василием Сталиным. Вместе разъезжали по Малаховке на мотоциклах, вместе выпивали. Как-то их целой пьяной компанией забрали в милицию, не разобравшись кто из них кто, но лишь стоило Сталину куда-то позвонить, как всех тут же отпустили. Игорь поступил в Ленинградское лётное училище, но был отчислен оттуда за драку.
      В Малаховку Михаил Николаевич и привёз Лидию. В комнате стояла железная кровать, стол и стул, и больше ничего. Лидия Ивановна никогда не стремилась к богатой жизни, но, увидев такую обстановку, очень удивилась, что он так бедно живёт. Михаил Николаевич попросил её не пугаться и сказал, что он не бедный и деньги у него есть, а ничего не покупает потому, что всё равно всё быстро бы растащили из казённой дачи в его долгие отлучки. В первое же воскресенье Михаил Николаевич предложил Лидии поехать что-нибудь для неё купить. Лидия Ивановна сначала было отказывалась, говорила, что ничего ей не надо. Михаил Николаевич привёл её в магазин, там висели пальто, ей говорит: «Выбирай». Лидия выбрала самое дешёвое. Михаил Николаевич его отставил, попросил продавца принести что-нибудь получше. Продавец предупредил, что есть очень дорогие. «Ну и что?» – сказал Михаил Николаевич. Продавец принёс шикарную чернобурку, Лидия её примерила, шуба была сшита как будто на неё, стоила она очень дорого – две с половиной тысячи рублей. Михаил Николаевич её купил, выбрали для Лидии в тот раз и платье, и что-то из обуви. Вскоре Михаил Николаевич купил себе и жене одинаковые плащи, потом – коричневое верблюжье одеяло. Так началась их семейная жизнь.
      Лидия была младше Михаила Николаевича на 22 года, поначалу предполагала, что разница в годах у них гораздо меньше, точный же его возраст она узнала лишь при регистрации брака. Она спросила:  «Неужели тебе столько лет?» «Да, конечно», – ответил он. Выглядел он очень молодо, не курил и не выпивал. Телосложения был худощавого, никогда не имел живота, разве лишь к старости. Никогда ничем не болел и не принимал таблеток. Был крепким и стройным, ростом 180 см, одежду заказывал в ателье. Лидии жилось с ним очень спокойно. «Такого покоя в моей жизни ещё не было, – вспоминает она. – Был он театрал, исходили с ним все московские театры, побывали на многих спектаклях. К вину его не тянуло, но в праздники всегда покупали бутылку хорошего вина, только хорошего». Когда они поженились, дочери Лидии исполнилось уже два года.
      У Михаила Николаевича был очень красивый почерк, уезжая в командировки, он всегда писал жене письма. «Постепенно я стала к нему привыкать, –  рассказывает Лидия Ивановна, – он писал такие письма, что невозможно было не влюбиться. Если куда уезжал, то буквально закидывал открытками. Даже если уезжал ненадолго, то всё равно писал каждый день – сегодня сделал то-то, был там-то». К сожалению, письма его не сохранились. Лидия Ивановна их долго берегла, но как-то решила, что этого делать не стоит, и всё уничтожила.
      В 1949 году у них родился сын Юрий, а в марте 1952 – Владимир, в том же месяце у Игоря родился сын Виктор, внук Михаила Николаевича. Михаил Николаевич позаботился, чтобы дети получили музыкальное образование, приобрёл для них рояль, который оставался в семье долгое время, потом его поменяли на пианино. Виктор музыкального образования не получил, тем не менее, был талантливым самоучкой и даже во время службы в армии в Североморске играл в оркестре на трубе.
      1950-е годы для многих оставались временами тяжёлыми. Шёл 1958 год. Игорь Михайлович с женой Ниной Павловной и маленьким сыном очень нуждались. От матери в наследство Игорю досталось драгоценное золотое колье с изумрудами. Этим колье он решил пожертвовать, чтобы выручить сколько-нибудь денег. Принёс его в скупку. Скупщик сказал, что золото возьмёт как лом, а камни ему не нужны. Золото тогда стоило не дорого, но Игорь вынужден был согласиться. Денег получил очень мало, 150 рублей. Скупщик камни выковырял и вернул их Игорю. Игорь Михайлович вспоминал, что была целая горсть камней. Там же в скупке с досады он бросил их в мусорную урну. Впоследствии об этом он очень сожалел, переживал и просил, чтоб ему о том случае никто никогда не напоминал.
      С первым мужем Лидия мирно разошлась. Но потом ещё на протяжении семи лет он просил её вернуться к нему, готов был принять её с тремя детьми Людой, Юрой и Володей.
      В 60-е годы во время отпуска Михаил Николаевич всегда жену и детей возил на юг. Объездили весь юг «дикарями». Устраивались всегда сами, снимали комнату обязательно с отдельным выходом, недалеко от моря. Лидия Ивановна рассказывает, что куда бы ни приехали – сразу мужчины начинали за ней ухаживать: «Главное – повода не даю никакого, привязываются и всё». Как-то Михаил Николаевич сказал кому-то из ухажёров: «Ну что Вы всё за нами ходите, видите же, что у нас семья». Но тот не отвязывался: «У вас большая комната, можно я у вас буду ночевать». Отделаться от него не было никакой возможности. «Всё, - сказал Михаил Николаевич жене, - собирайся, поедем в Анапу». Так пришлось из Сочи уехать в Анапу.
      Сохранилось короткое письмо М.Н.Орлеанского, написанное на открытке с видом набережной в городе Горьком. Письмо датировано 8 мая 196? годом и относится к периоду строительства Горьковской ГЭС: «Здравствуйте, дорогие Лида, Юра, Люда и Вова! Сегодня я уже четвёртый день в Горьком. Завтра предполагаю выехать в Москву. Вода на Волге начала спадать. Вода высокая, затопила весь левый берег на 2-8 км. Несколько маленьких домиков унесло. На открытке паводок 1954 г., а нынче вода поднялась выше на 4,5 м. Будьте здоровы. Целую. Папа».
      Кроме Малаховки семья поочерёдно жила в городе Бабушкине и Лосино-Петровском. Михаилу Николаевичу, как высококлассному специалисту, было запланировано выделить собственную квартиру. Но на строительстве дома, в котором в будущем ему давали эту квартиру, он должен был отработать положенные 200 часов. И вот Михаил Николаевич после своей основной работы ехал туда и отрабатывал те положенные часы, как простой рабочий. Трёхкомнатную квартиру семья получила (на улице Коминтерна, д.4, кв.17), по общепринятым нормам считалась она очень большой – 60 кв. метров.
      Достоверно известно, что Михаил Николаевич участвовал в создании Рыбинской, Горьковской, Иваньковской (последней для него) ГЭС, проектировал и наблюдал за их строительством. Часто его срочно вызывали, и он уезжал. Если кого-то нужно было послать с ответственным заданием, просили только его, на других не очень надеялись. На доске почёта всегда был его портрет. Отмечали все его юбилеи. На один из них ему привезли целую машину цветов, много подарков. К советской власти относился двояко, много сталкивался с мошенниками. Антисемитизмом не страдал, но не любил и часто ругал коллег-евреев, считал их бездельниками. Всегда за ними всё переделывал, причём даром. Бывало, Лидия Ивановна ночью просыпалась, а он что-то чертит за столом. Спрашивала: «Что ты сидишь?» «Да вот, чужие ошибки исправляю». «Не любил жаловаться, – рассказывает Лидия Ивановна,  – считал, что лучше самому переделать, чем докладывать об этом начальству. Иначе давно бы всех его коллег-евреев, виновных в недоделках, разогнали». «Миша, - говорила жена, - ну пожалуйся ты на них, чтобы их вызвали и наказали. Ты за них переделываешь, сам работаешь, а они сидят на бюллетене». И когда вышел на пенсию, бывало, ему приносили работу на дом, просили: «Сделайте, пожалуйста». Он старательно делал расчёты, день сидит, ночь сидит – сделает.
      О своей фамилии говорил, что фамилия редкая, предполагал, что может быть польского происхождения. Очень любил ходить в лес за грибами. Всегда заготавливали много грибов. В новой квартире на третьем этаже имелось два балкона, оба они были заставлены банками с грибами.
      Однажды Михаилу Николаевичу стало плохо, вызвали «скорую помощь», приехали двое молодых ребят, они его прослушали, сказали, что ничего не находят, и ушли. Михаил Николаевич говорил, что у него боли в сердце. Лидия Ивановна ещё раз позвонила в «скорую», вновь всё объяснила и просила прислать доктора постарше. Приехал старичок с опытом. Он прослушал сердце и сказал: «Давайте собирайте его срочно, повезём в больницу, у него обширный инфаркт». «Я так и знала», – сказала Лидия. Михаила Николаевича спасли, вскоре он вернулся домой. Во второй раз спасти его не удалось, он умер сразу. Было это в воскресенье 2 января 1981 года. Михаил Николаевич лежал. Лидия предложила ему поесть, хотела принести в постель. Но он возразил, сказал, что встанет. Поел за столом, потом встал и спешно пошёл в туалет. Там медленно стал опускаться на пол. Лидия это увидела и позвала детей, они ещё спали. Она крикнула: «Дети, вставайте скорей, папе плохо!». Юрий и Владимир быстро прибежали, подняли его и перенесли на диван. Михаил Николаевич лишь два раза вздохнул и умер. Урна с его прахом была захоронена на Бабушкинском кладбище, рядом с могилой его сестры Елизаветы Николаевны. На кремации Михаил Николаевич настоял сам, жена говорила ему, что это не по-христиански, но он настаивал: «Обязательно сожги, не хочу, чтобы тело досталось червям». Памятник Лидия Ивановна сделала полностью на свои средства, сняв с книжки последние деньги, ещё остававшиеся после похорон. Памятник получился хороший, с фотопортретами мужа и его сестры.

       Елизавета Николаевна Орлеанская – младшая сестра Михаила Николаевича. Родилась 28 апреля 1904 года. В детстве в семье её называли Лиля. В молодости была она красивой. У неё был жених, но от какой-то болезни он умер. Больше она никого не полюбила и осталась старой девой. Всю жизнь Елизавета Николаевна проработала учительницей младших классов в одной из школ Костромы, вела предметы до 4-го класса. По характеру была очень мягким человеком, никогда никого не могла обидеть, старалась ни с кем не ссориться и не любила сплетен. Бывало, шла из школы с сумкой, полной тетрадей, еле её тащила. Как-то Елизавета Николаевна сломала руку, и тогда ученики помогали ей донести до дома эту тяжёлую пачку тетрадей. До войны воспитывала с сестрой своего племянника Игоря; бывало, вразрез с общепринятыми нормами воспитания, кормила его сгущёнкой и печеньем. Затем нянчила и растила его сына Виктора и своих младших племянников Юрия и Владимира, очень всех любила, особенно выделяла Виктора. Пока жила в Костроме, часто приезжала в Москву навестить брата и его семью. Елизавета Николаевна получила звание заслуженного учителя РСФСР. Тем, кто её знал, запомнилась, как весёлый добрый человек. Быстро могла находить общий язык с детьми, всё время организовывала с ними какие-то игры и шарады. И в пожилом возрасте оставалась юмористкой, пила пиво с сахаром, а удивлявшимся объясняла, что это ей прописал доктор.
      В конце 60-х она вышла на пенсию и переехала в Москву к брату. В Москве любила ходить по выставкам. Очень была дружна с Лидией Ивановной, где её увидит, кричит: «Лидочка!» Прожила в Москве не долго, около трёх лет. Она прожила бы дольше, но произошёл несчастный случай, Елизавета Николаевна упала и сломала ногу. Она лежала на вытяжке, не жаловалась, была терпеливой. Лидия Ивановна её спрашивала: «Больно?» Та отвечала: «Терпимо». Перелом был какой-то очень неудачный, кости не срастались. Её об этом предупредили, сказали, что ничего нельзя сделать. Так она и умерла. Это было 16 июня 1971 года.

      Игорь Михайлович «работал по снабжению», его не хотели отпускать с работы, он был очень пробивным, лёгким на язык. На пенсию он ушел, но хотел ещё неделю отработать. В первый же день после выхода на пенсию Игорь Михайлович пришёл на работу, собирался на машине ехать куда-то по служебным делам. В этот момент внезапно произошёл мозговой удар, он сразу умер. (Год - ?) Был он творческим человеком. Мастерил деревянные теремки, сам придумывал их конструкции. Теремки предназначались для хранения сахарного песка и других пищевых продуктов. В последние годы жизни он продавал свои изделия в Измайлово на художественной тропе. Это был его «бизнес». Много таких теремков у него покупали иностранцы. Он, как автор, им их подписывал. Его теремки есть и в Канаде, и в США, и в Австралии. После смерти Игоря Михайловича ещё долго приходили его покупатели на измайловскую тропу и спрашивали, где тот дед с теремочками. Занимался он и живописью, в основном копировал полотна известных русских художников. Сохранились его копии «Охотников на привале» Перова, «Итальянский полдень» Брюллова, «Незнакомка» Крамского.
      Художественные и музыкальные способности передались также Юрию и Владимиру. Юрий Михайлович – главный архитектор, замечательно владеет рисунком. Владимир Михайлович играет на гитаре, легко может подобрать мелодию, поёт, сочиняет стихи.

Алексей Орлеанский,  2001 г.

В очерке использованы сведения, записанные со слов Лидии Ивановны Орлеанской (Седых), Владимира Михайловича Орлеанского (Москва); Евдокии Орлеанской (Мытищи).