Коан Линьцзи Убей Будду!

Солнце. Оно било в асфальт парковки торгового центра «Глобус Сити» не светом, а **жидким, вязким золотом пятничного обеда**. Воздух дрожал над раскаленным битумом, смешивая запах выхлопных газов, шаурмы из ларька у входа и чего-то глубоко **антисанитарного** – вечного спутника мест массового скопления человеческой плоти, пота и нереализованных кредитных возможностей. В самом центре этого кипения, прямо на линии, разделявшей два премиальных парковочных места (с табличкой «Только для клиентов бутика "Аура Люкс"»), лежал **Безымянный**.

Он лежал плашмя, лицом к небу, залитому синим пластиком вывесок. Глаза закрыты. На нем – все та же застиранная до дыр куртка неопределенного серо-бурого цвета, штаны, хранящие память всех пустырей и гаражных кооперативов города, и ботинки, подошвы которых, казалось, вросли в асфальт, став его естественным продолжением. Рядом, как **древний тотемный страж**, стояла **Honda Gyro Canopy**. Ее ржавая рама, облупившаяся краска и треснутый пластик обтекателя кричали о вечности куда громче, чем хромированные бамперы «Лексусов» и «БМВ», осторожно объезжавших это странное препятствие. На боку мопеда, криво наклеенная поверх каких-то старых царапин, красовалась надпись маркером: **"Om Mani Padme ***"**.

В ушах Безымянного, плотно заткнутых потрепанными черными наушниками, гремело, шипело и скрежетало что-то нечеловеческое. **Die Antwoord.** "I Fink U Freeky". Пульсирующий бит смешивался с визгом шин, гудками нетерпеливых водителей и далеким рокотом музыки из открытых дверей ТЦ. Звуковая **сансара парковки**. Безымянный слегка покачивал головой в такт, его пальцы барабанили по горячему асфальту. Он не спал. Он **медитировал**. Или просто **был**. Пустота вокруг него росла. Машины, словно железные корабли, обтекали этот остров непонятного бытия, предпочитая парковаться подальше, у самых краев бетонного моря. Образуя почти идеальный круг **неприкосновенности страха и брезгливости**.

Это не осталось незамеченным. **Охрана.**

Он подошел неспеша. Валентин Петрович. Бывший прапорщик, ныне страж порядка «Глобус Сити». Форма чуть великовата, лицо – топографическая карта прожитых лет и нереализованных амбиций, выражение – смесь усталости и привычной агрессии мелкого начальства над пустотой. Он встал напротив лежащей фигуры, загородив собой ослепительное пятничное солнце. Тень его упала на Безымянного, как печать.

– Вставай, – голос Валентина Петровича был глух, как звук захлопывающейся мусорной бадьи. – И убирайся. Вместе со своим… *этим*. – Он мотнул головой в сторону Gyro. – Валяться запрещено. Санитарные нормы. Пожарная безопасность. Видишь знаки? Парковка только для клиентов.

Музыка в наушниках Безымянного сменилась на что-то более мерзопакостное, с электронными визгами. Он открыл один глаз. Щурясь, разглядел расплывчатый силуэт в синей форме на фоне солнца. Фигура власти. Фигура **навязанного порядка** в этом царстве потребления и выхлопных газов.

– Кто это сказал? – Голос Безымянного был тихим, но прорезал шум парковки, как гул буддийского колокола призывающего на медитацию. В нем не было ни вызова, ни страха. Только **констатация запроса**.

Валентин Петрович нахмурился. Его взгляд скользнул по Безымянному – куртка, штаны, ботинки, **пыль** – и задержался на мопеде. На той самой кривой надписи. Его губы шевельнулись, беззвучно повторяя буквы. **"Om Mani Padme..."** Он споткнулся на последнем слове, но смысл, как удар тупым предметом, дошел. Глаза охранника округлились. Смесь недоверия и внезапного, животного суеверия.

– Будда блять! – вырвалось у него хрипло. Не ругательство. Констатация. Как если бы он увидел инопланетянина или ожившую статую.

**Отлично!**

Безымянный вскочил на ноги с поразительной легкостью, будто его подбросила невидимая пружина. На лице его расцвела широкая, абсолютно искренняя улыбка. Он выдернул наушники – в ушах на секунду зазвенела тишина, тут же заполненная ревом мотора где-то рядом.

– Ты! – воскликнул Безымянный, хлопая Валентина Петровича по плечу так, что тот вздрогнул. – Ты именно тот, кто мне нужен! Совершенно точно! Прямо сейчас! Как по заказу! Коан в действии!

– Чё бля?! – Охранник отшатнулся, его рука инстинктивно потянулась к рации на поясе, но замерла. Глаза метались между сияющим лицом Безымянного и кощунственной надписью на мопеде. **"Будда блять!"** – снова пронеслось у него в голове.

Безымянный уже копался в бездонных карманах своей куртки. Его движения были быстрыми, уверенными. Он вытащил пригоршню чего-то мелкого, сухого, ярко-оранжевого с белыми хлопьями. **Сушеные мухоморы.** Они выглядели как инопланетные семена или крошечные, ядовитые солнышки, собранные в гниющем лесу вечности. Запах был сладковато-землистым, пыльным, древним.

– На, – Безымянный протянул оранжевую горсть охраннику. Голос его утратил радостные нотки. Он стал **плоским, как поверхность пустыря после дождя. Непреложным. Как закон тяготения.** – Поешь.

Это не было предложением. Не было просьбой. Это был **приказ реальности.** Факт, предъявленный к исполнению. Валентин Петрович почувствовал, как его рука, вопреки воле, вопреки инстинкту самосохранения, вопреки всем санитарным нормам и правилам внутреннего распорядка «Глобус Сити», **сама поднялась.** Пальцы сомкнулись над сухими, кожистыми шляпками. Он взял их. Послушно. Как **зомби.** Как человек, внезапно осознавший, что он – лишь марионетка в чужом, абсурдном спектакле под названием «Жизнь на Парковке».

И начал есть. Аппетитно, жадно, громко **чмокая.** Сухие грибы хрустели на его зубах. Он жевал, глотал, не отрывая растерянного, туманного взгляда от сияющего лица Безымянного. Вкус был странный – землистый, горьковатый, с оттенком старой бумаги и чего-то **неизбежного.** Он съел один гриб. Другой. Третий. Горсть исчезла.

Последний оранжевый лоскуток скрылся во рту. Жадно сглотнул. И тут… **вечность дрогнула.**

Валентин Петрович замер. Глаза его остекленели. Цвет лица из привычно серого стал странного, мертвенно-зеленого оттенка. Он медленно, как подкошенное дерево, осел на корточки, а потом и вовсе **плюхнулся на асфальт,** прямо в масляное пятно. Его трясло. Взгляд метался по окружающему миру, но видел уже не парковку, не машины, не Безымянного. Видел **другую реальность.** Она врывалась через трещины в его сознании, и быстро заполнила его, как темная речная вода худую лодку. Это был **первозданный хаос. Страх. Восторг. Ужас. Просветление?** Его губы задрожали.

– Бля… – прошептал он, и это слово было похоже на молитву. – Бля… Бля, пожалуйста… – Слезы. Они хлынули внезапно, горячими, солеными потоками. Не тихие слезы умиротворения, а **священные реки отчаяния и мольбы.** – Отпусти… Священный гриб… Ну пожалуйста… Отпусти меня… Я… я больше не буду… – Он забился в мелкой дрожи, поджав колени к груди. Слезы текли по щекам, смешивались с потом и пылью парковки, капали на синюю форму, оставляя темные пятна. – Пожааааалуйста… – завыл он, потерянно, по-детски. – Я просто охранник… Валентин Петрович… Я не Будда… Отпусти…

Безымянный наблюдал. Его лицо было спокойным. Лишь в уголках глаз притаилась тень чего-то, похожего на **профессиональное удовлетворение.** Он наклонился к рыдающему комку в синей форме.

– ****ь тебя убило! – констатировал он, и в его голосе звучала неподдельная, почти детская радость. – Будда недоделанный блять! Отличная работа! **Коан исполнен!**

Он потрепал Валентина Петровича по плечу, уже не властно, а скорее по-товарищески. Охранник лишь глубже вжал голову в колени, его рыдания стали тише, перешли в всхлипывания. Он был где-то очень далеко. В своих личных Гималаях страха и прозрения.

Безымянный развернулся, легко вскочил на свою **Honda Gyro.** Движения были отработаны до автоматизма. Поворот ключа. Древний мотор **затарахтел, заурчал, кашлянул клубами сизого дыма.** Звук был не просто звуком двигателя. Это был **голос самой ржавой, неукротимой вечности.** Голос пустырей, гаражей, разбитых дорог и всего того, что не подчиняется глянцевым правилам "Глобус Сити".

Он бросил последний взгляд на Валентина Петровича, сидевшего в луже собственных слез и, возможно, чего-то еще, на масляном асфальте. Охранник был уже не охранником. Он был **памятником.** Памятником краткому прикосновению к бесконечности. Памятником убитому Будде парковки.

**Honda Gyro** рванула с места, оставляя за собой шлейф выхлопа и **тишину.** Тишину, в которой отчетливо слышались всхлипы Валентина Петровича. Безымянный уехал в закат, растворяясь в мареве раскаленного асфальта, в сторону новых  вызовов Вечности. Его куртка сливалась с дымом, а надпись **"Om Mani Padme ***"** на боку Gyro мигала последним отблеском солнца, как сакральная надпись на вратах в никуда. На парковке остался только плачущий охранник, круговорот машин и **священная пыль**, оседавшая на место недавнего просветления.