Конец високосного года 91

- Ну, давай покажем им запись с камер. Пусть тоже глаза поломают, если им так хочется. Дай свой ноут!
Я подзываю Орли к выходу из палаты, где лучше коммуницировать, и Харт идёт было за ним, но Хаус тормозит его:
- Эй-эй! Это не мы – это вы тут публику собрали. Давай теперь, танцуй или пой, или что там у тебя в арсенале? У нас тут, на минуточку, ещё медсестра и эти ваши коллеги, - он кивает в сторону палаты Крейфиша. - Рубинштейн - ладно, не в счёт, ей по барабану, она вся в своей карьере и мысленно примеривает к ней стеклянный глаз. Но вот этих троих лишнеухих твой коллега зря раздразнил – видишь, как принюхиваются? Давай, нейтрализуй их акустику, твой бойфренд с ноутом сам справится – он не тяжёлый.
 С медсестрой неожиданно снова помогает Рубинштейн - нарочно или случайно, но она зовёт её в палату и начинает с ней консультироваться по поводу ЛФК.
Хаус пытает Крейфиша о том, как он узнал Айо, да как Айо его взбесил и как он решился пугать его "чёрной медсестрой", а заодно - не был бы он Хаусом - спал Крейфиш с женой Орли или нет. Пытает в своём стиле – так, что Крейфищ наливается свекольным соком и едва ли способен воспринимать что-то ещё.
На долю Харта остаётся маленький оператор, с которым он и затевает какой-то профессиональный разговор, гадая, как, да когда наступит новый сезон съёмок, и отразится на нём карантин или нет. «Если, конечно, никто из наших тут не умрёт», – слышу, и этого, надо думать, тоже достаточно, чтобы отвлечь «лишнеухого», тем более, что они перекрикиваются через палату.
А я показываю Орли на сайте министерства здравоохранения фото Беста:
- Вот этот, лысый. Это он последний звонил убитой медсестре. Нужно отследить, мог ли он во время часа "зеро" быть с ней на складе. Вы наше расположение коридоров знаете: все переходы, повороты, лестницы. Смотрите, данные транслируются с шести камер - нужно составить что-то вроде маршрутного досье на неё, на него – ну, и на Ньюлана. Ньюлана вы же знаете?
- Знаю, - кивает Орли. – Толстый, чёрный, самодовольный – правильно?
- Правильно. Это скрупулёзная и скучная работа, но вы сами нарвались.
- А в душе она же с ним была? Я слышал, вы с Хаусом обсуждали это.
- Вы вообще хорощшо слышите, как я посмотрю.
Орли улыбается – и у него, действительно, улыбка похожа на улыбку моего неудобного друга. И, как и с ним, я не могу удержать ответную.
- У неё что, с десяток таких клиентов по больнице? Она таки-медсестрой была, или… - он подмигивает мне.
- Орли, она - профессиональная шлюха из очень бедной семьи. Медсестра только последние пару месяцев. Что её заставляло вступать в связь здесь, на работе? Подработка или забота о карьере - мало ли оснований. Больше говорит о нечистоплотности её клиентов, чем о её какой-то порочности. Но, уж точно, Ньюлан в душ не спинку ей потереть приходил.
- Но у неё же СПИД! Я правильно понял?
- Правильно вы поняли. СПИД, о котором она не заявляла в резюме. И известие о возможности заражения от неё как раз и  могло толкнуть нашего "некто" на убийство.
- Но заразиться мог любой. Значит,  этот «некто» мог быть и Ньюлан, и этот ваш лысый, и Хаус, и Бог знает, кто ещё - Хаус же был с ней раньше, так?
- Хаус - не идиот. Во всяком случае, он сам так считает – можно принять за алиби. Но вообще-то, мы ничью кровь не проверяли, просто Бест ей звонил - последний звонок, который она приняла при жизни. И Бест мог быть её партнёром.
- Как и любой другой?
- Как и любой другой. Но вот сейчас, при помощи записи с камер, мы можем проверить, кто мог быть на бельевом складе тогда, когда её убили. Вы можете проверить. Хотите причастности - вот она вам. А Хиллинг... Хиллингу мы, конечно, тоже всё скажем, но тогда, когда реально будет что сказать.
- Не доверяете копам?
- Недолюбливаю их. Не без оснований, поверьте.
- Из-за Хауса?
- Из-за себя. Неважно. Будете просматривать запись?
- Буду, давайте сюда, - через фильтр он забирает у меня лэптоп.
- Просмотр займёт не меньше часа, - говорит Хаус, когда, передав Орли ноутбук, я возвращаюсь на место. - Значит, по крайней мере, в течение часа мы будем избавлены от вопросов, реплик и подслушиваний.
- У нас, - напоминаю, - остаётся ещё одна история без окончания. Вот эта, - и показываю ему еще раз флакон из-под тромбина. Я стараюсь не трогать стекло руками, прихватываю краем простынки.
 - Флакон здесь оставил Чейз, тут другого толкования быть не может. А скорее даже не оставил, а...
- Его у него спёрли.?
- Вот именно. Чейз, при всём моём скептицизме на его счёт, аккуратист и педант, он не стал бы просто так оставлять препарат в палате сумасшедшего. После удара ножом в сердце он себе этого ни разу не позволял. Значит, он отвлёкся, а потом флакона в поле его зрения уже не было.
- Ну, и кто же его взял?
- Взял, наверное, тот же, кто и спрятал. А спрятать между конструкцией кровати мог... кто?
- Тот, кто лежал на этой кровати.
- Элементарно, Уотсон! И вот тебе сразу разгадка тайны фантастической прозорливости и нострадамизма со стороны Айо. Ему не нужно было ничего угадывать - он знал наверняка. Знал, что в моей капельнице, знал, что это меня убивает, и так хотел настоять на том, чтобы прекратили инфузию, что даже собственную смерть отложил.
- То есть, рекомбинантный тромбин подлил Айо? Сам себе и тебе заодно? Но зачем тогда он это устроил? Расширенный суицид? Проявление паранойи? Ты ему показался опасным врагом? Он тебя в спутники для круиза по Стиксу планировал? Сначала попытался тебя отравить, а потом решил переиграть? И как он вообще подмешал тромбин в твою капельницу?
- Подмешать было несложно, капельницы в доступе - любой бы мог. Тем более если все думали, что он не встаёт, а он вставал. Агравация у него с самого начала прослеживалась. А мотивы… У него же кукушка сорвана с резьбы, он непредсказуем. Мало ли что ему почудилось: может быть, он хотел с собой покончить таким экстравагантным способом - свернуть себя кровь в жилах.
- Значит, всё-таки расширенный суицид? Подмешал тромбин в тот же физраствор и наплевал, кому этот физраствор попадёт в сосуды?
- Ну, видишь, не наплевал. Стало быть, не такой расширенный. А мог перепутать капельницы и потом скорректировать, когда Саманта уже начала капать.
- Когда он это устроил? Когда она выходила?
- Когда она выходила, а все остальные спали или смотрели телик. Мы же установили с тобой, что она выходила. И не раз, и, надо думать, была не очень внимательной при этом, если там у неё своя драма разыгрывалась. Это я насчёт СПИДа и спинки в душе. Да и смерть брата внимательности не прибавляет.
- И никто из соседей не заметил, что он выходит в фильтр?
- А сейчас кто-то заметил, что ты выходил в фильтр? А у него соседей поменьше было. Посмотри, как стоит кровать – она же почти всё загораживает для тех двоих. А Орли и Харт, когда они вместе, друг на друга наглядеться не могут. Особенно, когда паршиво себя чувствуют – а они паршиво себя чувствовали. Да и я не цвёл.
- Значит, примем, как рабочую версию, что он тромбин пытался подлить себе, только забыл медсестру предупредить, чтобы ничего не перепутала?
- Но он же умер - значит не так уж и перепутала. От тромбоза же умер. И тромбин в нём нашли.
- Или, перепутала, но он, как ты сказал, «скорректировал»…
- Флакон большой, - пожал плечами Хаус. - Мы же считали, на всех должно было хватить.
- Но почему он хотел умереть?
- Он не хотел, но он всё равно умирал. Решил сам срежиссировать. Бывает, что люди хотят управлять процессом до конца. А может быть, совесть в лице Крейфиша замучила. А может, голоса велели – он теперь не расскажет. Одно точно: Саманту Клейн задушил не он.
- Ну, и не Ньюлан.
- Да, похоже, что и не Ньюлан... Ну? - последнее обращено к Орли, который как раз отвлёкся от ноутбука и бурной жестикуляцией явно пытается привлечь наше внимание.
- Это он? Вот это? Это ваш подозреваемый? - он поворачивает экран ноутбука к Хаусу - так, чтобы тому было видно.
- Тише – чего вы орёте? Ну, да, это Кид Бест.
- Вот здесь - видите? Это же коридор от бельевого склада к душевой, я правильно понимаю?
- Да.
- На записи видно, как он прорысил по этому коридору, зажимая рот руками, как человек, который спешит поделиться своим внутренним содержимым с канализацией. Видите время? Как думаете, если кого-то только что задушил до смерти, тошнота – это нормально? С точки зрения медицины?
Хаус внимательно всматривается в экран и медленно кивает головой.
Тут я уже никого не слушаю, а снова хватаюсь за телефон:
- Кадди, срочно нужен Хилинг. Мы тут, похоже, разобрались, что и как было. Ему будет интересно.
- В чём разобрались? Кто «вы»?
- В убийстве и во всей той чертовщине. Кто «мы»? Волдемортитники из бокса. Так что к нему прийти не можем – пусть сам приходит. Передай ему, и так, чтобы больше никто не слышал. А то тебя, как лишнего свидетеля, тоже придушат. Да-да, даже не сомневайся!
Не знаю, что там и как ему передаёт Кадди, но Хиллинг появляется в фильтре незамедлительно. Ровно через девять минут я вижу, как он переодевается в защитный костюм, готовясь войти. Мы не договариваемся о том, что будем ему говорить, а о чём умалчивать, и это обстоятельство, по-видимому, сильно беспокоит Орли - он следит за переодеванием копа через свою прозрачную перегородку с видимым волнением.
- Просто покажи ему запись, - тоном приказа говорит Хаус.
- Дать признательные показания... кто-то? - Хиллинг не переводит, а перекидывает взгляд с одного из нас на другого.
- Это Кадди так сказала? – хмыкает Хаус.
- Нет, - говорит Орли. - Не признательные. Но важные.
- Разобраться, - встревает Леон Харт таким же отрывистым лающим тоном, каким говорит и сам Хиллинг. - Параллельно несколько ситуаций… Не преступления… Не все преступления, - он так похоже пародирует полицейского сыщика, что у меня вот-вот вырвется нервный смех.
- Здесь, действительно, запутанная история, - пытаюсь объяснить я. - Потому что несколько непростых ситуаций переплелись между собой. Мне кажется, вам следует знать. Здесь... вот здесь, на моём месте, ещё вчера лежал человек, который умер от тромбоэмболии. У него в доступе мог быть вот этот препарат, - я показываю флакон, Человек психически больной. У него и раньше были эпизоды аутоагрессии. Мы нарочно не трогали стекло пальцами, только через салфетку. Этот препарат сворачивает кровь. Здесь произошло подряд два приступа тромбоза, которые могли быть вызваны этим препаратом - вот, у этого пациента, у доктора Хауса. Тяжёлые приступы, потенциально смертельные, и лаборатория позже показала этот препарат в его крови. Ему этот препарат не назначался. А назначался некоторое время назад человеку, о котором я говорю. И в его крови этот препарат тоже был найден посмертно. Но его там давно уже не должно было быть, и он уже давно не был ему показан, а в большой дозе - опасен. Похоже, что он попал в капельницы  - с физраствором или как-то ещё. Капельницы и флаконы трогали многие - врачи, медсестры. С утра накануне мог и я, и, наверное, даже доктор Хаус. Но тот человек, умерший пациент, их трогать не должен был, понимаете?
- Да, я понимаю, - кивает Хиллинг. - Если найдём отпечатки его пальцев... Я понимаю… Доказательство. Но зачем он? Неприязнь? Вражда?
- Нет. Мы думаем, он хотел убить только себя, а не доктора Хауса, но сделал это немного небрежно. И препарат попал не в те вены. Или не только в те. Если, например, он добавил его не в готовый раствор, а в какой-то компонент, идущий и туда, и сюда. Он мог не отдавать себе отчёта в том, что делает, или думать, что делает не то, что делает, или вообще что-то вообразить...
- У него была тяжёлая шизофрения, - вставляет Хаус, чувствуя что я сейчас или сам насмерть запутаюсь , или насмерть запутаю копа. - Бред мессианства с религиозным уклоном, бред преследования. Но он фактически предупреждал о том, что в капельнице может быть этот препарат. Правда, предупреждал по-своему - своим вывихнутым языком и в своём формате. Просто проверьте.
 - Это одна история, - снова вмешивается Леон.
- Одна. Так, - с видимым пониманием, а на самом деле, похоже, совершенно сбитый с толку, кивает Хиллинг.
- Другая произошла довольно давно. Этот умерший псих свидетельствовал на процессе...
 - Да, я знаю, - перебивает коп. - Авария со смертельным исходом. Автомобиль загорелся. Взрыв бензобака. Ваша семья, - он бесцеремонно тычет пальцем в Орли. - На стороне другого водителя... свидетельствовал против... оговорил... Могла возникнуть личная неприязнь. Я эту версию проверил. Вы слишком далеко. Не приближались. Не выходили. Но отпечатки я тоже сниму.
Орли, который этого, похоже, не ожидал, широко распахивает глаза:
- Вы подозревали меня в убийстве этого… этого…? Да я его даже не узнал!
- Вы говорите, - невозмутимо замечает Хиллинг, и мне чудится, он сейчас добавит коронную фразочку Хауса: «все лгут».
А Крейфишь тычет себя пальцем в грудь:
- Да Харт обо мне, обо мне говорит, не о нём. Он знает, что я был знаком с Минной, и что я узнал этого типа. И он меня подозревает, потому что я-то как раз был на процессе и как-то даже там назвал его - меня к порядку призывали. Но я ему ничего не подмешивал. Я просто напомнил, какая он продажная сука - и всё.
- Вы выходили в коридор, - говорит Хиллинг. - Знаю. Есть свидетельские показания. Карьера…. Вы ради карьеры. Мистер Бич сказал. Я искал связь. Но вам незачем было.
«Ай, да, Хиллинг! - невольно думаю про себя. – Похоже, мы, доморощенные Шерлоки Холмсы, недооцениваем официальную полицию, снисходительно решив поделиться своими соображениями. А они у него уже отработаны, оказывается…»
- Что незачем? Травить Айо и доктора Хауса? – спрашивает такой же, как только что Орли, озадаченный Крейфиш.
- Душить Саманту Клейн, - любезно разъясняет Хаус. - Просто, покинув инфекционный бокс в своих мелких корыстных интересах, ты чуть не потерял своё алиби, приятель.
- Не потерял, - успокаивает Хиллинг. - Время. Время не совпадает - я проверял.
«А с чего мы решили, что он уже не просмотрел записи с камер?» - снова думаю про себя, но молчу.
- Вот. Вот я к этому подхожу, - говорит Орли. – Время. Смотрите: это запись с камеры видеонаблюдения неподалёку от бельевого склада. На ней четко видно, как один человек примерно во время убийства бежит в туалет, зажав рот руками. Как вы думаете, что это может значить?
- Его тошнит?
- Это понятно, что тошнит. Но может ли тошнота быть от того, что это он совершил убийство?
- Может. И от того. И не от того. И не тошнота…
- Нет, я не так сказал... Может ли эта тошнота быть косвенной уликой?
- Конечно, - говорит мрачный Хаус. – Меня, например, всегда тошнит, как только я кого-нибудь задушу. По его мрачности я вижу, что он, как и я, сообразил, что америку мы Хиллингу, пожалуй, не откроем.
- Но, надеюсь, - с неожиданно прорезавшиеся и у него мрачным юмором спрашивает Хиллинг, - там-то тошнило не вас?
- Там не его, - говорю я. - Но тоже вполне уважаемого человека. Врача из департамента. И он был последним, чей звонок определился на смартфоне убитой медсестры.
- У медсестры был СПИД - так? - Хиллинг спрашивает это уточняющим тоном – понятно, что он знает об этом совершенно точно.
- Да, - подтверждаю, слегка поёживаясь от неминучести вопроса о том, кто и как передал нам для ознакомления пресловутый смартфон. – Но и другой вполне уважаемый человек, врач из департамента, там тоже засветился. Скажите, как по-вашему, если мужчина и женщина вместе в душе, это обязательно подразумевает секс? Потому что когда речь заходит о СПИДе, это становится важно.
- Не вполне уважаемый, - поправляет Хаус. - Если ты о Ньюлане. Потому что Ньюлан засветился не только там. И вот это уже – последняя история, - и он рассказывает Хиллингу про транексамзилат и про мою ниточку.
В конце его рассказа я чувствую, что мы загрузили дислексичного копа более, чем позволяет его пропускная способность. Он стоит между двух наших палат и переводит взгляд с одного из нас на другого, как лев, облаиваемый сворой собак, прикидывает, кто вожак, и кого рвать первым.
- Вы сами расследовали... играли в Пинкертонов... Как? Вы же здесь лежите, вы не выходили... Кто вам…? – вот он, опасный вопрос, но Хаус перебивает его:
- Это моя больница, - говорит он веско и даже чуть высокомерно. - А доктор Уилсон в ней - главный врач. У нас есть свои источники информации, которые мы не собираемся вам засвечивать. От вас требуется проверить факты. Всё.
- Мои работодатели…? – ухмыляется Хиллинг.
- Мы – добросовестные налогоплательщики, - говорит Хаус. – Мы все. А ваша полиция – государственный департамент. Так что да.
- О`кей, - кивает рыжий коп, продолжая ухмыляться. – О`кей, будет исполнено, экселенц. Я только попрошу…. до конца следствия… не покидать…
- Не покинем, - мрачно говорит Харт. – Нам тут ещё две недели торчать – больше.
- Чёрт побери! – говорю я, когда Хиллинг уходит. – Он и без нас уже всё это разузнал и проверил.
- Это его дело, - говорит Орли. – Это его работа. А мы должны исполнить свой долг законопослушных граждан и не скрывать от следствия обстоятельства… ну, вот что ты ржёшь?
«Ржёт» Леон.
- В голову пришло, - говорит он, успокаиваясь. – Надо Бичу подсказать. Пусть Билдинг заподозрит опасную болезнь у какого-нибудь актёра с А-листа и силой затащит его в карантин. А тот вызовет копов.
- Пусть лучше тебя самого в заложники возьмут.
- Лучше тебя. Я – онколог, у раковых на захват заложников сил нет.
- Зато мотивация мощная.
- Нет, пусть тебя возьмут. Постановка диагноза под дулом пистолета – круто?
- И секс с Блэйк – в интересах диагностики.
- И при захвате тебя мордой в пол и сапогом по затылку. С двенадцатого дубля.
- Слушай, - говорю я Хаусу. – А почему Айо держали в психушке, как шизофреника, а вот этих двоих…
- Потому что у Айо, - отвечает он, - случай был не безнадёжный, его надеялись вылечить.