На перроне

Вечерние тени медленно обволакивали вокзал, словно старый граф, затягивающийся вечерней трубкой, не спеша выпускал дымовые кольца над своими владениями. Фонари, засиженные мошкарой ещё летней порой, теперь стояли, как дремлющие стражи, бросая жёлтые пятна света на заснеженные плиты перрона. Локомотивы, тяжело дыша паром, перекликались друг с другом протяжными гудками — тоскливыми, как воспоминания о давно ушедшей молодости.

Андрей Курпатов, молодой человек с лицом, на котором уже лежала печать преждевременной усталости, стоял в стороне от главного потока путешественников. Он курил, прикрывая папиросу ладонью от снега, и наблюдал, как суетливые фигурки пассажиров мелькали за стёклами вагонов, словно тени в калейдоскопе.

— Огня не найдётся?

Голос прозвучал так неожиданно, что Андрей вздрогнул, будто его окликнули из другого века.

Перед ним стояла девушка. Снежинки, как живые бриллианты, таяли в её золотых волосах, а тёмные глаза смотрели с тем спокойным вызовом, который бывает только у тех, кто знает себе цену. В тонких пальцах она держала сигарету — изящную, иностранную, явно не из тех, что продают в вокзальных ларьках.

Андрей ощутил странное волнение, знакомое каждому, кто внезапно сталкивается с прекрасным посреди обыденности.

— Да, конечно, — пробормотал он, торопливо роясь в карманах.

Но пальцы, окоченевшие от долгого стояния на холоде, не слушались. Где-то там должна была лежать та самая зажигалка — подарок старого университетского товарища, с которым они когда-то спорили о Тургеневе и пили дешёвый портвейн в сквере у фонтана.

— Позвольте.

Из-за спины девушки появился мужчина. Высокий, с густой рыжей бородой, в которой, как вспоминал потом Андрей, могли бы запросто запутаться солнечные лучи. Он достал зажигалку — дешёвую, жестяную, но пламя в ней горело ровно и покорно, как домашний пёс у ног хозяина.

— Вам на Москву? — спросил он девушку, прикрывая пламя от ветра ладонью.

— Да.

— Удивительное совпадение. Может, составите компанию в буфете? До отправления ещё целый час.

Они ушли, оставив после себя лишь лёгкий шлейф духов и ощущение какой-то необъяснимой потери.

Андрей наконец нашёл свою зажигалку. Она лежала в самом дальнем уголке кармана, холодная и недовольная своим забвением.

Он закурил, глубоко затянулся и выпустил дым в морозный воздух, где он заклубился причудливыми фигурами — то ли ангелами, то ли призраками.

Где-то заиграла музыка — может, из репродуктора, а может, из того самого прошлого, куда уходят все лучшие мгновения.

— Поезд Санкт-Петербург — Москва... — донёсся из динамиков голос, безразличный и усталый.

Снег падал медленно, величаво, как будто сама природа решила украсить этот миг торжественностью.

Локомотивы вздыхали.

Фонари мигали.

А жизнь, казалось, на мгновение замерла, чтобы можно было рассмотреть каждую снежинку, каждую морщинку на лицах прохожих, каждый отблеск света на рельсах — всю эту бесконечно прекрасную и бесконечно грустную поэзию вокзального вечера.