Гормональная зависимость

новелла

"Дети - это наши гости, которые приходят к нам ненадолго.
Умение отпускать детей в самостоятельную жизнь - это почти подвиг."

Пролог новеллы

Санкт-Петербург, осень

Николь стояла у окна, наблюдая, как ветер кружит опавшие листья во дворе. Тридцать два года назад в такой же осенний день она впервые держала на руках своего сына. Маленький комочек с голубыми глазами смотрел на нее с доверием, которое может испытывать только новорожденный к своей матери. В тот момент она поклялась себе, что всегда будет рядом с ним, всегда будет оберегать его.

Она провела пальцами по стеклу, словно пытаясь дотянуться до прошлого. Двадцать восемь лет пролетели как один миг. Двадцать восемь лет , наполненные заботой, тревогами, радостями и разочарованиями. Двадцать восемь лет, когда каждое ее решение, каждый шаг были продиктованы одним – любовью к сыну.

Телефон на столике зазвонил, вырвав ее из воспоминаний. Николь знала, кто звонит, еще до того, как взглянула на экран. Альберт. Ее мальчик, который уже давно не мальчик. Ее сын, который собирался сообщить ей новость, способную изменить их жизни навсегда.

Она глубоко вздохнула, собираясь с силами. Что-то подсказывало ей – сегодня начинается новая глава в их истории. Глава, к которой она, возможно, не была готова.

"Мама, я еду в Африку," – эти слова еще не были произнесены, но Николь уже чувствовала их вес, их неизбежность. И где-то глубоко внутри зарождался страх – страх потерять контроль, страх отпустить.

Она взяла телефон и нажала кнопку ответа, не подозревая, что этот звонок станет началом путешествия, которое изменит не только ее отношения с сыном, но и ее саму.

Глава 1: Новая жизнь на Балтике

Николь проснулась от крика чаек. Их пронзительные звуки врывались в приоткрытое окно вместе с солёным ветром и запахом моря. Она лежала несколько минут, разглядывая игру света на потолке — отражения волн, которые танцевали по белой штукатурке, создавая иллюзию, будто вся комната находится под водой.

Год назад, когда они с Альбертом переехали в этот прибалтийский город, Николь казалось, что она никогда не привыкнет к постоянному присутствию моря — его звукам, запахам, его властной, всепроникающей сущности. Море было здесь всем — и фоном, и действующим лицом, и свидетелем.

Она поднялась с кровати, чувствуя прохладу деревянного пола под босыми ногами. Их квартира располагалась на третьем этаже старого дома в историческом центре города. Высокие потолки с лепниной, массивные двери с бронзовыми ручками, скрипучие половицы — всё здесь дышало историей, что так нравилось Альберту. Для него, историка, изучающего культуры народов Южной Африки, этот город с его ганзейским прошлым был настоящей находкой.

Николь накинула шёлковый халат и вышла на небольшой балкон. Внизу расстилалась узкая улочка, вымощенная булыжником, с разноцветными фасадами домов, словно сошедшими со старинной открытки. Вдалеке, там, где улица упиралась в набережную, виднелась полоска серо-стального моря, сегодня неспокойного, с белыми барашками волн.

Воздух был напоен влагой — не дождь, но предчувствие дождя, та особая балтийская сырость, которая проникает под кожу, в лёгкие, в мысли. Николь глубоко вдохнула, ощущая, как запах моря смешивается с ароматами просыпающегося города — свежей выпечки из кафе на углу, кофе, мокрой брусчатки.

Вернувшись в квартиру, она прошла через гостиную — просторную комнату с двумя высокими окнами и старинным камином, который они так и не решились растопить. Книжные полки, заставленные трудами по истории и антропологии, занимали всю стену. Среди научных фолиантов выделялась коллекция африканских масок и статуэток — маленькая страсть Альберта, его связь с предметом исследований.

На кухне Николь включила кофеварку — единственный современный прибор в этом антикварном пространстве. Звук перемалываемых зёрен, шипение пара и аромат свежесваренного кофе создавали иллюзию нормальности, привычности, хотя внутри Николь всё ещё ощущала себя чужой в этом городе.

Она села за небольшой круглый стол у окна, из которого открывался вид на черепичные крыши и шпиль старинной церкви. Чашка кофе грела ладони, а мысли текли неспешно, как облака над морем.

В прежней жизни, до переезда, всё было понятно и структурировано. Николь работала в туристическом агентстве, у неё был круг подруг, с которыми она встречалась по пятницам в любимом кафе, была квартира, обставленная по её вкусу, и размеренная жизнь, где каждый день имел свой ритм и смысл.

Здесь же всё пришлось начинать с нуля. Сначала она пыталась открыть кафе-пекарню, но не справилась с местной бюрократией. Потом был магазин дизайнерской одежды, но клиентов оказалось слишком мало для такого специфического товара. Третьей попыткой стало агентство по организации праздников, но и оно не принесло успеха — в городе уже были свои, устоявшиеся связи и традиции.

И только полгода назад Николь наконец нашла свою нишу — организацию художественных выставок. Её первый проект, выставка местных акварелистов, неожиданно привлёк внимание городской элиты. За ним последовали ещё два успешных мероприятия, и теперь Николь имела репутацию человека с безупречным вкусом и организаторскими способностями.

Телефон завибрировал, прерывая её размышления. На экране высветилось имя сына.

— Доброе утро, мам, — голос Альберта звучал бодро, несмотря на ранний час. — Ты уже не спишь?

— Конечно, — ответила Николь, отпивая кофе. — Как прошла вчерашняя презентация твоего проекта?

— Отлично! Исторический факультет одобрил финансирование на целый год. Теперь я смогу продолжить исследование ритуальных практик народов банту.

Николь улыбнулась. Ради этого стоило переехать. В прежнем университете Альберт был лишь одним из многих преподавателей, а здесь, в историческом институте с богатыми традициями изучения колониального периода, его исследования получили признание и поддержку.

— Я так горжусь тобой, — искренне сказала она.

— Спасибо, мам. Слушай, я сегодня задержусь. У нас встреча с коллегами из Южно-Африканского университета.

— Хорошо, я оставлю ужин в холодильнике.

После разговора Николь открыла ежедневник в кожаном переплёте. Сегодня у неё была важная встреча с владельцем галереи "Янтарный берег", расположенной в здании бывшего купеческого особняка на набережной.

Она подошла к гардеробу, размышляя о том, что надеть. Выбор пал на строгое платье цвета морской волны и жемчужные серьги — подарок Альберта на прошлый день рождения. Одеваясь, Николь поймала своё отражение в старинном зеркале в резной раме. Сорок шесть лет, но выглядит моложе — тонкие черты лица, внимательные серые глаза, каштановые волосы, уложенные в элегантную причёску. Только едва заметные морщинки в уголках глаз выдавали её возраст.

Закончив с макияжем, она ещё раз окинула взглядом квартиру. Несмотря на год совместной жизни здесь, в пространстве чувствовалось разделение — книги и африканские артефакты Альберта в гостиной, её акварели и фотографии в спальне. Два мира под одной крышей, связанные прочными узами материнской любви и сыновней привязанности.

Николь вздохнула. Иногда ей казалось, что эта связь слишком прочна, что она, возможно, мешает Альберту построить собственную жизнь. В свои двадцать восемь он ни разу не приводил домой девушку, не говорил о серьёзных отношениях. Все его интересы крутились вокруг работы, исследований, книг.

Она взяла сумку, проверила содержимое — ключи, кошелёк, телефон, папка с документами для встречи. Выходя из квартиры, Николь на мгновение задержалась у фотографии, стоящей на комоде в прихожей: она, совсем юная, держит на руках новорожденного Альберта. Тогда, восемнадцатилетней девчонкой, отвергнутой собственными родителями, она поклялась, что всегда будет рядом с сыном, всегда будет защищать его.

Но, возможно, настало время научиться отпускать?

Галерея "Янтарный берег" располагалась в отреставрированном особняке конца XIX века. Массивные дубовые двери, витражные окна и мраморная лестница создавали атмосферу старинной роскоши, которая идеально подходила для выставок классического искусства.

Марк Леонидович, седовласый владелец галереи с аристократическими манерами, встретил Николь в просторном холле, где сейчас экспонировались работы местных художников-маринистов.

— Николь Андреевна, рад видеть вас, — он галантно поцеловал ей руку. — Пройдёмте в мой кабинет, я приготовил чай с бергамотом и свежую выпечку.

Кабинет Марка Леонидовича напоминал музейный зал в миниатюре — антикварная мебель, картины в тяжёлых рамах, витрины с коллекцией янтаря. Из окна открывался вид на море — сегодня неспокойное, с тяжёлыми свинцовыми волнами, разбивающимися о гранитную набережную.

За чаем они обсудили детали предстоящей выставки молодых художников Прибалтики. Марк Леонидович был доволен предыдущими проектами Николь и готов был предоставить ей полную свободу действий.

— У меня есть для вас интересное предложение, — сказал он, когда они закончили с формальностями. — В следующем месяце в город приезжает Николай Верховский.

— Художник из Петербурга? — Николь слышала это имя. Верховский был известен своими морскими пейзажами и портретами, выполненными в необычной технике, сочетающей классические традиции с современными элементами.

— Именно. Он хочет провести здесь персональную выставку. Я порекомендовал вас в качестве организатора.

Николь почувствовала прилив энтузиазма. Работа с известным художником — это новый уровень для неё, возможность расширить свои профессиональные горизонты.

— Спасибо за доверие, Марк Леонидович. Я не подведу.

После встречи Николь решила пройтись по набережной. День выдался переменчивый — то выглядывало солнце, заставляя море искриться тысячами бликов, то набегали тучи, и тогда вода становилась тёмной, почти чёрной.

Она шла медленно, вдыхая солёный воздух, наблюдая за чайками, парящими над волнами, за рыбаками на дальнем пирсе, за парусниками на горизонте. Этот город жил в своём особом ритме, подчинённом морю и ветру, и Николь постепенно начинала чувствовать этот ритм, настраиваться на него.

Присев на скамейку, она достала телефон, чтобы сделать несколько заметок о предстоящей выставке. Мимо проходили парочки, держась за руки, молодые мамы с колясками, пожилые люди, неспешно беседующие о чём-то своём. Николь вдруг почувствовала укол одиночества.

В прежнем городе у неё были подруги, с которыми она могла выпить кофе, обсудить новый фильм или просто поболтать ни о чём. Здесь же все её знакомства были деловыми, функциональными. Конечно, были приглашения на вернисажи, деловые ужины, культурные мероприятия, но не было той тёплой, непринуждённой близости, которая возникает между людьми, прошедшими вместе долгий путь.

И ещё эта мысль, которая не давала ей покоя последние месяцы: Альберту нужна семья. В его возрасте пора задуматься о будущем, о продолжении рода. Николь беспокоилась, что сын слишком погружён в науку и упускает личную жизнь.

Она вспомнила, как в его возрасте уже воспитывала десятилетнего ребёнка. Конечно, ранняя беременность не была её планом, но сейчас она не могла представить жизнь без Альберта. Он был её смыслом, её гордостью, её главным достижением.

Телефон зазвонил, прерывая размышления. Это была Анжелика, владелица сети ресторанов "Амбер", с которой Николь познакомилась на прошлой выставке.

— Николь, дорогая, ты должна присоединиться к нам сегодня вечером! — голос Анжелики звучал так, будто отказ был просто невозможен. — Я устраиваю небольшой ужин для друзей в моём новом ресторане на набережной. Только что получили партию свежайших устриц и лангустинов!

Николь колебалась. Она планировала провести вечер дома, дождаться Альберта, может быть, обсудить с ним идеи для его исследования, как они часто делали.

— Не говори "нет"! — продолжала Анжелика, словно почувствовав её сомнения. — Будет много интересных людей. Директор музея янтаря, главный редактор городского журнала, несколько художников. И моя дочь София тоже придёт. Ты ведь ещё не знакома с ней?

— Нет, не имела удовольствия, — ответила Николь, вспоминая, что Анжелика не раз с гордостью упоминала свою дочь.

— О, она прелесть! Закончила медицинский, но решила пойти в бизнес. Недавно открыла третий косметический салон "Красота&София". И, между прочим, до сих пор не замужем, представляешь? При её-то внешности и положении!

В голове Николь мелькнула идея. София, дочь успешной бизнес-леди, образованная, с собственным делом. Возможно, именно такая девушка нужна Альберту? Интеллигентная, из хорошей семьи, с перспективами — идеальная партия.

— Знаешь, Анжелика, я, пожалуй, приду. И можно с сыном? — спросила Николь, уже представляя, как Альберт и София знакомятся, находят общие темы для разговора, начинают встречаться.

— Конечно, дорогая! Чем больше, тем веселее. Жду вас к семи в "Амбер Премиум" на Морской набережной. Столик будет на имя Анжелики Ветровой.

Николь улыбнулась, завершив разговор. Возможно, этот вечер станет началом чего-то важного для Альберта. А если нет — что ж, по крайней мере, они проведут время в приятной компании, а не в пустой квартире.

Она набрала номер сына.

— Альберт, у меня есть предложение на вечер. Помнишь, я рассказывала тебе об Анжелике Ветровой, владелице ресторанов "Амбер"? Она пригласила нас сегодня на ужин в её новый ресторан.

— Мам, у меня встреча с коллегами, я же говорил, — в голосе Альберта звучало лёгкое раздражение.

— Но это важно для моей работы, — Николь решила немного схитрить. — Там будут влиятельные люди, которые могут помочь с организацией выставок. К тому же, ты должен иногда выбираться из своего кабинета и общаться с живыми людьми, а не только с древними артефактами.

Пауза. Николь знала, что сын обдумывает её слова. Альберт всегда был рассудительным, взвешивающим все "за" и "против".

— Хорошо, — наконец сказал он. — Во сколько нужно быть готовым?

— К шести тридцати. Я закажу такси.

Закончив разговор, Николь почувствовала прилив энергии. Она встала со скамейки и направилась в сторону дома, мысленно перебирая свой гардероб в поисках подходящего наряда для вечера. Нужно что-то элегантное, но не слишком формальное. И надо убедиться, что Альберт наденет свой новый костюм, а не обычные джинсы и свитер.

Проходя мимо витрины ювелирного магазина, Николь остановилась, привлечённая блеском янтарных украшений. Среди них выделялась брошь в виде морской звезды — тёплый медовый янтарь в серебряном обрамлении. Импульсивное решение — она вошла в магазин и купила брошь. Это будет прекрасным дополнением к её вечернему наряду.

Дома Николь первым делом проверила содержимое холодильника — на случай, если Альберт всё-таки вернётся раньше и захочет поужинать. Найдя его полупустым, она решила заказать доставку продуктов. Открыв приложение на телефоне, Николь добавила в корзину сыр, хлеб, овощи, фрукты, рыбу — всё, что любил Альберт.

Затем она прошла в свою спальню и открыла гардероб. После некоторых размышлений выбор пал на тёмно-синее платье с драпировкой на талии — оно подчёркивало фигуру, но выглядело достаточно сдержанно. К нему идеально подойдут новая янтарная брошь и серебряные туфли на невысоком каблуке.

Приняв душ, Николь начала собираться. Она тщательно уложила волосы, нанесла макияж — не слишком яркий, но подчёркивающий глаза и скулы. Надев платье и украшения, она критически осмотрела себя в зеркале. Результат ей понравился — элегантная женщина с хорошим вкусом, которая знает себе цену.

Звук ключа в замке возвестил о возвращении Альберта. Николь вышла из спальни и увидела сына, разбирающего почту в прихожей.

— Ты рано, — заметила она с улыбкой.

Альберт поднял глаза и слегка удивился, увидев мать при полном параде.

— Встреча закончилась быстрее, чем я ожидал. Ты прекрасно выглядишь, мам.

— Спасибо, дорогой. У тебя есть час, чтобы переодеться. Я положила твой костюм на кровать.

Альберт вздохнул, но спорить не стал. Он прошёл в свою комнату, а Николь вернулась к зеркалу, чтобы ещё раз проверить свой внешний вид.

Через час они уже сидели в такси, направляясь к ресторану на набережной. Альберт, в тёмном костюме и голубой рубашке, выглядел представительно и привлекательно. Николь с гордостью отметила, что её сын унаследовал лучшие черты её внешности — выразительные глаза, чётко очерченные скулы, красивую линию губ.

— Так кто будет на этом ужине? — спросил Альберт, глядя в окно на проплывающие мимо улицы вечернего города.

— Анжелика Ветрова — я тебе о ней рассказывала, она владеет сетью ресторанов. Очень энергичная и успешная женщина. Её дочь София — она врач по образованию, но сейчас у неё сеть косметических салонов. И ещё несколько интересных людей из культурных кругов города.

Николь намеренно выделила информацию о Софии, наблюдая за реакцией сына. Но Альберт лишь рассеянно кивнул, продолжая смотреть в окно.

— Надеюсь, это не затянется допоздна, — сказал он. — Мне нужно подготовить материалы к завтрашней лекции.

Николь подавила вздох. Иногда ей казалось, что сын живёт в параллельной реальности, где нет места обычным человеческим радостям — общению, флирту, романтике.

Такси остановилось у современного здания из стекла и камня, расположенного прямо на набережной. Большие панорамные окна ресторана "Амбер Премиум" выходили на море, сейчас тёмное, с редкими огоньками кораблей на горизонте.

Внутри их встретил метрдотель в безупречном костюме.

— Добрый вечер. У вас бронь?

— Да, на имя Анжелики Ветровой, — ответила Николь.

— Прошу за мной. Госпожа Ветрова и её гости уже ждут вас.

Он провёл их через элегантный зал с приглушённым освещением к большому столу у окна, где уже собралось человек десять. Анжелика, эффектная блондинка в красном платье, заметила их и поднялась навстречу.

— Николь, дорогая! Я так рада, что ты пришла! — она обняла Николь и повернулась к Альберту. — А это, должно быть, твой сын? Какой красивый молодой человек!

Альберт слегка смутился от такого внимания, но вежливо улыбнулся и пожал протянутую руку.

— Очень приятно, Альберт.

— Проходите, садитесь, — Анжелика указала на свободные места. — Я вас познакомлю со всеми.

Она начала представлять гостей — директора музея, главного редактора журнала, известного архитектора, пару художников... Николь внимательно следила за реакцией сына, но он оставался вежливо-отстранённым.

— А это моя дочь, София, — Анжелика указала на молодую женщину, сидевшую напротив них.

София была эффектной брюнеткой с идеальной кожей и безупречным макияжем. Её тёмно-зелёное платье подчёркивало стройную фигуру, а в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

— Рада познакомиться, — она улыбнулась, и Николь отметила, что улыбка не достигала глаз.

Альберт кивнул, пробормотав что-то вежливое, и Николь с разочарованием заметила, что искры между молодыми людьми не возникло. София тут же вернулась к разговору с сидевшим рядом архитектором, а Альберт погрузился в изучение меню.

Ужин проходил в приятной атмосфере. Блюда были изысканными, вино — превосходным, разговоры — интересными. Николь активно участвовала в обсуждении культурной жизни города, рассказывала о своих планах по организации выставок, слушала истории других гостей.

Альберт же большую часть времени молчал, лишь изредка вступая в разговор, когда речь заходила о истории или археологии. София, сидевшая напротив, несколько раз пыталась вовлечь его в беседу, но получала лишь вежливые односложные ответы.

— Ваш сын такой серьёзный, — шепнула Анжелика Николь, когда они отошли к бару за коктейлями. — Настоящий учёный!

— Да, он очень увлечён своей работой, — ответила Николь, не зная, гордиться ей или огорчаться.

— София тоже трудоголик, — вздохнула Анжелика. — Всё время в своих салонах, встречи, переговоры. Я уже отчаялась дождаться внуков!

Николь понимающе улыбнулась. У них с Анжеликой, оказывается, была общая проблема.

Вернувшись к столу, она заметила, что Альберт разговаривает с директором музея о возможности организации выставки африканских артефактов. Это была первая тема за вечер, которая по-настоящему его заинтересовала.

К десерту стало очевидно, что план Николь не сработал. Между Альбертом и Софией не возникло никакой химии. Они были слишком разными — она светская львица, привыкшая к вниманию и роскоши, он погружённый в науку интроверт, которому комфортнее с книгами, чем с людьми.

Когда ужин подошёл к концу, Николь почувствовала усталость и лёгкое разочарование. Она попрощалась с Анжеликой, обменявшись обещаниями скоро встретиться, и вместе с Альбертом вышла на набережную.

Ночной воздух был свеж и напоен запахами моря. Они молча пошли вдоль берега, слушая шум волн и крики ночных птиц.

— Спасибо, что составил мне компанию, — наконец сказала Николь.

Альберт пожал плечами.

— Не за что. Было познавательно.

Николь улыбнулась. Это было типичное для сына определение — не "весело", не "приятно", а "познавательно".

 — София красивая девушка, не правда ли? — осторожно спросила Николь, наблюдая за реакцией сына.

Альберт бросил на мать быстрый взгляд и слегка усмехнулся.

— Мам, я понял твой замысел. Но София не в моём вкусе.

— А кто в твоём вкусе? — Николь не могла упустить возможность задать этот вопрос. — За все эти годы я ни разу не видела тебя с девушкой.

Альберт остановился и повернулся к морю. Его профиль чётко вырисовывался на фоне тёмной воды. В этот момент он казался Николь удивительно взрослым и незнакомым.

— Я просто не встретил ещё ту, с которой хотел бы познакомить тебя, — наконец сказал он. — Но не волнуйся, я не монах.

Николь почувствовала одновременно облегчение и лёгкую обиду. Значит, в жизни сына были женщины, просто он предпочитал держать эту часть своей жизни в тайне от неё.

— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — тихо сказала онда.

— Я знаю, мам, — Альберт мягко сжал её руку. — И я ценю это. Но счастье у каждого своё. Для меня сейчас это моя работа, мои исследования.

Они продолжили путь в молчании. Николь думала о том, что, возможно, ей действительно стоит меньше вмешиваться в жизнь сына, дать ему больше пространства. В конце концов, он давно уже взрослый человек со своими представлениями о счастье.

Когда они подошли к дому, Альберт вдруг сказал:

— Кстати, я хотел тебе сообщить. Меня пригласили на международную конференцию в Кейптаун в следующем месяце. Я буду там две недели.

— В Южную Африку? — Николь остановилась. — Это же прекрасная возможность для твоих исследований!

— Да, я смогу поработать в архивах Кейптаунского университета и, возможно, организовать экспедицию в провинцию для полевых исследований.

В голосе Альберта звучало неприкрытое воодушевление, и Николь невольно улыбнулась. Вот что действительно делало её сына счастливым — возможность погрузиться в изучение истории и культуры народов Африки.

— Я очень рада за тебя, — искренне сказала она, входя в подъезд.

В квартире Альберт сразу направился к своему кабинету, бросив на ходу:

— Пойду подготовлю материалы к завтрашней лекции. Спокойной ночи, мам.

— Спокойной ночи, — ответила Николь, глядя ему вслед.

Оставшись одна, она прошла в свою спальню и сняла украшения. Янтарная брошь поблёскивала в свете настольной лампы, напоминая о море, о времени, о переменах.

Николь подошла к окну и отодвинула штору. Ночное небо было усыпано звёздами, а вдалеке мерцали огни кораблей. Этот город, такой чужой год назад, постепенно становился её домом. И, возможно, пришло время признать, что её сын уже давно живёт своей собственной жизнью, в которой ей отведена важная, но не центральная роль.

Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Запах моря, проникающий даже сквозь закрытые окна, напоминал о бескрайних просторах и новых возможностях. Возможно, поездка Альберта в Африку станет началом нового этапа не только для него, но и для неё самой. Этапа, в котором им обоим предстоит научиться жить более независимо друг от друга.

С этой мыслью Николь легла спать, не подозревая, что судьба уже готовит для них испытание, которое навсегда изменит их отношения и перевернёт всю их жизнь.

Глава 2: Проект "Невеста"

Неделя после ужина в ресторане "Амбер Премиум" выдалась для Николь особенно насыщенной. Знакомство с Анжеликой Ветровой открыло новые перспективы — владелица сети ресторанов предложила ей стать постоянным куратором культурных мероприятий в своих заведениях. Это означало стабильный доход и расширение круга полезных контактов.

Но главное, что занимало мысли Николь, — это София, дочь Анжелики. Образованная, успешная, из хорошей семьи — именно такая девушка могла бы стать идеальной партией для Альберта. К сожалению, первая встреча не принесла желаемых результатов. Её сын был вежлив, но отстранён, а София, хоть и проявила некоторый интерес, не получила ответной реакции.

— Нужно дать им ещё один шанс, — размышляла Николь, сидя в своём небольшом офисе на набережной и просматривая каталоги для следующей выставки. — В более интимной обстановке, где они смогут по-настоящему пообщаться.

Она взяла телефон и набрала номер Анжелики.

— Анжелика? Это Николь. Как ты смотришь на то, чтобы организовать небольшую прогулку на яхте в эти выходные? Только мы, наши дети и, может быть, пара интересных людей для компании.

Анжелика восприняла идею с энтузиазмом.

— Отличная мысль! У моего друга Георгия есть прекрасная яхта, он часто предлагает мне покататься. Я уверена, он не откажет. Суббота подойдёт?

— Идеально, — ответила Николь. — Теперь нужно только убедить наших детей присоединиться.

— О, я знаю, как уговорить Софию, — рассмеялась Анжелика. — Скажу, что там будет известный пластический хирург из Швеции, с которым она давно хотела познакомиться для сотрудничества.

— А я скажу Альберту, что там будет профессор антропологии, который недавно вернулся из экспедиции в Южную Африку, — подхватила Николь. — Он не сможет устоять перед возможностью обсудить свои исследования.

Закончив разговор, Николь почувствовала прилив энергии. План был прост, но мог сработать. Морская прогулка, красивые виды, шампанское, непринуждённая атмосфера — всё это должно способствовать сближению молодых людей.

Вечером, когда Альберт вернулся с работы, Николь уже приготовила его любимый ужин — запечённую форель с овощами и травами.

— Как прошла встреча с южноафриканскими коллегами? — спросила она, накладывая сыну порцию.

— Продуктивно, — ответил Альберт, снимая очки и устало потирая переносицу. — Мы обсудили возможность совместной экспедиции в следующем году. Они заинтересовались моей методологией исследования ритуальных практик.

— Это замечательно, дорогой! — Николь села напротив сына. — Кстати, у меня есть интересное предложение на выходные. Анжелика Ветрова — помнишь, мы были у неё в ресторане? — пригласила нас на морскую прогулку на яхте. Там будет профессор Бергман из Стокгольмского университета, он недавно вернулся из экспедиции в Южную Африку и изучал как раз те племена, которые интересуют тебя.

Альберт поднял взгляд от тарелки, и Николь увидела в его глазах проблеск интереса.

— Профессор Бергман? Я читал его работы о ритуальных танцах народа зулу. Это действительно интересно.

— Вот видишь! — Николь постаралась скрыть торжество в голосе. — Это будет не просто светская прогулка, а возможность для полезных профессиональных контактов.

Альберт задумчиво жевал рыбу.

— Хорошо, я пойду. Когда это?

— В субботу, с одиннадцати утра до вечера. Яхта отправляется от центрального причала.

Николь мысленно поздравила себя с первой победой. Теперь нужно было продумать все детали, чтобы ничто не помешало её плану.

Суббота выдалась на редкость солнечной и тёплой для начала осени. Море было спокойным, с лёгкой рябью, а небо — ясным, без единого облачка. Идеальный день для морской прогулки.

Николь и Альберт прибыли на причал точно в назначенное время. Яхта "Морская звезда" уже ждала их — белоснежная, элегантная, с тремя палубами и командой из четырёх человек. У трапа их встречала Анжелика в белом брючном костюме и широкополой шляпе.

— Николь, Альберт! Как я рада вас видеть! — она обняла Николь и пожала руку Альберту. — Проходите на борт, остальные гости уже здесь.

Они поднялись на яхту, где на верхней палубе был накрыт стол с закусками, фруктами и шампанским. Вокруг стола расположились шезлонги и мягкие диваны. Здесь уже находились несколько человек, среди которых Николь сразу заметила Софию в белом льняном платье и солнцезащитных очках.

— Альберт, позволь представить тебе профессора Бергмана, — Анжелика подвела их к седовласому мужчине с загорелым лицом и проницательными глазами.

Николь с удовлетворением наблюдала, как её сын оживился и начал увлечённо беседовать с профессором. План работал — Альберт был на яхте и не выглядел недовольным. Теперь нужно было создать ситуацию, в которой он мог бы пообщаться с Софией.

— Анжелика, — тихо сказала Николь, отведя подругу в сторону, — нам нужно как-то организовать общение наших детей. Может быть, когда мы будем проплывать мимо старого маяка, ты попросишь профессора показать тебе что-то на нижней палубе? А я найду предлог отойти, и они останутся вдвоём.

Анжелика понимающе кивнула.

— Отличная идея! Я всё устрою.

Яхта отчалила от причала и медленно двинулась вдоль побережья. Гости наслаждались видами, шампанским и лёгкими закусками. Альберт всё ещё был увлечён разговором с профессором Бергманом, а София беседовала с молодым архитектором, который тоже был приглашён на прогулку.

Когда яхта проплывала мимо живописного скалистого берега с маяком, Анжелика громко воскликнула:

— Профессор Бергман, вы просто обязаны увидеть коллекцию старинных морских карт, которая хранится в капитанской каюте! Георгий, ты не покажешь нам?

Владелец яхты, импозантный мужчина средних лет, с готовностью согласился, и они втроём спустились на нижнюю палубу. Николь, выждав несколько минут, извинилась перед Софией и Альбертом:

— Мне нужно срочно позвонить организатору следующей выставки. Не могли бы вы пока присмотреть за моей сумкой?

И, не дожидаясь ответа, она тоже спустилась вниз, оставив молодых людей наедине.

София и Альберт остались сидеть на палубе, глядя на удаляющийся маяк. Между ними повисло неловкое молчание.

— Итак, — наконец сказала София, снимая солнцезащитные очки, — ваша мама рассказывала, что вы изучаете культуру африканских племён?

Альберт кивнул, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Да, моя специализация — ритуальные практики народов Южной Африки и их трансформация под влиянием колониальной политики.

— Звучит необычно, — София слегка улыбнулась. — А почему именно Африка? Что вас в ней привлекает?

Альберт на мгновение задумался.

— Наверное, контраст между древними традициями и современностью. То, как люди сохраняют свою идентичность в меняющемся мире. Это сложно объяснить.

София кивнула, делая глоток шампанского.

— Я понимаю. В моей работе тоже есть что-то подобное. Люди приходят в салон красоты не просто за внешними изменениями, а за ощущением гармонии с собой, за подтверждением своей идентичности.

Альберт посмотрел на неё с лёгким удивлением, словно впервые увидел.

— Я никогда не думал об этом в таком ключе.

Разговор начал течь более свободно. Они обсуждали свою работу, путешествия, книги. София оказалась более начитанной и интеллектуальной, чем предполагал Альберт, а он — менее занудным, чем ожидала она.

Николь, тайком наблюдавшая за ними с нижней палубы, была довольна. Они разговаривали, и это уже был прогресс.

Когда яхта вернулась в порт вечером, Николь заметила, что София и Альберт обменялись телефонами. Это был явный успех.

— Ну как? — шепнула она Анжелике, когда они прощались на причале.

— По-моему, неплохо, — ответила та. — София сказала, что твой сын "интересный, хоть и немного странный". Для неё это почти комплимент!

Николь рассмеялась.

— А Альберт выглядел менее напряжённым, чем обычно в обществе незнакомых людей. Думаю, мы на правильном пути.

По дороге домой Альберт был непривычно задумчив. Николь не решалась нарушить его размышления расспросами, но внутренне ликовала. План "Невеста" начал приносить первые плоды.

В течение следующих двух недель Николь с удовлетворением наблюдала, как развиваются события. София и Альберт несколько раз встречались — сначала якобы случайно, когда Николь пригласила Анжелику с дочерью на открытие новой выставки, где присутствовал и Альберт, затем на концерте классической музыки, куда Николь "неожиданно" получила билеты от спонсора и предложила сыну пригласить "кого-нибудь интересного".

Альберт не говорил о своих отношениях с Софией, но Николь замечала изменения в его поведении. Он стал больше внимания уделять своему внешнему виду, купил новый костюм, начал пользоваться дорогим парфюмом, который она подарила ему на день рождения и который раньше пылился на полке.

От Анжелики Николь знала, что София тоже проявляет интерес к Альберту. "Он не похож на тех мужчин, с которыми она обычно встречается, — говорила Анжелика. — Но, может быть, именно это её и привлекает. Она устала от пустых светских львов".

Всё шло по плану, и Николь уже начала мечтать о свадьбе, о внуках, о том, как их семьи объединятся и создадут настоящую династию. Анжелика разделяла её энтузиазм, и они часто обсуждали будущее своих детей, строя грандиозные планы.

Но однажды вечером, когда Альберт вернулся с очередного свидания с Софией, Николь заметила, что он выглядит расстроенным и напряжённым.

— Что случилось, дорогой? — спросила она, когда они сидели на кухне за чаем. — У вас с Софией всё в порядке?

Альберт долго молчал, вертя в руках чашку. Наконец он поднял взгляд на мать.

— Мам, я знаю, что ты делаешь, — сказал он тихо, но твёрдо.

— О чём ты? — Николь попыталась изобразить непонимание, но почувствовала, как к щекам приливает кровь.

— О твоих попытках свести меня с Софией, — Альберт поставил чашку на стол. — Все эти "случайные" встречи, внезапные приглашения, совпадения. Ты думаешь, я не вижу, что происходит?

Николь на мгновение растерялась, но быстро взяла себя в руки.

— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — сказала она. — София — прекрасная девушка из хорошей семьи. Она умна, образованна, успешна.

— И совершенно мне не подходит, — закончил Альберт.

Николь почувствовала, как внутри нарастает раздражение.

— Почему? Что с ней не так? Она красива, у неё собственный бизнес, она из приличной семьи. Что ещё нужно?

Альберт вздохнул и потёр виски, словно у него начиналась головная боль.

— Дело не в Софии, мам. Она действительно замечательная. Но между нами нет той искры, понимаешь? Мы слишком разные. Она живёт в мире гламура, светских мероприятий, статусных вещей. А я, ну ты же знаешь меня. Я счастлив, когда могу часами сидеть в библиотеке или обсуждать с коллегами особенности ритуальных танцев зулусов.

— Но противоположности притягиваются! — возразила Николь. — Она могла бы привнести в твою жизнь яркость, а ты в её — глубину.

Альберт покачал головой.

— Это работает в романтических комедиях, мам, но не в реальной жизни. Сегодня мы были в ресторане, и она полчаса рассказывала мне о новой линейке косметики для своих салонов. Я пытался слушать, правда пытался, но мне было скучно. А когда я начал говорить о своих исследованиях, она вежливо улыбалась, но я видел, что ей тоже неинтересно.

Николь почувствовала, как её надежды рушатся. Она так верила в этот союз, так много сил вложила в его создание.

— Ты даже не пытаешься, — сказала она с горечью. — Один скучный разговор, и ты уже готов всё бросить. Отношения требуют работы, Альберт. Нужно искать общие интересы, развивать их.

— Мам, — Альберт посмотрел ей прямо в глаза, — я знаю, что ты хочешь как лучше. Но это моя жизнь, и я должен сам выбирать, с кем её связывать.

Николь почувствовала, как к горлу подступает комок. Она столько лет посвятила сыну, отказывалась от своих желаний ради его блага, и вот теперь, когда она пытается помочь ему устроить личную жизнь, он отвергает её помощь.

— Я просто хочу, чтобы у тебя была семья, — тихо сказала она. — Чтобы ты не остался один, когда меня не станет.

Альберт смягчился и взял её за руку.

— Я знаю, мам. И я ценю твою заботу. Но я не один — у меня есть друзья, коллеги, интересная работа. И если я встречу женщину, с которой захочу создать семью, это произойдёт естественно, без сватовства.

Николь вздохнула, понимая, что сейчас лучше отступить. Но в глубине души она не собиралась сдаваться. София была идеальной кандидатурой, и Николь была уверена, что со временем Альберт это поймёт.

— Хорошо, дорогой, — сказала она примирительно. — Я не буду больше вмешиваться. Ты прав, это твоя жизнь и твой выбор.

Альберт с облегчением улыбнулся, не подозревая, что в голове матери уже формируется новый план.

На следующий день Николь позвонила Анжелике и предложила встретиться в кафе на набережной. Погода была пасмурной, и они сидели у окна, наблюдая за серыми волнами Балтийского моря и редкими прохожими, спешащими укрыться от начинающегося дождя.

— Альберт всё понял, — сказала Николь, помешивая свой капучино. — Он прямо сказал мне, что знает о наших планах и что София ему не подходит.

Анжелика нахмурилась.

— София тоже была вчера не в восторге. Сказала, что Альберт, конечно, умный и даже симпатичный, но слишком академичный для неё. Что они говорят на разных языках.

Николь вздохнула.

— Я так надеялась, что они подойдут друг другу. Они оба такие успешные, целеустремлённые.

— И упрямые, — добавила Анжелика с лёгкой улыбкой. — В этом они точно похожи. Но, может быть, нам стоит признать поражение? Если они не чувствуют взаимного притяжения.

— Нет, — твёрдо сказала Николь. — Я уверена, что они идеальная пара. Просто им нужно больше времени, чтобы понять это. Мы должны создать ситуацию, в которой они увидят друг друга с новой стороны.

Анжелика с интересом посмотрела на подругу.

— У тебя есть план?

— Пока только идея, — Николь наклонилась ближе. — Что, если мы организуем благотворительный вечер? Что-то связанное с Африкой, с поддержкой образовательных программ для детей. Альберт мог бы выступить с небольшой лекцией о культуре, а София — представить линейку косметики, созданную на основе африканских ингредиентов. Это объединит их интересы и покажет каждого с лучшей стороны.

Глаза Анжелики загорелись.

— Это гениально! София давно хотела запустить благотворительный проект, это отлично скажется на имидже её бренда. А если мы привлечём местные СМИ, это будет полезно для всех — и для твоих выставок, и для моих ресторанов, и для их карьер.

Они начали обсуждать детали, и к концу встречи у них был уже почти готовый план действий. Благотворительный вечер "Сердце Африки" должен был состояться через месяц в главном ресторане Анжелики. Николь взяла на себя организацию культурной программы и привлечение спонсоров из художественных кругов, а Анжелика — всё, что касалось места проведения, кейтеринга и приглашения влиятельных гостей.

— Только не говори Альберту, что София будет участвовать, — предупредила Николь. — И пусть София тоже не знает об Альберте. Пусть для них это будет сюрпризом.

Анжелика понимающе кивнула.

— Не беспокойся. Я скажу Софии, что это просто хорошая возможность для продвижения её бренда и благотворительности.

Они расстались, довольные своим новым планом. Николь была уверена, что на этот раз всё получится. Благотворительный вечер должен был показать Альберта и Софию с новых сторон, раскрыть их лучшие качества и создать между ними настоящую связь.

Подготовка к благотворительному вечеру "Сердце Африки" шла полным ходом. Николь с головой погрузилась в организационные вопросы, что позволяло ей меньше думать о неудачной попытке свести сына с Софией. Она связалась с несколькими африканскими художниками, живущими в Европе, и договорилась о выставке их работ во время мероприятия. Также она нашла музыкальный коллектив, исполняющий традиционную африканскую музыку, и танцевальную группу, специализирующуюся на этнических танцах.

Альберт, к её удивлению, с энтузиазмом воспринял идею выступить с небольшой лекцией о культурных традициях народов Южной Африки.

— Это отличная возможность привлечь внимание к проблемам сохранения культурного наследия, — сказал он, когда Николь предложила ему участвовать. — Я мог бы рассказать о том, как колониальная политика повлияла на традиционные верования и как современная глобализация продолжает трансформировать древние обычаи.

Николь была рада его энтузиазму, хотя и опасалась, что лекция может оказаться слишком академичной для светской публики.

— Постарайся сделать выступление более доступным, — мягко посоветовала она. — С яркими примерами, может быть, с визуальным сопровождением. Публика будет разной, не только учёные.

Альберт кивнул, хотя было видно, что ему не очень нравится идея упрощать свой материал.

От Анжелики Николь знала, что София тоже активно готовится к мероприятию. Она разработала специальную линейку косметики "Африканские секреты красоты", основанную на традиционных ингредиентах, и планировала представить её на вечере. Часть средств от продажи этой линейки должна была пойти на образовательные программы для детей в странах Африки.

За неделю до мероприятия Николь и Анжелика встретились, чтобы обсудить последние детали.

— Всё идёт по плану, — сказала Анжелика, просматривая список приглашённых. — Подтвердили своё участие мэр города, несколько известных бизнесменов, представители культурной элиты. Будет пресса, телевидение. Это будет событие сезона!

— Отлично, — Николь улыбнулась. — Я договорилась с африканскими художниками, их работы уже доставлены и ждут развески. Музыканты и танцоры тоже готовы. Альберт заканчивает свою презентацию.

— А София уже получила первую партию своей новой косметической линии, — добавила Анжелика. — Она очень волнуется, это её первый опыт публичной презентации собственного продукта.

Они обменялись довольными взглядами. Всё складывалось идеально.

— Как думаешь, сработает наш план? — спросила Анжелика, понизив голос, хотя они были одни в её офисе.

— Должен сработать, — уверенно ответила Николь. — Они увидят друг друга в новом свете. Альберт оценит деловую хватку и социальную ответственность Софии, а она увидит, что его знания могут быть не только скучными, но и полезными, даже увлекательными.

Анжелика кивнула, но в её глазах мелькнуло сомнение.

— А что, если они всё-таки не подходят друг другу? Что, если мы просто пытаемся соединить несоединимое?

Николь на мгновение задумалась. Эта мысль приходила ей в голову, но она старательно гнала её прочь.

— Они идеальная пара, — твёрдо сказала она. — Просто ещё не осознали этого. Но они обязательно поймут, я уверена.

Анжелика улыбнулась и подняла чашку с кофе.

— За успех нашего плана!

Николь подняла свою чашку, чувствуя прилив оптимизма. Благотворительный вечер "Сердце Африки" должен был стать не только значимым культурным событием города, но и поворотным моментом в отношениях Альберта и Софии. По крайней мере, на это она очень надеялась.

День благотворительного вечера наконец настал. Ресторан "Амбер Премиум" был преображён до неузнаваемости. В просторном зале с панорамными окнами, выходящими на море, были размещены работы африканских художников — яркие, экспрессивные полотна, изображающие жизнь континента во всём её многообразии. На небольшой сцене установили оборудование для выступлений музыкантов и место для презентаций.

К семи часам вечера гости начали прибывать. Николь, элегантная в длинном платье цвета слоновой кости с африканскими мотивами, встречала их у входа вместе с Анжеликой, которая выбрала для вечера ярко-красный ансамбль, дополненный массивными этническими украшениями.

Альберт появился точно в назначенное время, одетый в строгий тёмный костюм. Он выглядел немного напряжённым, но решительным.

— Ты отлично выглядишь, дорогой, — сказала Николь, поправляя его галстук. — Не волнуйся, твоя презентация будет великолепной.

— Я не волнуюсь о презентации, мам, — ответил Альберт. — Я просто не люблю такие многолюдные мероприятия.

София прибыла позже, в сопровождении нескольких сотрудников своих салонов, которые несли образцы новой косметической линии для демонстрации гостям. Она была одета в изысканное платье с принтом, имитирующим шкуру леопарда, и выглядела потрясающе.

Вечер начался с приветственной речи Анжелики, которая рассказала о цели мероприятия — сборе средств для образовательных программ в странах Африки. Затем выступили музыканты с традиционными африканскими мелодиями, и танцоры показали несколько ярких номеров, вызвавших восторг публики.

Настала очередь Альберта. Он поднялся на сцену, немного нервничая, но как только начал говорить о своих исследованиях, преобразился. Его голос стал уверенным, глаза загорелись энтузиазмом. Он рассказывал о ритуалах инициации у различных племён, о символическом значении танцев и песен, о том, как эти традиции помогают сохранять культурную идентичность в эпоху глобализации.

К удивлению Николь, публика слушала с искренним интересом. Альберт сумел сделать свой рассказ доступным и увлекательным, иллюстрируя его яркими примерами и фотографиями из своих экспедиций.

После Альберта выступила София, представившая свою новую косметическую линию. Она говорила о натуральных ингредиентах, традиционно используемых африканскими женщинами для ухода за кожей и волосами, о том, как современная косметология может учиться у древних традиций. Её презентация была профессиональной и элегантной, с прекрасно оформленными слайдами и образцами продукции для гостей.

Николь с удовлетворением наблюдала, как Альберт внимательно слушает выступление Софии, и как София, стоя на сцене, несколько раз бросала взгляды в его сторону.

После официальной части начался фуршет. Гости перемещались по залу, рассматривая картины, пробуя экзотические африканские закуски, общаясь друг с другом. Николь заметила, что Альберт и София стоят в стороне от основной группы и о чём-то оживлённо беседуют.

— Кажется, наш план работает, — шепнула она Анжелике, кивая в сторону молодых людей.

— Похоже на то, — согласилась Анжелика. — Они выглядят заинтересованными.

Вечер продолжался, и Николь с удовлетворением отмечала, что Альберт и София провели большую часть времени вместе. Они обсуждали что-то, иногда смеялись, и со стороны выглядели как пара, которая хорошо ладит друг с другом.

Когда мероприятие подходило к концу, и гости начали расходиться, Николь увидела, как Альберт и София обмениваются телефонами и, кажется, договариваются о новой встрече.

— Мы это сделали! — торжествующе сказала она Анжелике, когда они остались одни в почти опустевшем зале. — Они договорились встретиться снова!

Анжелика улыбнулась, но в её глазах читалась усталость.

— Надеюсь, на этот раз всё получится. София сказала, что Альберт оказался гораздо интереснее, чем она думала.

— А Альберт выглядел действительно увлечённым их разговором, — добавила Николь. — Я давно не видела его таким оживлённым.

Они обнялись, довольные результатами вечера и своей маленькой победой.

Проект "Невеста", казалось, наконец-то начал приносить плоды.

Глава 3: Выбор сердца

Прошло две недели после благотворительного вечера "Сердце Африки". Николь с удовлетворением отмечала, что Альберт и София продолжали общаться. Они несколько раз встречались — ходили в театр, на выставку современного искусства, даже вместе посетили лекцию приезжего антрополога. София, по словам Анжелики, проявляла искренний интерес к увлечениям Альберта, а он, казалось, начал ценить её общество.

Николь уже позволяла себе мечтать о будущем — о свадьбе, о внуках, о том, как их семьи объединятся и создадут настоящую династию. Она даже начала присматривать подходящие рестораны для помолвки, хотя и понимала, что забегает вперёд.

Однажды вечером, когда они с Альбертом ужинали дома, она решила осторожно расспросить его о развитии отношений с Софией.

— Как прошла ваша вчерашняя встреча? — как бы между прочим спросила она, накладывая сыну вторую порцию ризотто с грибами.

Альберт пожал плечами.

— Нормально. Мы были на выставке в Музее современного искусства.

— И как тебе София? Вы, кажется, неплохо ладите в последнее время.

Альберт отложил вилку и внимательно посмотрел на мать.

— Мам, я знаю, что ты очень хочешь, чтобы у нас с Софией что-то получилось. И я старался, правда. Она умная, красивая, успешная.

Николь напряглась, почувствовав, что сейчас услышит что-то, что ей не понравится.

— Но что?

— Но я не чувствую к ней ничего особенного, — тихо сказал Альберт. — Мы хорошо общаемся, у нас есть общие темы для разговоров, но нет той химии, понимаешь? Того чувства, когда ты не можешь дождаться следующей встречи, когда думаешь о человеке постоянно.

Николь почувствовала, как внутри нарастает раздражение. Опять эти романтические глупости! Как будто "химия" и "чувства" — это главное в отношениях.

— Альберт, ты слишком много читаешь романов, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — В реальной жизни крепкие отношения строятся на общих ценностях, взаимном уважении, совместимости характеров. Всё это у вас с Софией есть. А чувства? Так они приходят со временем.

Альберт покачал головой.

— Не всегда, мам. Иногда, сколько ни старайся, не возникает той искры, без которой отношения превращаются просто в партнёрство.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем произнёс:

— На самом деле, мне нравится другая девушка.

Николь замерла, не донеся вилку до рта.

— Что? Кто?

— Её зовут Марта, — сказал Альберт, и его лицо смягчилось. — Она аспирантка на нашей кафедре. Мы работаем вместе над исследовательским проектом уже несколько месяцев.

Николь медленно опустила вилку. Она никогда не слышала от сына о какой-то Марте. Как это могло ускользнуть от её внимания?

— И почему я впервые слышу о ней?

Альберт слегка покраснел.

— Потому что я знал, что ты начнёшь всё организовывать. Как с Софией. А я хотел, чтобы всё развивалось естественно.

— И как давно ты интересуешься этой девушкой?

— Около полугода, — признался Альберт. — Сначала мы просто работали вместе, потом начали общаться вне университета. Она очень умная, мам. И добрая. И так увлечена наукой, как никто из тех, кого я знаю.

Николь почувствовала укол ревности. Полгода! Её сын скрывал от неё свои чувства целых полгода.

— И почему ты решил рассказать мне о ней именно сейчас?

Альберт глубоко вздохнул.

— Потому что я хочу пригласить её к нам на ужин. Я хочу, чтобы вы познакомились.

Николь почувствовала, как внутри всё сжимается. Все её планы, все надежды на союз с семьёй Ветровых рушились на глазах.

— Конечно, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал нормально. — Я буду рада познакомиться с твоей коллегой.

— Она больше, чем коллега, мам, — мягко поправил Альберт. — Мы встречаемся уже три месяца.

Три месяца! И всё это время, пока она пыталась свести его с Софией, у него уже были отношения с какой-то аспиранткой. Николь почувствовала себя обманутой.

— Что ж, тем более, — сказала она, натянуто улыбаясь. — Когда ты хочешь пригласить её?

— Может быть, в эту субботу? — предложил Альберт. — Я мог бы приготовить ужин. Ты знаешь, я неплохо готовлю, когда есть повод.

Николь кивнула, пытаясь собраться с мыслями. Ей нужно было время, чтобы переварить эту новость и решить, как действовать дальше.

— Суббота подойдёт, — сказала она. — Я с нетерпением жду встречи с Мартой.

Следующие несколько дней Николь провела в смешанных чувствах. С одной стороны, она была рада, что у сына наконец появилась девушка, с которой у него, похоже, складывались серьёзные отношения. С другой — она не могла не испытывать разочарования от краха своих планов относительно Софии.

Кроме того, её беспокоило, что она ничего не знала об этой Марте. Кто она? Из какой семьи? Каковы её намерения по отношению к Альберту?

В пятницу, накануне ужина, Николь не выдержала и позвонила Анжелике.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — сказала она без предисловий, когда подруга взяла трубку.

— Звучит серьёзно, — отозвалась Анжелика. — Что случилось?

— У Альберта есть девушка, — выпалила Николь. — И это не София.

На другом конце линии повисла пауза.

— Вот как, — наконец произнесла Анжелика. — Что ж, это немного неожиданно. Кто она?

— Какая-то аспирантка с его кафедры. Марта. Они, оказывается, встречаются уже три месяца, а я даже не подозревала!

— Три месяца? — удивилась Анжелика. — То есть, всё это время, пока мы пытались свести его с Софией?

— Именно! — воскликнула Николь. — Он всё это время встречался с ней и ничего мне не говорил. А теперь вдруг решил познакомить нас. Она придёт к нам на ужин завтра.

— И что ты знаешь о ней? — спросила Анжелика.

— Практически ничего, — призналась Николь. — Только то, что она аспирантка и работает с Альбертом над каким-то исследовательским проектом. Он сказал, что она умная и увлечена наукой.

— Ну, это уже что-то, — заметила Анжелика. — По крайней мере, у них есть общие интересы. Может быть, она действительно подходит ему лучше, чем София?

Николь вздохнула.

— Не знаю. Мне нужно сначала увидеть её, поговорить с ней. Понять, кто она и чего хочет от Альберта.

— Только не устраивай допрос, — предупредила Анжелика. — Помни, как важно произвести хорошее первое впечатление.

— Я буду само очарование, — пообещала Николь, хотя в глубине души уже готовилась к тщательной оценке потенциальной невестки.

После разговора с Анжеликой Николь не удержалась и поискала информацию о Марте в интернете. Фамилию девушки она не знала, но надеялась найти её на сайте университета, где работал Альберт.

Ей повезло — среди аспирантов кафедры антропологии была только одна Марта: Марта Линдгрен, 22 года, выпускница того же университета, сейчас работает над диссертацией по теме "Трансформация ритуальных практик в условиях урбанизации: сравнительный анализ африканских и скандинавских традиций".

К сожалению, фотографии на сайте не было, так что Николь не могла составить представление о внешности девушки. Она попыталась найти Марту в социальных сетях, но безуспешно — либо у той не было аккаунтов, либо они были закрыты для посторонних.

Это только усилило беспокойство Николь. Что за девушка в наше время не пользуется социальными сетями? Возможно, она что-то скрывает? Или просто патологически застенчива? Ни то, ни другое не казалось Николь хорошим качеством для будущей невестки.

Субботний день тянулся мучительно медленно. Николь несколько раз меняла наряд, не зная, какое впечатление хочет произвести — строгой, но справедливой матери или дружелюбной, открытой женщины. В итоге она остановилась на элегантном, но не слишком формальном платье цвета морской волны, которое, как говорил Альберт, очень шло ей.

Альберт пришёл домой рано и сразу отправился на кухню готовить. Он выглядел воодушевлённым и немного нервным, что было необычно для него. Николь наблюдала, как он суетится, проверяя рецепты, нарезая овощи, маринуя мясо. Она не помнила, когда в последний раз видела сына таким живым.

— Ты действительно серьёзно относишься к этому ужину, — заметила она, присаживаясь на высокий стул у кухонной стойки.

Альберт кивнул, не отрываясь от нарезки овощей.

— Для меня важно, чтобы вы с Мартой понравились друг другу, — сказал он. — Она особенная, мам. Я никогда не встречал такого человека.

Николь почувствовала укол тревоги. Её сын говорил о девушке с таким чувством, которого она раньше не замечала в нём.

— Расскажи мне о ней подробнее, — попросила она. — Чем она увлекается, кроме науки? Где выросла? Кто её родители?

Альберт на мгновение оторвался от готовки и посмотрел на мать.

— Она выросла за городом, в маленьком посёлке на побережье. Её родители погибли в автокатастрофе, когда ей было пятнадцать, и с тех пор она живёт с бабушкой. Она очень любит литературу, особенно скандинавскую. Играет на скрипке. И у неё потрясающее чувство юмора, хотя сначала она может показаться застенчивой.

Николь внимательно слушала, отмечая про себя каждую деталь. Сирота, выросшая в провинции, живёт с бабушкой. Не совсем то, что она представляла себе в качестве пары для своего успешного, перспективного сына.

— А чем занимается её бабушка? — спросила она.

— Она бывшая учительница, сейчас на пенсии, — ответил Альберт. — Очень интересная женщина, кстати. Марта говорит, что именно бабушка привила ей любовь к науке и искусству.

Николь кивнула, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица. Учительница на пенсии и аспирантка без родителей — совсем не та семья, о которой она мечтала для Альберта. Никаких связей, никакого состояния, никакого статуса в обществе.

— Звучит мило, — сказала она, стараясь, чтобы голос не выдавал её разочарования. — Я с нетерпением жду встречи с ней.

Альберт улыбнулся, явно не заметив её истинных чувств, и вернулся к готовке.

В семь часов вечера раздался звонок в дверь. Альберт, который как раз заканчивал сервировку стола, вздрогнул и бросил взгляд на часы.

— Она точна, как всегда, — сказал он с улыбкой. — Я открою.

Николь осталась в гостиной, прислушиваясь к звукам в прихожей. Она услышала, как открылась дверь, как Альберт тепло поприветствовал гостью, как прозвучал тихий, мелодичный женский голос в ответ. Затем послышались шаги, и в гостиную вошли Альберт и девушка.

Марта Линдгрен оказалась совсем не такой, какой её представляла Николь. Она была невысокого роста, хрупкого телосложения, с длинными каштановыми волосами, собранными в простую косу. Её лицо нельзя было назвать классически красивым, но оно привлекало внимание — большие серые глаза, чуть вздёрнутый нос, мягкая улыбка. Одета она была просто, но со вкусом — в светло-голубое платье с длинными рукавами и скромным вырезом.

— Мама, это Марта, — представил Альберт, и в его голосе Николь услышала нотки гордости. — Марта, это моя мама, Николь.

— Очень приятно познакомиться,  — сказала Марта, протягивая руку. Её голос был тихим, но уверенным. — Альберт так много рассказывал о вас.

Николь пожала протянутую руку, отметив, что рукопожатие у девушки было крепким, несмотря на её хрупкий вид.

— Взаимно, Марта, — ответила она с вежливой улыбкой. — К сожалению, я не могу сказать того же — Альберт рассказал мне о вас совсем недавно.

Марта слегка покраснела и бросила быстрый взгляд на Альберта.

— Да, он говорил, что хотел сначала убедиться в серьёзности наших отношений, прежде чем представить меня вам, — сказала она. — Я понимаю его осторожность.

Николь отметила дипломатичность ответа. Девушка явно была умна и тактична.

— Проходите, садитесь, — пригласила она, указывая на диван. — Альберт приготовил для нас ужин, но думаю, у нас есть время немного поговорить перед тем, как сесть за стол.

Марта кивнула и села на диван, аккуратно расправив платье. Альберт устроился рядом с ней, и Николь заметила, как естественно он взял её за руку, словно это был привычный жест.

— Альберт рассказал мне, что вы работаете вместе над исследовательским проектом, — начала Николь, садясь в кресло напротив них. — Расскажите подробнее о вашей работе.

Марта оживилась, и её глаза загорелись энтузиазмом.

— Мы изучаем, как традиционные ритуалы трансформируются в современном городском контексте, — сказала она. — Это сравнительное исследование, в котором мы анализируем схожие процессы в совершенно разных культурах — африканских племенах, которыми занимается Альберт, и скандинавских общинах, которые изучаю я.

— Звучит интересно, — сказала Николь, хотя на самом деле тема казалась ей довольно скучной. — И как продвигается ваше исследование?

— Очень хорошо, — ответил Альберт. — Мы уже собрали достаточно материала для совместной статьи, которую планируем опубликовать в международном журнале по антропологии.

— Марта нашла удивительные параллели между ритуалами инициации у зулусов и древними скандинавскими обрядами перехода во взрослую жизнь, — добавил он с нескрываемым восхищением. — Это совершенно новый взгляд на проблему культурной конвергенции.

Николь кивнула, отмечая, как загораются глаза сына, когда он говорит о работе Марты. Она никогда не видела его таким воодушевлённым, даже когда он рассказывал о собственных исследованиях.

— А чем вы увлекаетесь помимо науки, Марта? — спросила Николь, переводя разговор в более личное русло.

— Я играю на скрипке, — ответила девушка. — Не профессионально, конечно, но это помогает мне расслабиться после долгого дня. И я люблю готовить — особенно традиционные скандинавские блюда по рецептам моей бабушки.

— Марта готовит потрясающий клапскакор, — вставил Альберт. — Это такой картофельный пирог с беконом. Я никогда не пробовал ничего вкуснее.

Николь заметила, как Марта смущённо улыбнулась от комплимента. В этой девушке было что-то подкупающе искреннее, что-то, что заставляло симпатизировать ей вопреки всем предубеждениям.

— Альберт сказал, что вы живёте с бабушкой за городом, — продолжила Николь. — Это, должно быть, непросто — совмещать аспирантуру с ежедневными поездками в город.

— Да, иногда бывает сложно, — признала Марта. — Особенно зимой, когда дороги заметает снегом. Но я не могу оставить бабушку одну — она уже не молода, и ей нужна моя помощь. К тому же, в нашем доме такая тишина и покой, что работать над диссертацией там гораздо приятнее, чем в городской квартире.

Николь отметила про себя ещё один минус — девушка явно была привязана к своей бабушке и вряд ли согласилась бы переехать в город, если отношения с Альбертом станут серьёзными.

— А как вы познакомились? — спросила она. — Альберт не рассказывал мне деталей.

Марта и Альберт обменялись тёплыми взглядами.

— Это было на конференции по антропологии в университете, — начал Альберт. — Марта выступала с докладом о ритуальных практиках древних скандинавов, и я был поражён глубиной её анализа. После её выступления я подошёл, чтобы задать несколько вопросов, и мы проговорили до закрытия конференц-зала.

— А потом продолжили разговор в кафе напротив университета, — добавила Марта с улыбкой. — И проговорили ещё четыре часа. Я даже пропустила последний автобус до дома и пришлось вызывать такси.

— С тех пор мы начали регулярно встречаться для обсуждения наших исследований, — продолжил Альберт. — А потом поняли, что нас связывает нечто большее, чем просто научный интерес.

Николь внимательно слушала их рассказ, отмечая, как они дополняли друг друга, как естественно взаимодействовали. Было очевидно, что между ними существует настоящая связь, основанная на общих интересах и взаимном уважении.

Но несмотря на это, Николь не могла избавиться от ощущения, что Марта — не та девушка, которую она хотела бы видеть рядом с сыном. Слишком простая, слишком скромная, без амбиций и связей. Что она могла дать Альберту, кроме интеллектуальных бесед и домашнего уюта?

— Ужин готов, — объявил Альберт, взглянув на часы. — Давайте перейдём к столу.

Ужин прошёл в непринуждённой атмосфере. Альберт приготовил средиземноморские блюда — греческий салат, пасту с морепродуктами и тирамису на десерт. Марта искренне хвалила его кулинарные таланты, а он, в свою очередь, рассказал, как она научила его готовить традиционный скандинавский хлеб.

Николь наблюдала за их общением, отмечая, как часто они смеются вместе, как понимают друг друга с полуслова, как их руки случайно соприкасаются над столом. Они выглядели счастливыми, и это было очевидно даже для неё.

После ужина, когда они вернулись в гостиную для кофе, Николь решила перейти к более конкретным вопросам.

— Марта, а какие у вас планы на будущее? — спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал непринуждённо. — После окончания аспирантуры, я имею в виду.

Марта на мгновение задумалась.

— Я бы хотела продолжить исследовательскую работу, — сказала она. — Возможно, попытаться получить позицию в университете. Или работать в исследовательском центре. Мне нравится идея сочетать преподавание с научной деятельностью.

— А личные планы? — настаивала Николь. — Семья, дети?

Марта слегка покраснела и бросила быстрый взгляд на Альберта.

— Конечно, я мечтаю о семье, — сказала она тихо. — Но сначала хотелось бы встать на ноги профессионально, чтобы иметь возможность обеспечивать себя и своих близких.

Николь кивнула, отметив практичность подхода. По крайней мере, девушка не рассчитывала жить за счёт мужа.

— Это замечательно, дорогая! — сказала она с улыбкой, которая не совсем достигала глаз.

Николь наблюдала за их взаимодействием, отмечая, как Альберт защищает интересы Марты, как заботится о её комфорте. Это было новое качество в её сыне, которого она раньше не замечала.

Вечер продолжался, и Николь, несмотря на свои предубеждения, не могла не признать, что Марта была умной, воспитанной и искренней девушкой. Она явно делала Альберта счастливым — он улыбался больше обычного, был более оживлённым и открытым.

Когда пришло время прощаться, Альберт вызвал такси для Марты и настоял на том, чтобы проводить её до дома, несмотря на поздний час.

— Было очень приятно познакомиться с вами, Николь Андреевна, — сказала Марта, прощаясь с Николь. — Спасибо за тёплый приём.

— Взаимно, дорогая, — ответила Николь с вежливой улыбкой. — Надеюсь, мы ещё увидимся.

Когда за молодыми людьми закрылась дверь, Николь опустилась в кресло, чувствуя смешанные эмоции. С одной стороны, она была рада видеть сына таким счастливым. С другой — она не могла избавиться от ощущения, что Марта Линдгрен не подходила для роли его спутницы жизни.

Она была слишком простой, слишком провинциальной, слишком обычной. Альберт заслуживал кого-то более яркого, более амбициозного, кого-то, кто мог бы помочь ему подняться по социальной лестнице, а не тянуть вниз.

Николь решила, что ей нужно больше узнать о Марте, прежде чем делать окончательные выводы. И, возможно, дать девушке шанс проявить себя в более сложной социальной ситуации, чем домашний ужин. Морская прогулка на яхте Анжелики могла бы стать идеальным испытанием.

Альберт вернулся домой поздно, но Николь ещё не спала. Она сидела в гостиной с книгой, ожидая его возвращения.

— Как доехали? — спросила она, когда сын вошёл в комнату.

— Хорошо, — ответил Альберт, присаживаясь рядом с ней на диван. — Марта благополучно добралась до дома. Её бабушка даже вышла встретить нас, несмотря на поздний час. Удивительная женщина — ей за восемьдесят, но она полна энергии и ясности ума.

Николь кивнула, не зная, что сказать. Она не хотела критиковать Марту сразу после первой встречи, но и притворяться восхищённой не могла.

— Она милая девушка, — наконец произнесла она.

Альберт внимательно посмотрел на мать.

— Только "милая"? — спросил он с лёгкой улыбкой. — Я надеялся, что ты увидишь в ней больше.

Николь вздохнула.

— Альберт, я не говорю, что она мне не понравилась. Она действительно кажется умной и воспитанной. Но ты уверен, что она подходит тебе? Вы из таких разных миров.

— Каких разных миров, мам? — Альберт нахмурился. — Мы оба учёные, оба увлечены антропологией, у нас схожие взгляды на жизнь и ценности.

— Я имею в виду социальное происхождение, образ жизни, — пояснила Николь. — Ты вырос в городе, в обеспеченной семье, привык к определённому уровню комфорта. Она — деревенская девушка, живущая с бабушкой в старом доме, вероятно, без особых удобств.

— Это не так, — возразил Альберт. — Их дом очень уютный и вполне современный. И какое значение имеет, где человек вырос? Важно, кто он есть сейчас.

— А кто она сейчас? — спросила Николь. — Аспирантка без связей, без перспектив, без амбиций. Что она может дать тебе, кроме интеллектуальных бесед?

Альберт выпрямился, и его лицо стало серьёзным.

— Она даёт мне то, чего не давал никто другой, мам. Понимание. Поддержку. Чувство, что я могу быть собой, а не тем, кем меня хотят видеть другие.

Николь почувствовала укол вины. Неужели её сын не чувствовал себя понятым и принятым в собственной семье?

— Я просто хочу для тебя лучшего, Альберт, — сказала она мягче. — Хочу, чтобы ты был счастлив.

— Я счастлив с ней, мам, — просто ответил Альберт. — Впервые в жизни я чувствую, что нашёл человека, с которым хочу быть рядом всегда.

Николь была поражена серьёзностью его тона. Неужели это было настолько серьёзно? Неужели её сын действительно влюблён в эту простую девушку из провинции?

— Ты говоришь так, словно собираешься жениться на ней, — сказала она, пытаясь перевести разговор в шутку.

Но Альберт не улыбнулся.

— Я думаю об этом, — сказал он тихо. — Не сейчас, конечно. Мы оба хотим сначала закончить наши исследования, встать на ноги. Но в будущем,  да, я вижу нас вместе.

Николь почувствовала, как земля уходит из-под ног. Её сын, её Альберт, серьёзно думал о браке с девушкой, которую она считала совершенно неподходящей для него.

— Не торопись с такими решениями, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Вы знаете друг друга всего несколько месяцев. Нужно время, чтобы по-настоящему узнать человека.

— Я знаю её достаточно, чтобы быть уверенным в своих чувствах, — ответил Альберт. — Но не беспокойся, мы не планируем свадьбу в ближайшее время.

Он встал, явно желая закончить этот разговор.

— Уже поздно, мам. Давай продолжим завтра, если хочешь. Спокойной ночи.

Он наклонился, чтобы поцеловать её в щёку, и ушёл в свою комнату, оставив Николь наедине с тревожными мыслями.

Она долго сидела в гостиной, размышляя о том, что услышала. Её сын был серьёзно увлечён этой девушкой, возможно, даже влюблён. И если она не предпримет что-то, эта Марта Линдгрен могла стать частью их семьи.

Николь не могла допустить этого. Она должна была действовать, и действовать быстро. Морская прогулка на яхте Анжелики могла стать идеальной возможностью показать Марте, насколько она не вписывается в их мир.

В следующую субботу Николь, Альберт и Марта прибыли в яхт-клуб, где их уже ждала Анжелика. Вопреки ожиданиям Николь, Марта всё-таки согласилась присоединиться к ним, договорившись с соседкой, что та присмотрит за её бабушкой.

Марта выглядела напряжённой и неуверенной. Она надела простое белое платье с синим кардиганом — наряд, который выглядел слишком скромным и неуместным для светского мероприятия на яхте.

— Марта, дорогая, рада, что ты смогла присоединиться к нам, — сказала Анжелика, приветствуя их. Она была одета в элегантный морской костюм, который подчёркивал её стройную фигуру и загорелую кожу. — Альберт так много рассказывал о тебе.

— Спасибо за приглашение, — тихо ответила Марта, явно чувствуя себя не в своей тарелке среди элегантно одетых гостей, уже собравшихся на пристани.

— Профессор уже на борту, — сообщила Анжелика Альберту. — Он с нетерпением ждёт встречи с тобой.

Глаза Альберта загорелись от предвкушения, но он не отпускал руку Марты, словно боялся, что она может исчезнуть.

Они поднялись на борт роскошной яхты, где их встретили официанты с подносами шампанского. Николь с удовлетворением отметила, как Марта неловко взяла бокал, явно не привыкшая к такой обстановке.

Гости на яхте представляли собой сливки общества — успешные бизнесмены, известные учёные, влиятельные политики. Все они были одеты безупречно, держались уверенно и непринуждённо общались друг с другом.

Николь наблюдала, как Марта пытается поддерживать разговор с женой одного из профессоров, но явно чувствует себя неуютно. Она говорила слишком тихо, часто краснела и не знала, куда деть руки.

Альберт, заметив дискомфорт Марты, подошёл к ней и представил профессору  — высокому седовласому мужчине с проницательными глазами.

— Профессор, это Марта Линдгрен, аспирантка нашей кафедры. Она занимается сравнительным анализом ритуальных практик в скандинавских культурах.

Профессор с интересом посмотрел на Марту.

— Очень интересная тема, мисс Линдгрен. Я сам недавно обнаружил удивительные параллели между инициационными ритуалами зулусов и древних викингов. Вы знакомы с моей последней статьёй на эту тему?

Марта кивнула, и её лицо оживилось.

— Да, профессор. Ваша работа была для меня очень полезна. Особенно ваш анализ символического значения огня в ритуалах перехода.

Профессор улыбнулся, явно довольный её ответом.

— Рад слышать. Может быть, вы расскажете мне подробнее о вашем исследовании? Я всегда интересуюсь новыми подходами в нашей области.

К удивлению Николь, Марта начала уверенно рассказывать о своей работе, и вскоре вокруг них собралась небольшая группа заинтересованных слушателей. Девушка говорила со знанием дела, её голос стал громче и увереннее, а глаза сияли энтузиазмом.

Альберт стоял рядом, с гордостью наблюдая за ней, и Николь с неудовольствием отметила, как он смотрит на Марту — с восхищением и нежностью.

Когда яхта отчалила, и гости разбрелись по палубе, наслаждаясь видами и закусками, Анжелика подошла к Николь.

— Ну, что скажешь о девушке Альберта? — спросила она тихо. — Она не совсем то, что ты ожидала, верно?

Николь вздохнула.

— Она умная, это очевидно. И Альберт явно увлечён ею. Но она совершенно не вписывается в наш круг, Анжелика. Посмотри, как она одета, как держится. Она как рыба, выброшенная на берег.

— Не знаю, — задумчиво сказала Анжелика, наблюдая, как Марта оживлённо беседует с профессором Ветровым и несколькими другими учёными. — Мне кажется, она неплохо справляется. По крайней мере, в академических кругах её явно уважают.

— Академические круги — это одно, — возразила Николь. — А светская жизнь, бизнес-связи, социальный статус — совсем другое. Что она может дать Альберту в этом плане? Ничего.

Анжелика пожала плечами.

— Может быть, Альберту это и не нужно? Он никогда особо не стремился к светской жизни, ты же знаешь.

Николь не ответила, но внутренне не согласилась с подругой. Конечно, Альберту это нужно, просто он сам ещё не понимает этого. И её долг как матери — обеспечить ему лучшее будущее, даже если для этого придётся вмешаться в его личную жизнь.

Вечер продолжался, и Николь с растущим беспокойством наблюдала, как Марта постепенно осваивается. Да, она всё ещё выглядела не так элегантно, как другие женщины на яхте, и иногда смущалась, когда разговор переходил на темы, далёкие от науки, но в целом держалась достойно.

Особенно тревожило Николь то, как другие гости, особенно учёные и интеллектуалы, тепло принимали Марту. Профессор, в частности, казался очарованным ею и даже пригласил её участвовать в своём следующем исследовательском проекте.

Когда яхта вернулась в порт, и гости начали расходиться, Николь заметила, как Альберт и Марта стоят у перил, глядя на закат. Они держались за руки, и Альберт что-то тихо говорил ей, наклонившись к её уху. Марта улыбалась, и в этот момент она выглядела по-настоящему красивой — счастливой, расслабленной, сияющей.

Николь почувствовала укол ревности. Её сын никогда не смотрел так на Софию или на любую другую девушку, которую она пыталась свести с ним. В его глазах было то, что не оставляло сомнений — он был влюблён.

— Они прекрасная пара, не правда ли? — сказала Анжелика, подходя к Николь. — Так гармонично смотрятся вместе.

Николь не ответила. Она не могла признать, что Анжелика права, но и спорить не хотелось. Вместо этого она решила, что ей нужно время, чтобы обдумать ситуацию и решить, как действовать дальше.

В следующие несколько дней Николь внимательно наблюдала за сыном. Альберт был счастлив, это было очевидно. Он много работал над своими исследованиями, но находил время для встреч с Мартой. Иногда они проводили вечера в его квартире, готовя вместе ужин и обсуждая свои научные проекты. Иногда он ездил к ней за город, помогая с работой по дому и проводя время с её бабушкой, которая, по его словам, была удивительной рассказчицей и хранительницей старинных скандинавских легенд.

Николь пыталась найти недостатки в Марте, причины, по которым она не подходила Альберту, но с каждым днём это становилось всё сложнее. Девушка была умной, доброй, искренне заботилась об Альберте и, что самое главное, делала его счастливым.

Однажды вечером, когда они с Альбертом ужинали вдвоём, Николь решилась на откровенный разговор.

— Альберт, я вижу, что ты действительно увлечён Мартой, — начала она. — И я должна признать, что она хорошая девушка.

Альберт удивлённо поднял брови.

— Это неожиданно, мам. Я думал, ты не одобряешь наши отношения.

Николь вздохнула.

— Я беспокоилась, что она не подходит тебе. Что вы слишком разные, из разных миров. Но я вижу, как ты счастлив с ней, и это заставляет меня пересмотреть свою позицию.

Альберт улыбнулся, и его лицо осветилось.

— Спасибо, мам. Для меня очень важно твоё одобрение. Я действительно счастлив с Мартой. Она понимает меня так, как никто другой.

Николь кивнула, чувствуя странную смесь грусти и принятия.

— Я только хочу, чтобы ты был счастлив, Альберт. И если Марта делает тебя счастливым, что ж, я должна уважать твой выбор.

Альберт встал из-за стола и обнял мать.

— Спасибо, мам. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, сынок, — ответила Николь, обнимая его в ответ.

В этот момент она поняла, что должна отпустить свои амбиции относительно будущего Альберта и позволить ему самому выбирать свой путь. Даже если этот путь не совпадал с тем, что она планировала для него.

Выбор сердца Альберта пал на скромную, умную девушку из провинции, которая разделяла его страсть к науке и понимала его как никто другой. И, возможно, это был правильный выбор — не тот, который сделала бы Николь, но тот, который сделал её сына по-настоящему счастливым.

А в конце концов, разве не это было самым важным?

Глава 4: Экспедиция в Африку

Приглашение в ресторан было идеей Николь. После морской прогулки на яхте она не могла отделаться от мысли, что Марта, несмотря на свой интеллект, совершенно не подходит Альберту по социальному статусу. Ей нужно было окончательно убедиться в этом, и что может быть лучше для проверки, чем ужин в самом изысканном ресторане города?

— Я хочу познакомиться с Мартой поближе, — сказала она Альберту с улыбкой, которая не достигала глаз. — Давай пригласим её в "Эрмитаж" в эту пятницу.

Альберт был удивлён и обрадован таким предложением. Он не заметил тонкого расчёта в глазах матери, искренне полагая, что она наконец решила принять его выбор.

— Это замечательно, мама! Марта будет рада. Она много слышала о тебе.

Николь кивнула, мысленно уже представляя, как неловко будет чувствовать себя провинциальная девушка в роскошном ресторане, где столовое серебро стоило больше, чем, вероятно, весь гардероб Марты.

В пятницу вечером Николь тщательно подготовилась к встрече. Она выбрала велюровый костюм цвета спелой вишни, который идеально подчёркивал её стройную фигуру и светлые волосы. Дополнила образ изящными золотыми украшениями и сапожками из новой коллекции лучшего бутика в торговом центре "Европа". Её причёска поражала своей витиеватостью, но всё было гармонично и говорило об изысканном вкусе.

Николь прибыла в ресторан первой, выбрав столик в центре зала, где они будут на виду у всех посетителей. Она заказала бутылку дорогого вина и стала ждать.

Альберт и Марта появились точно в назначенное время. Николь сразу отметила, что Марта была одета в простое платье в горошек — совершенно неуместное для такого заведения. Девушка держала в руках маленькую сумочку, из которой выглядывали туфли — очевидно, она пришла в сапогах, которые, как заметила Николь, выглядели изрядно поношенными. Волосы Марта собрала в простой пучок, без намёка на сложную укладку.

Контраст между ними был разительным. Николь была на высоте, воплощение элегантности и стиля, а избранница Альберта выглядела как простушка, случайно забредшая в дорогой ресторан. В глазах Николь это было ещё одним подтверждением: этой девушке не место в их семье.

Марта, немного растерявшись от роскоши ресторана, первой протянула руку и поздоровалась.

— Здравствуйте,  Рада новой встрече с Вами!

Николь ответила натянутой улыбкой, внимательно осмотрев наряд девушки с ног до головы.

— Взаимно, дорогая. Прошу, присаживайтесь.

Когда они сели за стол, Николь заметила, как Марта с замешательством смотрит на множество столовых приборов. Девушка явно не знала, что с ними делать и когда их применять. Это вызвало у Николь чувство превосходства.

— Надеюсь, вы любите французскую кухню? — спросила она, зная, что меню в этом ресторане было изысканным и сложным, с множеством блюд, названия которых вряд ли что-то говорили девушке из провинции.

— Я не очень хорошо с ней знакома, — честно призналась Марта. — Но я открыта для новых впечатлений.

— Мама, может быть, ты посоветуешь что-нибудь? — вмешался Альберт, чувствуя напряжение. — Ты ведь частый гость в этом ресторане.

Николь с удовольствием взяла на себя роль эксперта, заказав для них изысканные блюда с французскими названиями, которые она произносила с безупречным акцентом. Она намеренно выбрала сложные в употреблении блюда, требующие определённых навыков обращения со столовыми приборами.

Во время обеда Марта старалась больше молчать. Она отказалась от горячего, сославшись на отсутствие аппетита, хотя на самом деле просто боялась опозориться, не зная, как правильно есть то или иное блюдо.

Николь поддерживала светскую беседу, часто упоминая имена известных людей, с которыми была знакома, рассказывая о выставках и приёмах, на которых бывала. Она словно намеренно подчёркивала пропасть между своим миром и миром Марты.

— А чем занимается ваша бабушка, Марта? — спросила она в какой-то момент. — Альберт говорил, что она бывшая учительница?

— Да, она преподавала литературу в сельской школе, — ответила Марта. — Сейчас на пенсии, но продолжает давать частные уроки детям из нашего посёлка.

— Как мило, — сказала Николь с едва заметной снисходительностью в голосе. — И вы живёте вместе в деревенском доме?

— В небольшом доме на окраине посёлка, — поправила Марта. — Он старый, но очень уютный. У нас есть небольшой сад, где бабушка выращивает овощи и цветы.

Николь кивнула, мысленно представляя скромный деревенский домик с огородом — полную противоположность её элегантной городской квартире.

К концу ужина настроение у Марты было совершенно подавленным. Она интуитивно понимала, что не подходит для общества Николь, что тест она провалила. При расставании было очевидно, что она не понравилась на сей раз маме Альберта, и Марта осознавала, что это была последняя встреча с "будущей" свекровью.

Альберт, провожая Марту домой, пытался шутить и исправить неловкую ситуацию, но настроение у девушки было грустным. Ведь Альберт ей давно нравился своим спокойствием и уверенностью в знаниях.

— Не принимай близко к сердцу, — говорил он. — Мама просто не привыкла к новым людям. Ей нужно время.

Но Марта видела ситуацию яснее, чем он.

— Дело не в этом, Альберт, — тихо сказала она. — Твоя мама никогда не примет меня. Я не из вашего мира. У меня нет дорогой одежды, я не умею вести светские беседы, не знаю, как пользоваться всеми этими вилками и ножами. Для неё я всегда буду деревенской простушкой, недостойной её сына.

— Это неправда! — возразил Альберт. — Ты умная, образованная, талантливая. Какое значение имеет, откуда ты родом или сколько стоит твоя одежда?

Марта грустно улыбнулась.

— Для твоей мамы это имеет значение. И я не виню её — она хочет для тебя лучшего. Просто её представление о "лучшем" не включает таких, как я.

Когда они дошли до автобусной остановки, Марта вдруг остановилась и посмотрела Альберту в глаза.

— Я думаю, нам лучше прекратить наши отношения, — сказала она твёрдо. — Я не хочу быть причиной конфликта между тобой и твоей мамой. Ты очень дорожишь ею, и это правильно. Не стоит разрушать вашу связь из-за меня.

— Марта, пожалуйста, не говори так, — Альберт взял её за руки. — Я не позволю маме вмешиваться в мою личную жизнь. Ты мне очень дорога.

— И ты мне, — тихо ответила Марта. — Но я вижу, как тебе тяжело разрываться между нами. Это несправедливо по отношению к тебе.

Она мягко высвободила свои руки и сделала шаг назад.

— Прощай, Альберт. Ты замечательный человек, и я желаю тебе счастья.

Прежде чем он успел что-то ответить, подошёл автобус. Марта быстро поднялась по ступенькам, даже не оглянувшись. Альберт остался стоять на остановке, глядя вслед уезжающему автобусу с чувством, будто что-то важное и ценное только что ускользнуло из его жизни.

Вечером дома Николь не скрывала своего мнения о Марте.

— Она милая девушка, Альберт, но совершенно тебе не подходит, — сказала она, расположившись в гостиной с бокалом вина. — Она не нашего круга. Ты не задумывался, как она будет чувствовать себя на официальных приёмах? Как будет общаться с твоими коллегами и их жёнами? Это будет постоянный источник неловкости для вас обоих.

Альберт, который до этого молча слушал, вдруг резко встал.

— Достаточно, мама, — сказал он с непривычной твёрдостью в голосе. — Ты специально устроила этот ужин, чтобы унизить Марту, поставить её в неловкое положение. Ты даже не пыталась узнать её как человека, ты судила только по внешним признакам.

Николь была удивлена такой реакцией обычно спокойного сына.

— Я просто хочу для тебя лучшего, — сказала она. — Ты заслуживаешь кого-то, кто будет соответствовать твоему уровню, твоему положению в обществе.

— Моему положению? — Альберт горько усмехнулся. — Или твоим представлениям о том, каким должно быть моё положение? Ты когда-нибудь спрашивала, чего хочу я сам?

— Конечно, я всегда учитывала твои желания, — возразила Николь.

— Нет, мама, — покачал головой Альберт. — Ты всегда решала за меня. Выбирала, где мне учиться, с кем дружить, кем стать. И я позволял тебе это, потому что любил тебя и не хотел огорчать. Но сейчас речь идёт о моей личной жизни, и здесь я должен решать сам.

Николь была потрясена. Она никогда не слышала, чтобы Альберт говорил с ней таким тоном.

— Я всегда хотела только добра для тебя, — сказала она, и в её голосе появились нотки обиды. — Всё, что я делала, было ради твоего будущего.

— Я знаю, — смягчился Альберт. — И я благодарен тебе за это. Но я уже не ребёнок, мама. Мне скоро тридцать лет, и я имею право сам выбирать, с кем мне быть.

Он помолчал, а затем добавил:

— Хотя теперь это уже не имеет значения. Марта разорвала наши отношения. Она не хочет быть причиной конфликта между нами.

Николь почувствовала укол вины, но быстро подавила его. В конце концов, она действительно считала, что поступает в интересах сына.

— Возможно, это к лучшему, — сказала она осторожно. — Если она так легко отказалась от отношений, значит, они не были достаточно крепкими.

Альберт посмотрел на мать с горечью.

— Она не "легко отказалась". Она пожертвовала своими чувствами, потому что видела, как я разрываюсь между вами. Она поставила моё благополучие выше своих желаний. И знаешь что? Это говорит о ней гораздо больше, чем умение пользоваться десертной вилкой или носить дизайнерскую одежду.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив Николь в растерянности. Она никогда не видела сына таким расстроенным, таким взрослым. И это пугало её.

В последующие недели отношения между Николь и Альбертом стали напряжёнными. Они по-прежнему жили в одной квартире, но Альберт всё чаще задерживался на работе, а по выходным уезжал за город, не говоря куда. Николь подозревала, что он продолжает видеться с Мартой, но не решалась спросить напрямую, боясь новой конфронтации.

В университете тем временем начинал работу крупный международный проект по изучению истории стран Африки. Проект предполагал полугодовую экспедицию с посещением нескольких африканских стран для сбора материалов и проведения полевых исследований.

Альберт, который уже несколько лет занимался изучением ритуальных практик различных культур, был естественным кандидатом для участия в этой экспедиции. Когда руководитель проекта, профессор Линдквист, предложил ему присоединиться к команде, Альберт не колебался ни минуты.

Вечером того же дня он сообщил матери о своём решении.

— Я уезжаю в Африку на полгода, — сказал он за ужином, глядя прямо в глаза Николь. — Профессор Линдквист включил меня в состав экспедиции.

Николь замерла с вилкой в руке.

— В Африку? На полгода? — переспросила она, не веря своим ушам. — Но это же опасно! Там политическая нестабильность, болезни, примитивные условия жизни.

— Мы будем работать в относительно спокойных регионах, — ответил Альберт. — И у нас будет медицинское сопровождение. Всё продумано.

— Но зачем тебе это? — Николь отложила вилку. — У тебя здесь прекрасная работа, перспективы. Ты можешь продолжать свои исследования, не подвергая себя риску.

— Это уникальная возможность, мама, — твёрдо сказал Альберт. — Я смогу изучать ритуалы и традиции непосредственно в их естественной среде, общаться с носителями культуры, собирать материал для своей книги.

— Книги? — удивилась Николь. — Ты пишешь книгу?

Альберт кивнул.

— Уже больше года. Я не говорил тебе, потому что не был уверен, что доведу её до конца. Но сейчас у меня есть чёткий план, и эта экспедиция даст мне материал, которого не хватает.

Николь была поражена. Её сын писал книгу и не сказал ей об этом. Что ещё она не знала о его жизни?

— И когда ты собираешься уезжать? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Через три недели, — ответил Альберт. — Сейчас идёт подготовка, оформление документов, вакцинация.

— Это слишком скоро! — воскликнула Николь. — Ты не можешь вот так взять и уехать на другой континент!

— Могу, мама, — спокойно сказал Альберт. — И я уеду. Я уже дал согласие и подписал контракт.

Николь почувствовала, как внутри нарастает паника. Её сын, её Альберт, собирался уехать за тысячи километров, в опасные, неизведанные места, и она ничего не могла с этим поделать.

— Я против этой поездки, — сказала она решительно. — Это безрассудно и опасно.

— Я понимаю твоё беспокойство, — мягко ответил Альберт. — Но решение уже принято. Я еду в эту экспедицию.

Он встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

— Спасибо за ужин, мама. Мне нужно подготовить некоторые материалы к завтрашней встрече с командой проекта.

С этими словами он ушёл в свою комнату, оставив Николь в состоянии шока и бессильной ярости.

В последующие дни Николь пыталась отговорить сына от поездки всеми возможными способами. Она приводила аргументы о опасностях Африки, о карьерных перспективах, которые он мог упустить, о том, как она будет беспокоиться. Она даже намекнула, что могла бы использовать свои связи, чтобы устроить ему более престижную позицию в университете.

Но Альберт оставался непреклонным. Он вежливо выслушивал все аргументы матери, но каждый раз повторял, что его решение окончательно.

— Я понимаю, что ты беспокоишься, — говорил он. — Но я взрослый человек, мама. Я должен следовать своему пути, своим интересам.

Николь не могла понять, откуда у её обычно послушного сына взялась такая твёрдость. Раньше он всегда прислушивался к её мнению, позволял направлять себя. Что изменилось?

И тут её осенило: Марта. Даже после разрыва отношений влияние этой девушки на Альберта не исчезло. Возможно, они всё ещё общались, возможно, именно она подтолкнула его к этому безрассудному решению.

— Это из-за неё, да? — спросила Николь однажды вечером, когда они снова заговорили о предстоящей экспедиции. — Из-за Марты? Ты хочешь уехать, потому что расстался с ней?

Альберт посмотрел на мать с удивлением, которое быстро сменилось пониманием.

— Нет, мама, это не из-за Марты, — сказал он спокойно. — Это из-за меня. Из-за того, кто я есть и кем хочу стать.

Он помолчал, а затем добавил:

— Хотя, если быть честным, ситуация с Мартой заставила меня многое переосмыслить. Я понял, что слишком долго позволял другим решать за меня, определять мою жизнь. Пора начать делать собственный выбор.

Николь почувствовала, как к горлу подступает комок. Её сын говорил так, словно она была тираном, контролирующим каждый его шаг. Разве она не хотела для него лучшего? Разве не делала всё, чтобы обеспечить ему достойное будущее?

— Я всегда поддерживала тебя, — сказала она дрожащим голосом. — Всё, что я делала, было ради твоего блага.

— Я знаю, — мягко ответил Альберт. — И я благодарен тебе за это. Но иногда твоя поддержка превращалась в контроль, мама. Ты не просто советовала — ты решала за меня. И я позволял тебе это, потому что так было проще, потому что я не хотел тебя расстраивать.

Он подошёл к ней и взял за руки.

— Я люблю тебя, мама. Ты самый важный человек в моей жизни. Но мне нужно научиться жить самостоятельно, принимать свои решения и нести за них ответственность. Эта экспедиция — шаг в этом направлении.

Николь смотрела на сына сквозь слёзы, внезапно осознавая, что он уже не тот мальчик, которого она могла направлять и контролировать. Перед ней стоял взрослый мужчина, уверенный в себе и своих решениях.

— Я просто боюсь за тебя, — призналась она. — Боюсь, что с тобой что-то случится там, далеко от дома, и я не смогу помочь.

— Я буду осторожен, — пообещал Альберт. — И я буду на связи, насколько это возможно. Мы будем работать в местах, где есть интернет, хотя бы периодически.

Он обнял мать, и она прижалась к нему, вдыхая знакомый с детства запах. Её мальчик вырос, и ей нужно было научиться отпускать его.

Последние дни перед отъездом Альберта прошли в лихорадочных приготовлениях. Николь, смирившись с неизбежным, решила сделать всё, чтобы помочь сыну подготовиться к экспедиции. Она составила список необходимых вещей, помогла с покупками, даже связалась со знакомым врачом, чтобы получить консультацию по поводу возможных рисков для здоровья в Африке.

Альберт был тронут её заботой и старался проводить с матерью больше времени в эти последние дни. Они вместе ужинали, смотрели старые семейные фотографии, вспоминали забавные случаи из его детства.

Но напряжение всё равно чувствовалось. Николь не могла избавиться от тревоги, а Альберт — от ощущения, что мать всё ещё не полностью принимает его решение.

Накануне отъезда, когда все чемоданы были собраны и стояли в прихожей, они сидели в гостиной, пытаясь вести непринуждённую беседу, но постоянно возвращаясь к теме предстоящей разлуки.

— Ты будешь писать мне? — спросила Николь, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.

— Конечно, — кивнул Альберт. — Как только будет возможность. И буду звонить, когда будет связь.

— И ты вернёшься через полгода? Точно?

— Да, мама. Экспедиция рассчитана на шесть месяцев. Если только не возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства, но это маловероятно.

Николь кивнула, сжимая в руках чашку с давно остывшим чаем.

— Ты будешь видеться с Мартой перед отъездом? — спросила она вдруг, сама удивляясь своему вопросу.

Альберт посмотрел на неё с удивлением.

— Нет, — ответил он после паузы. — Мы не общались с того вечера. Она была очень решительна в своём решении прекратить отношения.

— И ты не пытался переубедить её?

— Пытался. Звонил, писал. Но она не отвечала. А потом я решил уважать её выбор.

Николь почувствовала странную смесь облегчения и вины. С одной стороны, она была рада, что сын не связан отношениями с девушкой, которую она считала неподходящей. С другой — видела, как он страдает из-за этого разрыва, и понимала свою роль в произошедшем.

— Может быть, это и к лучшему, — сказала она осторожно. — Тебе будет легче сосредоточиться на работе в экспедиции.

Альберт посмотрел на мать долгим взглядом.

— Знаешь, мама, — сказал он наконец, — иногда мне кажется, что ты не понимаешь, что значит любить кого-то. По-настоящему любить, не пытаясь изменить или контролировать, а принимая таким, какой есть.

Эти слова задели Николь за живое.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, чувствуя, как внутри нарастает обида. — Я любила твоего отца. Я люблю тебя!

— Да, ты любишь, — согласился Альберт. — Но твоя любовь всегда с условиями. Ты любишь не того, кто есть, а того, кем, по твоему мнению, человек должен быть. Ты любила отца, но постоянно пыталась сделать его более амбициозным, более успешным. Ты любишь меня, но не принимаешь мои решения, если они не соответствуют твоим представлениям о том, что для меня лучше.

Николь была потрясена. Неужели так её видел сын? Неужели её любовь казалась ему условной, контролирующей?

— Это несправедливо, — сказала она тихо. — Я всегда хотела для вас только лучшего.

— Я знаю, — мягко ответил Альберт. — Но иногда "лучшее" — это не то, что ты считаешь таковым. Иногда это просто возможность быть собой и делать собственный выбор, даже если этот выбор кажется тебе неправильным.

Он встал и подошёл к окну, глядя на ночной город.

Глава 5: Встреча с Николаем

Прошло три недели с тех пор, как Альберт улетел в Африку. Три долгих недели, наполненных тишиной и пустотой. Николь никогда не думала, что отсутствие сына так сильно повлияет на неё. Квартира, обычно наполненная его присутствием — разбросанными книгами, звуком клавиатуры по ночам, запахом его любимого кофе по утрам — теперь казалась неестественно тихой и безжизненной.

Первые дни она провела в оцепенении, механически выполняя повседневные задачи и постоянно проверяя телефон в ожидании сообщений от Альберта. Он писал регулярно, но коротко — связь в отдаленных районах Африки была нестабильной. Его сообщения были полны энтузиазма по поводу работы, новых открытий, местных обычаев. Николь отвечала сдержанно, стараясь не показывать, как сильно скучает, как пусто без него в доме.

Анжелика Ветрова, заметив состояние подруги, настояла на том, чтобы Николь с головой погрузилась в работу.

— Тебе нужно отвлечься, дорогая, — сказала она во время их встречи в одном из ресторанов Анжелики. — Нельзя сидеть дома и тосковать. Альберт вернётся через полгода, а до тех пор ты должна жить своей жизнью.

— Я знаю, — вздохнула Николь, помешивая кофе. — Просто я никогда раньше не оставалась одна на такой долгий срок. Даже когда мы с Виктором развелись, Альберт всегда был рядом.

— Вот именно! — Анжелика многозначительно подняла палец. — Ты всегда была матерью Альберта. А теперь у тебя есть шанс побыть просто Николь — красивой, успешной женщиной, у которой есть свои интересы, своя жизнь.

Николь слабо улыбнулась. Анжелика, как всегда, была права. Она слишком привыкла определять себя через призму материнства. Может быть, эта вынужденная разлука с сыном была шансом найти себя заново?

— У меня есть идея, — продолжила Анжелика, видя, что её слова находят отклик. — Марк Леонидович открывает новую выставку в своей галерее в следующую пятницу. Будут представлены работы художников из Санкт-Петербурга. Очень перспективное мероприятие, соберётся весь бомонд. Тебе обязательно нужно там быть.

— Не знаю, Анжелика... — начала Николь.

— Я не принимаю отказа, — решительно заявила подруга. — Более того, я уже сказала Марку, что ты придёшь. Он очень рассчитывает на твою помощь в организации будущих выставок.

Николь знала, что спорить бесполезно. Когда Анжелика что-то решала, переубедить её было невозможно. К тому же, возможно, это действительно был хороший способ отвлечься от тоски по сыну.

— Хорошо, — сдалась она. — Я приду.

— Вот и отлично! — просияла Анжелика. — И надень то изумительное чёрное платье, которое мы купили в прошлом месяце. Оно идеально подчеркивает твою фигуру.

Галерея Марка Леонидовича располагалась в старинном особняке в центре города. Высокие потолки, большие окна и прекрасное естественное освещение делали это место идеальным для выставок. Николь бывала здесь раньше, но всегда в качестве посетителя. Сегодня же она пришла как потенциальный партнёр, и это придавало вечеру особое значение.

Она выбрала то самое чёрное платье, о котором говорила Анжелика — элегантное, с открытой спиной и длиной чуть ниже колена. Дополнила образ жемчужными серьгами и тонким браслетом, а волосы собрала в изящный пучок, оставив несколько прядей свободно обрамлять лицо.

Когда она вошла в галерею, мероприятие было в самом разгаре. Зал наполняли элегантно одетые люди, негромко звучала классическая музыка, официанты разносили шампанское и лёгкие закуски. Стены были увешаны картинами — от традиционных пейзажей до смелых абстракций.

— Николь! Наконец-то! — Марк Леонидович, невысокий энергичный мужчина лет шестидесяти, поспешил к ней навстречу. — Я уже начал беспокоиться, что вы не придёте.

— Прошу прощения за опоздание, — улыбнулась Николь, позволяя ему поцеловать её руку. — Небольшие проблемы с такси.

— Ничего страшного, главное, что вы здесь. Позвольте, я проведу вас по выставке и познакомлю с художниками.

Следующий час Николь провела, переходя от одной картины к другой, слушая рассказы Марка о художниках и их творчестве. Она встретила нескольких знакомых, обменялась любезностями, выпила бокал шампанского. Постепенно напряжение, с которым она пришла на мероприятие, начало отпускать. Анжелика была права — ей нужно было выйти в свет, отвлечься от мыслей об Альберте.

— А сейчас, — сказал Марк, подводя её к дальней стене галереи, — я хочу показать вам работы, которые, уверен, вас особенно заинтересуют. Это картины Николая Верховского, одного из самых интересных современных художников Петербурга.

Николь остановилась перед серией полотен, и её дыхание невольно сбилось. Картины были удивительны — яркие, эмоциональные, с какой-то особой энергетикой, которая сразу захватывала зрителя. На них были изображены городские пейзажи, но не привычные туристические виды, а скорее настроение города — дождливые улицы, отражения фонарей в лужах, силуэты людей под зонтами.

— Это потрясающе, — искренне сказала она. — Такая сильная эмоциональная составляющая.

— Я рад, что вам нравится, — раздался глубокий голос за её спиной.

Николь обернулась и увидела высокого мужчину лет пятидесяти восьми. У него были седеющие волосы, выразительные серые глаза и лицо, которое нельзя было назвать красивым в классическом смысле, но оно притягивало внимание своей характерностью и живостью.

— Николь, позвольте представить вам Николая Верховского, — сказал Марк. — Николай, это Николь Гончарова, о которой я вам рассказывал.

— Очень приятно, — Николай слегка поклонился и взял её руку. Его рукопожатие было тёплым и уверенным. — Марк много рассказывал о вас и вашей работе с выставками.

— Взаимно, — ответила Николь, чувствуя странное волнение. — Я восхищена вашими работами. В них есть что-то... настоящее.

Николай улыбнулся, и его лицо сразу преобразилось, став моложе и мягче.

— Это лучший комплимент для художника — услышать, что его работы воспринимаются как настоящие.

Марк, заметив, что между ними возникла какая-то искра, деликатно отступил.

— Я вас оставлю ненадолго, — сказал он. — Нужно поприветствовать новых гостей. Николай, покажите Николь остальные ваши работы.

Оставшись наедине с художником, Николь почувствовала лёгкое смущение, которое не испытывала уже много лет. Было что-то в этом мужчине — в его спокойной уверенности, в глубине взгляда, в том, как он держался — что заставляло её чувствовать себя не опытной светской дамой, а молодой девушкой на первом свидании.

— Расскажите мне о вашей серии, — попросила она, чтобы скрыть смущение. — Что вдохновило вас на создание этих картин?

Николай посмотрел на свои работы с тёплой улыбкой, словно на старых друзей.

— Петербург, — просто ответил он. — Город, который я люблю всем сердцем, со всеми его противоречиями, красотой и меланхолией. Я хотел передать не столько его внешний облик, сколько его душу, его настроение.

Он подвёл её к одной из картин, на которой был изображён дождливый вечер на набережной Невы.

— Видите этот свет от фонарей, как он отражается в воде? Для меня это символ Петербурга — город света, который всегда немного печален, но прекрасен в своей печали.

Николь смотрела на картину, и ей казалось, что она действительно чувствует влажный воздух, слышит шум дождя и далёкий гул города. Это было удивительно — как художнику удалось передать не просто изображение, а целую гамму ощущений.

— У вас удивительный талант, — сказала она. — Вы заставляете зрителя не просто видеть, а чувствовать.

— Спасибо, — Николай слегка наклонил голову. — А чем занимаетесь вы, Николь? Марк говорил, что вы организуете выставки?

— Да, но это скорее хобби, чем профессия, — ответила она. — Я помогаю художникам найти площадки для экспозиций, организую встречи с потенциальными покупателями, иногда консультирую по вопросам продвижения. Ничего особенного.

— Не скромничайте, — улыбнулся Николай. — Это очень важная работа. Художники часто бывают,  скажем так, не очень практичными людьми. Нам нужны такие люди, как вы, чтобы наше искусство нашло своего зрителя.

Они продолжили разговор, переходя от картины к картине. Николай рассказывал о своём творческом пути, о том, как начинал с традиционной живописи, но постепенно нашёл свой уникальный стиль. Николь, в свою очередь, делилась опытом организации выставок, рассказывала о местной арт-сцене.

Время летело незаметно. Они так увлеклись беседой, что не заметили, как гости начали расходиться, а официанты — убирать пустые бокалы.

— Боже, уже так поздно, — спохватилась Николь, взглянув на часы. — Я даже не заметила, как пролетело время.

— Я тоже, — признался Николай. — Мне было очень приятно с вами беседовать, Николь. Давно не встречал человека, с которым так легко говорить об искусстве.

— Взаимно, — улыбнулась она. — Ваши работы действительно впечатляют, и я была рада узнать историю их создания.

Наступила пауза, и Николь почувствовала, что Николай хочет что-то сказать, но колеблется.

— Я буду в вашем городе ещё неделю, — наконец произнёс он. — Может быть, вы согласились бы показать мне местные достопримечательности? Я слышал, здесь есть прекрасный старый парк с озером.

Николь почувствовала, как сердце неожиданно ускорило ритм. Это было приглашение? Что-то вроде свидания? Она не могла вспомнить, когда в последний раз мужчина приглашал её куда-то просто так, не по работе, не как мать Альберта, а как женщину.

— С удовольствием, — ответила она, удивляясь собственной решительности. — Парк действительно прекрасен, особенно сейчас, когда начинается осень и листья меняют цвет.

— Замечательно, — в глазах Николая мелькнуло удовлетворение. — Может быть, завтра? Если, конечно, у вас нет других планов.

— Завтра подходит идеально, — Николь достала из сумочки визитку. — Вот мой номер телефона. Позвоните мне утром, и мы договоримся о времени.

Николай взял карточку, на мгновение их пальцы соприкоснулись, и Николь почувствовала лёгкий трепет — ощущение, которое она давно забыла.

— Обязательно позвоню, — сказал он, бережно убирая визитку во внутренний карман пиджака.

Они попрощались, и Николь вышла из галереи с странным чувством лёгкости и волнения одновременно. Ночной воздух был прохладным и свежим, город мерцал огнями, и ей вдруг захотелось пройтись пешком, а не вызывать такси.

Идя по вечерним улицам, она думала о Николае. Было что-то особенное в этом человеке — какая-то внутренняя сила и одновременно мягкость, уверенность в себе без намёка на самолюбование. Он был полной противоположностью её бывшему мужу Виктору, который всегда стремился произвести впечатление, всегда был немного напряжён, словно на сцене.

Николай же казался абсолютно естественным, спокойным, принимающим жизнь такой, какая она есть. И эта его естественность странным образом действовала на Николь — рядом с ним она тоже чувствовала себя более настоящей, менее скованной условностями и ожиданиями.

Дома она долго не могла уснуть. Мысли о предстоящей встрече с Николаем перемежались с беспокойством о сыне. От Альберта не было вестей уже три дня, и хотя она знала, что в отдалённых районах Африки связь часто пропадает, всё равно не могла не волноваться.

Наконец, она заснула, и ей приснился странный сон: она шла по берегу моря, а впереди шёл Альберт, но почему-то маленький, как ребёнок. Она звала его, но он не оборачивался, продолжая удаляться. А потом рядом с ней появился Николай, взял её за руку и сказал: "Отпусти его. Он должен идти своим путём."

Утром Николь проснулась от звука телефона. Это было сообщение от Альберта:

"Привет, мама! Извини за молчание, мы были в деревне без связи. Всё хорошо, работа идёт отлично. Познакомился с местными шаманами, они показали мне ритуалы, о которых я только читал в книгах. Материала для исследования море! Как ты? Не скучаешь? Целую, А."

Николь с облегчением выдохнула и тут же написала ответ:

"Здравствуй, дорогой! Я так рада, что у тебя всё хорошо. Береги себя, не забывай принимать таблетки от малярии. У меня всё в порядке, вчера была на открытии выставки в галерее Марка. Очень интересные работы петербургских художников. Люблю тебя, мама."

Она не стала упоминать о знакомстве с Николаем — почему-то ей хотелось сохранить это при себе, как маленький секрет, что-то личное, принадлежащее только ей.

Через час позвонил Николай, и они договорились встретиться в два часа дня у входа в парк. Николь провела утро в приятном волнении, перебирая гардероб в поисках подходящего наряда. В конце концов, она выбрала простое, но элегантное платье цвета бургунди, лёгкий кардиган и удобные туфли — прогулка по парку предполагала комфортную обувь.

Когда она подъехала к парку, Николай уже ждал её у входа. На нём были джинсы, тёмно-синий свитер и лёгкая куртка — простой, но элегантный наряд, который подчёркивал его высокую фигуру. В руках он держал небольшой букет осенних цветов.

— Добрый день, — улыбнулся он, протягивая ей букет. — Надеюсь, я не слишком старомоден с этими цветами?

— Вовсе нет, — Николь приняла букет, чувствуя, как щёки слегка краснеют. — Они прекрасны. Спасибо.

Они вошли в парк и медленно пошли по главной аллее. День был ясным и тёплым, одним из тех золотых осенних дней, когда природа словно замирает в последнем великолепии перед наступлением холодов. Листья на деревьях уже начали менять цвет, создавая потрясающую палитру от зелёного до багряного.

— Какая красота, — заметил Николай, оглядываясь вокруг. — Я всегда любил осень. В ней есть какая-то особая меланхолия, которая делает её самым "художественным" временем года.

— Я тоже люблю осень, — призналась Николь. — Хотя многие предпочитают весну с её обещанием новой жизни, мне всегда казалось, что в осени больше глубины, больше... мудрости, что ли.

Николай посмотрел на неё с интересом.

— Интересная мысль. Осень как время мудрости, время сбора урожая, подведения итогов... Это очень созвучно моему восприятию.

Они продолжили прогулку, разговаривая об искусстве, о природе, о городах, в которых побывали. Николай рассказал, что после смерти жены пять лет назад много путешествовал, искал вдохновение в разных уголках мира.

— Елена болела долго, — тихо сказал он, когда они сели на скамейку у озера. — Рак. Я ухаживал за ней до последнего дня. Когда её не стало, я почувствовал... пустоту. Не только горе, но именно пустоту, словно часть меня исчезла вместе с ней.

Николь молча слушала, чувствуя странную связь с этим человеком, которого знала меньше суток.

— Я начал путешествовать, чтобы заполнить эту пустоту, — продолжил Николай. — Побывал в Италии, Франции, Испании, даже в Индии и Непале. Рисовал всё, что видел. Это помогало... не забыть, нет, но научиться жить дальше.

— Я понимаю, — тихо сказала Николь. — После развода с мужем у меня было похожее чувство. Хотя, конечно, развод — это не то же самое, что потеря любимого человека...

— Боль есть боль, — мягко возразил Николай. — Не стоит сравнивать или измерять её. Каждый переживает свои потери по-своему.

Николь кивнула, благодарная за его понимание.

— Мы с Виктором прожили вместе пятнадцать лет, — сказала она. — Когда мы расстались, Альберту было тринадцать. Это был сложный период для нас обоих. Виктор... он всегда был амбициозным, стремился к успеху, к признанию. В какой-то момент его карьера стала для него важнее семьи. Он получил предложение о работе в Москве и просто... уехал. Сказал, что мы можем переехать к нему позже, но я знала, что этого не произойдёт. Мы с Альбертом остались вдвоём.

— И вы справились, — заметил Николай. — Вырастили сына, построили свою жизнь.

— Да, — Николь слабо улыбнулась. — Хотя иногда мне кажется, что я слишком... привязалась к роли матери. Альберт стал центром моей вселенной, и я, возможно, не всегда давала ему достаточно свободы.

Она не знала, почему рассказывает всё это почти незнакомому человеку, но с Николаем было удивительно легко говорить.

— Дети вырастают, — философски заметил Николай. — Это естественный процесс. И для родителей это всегда непросто — отпустить их, позволить идти своим путём.

— Альберт сейчас в Африке, — сказала Николь. — Участвует в исследовательской экспедиции. Будет там полгода.

— И вы скучаете по нему.

— Очень, — призналась она. — Но в то же время... это странно, но я чувствую какое-то освобождение. Словно я наконец могу вспомнить, что я не только мать, но и женщина, у которой есть своя жизнь, свои интересы.

Николай посмотрел на неё с тёплой улыбкой.

— Это хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Материнство — прекрасная роль, но не единственная в жизни женщины.

Они сидели у озера, наблюдая, как солнечные блики играют на воде, как опавшие листья плывут по поверхности, словно маленькие лодочки. Разговор тёк легко и непринуждённо, переходя от серьёзных тем к забавным историям из жизни, от обсуждения искусства к воспоминаниям о детстве.

Когда начало смеркаться, они неохотно поднялись со скамейки и пошли к выходу из парка.

— Спасибо за прекрасный день, — сказал Николай, когда они остановились у ворот. — Я давно не получал такого удовольствия от простой прогулки и разговора.

— И вам спасибо, — ответила Николь. — Это было освежающе во всех смыслах.

Наступила пауза, и Николь почувствовала лёгкое напряжение. Что дальше? Попрощаться? Предложить встретиться снова?

— Я знаю, что это может показаться поспешным, — сказал Николай, словно прочитав её мысли, — но мне бы очень хотелось увидеть вас снова. Может быть, завтра вечером? Я слышал, в городе есть хороший джазовый клуб.

Николь почувствовала, как внутри разливается тепло. Она не помнила, когда в последний раз испытывала такое волнение от перспективы свидания.

— С удовольствием, — ответила она. — Я люблю джаз.

— Отлично, — улыбнулся Николай. — Я заеду за вами в семь, если вы не против.

Они обменялись адресами, и Николай, взяв её руку, слегка коснулся губами тыльной стороны ладони — старомодный, но такой элегантный жест, который заставил сердце Николь забиться чаще.

— До завтра, Николь, — сказал он тихо.

— До завтра, Николай, — ответила она, чувствуя, как губы сами собой складываются в улыбку.

Вернувшись домой, Николь поставила букет в вазу и долго смотрела на цветы, погружённая в мысли. День с Николаем оставил в душе странное, почти забытое чувство — смесь волнения, радости и какой-то светлой грусти. Она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так — словно перед ней открывается новая глава жизни, полная неизвестности, но и обещания чего-то хорошего.

Зазвонил телефон — это была Анжелика.

— Ну как прошла выставка? — без предисловий спросила подруга. — Ты познакомилась с интересными людьми?

Николь улыбнулась, думая, как много она может рассказать.

— Да, выставка была замечательной, — ответила она. — И я действительно познакомилась с интересным человеком.

— Интересным человеком? — в голосе Анжелики звучало неприкрытое любопытство. — Ты не хочешь рассказать подробнее?

Николь улыбнулась, прижимая телефон к уху.

— Его зовут Николай Верховский. Он художник из Санкт-Петербурга, один из тех, чьи работы были представлены на выставке.

— Николай Верховский? — Анжелика присвистнула. — Я видела его картины в каталоге. Очень талантливый мужчина. И, насколько я помню по фотографиям, весьма представительный.

— Да, он интересный, — осторожно сказала Николь, не желая выдавать всю глубину своих впечатлений.

— И? — Анжелика явно ждала продолжения. — Вы просто поговорили об искусстве или...?

— Мы провели сегодня день вместе, — призналась Николь. — Гуляли в парке, разговаривали. И завтра идём в джазовый клуб.

— Николь Гончарова! — воскликнула Анжелика с таким восторгом, что Николь пришлось отодвинуть телефон от уха. — Ты идёшь на свидание! Я не могу в это поверить! Сколько я тебя знаю, ты всегда отказывалась от моих попыток познакомить тебя с кем-нибудь.

— Это не совсем свидание, — попыталась возразить Николь, но сама не верила своим словам.

— Конечно, свидание, — Анжелика рассмеялась. — Мужчина приглашает тебя в джазовый клуб, и это не свидание? Кого ты пытаешься обмануть?

Николь вздохнула, но не могла сдержать улыбку.

— Хорошо, возможно, это свидание. Но я не хочу торопить события. Мы только познакомились.

— Иногда достаточно одной встречи, чтобы понять, что человек тебе подходит, — философски заметила Анжелика. — Когда я встретила своего Игоря, я уже через час знала, что выйду за него замуж.

— Не все такие решительные, как ты, — улыбнулась Николь.

— Ладно, не буду давить, — смягчилась Анжелика. — Но я хочу знать все подробности после вашего похода в джаз-клуб. И, кстати, что ты собираешься надеть?

Следующие полчаса они обсуждали гардероб Николь, и Анжелика настояла на том, чтобы завтра днём заехать и помочь подруге выбрать идеальный наряд.

Закончив разговор, Николь подошла к окну. Ночной город мерцал огнями, и где-то там, в одном из отелей, был Николай — человек, который за один день сумел пробудить в ней чувства, о существовании которых она почти забыла.

Она подумала об Альберте, о том, как он отреагирует, узнав, что его мать встречается с мужчиной. Будет ли он рад за неё или почувствует себя преданным? Николь всегда ставила сына на первое место, и мысль о том, что теперь в её жизни может появиться кто-то ещё, вызывала странное чувство вины.

Но потом она вспомнила слова Николая о том, что материнство — прекрасная роль, но не единственная в жизни женщины. Может быть, пришло время позволить себе быть не только матерью Альберта, но и просто Николь — женщиной, у которой есть право на собственное счастье?

С этой мыслью она отошла от окна и начала готовиться ко сну, чувствуя, как внутри растёт предвкушение завтрашнего вечера.

Следующие несколько дней пролетели как в тумане. Николь и Николай виделись каждый день — ходили в джаз-клуб, в театр, на выставки, просто гуляли по городу или сидели в уютных кафе, разговаривая обо всём на свете.

Николь не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так легко и свободно с мужчиной. Николай был внимательным слушателем, интересным собеседником, и с ним она могла быть собой — не идеальной матерью, не успешным организатором выставок, а просто женщиной со своими страхами, надеждами и мечтами.

В пятницу вечером, после ужина в небольшом итальянском ресторанчике, Николай проводил её домой. Они стояли у подъезда, не решаясь попрощаться.

— Я улетаю послезавтра, — сказал Николай, глядя ей в глаза. — Эта неделя была... особенной для меня, Николь. Я не ожидал, что приеду в этот город и встречу женщину, которая так много для меня значит.

Николь почувствовала, как сердце сжимается от мысли о его отъезде.

— Для меня тоже, — тихо ответила она. — Я буду скучать по нашим разговорам, по нашим прогулкам...

— Я тоже, — Николай взял её руки в свои. — Но я хотел спросить. Могу ли я вернуться? Не просто в гости, а может быть, насовсем?

Николь посмотрела на него с удивлением.

— Насовсем? Но твоя жизнь, твоя работа — всё в Петербурге.

— Художник может работать где угодно, — улыбнулся Николай. — А жизнь... Жизнь там, где сердце находит покой. И я чувствую, что рядом с тобой моё сердце наконец-то успокаивается после долгих лет одиночества.

Николь не знала, что ответить. Всё происходило так быстро, но в то же время казалось таким правильным, таким естественным.

— Я не прошу тебя принимать решение сейчас, — мягко сказал Николай, видя её замешательство. — Я вернусь в Петербург, закончу некоторые дела, а потом, если ты позволишь, приеду снова. И мы посмотрим, куда это нас приведёт.

Он наклонился и нежно поцеловал её — первый поцелуй, от которого у Николь закружилась голова и подкосились колени.

— Спокойной ночи, Николь, — прошептал он, отстраняясь. — Увидимся завтра.

— Спокойной ночи, — ответила она, чувствуя, как внутри разливается тепло.

Поднимаясь в квартиру, Николь думала о том, как удивительно изменилась её жизнь за эту неделю. Ещё недавно она чувствовала себя потерянной без Альберта, а теперь... теперь в её жизни появился человек, который видел в ней не только мать, но и женщину — со всеми её достоинствами и недостатками, страхами и надеждами.

И впервые за долгое время Николь позволила себе мечтать о будущем — не о будущем Альберта, а о своём собственном будущем, в котором, возможно, найдётся место для новой любви.

Глава 6: Письма от сына

Утро началось с письма от Альберта. Не короткого сообщения, как обычно, а настоящего, длинного письма, отправленного по электронной почте. Николь, только проснувшись, сразу потянулась к телефону и, увидев уведомление, села в кровати, подложив подушку под спину.

"Дорогая мама,

Прости, что долго не писал подробно. Связь здесь действительно оставляет желать лучшего, да и времени свободного почти нет. Но сегодня выдался спокойный день, и я решил написать тебе настоящее письмо, а не обычную короткую записку.

Африка потрясающая! Всё, что я читал о ней, все фотографии, которые видел, не передают и десятой доли того, что чувствуешь, когда оказываешься здесь. Цвета, запахи, звуки — всё другое, всё яркое, насыщенное, живое. Ночью небо просто невероятное — никогда не видел столько звёзд. Они кажутся такими близкими, что хочется протянуть руку и дотронуться.

Наша работа продвигается хорошо. Мы собрали уже много материала для исследования, провели несколько важных экспериментов. Профессор Бергман говорит, что результаты превосходят все ожидания. Местные жители очень помогают нам — показывают растения, рассказывают о традиционных методах лечения. Это бесценные знания, которые нигде не записаны, передаются только устно, от поколения к поколению.

Знаешь, здесь совсем другое отношение к жизни, к времени. Никто никуда не спешит, нет этой постоянной гонки за успехом, за достижениями. Люди просто живут, радуются каждому дню, заботятся друг о друге. Это заставляет задуматься о многом.

А ещё я познакомился с удивительной девушкой. Её зовут Амока, что на местном языке означает "красивая". И это имя ей очень подходит. Она работает официанткой в столовой нашей экспедиции, но на самом деле она студентка местного колледжа, изучает биологию. Подрабатывает, чтобы оплачивать учёбу.

Амока потрясающе умная и любознательная. Она знает о местной флоре больше, чем многие наши специалисты. Помогает нам с переводом, когда мы общаемся с местными жителями, которые не говорят по-английски. А ещё у неё удивительная улыбка — когда она улыбается, кажется, что солнце светит ярче.

Мы много разговариваем по вечерам, после её смены. Она рассказывает мне о своей культуре, о традициях своего народа, а я рассказываю ей о России, о нашей жизни. Ей всё интересно, она задаёт так много вопросов.

Мама, я никогда не встречал такого человека. С ней я чувствую себя... настоящим. Не профессором, не учёным, не твоим сыном, а просто собой. Это странное, новое чувство.

Как ты? Надеюсь, ты не слишком скучаешь без меня. Расскажи, как прошла выставка, о которой ты писала. Познакомилась с интересными людьми?

Обнимаю тебя крепко,
Твой Альберт."

Николь перечитала письмо несколько раз, и с каждым прочтением её беспокойство росло. Альберт никогда раньше не писал так... эмоционально. Он всегда был сдержанным, рациональным, больше говорил о работе, чем о чувствах. А теперь это письмо, полное восторженных описаний и — что особенно тревожило — упоминаний о какой-то девушке.

Амока. Красивая. Студентка, официантка, помощница экспедиции. И, судя по тону письма, она уже заняла особое место в сердце Альберта.

Николь отложила телефон и встала с кровати. Она подошла к окну, открыла его, впуская свежий утренний воздух. Нужно было успокоиться, собраться с мыслями. В конце концов, это просто дружба, увлечение, вызванное экзотической обстановкой. Альберт всегда был рассудительным, он не станет делать поспешных шагов.

Но что-то подсказывало ей, что это не просто увлечение. Слишком много тепла, слишком много восхищения было в словах сына. "С ней я чувствую себя настоящим" — эта фраза особенно беспокоила. Что это значит? Что с ней, с матерью, он чувствует себя ненастоящим?

Николь глубоко вздохнула, пытаясь подавить растущую тревогу. Сейчас не время для паники. Нужно ответить на письмо — спокойно, с интересом, не показывая своего беспокойства.

Она вернулась к телефону и начала писать ответ:

"Дорогой Альберт,

Я так рада получить от тебя такое подробное письмо! Читая его, я словно на мгновение перенеслась в Африку, увидела эти звёзды, почувствовала эти запахи. Ты так живо всё описываешь, что я почти могу представить себя рядом с тобой.

Очень рада, что ваша работа идёт успешно. Я всегда знала, что ты добьёшься больших результатов. Передавай привет профессору Бергману.

Что касается твоей новой знакомой, Амоки, она звучит как очень интересный человек. Должно быть, удивительно встретить такую образованную и целеустремлённую девушку в столь отдалённом месте. Я бы хотела узнать о ней больше. Сколько ей лет? Какие у неё планы на будущее? Она хочет остаться в Африке или мечтает путешествовать, изучать мир?

У меня всё хорошо. Выставка, о которой я упоминала, прошла очень успешно. Там были представлены работы художников из Санкт-Петербурга, и я познакомилась с одним из них — Николаем Верховским. Его картины просто потрясающие — городские пейзажи, полные настроения и эмоций. Мы немного поговорили об искусстве, и он оказался очень интересным собеседником.

Вчера мы гуляли в парке — Николай хотел увидеть город, а я вызвалась показать ему наши достопримечательности. Сегодня вечером идём в джазовый клуб. Он в городе ненадолго, всего на неделю, но эти встречи помогают мне не чувствовать себя такой одинокой без тебя.

Береги себя, дорогой. Не забывай о мерах предосторожности — я читала, что в тех местах много опасных насекомых и змей.

С любовью,
Мама."

Николь перечитала своё письмо. Оно казалось достаточно непринуждённым, с искренним интересом к жизни сына, но без излишней тревоги. Упоминание о Николае было как бы между прочим, но достаточно подробным, чтобы Альберт понял — у неё тоже есть своя жизнь, свои интересы.

Она отправила письмо и пошла готовить завтрак, стараясь не думать о том, что может означать увлечение Альберта африканской девушкой. Сейчас нужно было сосредоточиться на предстоящем вечере с Николаем.

Джазовый клуб "Blue Note" располагался в подвальном помещении старинного здания в центре города. Несмотря на скромный вход — лишь небольшая вывеска указывала на его существование — внутри клуб оказался просторным и стильным.

Вечер в джазовом клубе "Blue Note" превзошел все ожидания Николь. Интерьер клуба был выдержан в классическом стиле — приглушенный свет, темные деревянные панели, фотографии легендарных джазовых музыкантов на стенах. Николай заказал столик в углу, откуда открывался прекрасный вид на небольшую сцену.

Квартет, игравший в тот вечер, исполнял классические композиции Майлза Дэвиса и Джона Колтрейна. Музыка обволакивала, создавая интимную атмосферу, в которой разговор становился глубже, а взгляды — выразительнее.

— Знаешь, — сказал Николай, наклонившись к Николь, чтобы его было слышно сквозь музыку, — джаз для меня всегда был особенным искусством. В нем есть структура, но внутри нее — полная свобода. Как в жизни — у нас есть определенные рамки, но внутри них мы вольны импровизировать.

Николь кивнула, наслаждаясь не только его словами, но и близостью, теплом его дыхания на своей щеке.

— Я никогда не думала об этом так, но ты прав. Может быть, поэтому джаз так трогает душу — он отражает саму суть нашего существования.

Они говорили о музыке, об искусстве, о своих любимых местах в мире. Николай рассказывал о Венеции, где провел целый месяц, рисуя каналы и старинные здания, а Николь делилась воспоминаниями о поездке в Прованс, где солнечный свет и лавандовые поля создавали особую, ни с чем не сравнимую атмосферу.

Время летело незаметно, и когда музыканты объявили последнюю композицию вечера, Николь с удивлением обнаружила, что уже за полночь.

— Не хочется, чтобы этот вечер заканчивался, — признался Николай, когда они вышли из клуба в прохладную ночь.

— Мне тоже, — тихо ответила Николь.

Он взял ее за руку, и они медленно пошли по ночным улицам. Город спал, лишь редкие прохожие и такси нарушали тишину. Дойдя до набережной, они остановились, глядя на темную воду, в которой отражались огни города.

— Я улетаю послезавтра, — сказал Николай, не отпуская ее руки. — Но я хочу, чтобы ты знала — эта неделя изменила мою жизнь. Встреча с тобой... это как будто я снова научился дышать полной грудью после долгих лет в полусне.

Николь повернулась к нему, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле.

— Для меня тоже все изменилось, — призналась она. — Я так долго была только мамой Альберта, что почти забыла, каково это — быть просто женщиной, которая может чувствовать, мечтать, желать.

Николай осторожно коснулся ее лица, его пальцы были теплыми и нежными.

— Ты удивительная женщина, Николь. И прекрасная мать. Но ты заслуживаешь счастья не только как мать, но и как женщина.

Он наклонился и поцеловал ее — нежно, без спешки, словно у них впереди была вся вечность. Николь ответила на поцелуй, чувствуя, как внутри разливается тепло, как тает лед, сковывавший ее сердце долгие годы.

Когда они наконец оторвались друг от друга, Николай прошептал:

— Я вернусь. Обещаю. Мне нужно уладить некоторые дела в Петербурге, но я вернусь к тебе.

— Я буду ждать, — просто ответила Николь.

Следующие недели прошли для Николь в странном состоянии — с одной стороны, она скучала по Николаю, с другой — их ежедневные телефонные разговоры и видеозвонки наполняли ее жизнь новым смыслом. Он рассказывал о своих делах, о подготовке к переезду, о новых картинах, которые писал, вдохновленный их встречей. Она делилась своими мыслями, рассказывала о работе, о письмах от Альберта.

А письма от сына приходили регулярно, и с каждым разом имя Амоки упоминалось все чаще. В начале октября пришло новое письмо, которое заставило Николь серьезно задуматься.

"Дорогая мама,

Спасибо за твое последнее письмо. Рад слышать, что у тебя все хорошо и что ты нашла нового друга. Николай Верховский — я погуглил его, очень известный художник. Его работы выставляются в лучших галереях России и Европы. Ты всегда умела окружать себя интересными людьми.

У нас тут все идет своим чередом. Работа продвигается успешно, материала собрано уже на несколько научных статей. Профессор Бергман говорит, что по результатам экспедиции мы  сможем организовать большую конференцию.

Но я хочу рассказать тебе об Амоке. Ты спрашивала о ней, и я понимаю твой интерес. Ей 24 года, она родилась в небольшой деревне в 100 километрах отсюда. Ее отец — школьный учитель, мать — медсестра в местной клинике. У нее есть еще три младших брата и сестра.

Амока получила стипендию на обучение в колледже — она очень способная. Ее мечта — стать биологом и работать над сохранением уникальной природы своей страны. Она много читает, интересуется не только наукой, но и литературой, искусством. Особенно ей нравится русская литература — представляешь, она читала Достоевского и Толстого в переводе на английский!

Мы проводим вместе много времени. Она показала мне места, которые обычно не видят туристы, — настоящую, неприукрашенную Африку. Мы ходили в ее родную деревню, познакомились с ее семьей. Они очень простые, но удивительно гостеприимные люди. Отец Амоки говорит на пяти языках, включая русский — он изучал его в университете в советское время, когда между нашими странами были тесные связи.

Мама, я никогда не чувствовал ничего подобного. С Амокой я словно стал другим человеком — более открытым, более живым. Она видит мир совсем иначе, чем мы привыкли, и это заставляет меня пересматривать многие свои взгляды.

Я знаю, что ты, возможно, беспокоишься. Но я хочу, чтобы ты знала — Амока не просто увлечение, вызванное экзотической обстановкой. То, что я чувствую к ней, гораздо глубже. И, кажется, она чувствует то же самое ко мне.

Мы много говорили о будущем. О том, что будет, когда экспедиция закончится. Я предложил ей приехать в Россию — продолжить образование в нашем университете. У нее отличный английский, и с ее способностями она быстро освоит русский. Профессор Бергман готов помочь с оформлением документов и стипендией.

Я хотел бы, чтобы ты познакомилась с ней, мама. Я уверен, что ты полюбишь ее так же, как и я.

Напиши, что ты думаешь обо всем этом. Твое мнение очень важно для меня.

Обнимаю,
Твой Альберт."

Николь прочитала письмо и почувствовала, как к горлу подступает комок. Ее худшие опасения подтверждались — Альберт не просто увлекся этой девушкой, он, похоже, всерьез влюбился. И даже строит планы привезти ее в Россию!

Она отложила телефон и подошла к окну. За стеклом моросил осенний дождь, серое небо сливалось с серым морем на горизонте. Этот пейзаж как нельзя лучше соответствовал ее настроению.

Что ей делать? Как реагировать? Первым импульсом было написать сыну, что он сошел с ума, что нельзя так серьезно относиться к отношениям, возникшим в такой необычной обстановке, что эта девушка — совершенно из другого мира, с другой культурой, другими ценностями.

Но Николь понимала, что такая реакция только оттолкнет сына. Альберт всегда был упрямым, и если она открыто выступит против его выбора, он только укрепится в своем решении.

К тому же, была и другая сторона. Кто она такая, чтобы судить об этой девушке, не зная ее? Может быть, Амока действительно особенная, может быть, она действительно делает Альберта счастливым? И разве не этого она всегда хотела для своего сына — чтобы он был счастлив?

Николь вздохнула и вернулась к телефону. Нужно было ответить сыну — спокойно, взвешенно, не показывая своего беспокойства, но и не поощряя его поспешных решений.

"Дорогой Альберт,

Спасибо за твое письмо. Я рада, что работа идет успешно и что ты нашел такого интересного человека, как Амока.

Она действительно звучит как удивительная девушка — образованная, целеустремленная, с широким кругозором. Я понимаю, почему ты так увлечен ею.

Что касается твоих планов пригласить ее в Россию... Альберт, я не хочу показаться консервативной или предвзятой, но я беспокоюсь, что вы можете торопить события. Вы знакомы всего несколько месяцев, в очень необычных обстоятельствах. Жизнь в России будет совсем другой для нее — другой климат, другая культура, другие люди. Это будет огромный стресс.

Я не говорю 'нет'. Я просто прошу тебя хорошо подумать и не принимать поспешных решений. Может быть, стоит сначала закончить экспедицию, вернуться домой, а потом уже решать, как развивать ваши отношения дальше?

Что касается меня, то у меня все хорошо. Николай вернулся в Петербург, но мы поддерживаем связь. Он планирует приехать снова в конце месяца. Он действительно очень интересный человек, и мне приятно общаться с ним.

Береги себя, дорогой. Я всегда на твоей стороне, что бы ты ни решил.

С любовью,
Мама."

Отправив письмо, Николь почувствовала себя немного лучше. Она постаралась быть честной с сыном, выразить свои опасения, но при этом не давить на него, не отвергать его выбор категорически.

Теперь оставалось только ждать его ответа и надеяться, что он прислушается к ее совету не торопиться с решениями.

Вечером позвонил Николай. Его лицо на экране выглядело усталым, но счастливым.

— Привет, — улыбнулся он. — Как твой день?

Николь хотела сказать, что все хорошо, как обычно, но вместо этого вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Николь? Что случилось? — обеспокоенно спросил Николай.

— Альберт, — тихо сказала она. — Он... кажется, он влюбился в девушку из Африки. И хочет привезти ее в Россию.

Николай помолчал, обдумывая ее слова.

— И это плохо? — осторожно спросил он.

— Я не знаю, — честно ответила Николь. — Я ничего не знаю об этой девушке, кроме того, что пишет Альберт. А он... он в таком восторге от нее, что, боюсь, не видит реальности. Они из совершенно разных миров, с разными культурами, традициями. Как они будут жить вместе? Как она адаптируется здесь? И что, если это просто увлечение, вызванное необычной обстановкой? Что, если через месяц после возвращения он поймет, что совершил ошибку?

Николай внимательно слушал, не перебивая. Когда Николь закончила, он мягко сказал:

— Знаешь, я понимаю твое беспокойство. Это естественно — волноваться за сына. Но, может быть, стоит дать ему шанс самому разобраться в своих чувствах? В конце концов, он взрослый человек.

— Но он всегда был таким... рациональным, таким осторожным. А сейчас он словно другой человек, — Николь покачала головой. — Я боюсь, что он совершает ошибку, которая сделает его несчастным.

— А может быть, наоборот? — предположил Николай. — Может быть, именно эта девушка, Амока, помогла ему раскрыться, стать более эмоциональным, более живым? Может быть, это как раз то, что ему нужно?

Николь задумалась. Она никогда не смотрела на ситуацию с этой стороны.

— Возможно, ты прав, — неуверенно сказала она. — Но все равно... это так неожиданно, так непохоже на него.

— Любовь часто бывает неожиданной, — мягко улыбнулся Николай. — И она меняет людей, иногда до неузнаваемости. Но обычно — к лучшему.

Они проговорили еще долго. Николай не давал советов, не говорил, что Николь должна делать или чувствовать. Он просто слушал, задавал вопросы, делился своими мыслями. И постепенно тревога Николь начала утихать. Она не перестала беспокоиться за сына, но теперь это беспокойство было не таким острым, не таким паническим.

— Спасибо тебе, — сказала она, когда они заканчивали разговор. — Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы мне стало легче.

— Я просто рядом, — просто ответил Николай. — И всегда буду рядом, когда я тебе нужен.

После разговора Николь чувствовала себя спокойнее. Может быть, все действительно будет хорошо. Может быть, эта Амока — именно то, что нужно ее сыну. В конце концов, главное — чтобы Альберт был счастлив, а не то, откуда родом его избранница.

С этой мыслью она легла спать, надеясь, что утро принесет ясность и спокойствие.

Глава 7: Неожиданное известие

Звонок раздался в воскресенье утром, когда Николь еще спала. Она нащупала телефон на прикроватной тумбочке, не открывая глаз, и поднесла его к уху.

— Алло?

— Мама? Это я, Альберт. Ты спишь?

Николь мгновенно проснулась, услышав голос сына. Она села в кровати, включила лампу.

— Альберт! Нет, я не сплю. Как ты? Почему звонишь так рано?

— Прости, если разбудил, — в голосе сына звучало волнение. — Здесь уже день, и у меня важные новости, мама. Я хотел, чтобы ты узнала первой.

Сердце Николь сжалось. Что-то в тоне Альберта заставило ее напрячься.

— Что случилось? Ты в порядке?

— Да, со мной все хорошо, — быстро ответил Альберт. — Даже лучше, чем хорошо. Мама, я женился.

Николь замерла. Ей показалось, что она ослышалась.

— Что ты сказал?

— Я женился, мама, — повторил Альберт, и в его голосе звучало счастье. — На Амоке. Мы поженились вчера, по местным обычаям. Конечно, когда вернемся в Россию, нам придется оформить все официально, но здесь, по их традициям, мы уже муж и жена.

Николь не могла произнести ни слова. В голове крутилась только одна мысль: "Это не может быть правдой. Это какая-то шутка."

— Мама? Ты здесь? — обеспокоенно спросил Альберт после долгой паузы.

— Да, я здесь, — наконец выдавила Николь. — Просто всё так неожиданно, Альберт. Ты ведь знаешь эту девушку всего несколько месяцев. И ты никогда не говорил о женитьбе. Это... это серьезный шаг.

— Я знаю, мама, — в голосе Альберта появились защитные нотки. — Но я люблю ее. И она любит меня. Мы хотим быть вместе.

— Но ты мог бы подождать, вернуться домой, познакомить нас, — Николь пыталась говорить спокойно, но чувствовала, как паника нарастает внутри. — Зачем такая спешка?

— Это не спешка, мама, — твердо сказал Альберт. — Я никогда не был так уверен ни в чем в своей жизни. Амока — особенная. Она понимает меня так, как никто другой. С ней я чувствую себя целым.

Николь закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Это было слишком. Сначала письма, полные восторженных описаний этой девушки, потом планы привезти ее в Россию, а теперь — женитьба. Все происходило слишком быстро, слишком необдуманно.

— Альберт, послушай меня, — она старалась, чтобы ее голос звучал разумно и спокойно. — Я понимаю, что ты испытываешь сильные чувства к этой девушке. Но брак — это не только чувства. Это совместная жизнь, это решение бытовых проблем, это адаптация к культуре друг друга. Вы из совершенно разных миров. Как вы собираетесь преодолевать эти различия?

— Мы уже преодолеваем их, мама, — в голосе Альберта звучала уверенность. — Амока учит меня своему языку, своим традициям. Я рассказываю ей о нашей жизни, о России. Мы говорим обо всем — о наших различиях, о том, как будем жить вместе. Мы готовы к трудностям.

— А ее семья? Что они думают о том, что их дочь уедет в далекую холодную страну?

— Они поддерживают нас, — ответил Альберт. — Конечно, им грустно, что Амока будет далеко, но они понимают, что в России у нее будет больше возможностей для образования, для карьеры. И мы обещали, что будем приезжать к ним в гости.

Николь чувствовала, что проигрывает этот спор. Альберт, казалось, продумал все аргументы, на все у него был готов ответ.

— Альберт, я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — наконец сказала она. — И если ты уверен, что с этой девушкой будешь счастлив...

— Я уверен, мама, — мягко сказал Альберт. — Более чем уверен. И я хочу, чтобы ты была счастлива за меня. Чтобы ты приняла Амоку как часть нашей семьи.

Николь сглотнула комок в горле.

— Я постараюсь, — пообещала она, хотя внутри все сопротивлялось этой мысли. — Когда вы планируете вернуться?

— Через месяц, — ответил Альберт. — Экспедиция заканчивается через три недели, потом нам нужно будет оформить документы для Амоки. Но есть еще кое-что, мама.

Что еще? Что еще он мог сообщить, что могло бы потрясти ее больше, чем новость о его внезапной женитьбе?

— Амока беременна, — тихо сказал Альберт. — Мы узнали неделю назад. Это еще одна причина, почему мы решили пожениться сейчас.

Николь почувствовала, как комната начинает кружиться перед глазами. Беременна. Ее сын, ее Альберт, не просто женился на девушке из Африки, которую знает всего несколько месяцев, но и станет отцом. Это было слишком много для одного утра.

— Мама? Ты все еще здесь? — голос Альберта звучал обеспокоенно.

— Да, — выдавила Николь. — Просто так много новостей сразу, Альберт. Мне нужно время, чтобы все осознать.

— Я понимаю, — мягко сказал он. — Но я надеюсь, что когда ты познакомишься с Амокой, когда увидишь, какая она удивительная, ты полюбишь ее так же, как и я.

— Я уверена, что она замечательная, — Николь старалась, чтобы ее голос звучал искренне. — И я рада за тебя, Альберт. Правда.

Они поговорили еще немного — о планах на будущее, о том, где молодая семья будет жить по возвращении, о подготовке к рождению ребенка. Альберт был полон энтузиазма, строил планы, говорил о том, как Амока будет учить русский язык, как они будут обустраивать детскую. Николь слушала, вставляла комментарии в нужных местах, задавала вопросы, но внутри нее росло чувство нереальности происходящего, словно она смотрела фильм о чужой жизни.

Когда разговор закончился, Николь еще долго сидела на кровати, глядя в пространство. Потом медленно встала, подошла к окну, открыла его, впуская свежий утренний воздух. Ей нужно было дышать, нужно было почувствовать реальность мира вокруг, потому что ее собственная реальность только что перевернулась с ног на голову.

Альберт женился. На девушке из Африки. Они ждут ребенка. Через месяц они будут здесь, и ей придется принять эту новую реальность, принять эту девушку как часть своей семьи, принять мысль о том, что ее внук или внучка будет наполовину африканцем.

Это было слишком много для нее. Слишком неожиданно, слишком непривычно, слишком... не так, как она представляла будущее своего сына.

Николь достала телефон и набрала номер Николая. Сейчас она нуждалась в его спокойствии, в его мудрости, в его способности видеть хорошее даже в самых неожиданных поворотах судьбы.

— Николай? — сказала она, когда он ответил. — Мне нужно с тобой поговорить. Альберт... он женился.

Николай приехал через два дня. Он должен был вернуться только через неделю, но, услышав в голосе Николь отчаяние, изменил свои планы и прилетел первым же рейсом.

Они сидели в гостиной квартиры Николь. За окном моросил дождь, серое небо сливалось с серым морем на горизонте. Николь только что закончила рассказывать Николаю все подробности разговора с сыном.

— Я просто не знаю, что делать, — призналась она, обхватив чашку с чаем обеими руками, словно ища в ней тепло. — Все происходит так быстро. Сначала эти письма, потом планы привезти ее в Россию, теперь женитьба и ребенок... Я не успеваю осознать одну новость, как появляется следующая.

Николай сидел напротив, внимательно слушая. Его спокойное лицо, его уверенный взгляд действовали на Николь успокаивающе.

— Я понимаю твое беспокойство, — сказал он после паузы. — Это естественно — волноваться за сына, особенно когда он принимает такие серьезные решения так быстро. Но, может быть, стоит посмотреть на ситуацию с другой стороны?

— С какой? — Николь подняла на него усталые глаза.

— Альберт счастлив, — просто сказал Николай. — Ты сама говорила, что никогда не слышала в его голосе столько радости, столько уверенности. Он влюблен, он создает семью, он готовится стать отцом. Разве не этого ты всегда хотела для него?

— Конечно, я хотела, чтобы он был счастлив, — Николь покачала головой. — Но не так. Не с девушкой, которую он едва знает, не с человеком из совершенно другой культуры, другого мира. Как они будут жить вместе? Как она адаптируется здесь? Что, если через полгода они поймут, что совершили ошибку?

— А что, если нет? — мягко возразил Николай. — Что, если они действительно созданы друг для друга? Что, если именно эта девушка, Амока, сделает твоего сына по-настоящему счастливым?

Николь молчала, обдумывая его слова.

— Я просто боюсь, — наконец призналась она. — Боюсь, что он совершает ошибку. Боюсь, что будет несчастен. Боюсь, что эта девушка... что она не подходит ему.

— Ты даже не знаешь ее, — мягко напомнил Николай. — Может быть, когда вы познакомитесь, ты увидишь, что она именно та, кто нужен твоему сыну?

— Может быть, — неуверенно согласилась Николь. — Но все равно... это так сложно принять. И еще ребенок... Мой внук или внучка будет наполовину африканцем. Это...

Она замолчала, не зная, как выразить свои чувства, не показавшись при этом предвзятой или даже расисткой.

— Это будет твой внук или внучка, — закончил за нее Николай. — Ребенок, которого ты будешь любить независимо от того, как он выглядит, какого цвета его кожа.

Николь кивнула, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

— Я знаю, что буду любить этого ребенка, — сказала она. — Но мир... общество... Ему или ей будет нелегко здесь.

— Возможно, — согласился Николай. — Но у этого ребенка будет любящая семья — родители, бабушка, которые будут поддерживать его, защищать, учить быть сильным. И, может быть, именно такие дети, растущие на стыке культур, и делают наш мир лучше, разрушают предрассудки, строят мосты между разными народами.

Николь посмотрела на Николая с благодарностью. Он всегда умел найти правильные слова, чтобы успокоить ее, заставить взглянуть на ситуацию с другой стороны.

— Ты прав, — сказала она. — Я постараюсь принять эту ситуацию. Постараюсь принять Амоку как часть нашей семьи. Ради Альберта, ради будущего ребенка.

— И ради себя, — добавил Николай. — Потому что, отвергая выбор сына, ты рискуешь потерять не только его, но и возможность быть частью жизни своего внука или внучки.

Они сидели молча некоторое время, каждый погруженный в свои мысли. Потом Николай вдруг выпрямился, словно его осенила идея.

— Знаешь, я думал об этом с тех пор, как ты позвонила мне, — сказал он. — У меня есть предложение, которое, возможно, поможет всем нам.

— Какое предложение? — Николь подняла на него глаза.

— Я думаю, что молодой семье нужно свое пространство, — начал Николай. — Особенно когда они только начинают совместную жизнь, особенно когда один из них адаптируется к новой стране, новой культуре. И особенно когда они ждут ребенка.

Николь кивнула, не совсем понимая, к чему он ведет.

— Твоя квартира прекрасна, но она не очень большая для трех взрослых и ребенка, — продолжил Николай. — И я подумал, если мы купим новую квартиру? Для нас с тобой. А эту оставим Альберту и Амоке. Как свадебный подарок.

Николь замерла, пораженная этим предложением.

— Ты предлагаешь нам жить вместе? — спросила она, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

— Да, — просто ответил Николай. — Я люблю тебя, Николь. И хочу быть с тобой. Не только во время моих визитов сюда, но каждый день. Просыпаться рядом с тобой, засыпать рядом с тобой, делить с тобой все радости и печали.

Он взял ее руки в свои.

— Я не предлагаю тебе брак, по крайней мере, пока, — продолжил он с улыбкой. — Я знаю, что для тебя сейчас слишком много перемен. Но я предлагаю нам начать жить вместе. И одновременно дать твоему сыну и его жене возможность начать их семейную жизнь в собственном доме.

Николь смотрела на него, не веря своим ушам. Это предложение было таким неожиданным, таким идеальным. Она любила Николая, она хотела быть с ним. И идея оставить квартиру Альберту и Амоке как свадебный подарок была прекрасной — это был бы жест принятия, жест поддержки, который показал бы сыну, что она уважает его выбор, его решение создать семью.

— Ты уверен? — спросила она. — Это серьезный шаг.

— Я никогда не был так уверен ни в чем, — ответил Николай, и в его глазах Николь увидела ту же уверенность, которую слышала в голосе сына, когда тот говорил о своей любви к Амоке. — Я люблю тебя, Николь. И хочу быть с тобой.

Николь почувствовала, как внутри нее что-то отпускает, словно тугой узел, который она носила в груди с момента звонка Альберта, начал развязываться.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она. — И я думаю, это прекрасная идея. Для всех нас.

Николай улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее. В этом поцелуе было обещание будущего, обещание счастья, обещание новой жизни — не только для Альберта и Амоки, но и для них самих.

Когда они оторвались друг от друга, Николь почувствовала, что впервые за последние дни может свободно дышать. Ситуация не изменилась — ее сын все еще женился на девушке из Африки, они все еще ждали ребенка, все еще собирались вернуться через месяц. Но теперь у нее был план, был способ принять эту новую реальность, был человек, который поддерживал ее и любил ее.

— Я позвоню Альберту завтра, — сказала она. — Расскажу ему о нашем решении. Думаю, он будет рад.

— Уверен, что будет, — кивнул Николай. — И, может быть, это поможет ему и Амоке почувствовать себя более комфортно, когда они вернутся. Знать, что у них есть свой дом, свое пространство.

Николь кивнула, представляя, как обрадуется Альберт, когда узнает о их подарке. Это был идеальный способ показать ему, что она принимает его выбор, что она готова поддержать его в этом новом этапе жизни.

— Спасибо тебе, — сказала она, глядя на Николая с любовью. — За то, что ты всегда знаешь, как сделать все правильно.

— Не за что, — улыбнулся он. — Мы справимся с этим вместе. И, кто знает, может быть, эта африканская девушка станет прекрасным дополнением к нашей семье.

Николь кивнула, впервые позволяя себе надежду, что, может быть, все действительно будет хорошо. Что, может быть, Амока действительно сделает ее сына счастливым. Что, может быть, их будущий внук или внучка станет источником радости для всех них.

Это была надежда, маленькая и хрупкая, но она была. И этого было достаточно для начала.

Глава 8: Первая встреча

Николь почувствовала, как перехватило дыхание. Рядом с Альбертом шла молодая женщина, совершенно не похожая на тот образ, который Николь представляла себе все эти недели. Амока была невысокой, полной, с округлыми формами и выраженным животиком, который говорил о ее беременности. Ее кожа была глубокого черного цвета, блестящая, как полированное дерево. Широкое лицо с плоским носом, пухлыми губами и большими выразительными глазами обрамляли короткие курчавые волосы. Она была одета в яркое платье с традиционным африканским узором, которое только подчеркивало ее экзотичность, ее полную непохожесть на всех, кого Николь когда-либо встречала.

Альберт увидел мать и помахал рукой. Его лицо осветилось радостной улыбкой. Он что-то сказал своей спутнице, и она тоже посмотрела в сторону Николь. Их взгляды встретились, и Николь почувствовала, как внутри нее что-то сжалось. Эта девушка была настолько чужой, настолько другой, что казалась пришелицей из другого мира.

— Мама! — Альберт подошел к ним и крепко обнял Николь. — Как я рад тебя видеть!

— Я тоже рада, сынок, — Николь обняла его в ответ, стараясь не показывать своего шока. Несмотря на все обстоятельства, она действительно была счастлива видеть его.

Альберт отстранился и повернулся к Николаю.

— Николай! Рад познакомиться лично, — он протянул руку.

— Взаимно, — улыбнулся Николай, пожимая его руку. — Наслышан о тебе от твоей мамы.

Альберт кивнул и повернулся к девушке, стоявшей рядом с ним.

— Мама, Николай, это Амока. Моя жена, — в его голосе звучала гордость и любовь.

Амока сделала шаг вперед и, вместо того чтобы протянуть руку, как ожидала Николь, вдруг широко улыбнулась и заключила ее в объятия. Николь почувствовала запах незнакомых специй, масел для тела, чего-то экзотического и совершенно чужого. Она неловко похлопала Амоку по спине, не зная, как реагировать на такое проявление чувств.

— Мама Альберта! — воскликнула Амока на ломаном русском с сильным акцентом. — Я так рада! Так счастлива! Альберт много-много говорить о вас!

Она отстранилась, все еще держа Николь за плечи, и посмотрела ей в лицо. Ее глаза сияли искренней радостью, но Николь не могла отделаться от ощущения неловкости, даже отторжения. Эта женщина была слишком экспрессивной, слишком физической, слишком... другой.

— Здравствуй, Амока, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал приветливо. — Я тоже рада познакомиться с тобой. Добро пожаловать в Россию.

— Спасибо! — Амока снова улыбнулась, показав ряд белоснежных зубов. — Я так долго ждать этот день!

Она повернулась к Николаю и, к его явному удивлению, тоже заключила его в объятия.

— Николай! Альберт говорить, вы рисовать красивые картины! Я хотеть увидеть!

— Обязательно покажу, — Николай улыбнулся, быстрее Николь справившись с неожиданностью. — Рад познакомиться, Амока. И добро пожаловать в нашу семью.

Николь заметила, как Альберт благодарно посмотрел на Николая. Эти простые слова — "добро пожаловать в нашу семью" — были именно тем, что нужно было сказать в этот момент, хотя Николь сомневалась, что сама смогла бы их произнести.

— Ну что, поедем домой? — предложила она, стараясь звучать непринужденно. — Вы, наверное, устали с дороги.

— Да, немного, — признался Альберт. — Особенно Амока. Врач сказал, что в ее положении долгие перелеты не очень полезны, но мы старались сделать все максимально комфортно.

— Я не устала! — возразила Амока, делая энергичные движения руками. — Я полна энергии! Я хотеть видеть наш новый дом!

Она снова повернулась к Николь, и ее лицо стало серьезным.

— Спасибо за дом, мама Альберта. Это большой подарок. В моей стране говорят: кто дарит дом, дарит жизнь.

Николь кивнула, не зная, что ответить. Она не ожидала такой прямой благодарности, такого эмоционального выражения чувств.

— Не нужно благодарности, — наконец сказала она. — Это наш свадебный подарок вам. И я думаю, что молодой семье нужно свое пространство.

Они вышли из аэропорта и сели в машину Николая. По дороге домой Альберт рассказывал о последних неделях экспедиции, о том, как они оформляли документы для Амоки, о свадебной церемонии по местным обычаям. Амока часто перебивала его, добавляя детали, жестикулируя, смеясь. Ее русский был очень базовым, она часто переходила на английский, который тоже знала не очень хорошо, и Альберту приходилось переводить.

— Амока только начала учить русский, — объяснил он, когда Николь заметила ее трудности с языком. — Но она очень старается. Правда, дорогая?

— Да! — энергично кивнула Амока. — Русский трудный, но я учить каждый день. Я хотеть говорить с вами, с людьми, с врачами для ребенка.

Она положила руку на свой живот и сделала круговое движение, словно благословляя ребенка внутри. Этот жест, такой естественный и в то же время такой чужой, напомнил Николь о том, что эта молодая женщина не просто жена ее сына, но и мать ее будущего внука или внучки. Мысль об этом вызвала смешанные чувства — волнение, тревогу, но и странное, неожиданное тепло.

Когда они приехали к дому, Альберт настоял на том, чтобы нести все чемоданы сам, несмотря на их количество. Николай помог ему, и вскоре они все оказались в квартире, которая теперь принадлежала молодой семье.

— Ничего не изменилось, — с улыбкой сказал Альберт, оглядываясь. — И в то же время все кажется другим.

— Потому что теперь это ваш дом, — сказала Николь. — Мы оставили все необходимое, но вы, конечно, можете менять все, как вам захочется.

Амока не стала медленно ходить по квартире, как ожидала Николь. Вместо этого она буквально влетела в гостиную, восторженно восклицая и комментируя все, что видела. Она трогала мебель, занавески, книги на полках, словно ребенок, впервые попавший в магазин игрушек.

— Так красиво! — восклицала она. — Так много вещей! Так много книг!

Она остановилась перед книжной полкой и вытащила одну из книг, с яркой обложкой и иллюстрациями.

— Что это? — спросила она, показывая книгу Альберту.

— Это сказки, — ответил он. — Русские народные сказки. Я читал их в детстве.

— Сказки! — Амока просияла. — Я любить сказки! В моей деревне старейшины рассказывать сказки детям каждый вечер. О животных, о духах, о героях.

Она повернулась к Николь.

— У вас есть сказки о животных? О львах, о слонах?

Николь была застигнута врасплох этим вопросом.

— Не о львах и слонах, — ответила она. — В России нет этих животных. Но есть сказки о медведях, о волках, о лисах.

— О медведях! — Амока захлопала в ладоши. — Я никогда не видеть медведя! Только в телевизоре. Они такие большие и пушистые!

Ее детская непосредственность, ее искренний восторг от самых обычных вещей были обезоруживающими. Николь не знала, как реагировать на такую открытость, такую эмоциональность. Это было так не похоже на сдержанность, к которой она привыкла, на спокойную рассудительность, которую всегда ценила в людях.

Они прошли на кухню, где Николь приготовила чай. Амока не могла усидеть на месте — она вскакивала, чтобы рассмотреть что-то на полке, задать вопрос, показать что-то Альберту. В какой-то момент она начала напевать мелодию и делать танцевальные движения прямо посреди кухни, покачивая бедрами в ритме, который, казалось, звучал только в ее голове.

— Амока любит танцевать, — с улыбкой объяснил Альберт, видя удивление на лице матери. — В ее деревне танцы — это часть повседневной жизни. Они танцуют, когда готовят, когда стирают, когда работают в поле.

— Танцы — это жизнь! — подтвердила Амока, продолжая двигаться. — Танцы делать счастье!

Николь смотрела на нее, не зная, что сказать. Эта женщина была полной противоположностью всему, что она ценила — сдержанности, спокойствию, рациональности. Она была шумной, эмоциональной, физической. И она была женой ее сына, матерью ее будущего внука или внучки.

Они говорили о планах молодой семьи. Альберт рассказал, что уже договорился о работе в университете — он будет преподавать и продолжать свои исследования. Амока, по его словам, хотела изучать русский язык, а потом, возможно, получить образование.

 — Я хотеть учиться, — подтвердила она. — В моей деревне не все девочки ходить в школу. Но мой отец говорить: образование — это сила. Он отправить меня в школу, потом в колледж. Я первая в семье, кто учиться так долго.

Николь слушала ее, отмечая гордость в ее голосе, ее стремление к знаниям, несмотря на все препятствия. Это вызывало уважение, но не могло полностью перевесить ощущение чуждости, которое Николь испытывала каждый раз, когда смотрела на эту женщину, слушала ее акцент, наблюдала ее экспрессивные жесты и движения.

— А ребенок? — спросила Николь, стараясь, чтобы ее голос звучал нейтрально. — Вы уже знаете, кто будет — мальчик или девочка?

— Еще нет, — ответил Альберт. — Мы решили, что хотим сюрприз. Но врач в Найроби сказал, что все развивается нормально, ребенок здоров.

— Я чувствовать, что это мальчик, — сказала Амока, положив руки на живот. — В моей семье женщины всегда знать, кто родится. Моя бабушка предсказать пол всех детей в деревне. Никогда не ошибаться.

Она посмотрела на Николь с широкой улыбкой.

— Вы будете бабушка мальчика, мама Альберта!

Николь почувствовала, как внутри нее что-то сжалось. Бабушка. Бабушка ребенка, который будет наполовину африканцем, который будет иметь черную кожу, курчавые волосы, широкий нос. Ребенка, который будет выглядеть совсем не так, как она представляла своих внуков.

— Мы записаться к врачу здесь, — продолжила Амока. — На следующей неделе.

— Если хочешь, я могу пойти с тобой, — предложила Николь, сама удивляясь своим словам. — Я знаю хороших врачей, и могу помочь с переводом, если будут сложные медицинские термины.

— О! — Амока просияла и снова бросилась обнимать Николь, заставив ту напрячься. — Спасибо, мама Альберта! Я так рада! Мы вместе слушать сердце малыша!

Николь неловко похлопала ее по спине, чувствуя себя скованно от такого проявления чувств. Когда Амока наконец отпустила ее, Николь заметила, что у нее слегка кружится голова. Она списала это на усталость и напряжение дня.

Они проговорили еще около часа, и все это время Амока не могла усидеть на месте — она вскакивала, чтобы показать фотографии своей деревни на телефоне, демонстрировала традиционные жесты приветствия своего племени, даже пыталась научить Николь и Николая нескольким словам на своем родном языке, смеясь над их попытками повторить сложные звуки.

Николь чувствовала, как растет ее внутреннее напряжение. Эта женщина была слишком громкой, слишком физической, слишком эмоциональной. Ее постоянное движение, ее громкий смех, ее привычка трогать собеседника во время разговора — все это было чуждо Николь, все это вызывало у нее дискомфорт и даже раздражение.

В какой-то момент Амока вскочила и сказала:
— Я хотеть показать вам мой свадебный наряд! Альберт, где наш большой чемодан?

— В спальне, дорогая, — ответил Альберт с улыбкой. — Но, может быть, не сейчас? Мама и Николай, наверное, устали...

— Нет-нет, я хотеть сейчас! — настояла Амока и убежала в спальню, оставив их в неловком молчании.

— Она очень... энергичная, — заметил Николай, пытаясь разрядить обстановку.

— Да, — Альберт улыбнулся с нежностью. — Она как солнце — всегда сияет, всегда в движении. Знаете, в ее деревне люди не привыкли сидеть часами за столом, как мы. Они всегда в движении, всегда делают что-то. Для них сидеть неподвижно — это почти наказание.

Николь кивнула, стараясь понять, что ее сын нашел в этой женщине, такой непохожей на него самого — спокойного, рассудительного, сдержанного. Как они будут жить вместе? Как он будет выносить этот постоянный шум, это движение, эту экспрессию?

Амока вернулась, держа в руках яркое одеяние из ткани с традиционным африканским узором. Она развернула его, показывая сложную вышивку, бисер, ракушки, вплетенные в ткань.

— Это мой свадебный наряд! — гордо объявила она. — В моем племени невеста носить такой в день свадьбы. Моя мать шить его для меня много месяцев. Каждый узор иметь значение — любовь, плодородие, долгая жизнь.

Она повернулась к Николь.
— Вы хотеть примерить?

Николь почувствовала, как ее лицо застыло от удивления и ужаса.
— Нет, спасибо, — сказала она, стараясь звучать вежливо. — Я думаю, это не мой... стиль.

— О, — Амока выглядела разочарованной, но быстро восстановила свою улыбку. — Может быть, в другой раз. Я показать вам, как мы танцевать на свадьбе!

И прежде чем кто-то успел остановить ее, она начала двигаться по комнате в ритмичном танце, покачивая бедрами, делая волнообразные движения руками, напевая мелодию на своем языке. Ее большое тело двигалось с удивительной грацией и силой, но Николь не могла оценить эту красоту — она видела только чужеродность, только полную несовместимость этой женщины с их миром, с их жизнью.

Николь почувствовала, как у нее снова закружилась голова, сильнее, чем раньше. В висках начала пульсировать боль, а перед глазами появились мушки. Она попыталась сосредоточиться на дыхании, но шум, движение, яркие цвета — все это было слишком.

— Мама, ты в порядке? — голос Альберта доносился словно издалека. — Ты очень бледная.

— Я... — Николь попыталась встать, но комната закружилась вокруг нее. — Я просто немного устала.

Николай был рядом с ней мгновенно, поддерживая ее под локоть.
— Нам, пожалуй, пора, — сказал он твердо. — Николь нужно отдохнуть. День был насыщенным для всех нас.

Амока прекратила танцевать и подбежала к Николь, ее лицо выражало искреннее беспокойство.
— Мама Альберта, вы болеть? Я знать травы, которые помогать от головной боли. Я могу приготовить пить.

— Нет, спасибо, — Николь отстранилась, не в силах выносить близость этой женщины, ее запах, ее голос. — Мне просто нужно отдохнуть.

— Конечно, — Альберт выглядел обеспокоенным. — Мы можем встретиться завтра, если ты будешь чувствовать себя лучше.

— Да, завтра, — Николь кивнула, чувствуя, как комната продолжает вращаться вокруг нее. — Может быть, вы придете к нам на ужин?

— С удовольствием, — Альберт улыбнулся с облегчением. — Правда, Амока?

— Да! — Амока снова засияла. — Я приготовить для вас традиционное блюдо моего народа! Вы любить острое, мама Альберта?

Николь почувствовала, как ее желудок сжался от одной мысли о странной, экзотической пище, которую эта женщина могла приготовить.
— Не очень, — призналась она. — У меня... чувствительный желудок.

— О, я понимать, — Амока кивнула. — Я готовить не острое для вас. Специально для мамы Альберта!

Они попрощались, и Николь с Николаем вышли из квартиры. Когда они сели в машину, Николай повернулся к Николь.
— Ты действительно в порядке? — спросил он с беспокойством. — Может быть, стоит заехать в больницу?

Николь покачала головой, чувствуя, как головокружение постепенно отступает.
— Нет, я просто... это было слишком, — призналась она. — Она слишком... слишком всего. Слишком громкая, слишком эмоциональная, слишком физическая. Я не знаю, как я буду выносить это регулярно.

Николай взял ее за руку.
— Она просто другая, — сказал он мягко. — Из другой культуры, с другими обычаями, другим пониманием того, как люди должны взаимодействовать. Это не делает ее плохой или неправильной. Просто другой.

— Я знаю, — Николь вздохнула. — Но она настолько другая, что я не могу... я не могу представить ее частью нашей семьи. Не могу представить, как Альберт будет жить с ней. Не могу представить, как я буду общаться с ней регулярно.

— Дай себе время, — посоветовал Николай. — Первое впечатление не всегда самое верное. Может быть, когда ты узнаешь ее лучше, ты увидишь в ней что-то, что поможет тебе принять ее.

Николь кивнула, но внутри нее росло ощущение, что это невозможно. Что эта женщина никогда не станет для нее "своей", что она всегда будет чужой, всегда будет вызывать у нее это чувство дискомфорта и отторжения.

Они доехали до своей новой квартиры в молчании, каждый погруженный в свои мысли. Когда они вошли в дом, Николь почувствовала странное облегчение — это было их пространство, их убежище, место, где не было этой шумной, экспрессивной женщины с ее танцами, ее объятиями, ее чуждыми запахами.

— Я приготовлю ужин, — сказал Николай. — А ты отдохни. Ляг, закрой глаза. День был тяжелым.

Николь кивнула и пошла в спальню. Она легла на кровать, не раздеваясь, и закрыла глаза. Перед внутренним взором сразу возникло лицо Амоки — широкое, с плоским носом, с яркой улыбкой. Ее громкий смех, ее танцующие движения, ее привычка трогать собеседника.

И рядом с ней — Альберт, ее сын, такой спокойный, такой сдержанный, такой... русский. Как они могли быть вместе? Как они могли любить друг друга? Как они могли создать семью?

И ребенок... ребенок, который будет ее внуком или внучкой. Ребенок, который будет наполовину африканцем, который будет иметь черную кожу, курчавые волосы, широкий нос. Ребенок, который будет выглядеть совсем не так, как она представляла своих внуков.

Николь почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а в висках снова начинает пульсировать боль. Она перевернулась на бок и свернулась калачиком, пытаясь справиться с физическим дискомфортом, который вызывали эти мысли.

"Я не могу, — думала она. — Я просто не могу принять это. Не могу принять ее. Не могу представить ее частью нашей семьи. Не могу представить, что буду называть ее невесткой, что буду обнимать ее ребенка, что буду сидеть с ней за одним столом каждую неделю, каждый праздник."

Она знала, что эти мысли были неправильными, что они были предвзятыми, ;  даже расистскими. Но она не могла контролировать свои чувства, свои реакции. Эта женщина вызывала у нее физическое отторжение, и она не знала, как с этим справиться.

Николай вошел в спальню с чашкой чая.
— Я подумал, что тебе может помочь, — сказал он, садясь на край кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — солгала Николь, принимая чашку. — Спасибо.

Николай смотрел на нее с беспокойством.
— Ты уверена? Ты все еще очень бледная.

Николь сделала глоток чая, чувствуя, как теплая жидкость немного успокаивает ее.
— Я просто... это было слишком, — повторила она. — Я не ожидала, что она будет такой... такой...

— Африканской? — мягко предположил Николай.

Николь посмотрела на него, готовая защищаться, но увидела в его глазах только понимание, без осуждения.
— Да, — призналась она. — Я знала, что она из Африки, но я не ожидала, что она будет настолько не похожа на нас. На все, к чему я привыкла.

— Это естественно — чувствовать дискомфорт от встречи с чем-то или кем-то настолько другим, — сказал Николай. — Но, может быть, со временем...

— Я не знаю, — перебила его Николь. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к ней, принять ее. Она просто... она просто слишком другая.

Николай взял ее за руку.
— Дай себе время, — повторил он. — И помни, что главное — это счастье Альберта. А он выглядит счастливым, не так ли?

Николь кивнула, но в глубине души знала, что не сможет так просто принять эту женщину, такую чужую, такую непохожую на все, что она ценила и к чему привыкла.

— Я постараюсь, — сказала она, хотя сама не верила своим словам. — Ради Альберта.

Николай поцеловал ее в лоб.
— Отдыхай. Я позову тебя, когда ужин будет готов.

Он вышел из комнаты, а Николь осталась лежать, глядя в потолок. Головная боль не проходила, а к ней добавилось странное ощущение онемения в левой руке. Она попыталась пошевелить пальцами и почувствовала, что они двигаются с трудом, словно не подчиняясь ей полностью.

"Просто усталость," — подумала она, закрывая глаза. — "Просто стресс от этой встречи."

Но где-то в глубине души она знала, что это нечто большее. Что ее тело реагирует на эмоциональное потрясение, которое она испытала сегодня, встретив женщину, которая теперь была женой ее сына, матерью ее будущего внука или внучки. Женщину, которую она не могла принять, не могла полюбить, не могла даже представить частью своей семьи.

И эта мысль причиняла ей боль сильнее, чем пульсация в висках или онемение в руке. Боль от осознания, что она может потерять сына из-за своей неспособности принять его выбор, его любовь, его новую семью.

С этой мыслью она провалилась в беспокойный сон, полный ярких красок, громких звуков и чужих, непонятных ритмов.

Глава 9: Кризис и откровение

Николь открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Белые стены, запах антисептика, писк каких-то приборов. Больница? Как она здесь оказалась?

Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Левая рука и нога казались чужими, непослушными. Паника начала подниматься внутри нее, когда дверь открылась, и вошел Николай. Его лицо было осунувшимся, под глазами залегли темные круги, но когда он увидел, что она проснулась, его глаза засветились облегчением.

— Николь! — он быстро подошел к кровати и взял ее за правую руку. — Слава богу, ты очнулась. Как ты себя чувствуешь?

— Что... что случилось? — ее голос звучал хрипло, словно она не использовала его долгое время. — Почему я здесь?

Николай сел на край кровати, все еще держа ее за руку.
— У тебя был микроинсульт, — сказал он тихо. — Вчера вечером. Я пришел звать тебя ужинать и нашел тебя без сознания. Вызвал скорую.

Микроинсульт. Слово звучало пугающе, почти нереально. Такое случается с другими людьми, с пожилыми, больными. Не с ней. Не с Николь, которая всегда была здоровой, активной, полной энергии.

— Врачи говорят, что тебе повезло, — продолжил Николай. — Мы вовремя обратились за помощью, и повреждения минимальны. Тебе нужно будет пройти курс реабилитации, но они ожидают полного восстановления.

Николь попыталась осмыслить эту информацию. Микроинсульт. Реабилитация. Восстановление. Слова плыли в ее сознании, не складываясь в целостную картину.

— Альберт знает? — спросила она наконец.

— Да, — кивнул Николай. — Я позвонил ему сразу после того, как тебя привезли сюда. Они с Амокой приходили вчера вечером и сегодня утром, но ты спала. Они обещали вернуться после обеда.

Амока. При мысли о невестке Николь почувствовала, как внутри снова поднимается волна отторжения и тревоги. Неужели именно это вызвало ее состояние? Неужели встреча с этой женщиной, такой чужой, такой непохожей на все, к чему она привыкла, стала причиной того, что она сейчас лежит в больничной палате, не в силах нормально двигать левой стороной тела?

— Николай, — она сжала его руку своей здоровой рукой. — Я не могу... я не знаю, смогу ли я принять ее. Амоку. Она такая... такая чужая.

Николай смотрел на нее с пониманием и грустью.
— Я знаю, что это трудно, — сказал он мягко. — Но, может быть, сейчас не лучшее время думать об этом? Тебе нужно сосредоточиться на выздоровлении.

Николь покачала головой, насколько позволяло ее состояние.
— Нет, я должна... я должна понять это. Должна разобраться в своих чувствах. Потому что я не хочу потерять Альберта, но я не знаю, смогу ли я когда-нибудь принять его выбор.

Николай вздохнул и на мгновение отвел взгляд, словно собираясь с мыслями. Когда он снова посмотрел на нее, в его глазах была решимость.

— Я хочу рассказать тебе историю, — сказал он. — Историю, которую я никогда никому не рассказывал полностью. Даже тебе.

Николь смотрела на него с удивлением. За те месяцы, что они были вместе, Николай рассказал ей многое о своей жизни — о своем детстве, о том, как он стал художником, о своем браке и смерти жены. Что еще могло быть в его прошлом, о чем она не знала?

— Когда моя жена Елена умерла, — начал Николай, — я был опустошен. Ты знаешь это. Мы были вместе почти тридцать лет, и я не мог представить жизнь без нее. Но что я не рассказывал тебе — это то, как я встретил Елену, и как мои родители отреагировали на наш брак.

Он сделал паузу, словно собираясь с силами для продолжения.

— Елена была цыганкой, — сказал он наконец. — Из табора, который остановился недалеко от нашего города летом, когда мне было двадцать. Я увидел ее на рынке, где она продавала украшения, сделанные своими руками. Она была... она была как огонь. Яркая, страстная, свободная. Совершенно не похожая на девушек, с которыми я вырос, на тех, кого мои родители считали "подходящими" для меня.

Николь слушала, затаив дыхание. Она никогда не видела фотографий жены Николая, он не держал их на виду, и теперь она понимала почему.

— Мы полюбили друг друга почти мгновенно, — продолжил Николай с легкой улыбкой, словно вспоминая что-то приятное. — Это было как удар молнии. Я знал, что хочу быть с ней, несмотря ни на что. И она чувствовала то же самое. Но когда я привел ее домой, чтобы познакомить с родителями.

Он покачал головой, и его улыбка исчезла.

— Мой отец был в ярости. Он кричал, что я позорю семью, что цыгане — воры и обманщики, что она просто использует меня. Моя мать плакала, умоляла меня "одуматься", найти "нормальную русскую девушку". Они говорили ужасные вещи о Елене, прямо при ней, словно она не понимала русского языка, словно она была не человеком, а какой-то... вещью.

Николь видела боль в его глазах, боль от воспоминаний, которые, очевидно, все еще причиняли ему страдания, даже спустя столько лет.

— Что ты сделал? — спросила она тихо.

— Я ушел с Еленой, — ответил Николай. — В тот же день. Собрал свои вещи и ушел. Сказал родителям, что если они не могут уважать мой выбор, уважать женщину, которую я люблю, то я не могу оставаться с ними. Мы с Еленой поженились через неделю, и я не разговаривал с родителями почти два года.

Он сделал паузу, глядя куда-то в пространство, словно видя перед собой те давние события.

— Мы жили трудно. Я только начинал как художник, денег не хватало. Елена подрабатывала шитьем, гаданием, чем могла. Ее семья тоже отвернулась от нее — для них брак с гаджо, с не-цыганом, был таким же предательством, как для моих родителей брак с цыганкой. Мы были одни против всего мира, но мы были счастливы.

Он снова посмотрел на Николь, и в его глазах была смесь грусти и нежности.

— Когда Елена забеременела, все изменилось. Моя мать первая сделала шаг к примирению. Она пришла к нам домой, принесла детские вещи, которые начала вязать, как только узнала о беременности — соседи рассказали ей. Она плакала, просила прощения, говорила, что хочет быть частью жизни своего внука или внучки. Мой отец был более упрямым, но и он постепенно смягчился. К тому времени, как родился наш сын, мы снова были семьей.

— А родители Елены? — спросила Николь.

— Они так и не приняли наш брак полностью, — признал Николай. — Но они любили своего внука и иногда навещали нас, когда табор проходил поблизости. Это было... сложно. Но мы нашли способ сосуществовать, ради ребенка.

Он снова взял ее за руку.

— Я рассказываю тебе это, Николь, потому что я был по обе стороны этой ситуации. Я был молодым человеком, который полюбил женщину из другой культуры, другого мира, и столкнулся с непониманием и отторжением со стороны своей семьи. И я был родителем, который должен был научиться принимать выбор своего сына, даже когда этот выбор казался мне странным или неправильным.

Николь смотрела на него, начиная понимать, почему он рассказал ей эту историю именно сейчас.

— Наш сын, Михаил, — продолжил Николай, — когда ему было двадцать пять, влюбился в девушку с ограниченными возможностями. Анна была прикована к инвалидному креслу после автомобильной аварии. Это было было трудно для меня. Не потому, что я имел что-то против людей с инвалидностью, но потому что я беспокоился о нем, о его будущем, о том, с какими трудностями он столкнется. Я думал о том, как тяжело ему будет, сколько ответственности ляжет на его плечи.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Я не сразу принял его выбор. Я не кричал, не выгонял его из дома, как когда-то мой отец пытался сделать со мной, но я был холоден. Отстранен. Я пытался "образумить" его, говорил о "реальности", о том, как тяжело будет их жизнь. Елена была мудрее меня — она сразу приняла Анну, пригласила ее в наш дом, относилась к ней как к дочери.

Николай покачал головой, и в его глазах блеснули слезы.

— Я был таким глупым, таким упрямым. Я тратил драгоценное время, которое мог бы провести с сыном и его невестой, на свои бессмысленные страхи и предубеждения. А потом Елена заболела, и все изменилось. Перед смертью она взяла с меня обещание, что я не буду повторять ошибок своего отца, что я буду любить нашего сына безусловно, принимать его выбор, быть рядом с ним.

Он вытер глаза тыльной стороной ладони.

— И я сдержал это обещание. После смерти Елены я позвонил Михаилу, пригласил его и Анну на ужин. Это было неловко сначала. Но Анна оказалась удивительной девушкой — умной, доброй, с прекрасным чувством юмора. Я увидел, как она смотрит на моего сына, с какой любовью и заботой. И как он смотрит на нее — так же, как я когда-то смотрел на Елену.

Николай улыбнулся сквозь слезы.

— Они поженились год спустя. Я был свидетелем на их свадьбе. И знаешь что? Их брак оказался одним из самых счастливых, которые я когда-либо видел. Они вместе уже пятнадцать лет, у них двое прекрасных детей. Анна все еще в инвалидном кресле, но это не мешает ей быть замечательной женой, матерью, человеком. А Михаил счастлив. И я благодарен каждый день, что нашел в себе силы отпустить свои страхи и предубеждения, что не потерял сына из-за своего упрямства.

Он посмотрел прямо в глаза Николь.

— Я рассказываю тебе это, потому что вижу, что ты сейчас проходишь через то же, через что проходил я. Ты боишься за Альберта, боишься, что его выбор сделает его несчастным, что он столкнется с трудностями, с которыми не сможет справиться. И эти страхи понятны, они естественны для родителя. Но, Николь, они не должны стоять между тобой и твоим сыном, между тобой и его счастьем.

Николь чувствовала, как слезы текут по ее щекам. Она не пыталась их вытирать.

— Но что, если он действительно будет несчастен? — спросила она тихо. — Что, если эти различия между ними окажутся слишком большими? Что, если общество не примет их? Что, если их ребенок будет страдать из-за того, что он наполовину африканец?

Николай мягко сжал ее руку.
— А что, если он будет счастлив? Что, если именно эти различия сделают их брак интересным, живым, полным открытий? Что, если их ребенок будет гордиться своим смешанным происхождением, будет черпать силу из двух разных культур?

Он наклонился ближе к ней.
— Николь, мы не можем знать будущего. Мы не можем контролировать жизнь наших детей, как бы нам этого ни хотелось. Все, что мы можем — это быть рядом с ними, поддерживать их, любить их безусловно. И доверять им делать свой собственный выбор, даже если этот выбор кажется нам странным или неправильным.

Николь закрыла глаза, чувствуя, как слезы продолжают течь по ее щекам. Слова Николая находили отклик в ее душе, но что-то внутри нее все еще сопротивлялось, все еще не могло принять эту чужую женщину как часть ее семьи.

— Я не знаю, смогу ли я, — прошептала она. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь полюбить ее, принять ее.

— Тебе не нужно любить ее сразу, — сказал Николай мягко. — Тебе даже не нужно любить ее вообще, если ты не чувствуешь этого. Все, что от тебя требуется — это уважать выбор Альберта, уважать его жену как человека, и быть открытой к возможности, что со временем ты увидишь в ней что-то, что поможет тебе принять ее.

Николь кивнула, но внутри нее все еще бушевал конфликт. Она знала, что Николай прав, что она должна попытаться принять Амоку ради Альберта, ради своих отношений с сыном. Но как? Как преодолеть это чувство отторжения, это физическое неприятие, которое она испытывала при мысли о невестке?

— Есть еще кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой, — сказал Николай после паузы. — Что-то, что, я думаю, может помочь тебе понять свои чувства лучше.

Николь открыла глаза и посмотрела на него вопросительно.

— Ты когда-нибудь рассказывала Альберту полную историю о том, как ты боролась за право воспитывать его одна? — спросил Николай. — О том, как твои родители отвергли тебя, когда ты забеременела после школы?

Николь почувствовала, как ее сердце сжалось. Эта часть ее прошлого всегда была болезненной, и она старалась не думать о ней, не вспоминать те тяжелые дни.

— Нет, — ответила она тихо. — Я рассказала ему основное — что его отец не хотел иметь детей, что мы расстались, когда я была беременна. Но я никогда не говорила ему о том, как мои родители отреагировали, как они... как они отвернулись от меня.

Николай кивнул, словно ожидал такого ответа.
— Может быть, сейчас самое время рассказать ему. Может быть, это поможет и ему понять тебя лучше, и тебе увидеть параллели между твоей ситуацией тогда и его ситуацией сейчас.

Николь нахмурилась, не совсем понимая, что он имеет в виду.
— Какие параллели? Ситуации совершенно разные.

— Правда? — Николай поднял бровь. — Молодая женщина, которая выбирает свой путь вопреки ожиданиям и желаниям своих родителей. Родители, которые не могут принять ее выбор, потому что он не соответствует их представлениям о том, как должна выглядеть ее жизнь. Мне кажется, здесь есть определенные сходства.

Николь замерла, пораженная этой мыслью. Неужели она действительно повторяла ошибки своих родителей? Неужели она делала с Альбертом то же, что когда-то делали с ней — отвергала его выбор, его любовь, его будущее, потому что оно не соответствовало ее ожиданиям?

— Я не думала об этом так, — призналась она.

— Возможно, стоит подумать, — мягко предложил Николай. — Вспомнить, как ты себя чувствовала тогда, когда твои родители отвернулись от тебя. Что ты чувствовала? Чего ты хотела от них больше всего?

Николь закрыла глаза, позволяя воспоминаниям нахлынуть. Те дни были самыми тяжелыми в ее жизни. Она была так молода, так напугана, так одинока. Беременная в восемнадцать, без поддержки отца ребенка, который просто исчез из ее жизни, как только узнал о беременности. И ее родители.

— Они были в ярости, — прошептала она, словно говоря сама с собой. — Отец кричал, что я опозорила семью, что я разрушила свое будущее. Мать плакала, говорила, что я должна сделать аборт, что я не смогу воспитать ребенка одна, что я еще сама ребенок.

Она сделала паузу, вспоминая тот ужасный вечер, когда она рассказала родителям о своей беременности.

— Я сказала им, что хочу оставить ребенка, что я люблю его уже, даже не видя его. Они... они поставили мне ультиматум. Либо аборт и колледж, как мы планировали, либо я ухожу из дома и справляюсь сама.

Николь почувствовала, как слезы снова начинают течь по ее щекам.

— Я ушла на следующий день. Собрала свои вещи и ушла. У меня было немного денег, которые я копила на лето, и адрес подруги, которая согласилась приютить меня на время. Я была так напугана, так одинока. Но я знала, что не могу убить своего ребенка, не могу отказаться от него. Я любила его уже тогда, всем сердцем.

Николай слушал ее, не прерывая, давая ей возможность выговориться, выпустить эту старую боль, которую она держала в себе так долго.

— Я нашла работу — сначала в кафе, потом в магазине. Сняла крошечную квартиру, едва могла платить за нее. Ходила на курсы для беременных в бесплатной клинике. Готовилась к родам одна, без поддержки, без семьи. Это было... это было самое тяжелое время в моей жизни.

Она открыла глаза и посмотрела на Николая.

— Знаешь, чего я хотела больше всего в те дни? Я хотела, чтобы мои родители просто приняли меня. Приняли мой выбор, мою любовь к моему ребенку. Я не просила их одобрения, не просила их помощи даже. Я просто хотела, чтобы они были рядом, чтобы они не отвернулись от меня в самый трудный момент моей жизни.

Николай кивнул, его глаза были полны понимания и сочувствия.

— И как ты думаешь, чего хочет Альберт от тебя сейчас? — спросил он тихо.

Николь замерла, пораженная этим вопросом. Она никогда не думала об этом так, никогда не проводила эту параллель между своим прошлым и настоящим Альберта. Но теперь, когда Николай указал на это, она не могла не видеть сходства.

— Он хочет, чтобы я приняла его выбор, — прошептала она. — Чтобы я была рядом с ним, поддерживала его, даже если я не понимаю или не одобряю его решения.

— Именно, — мягко подтвердил Николай. — Он хочет того же, чего хотела ты от своих родителей. Безусловной любви. Принятия. Поддержки.

Николь почувствовала, как что-то внутри нее сдвинулось, словно кусочки головоломки наконец встали на свои места. Она вспомнила, как была одинока, как отчаянно нуждалась в поддержке своей семьи, как болезненно было их отвержение. Неужели она готова причинить такую же боль своему сыну? Неужели она готова повторить ошибки своих родителей?

— Что случилось потом? — спросил Николай. — С твоими родителями?

Николь вздохнула, вспоминая.
— Они не присутствовали при рождении Альберта. Не видели его первые шаги, не слышали его первые слова. Они пропустили так много... И я тоже пропустила так много — семейные праздники, поддержку в трудные времена, просто возможность быть частью семьи.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями.

— Мы помирились, когда Альберту было почти пять. Моя мать позвонила мне однажды, сказала, что хочет увидеть внука. Мы встретились в парке. Это было... неловко сначала. Но Альберт был таким очаровательным, таким открытым. Он сразу покорил ее сердце. После этого мы начали видеться регулярно. Мой отец был более упрямым, но и он постепенно смягчился. К тому времени, как Альберт пошел в школу, мы снова были семьей, хотя и не такой близкой, как раньше.

Николь посмотрела на Николая, и в ее глазах была боль от осознания.

— Они потеряли пять лет жизни своего внука. Пять лет, которые никогда не вернутся. И все из-за своего упрямства, своих предрассудков, своей неспособности принять мой выбор.

Николай кивнул, не говоря ни слова, давая ей возможность самой прийти к выводу, который уже формировался в ее сознании.

— Я не хочу повторять их ошибки, — сказала Николь твердо. — Не хочу пропустить рождение моего внука или внучки, не хочу потерять годы жизни Альберта и его семьи из-за своего страха и предубеждений.

Она сжала руку Николая.

— Но я не знаю, как преодолеть это чувство отторжения, этот дискомфорт, который я испытываю при мысли об Амоке. Я хочу принять ее, хочу быть рядом с Альбертом, но я не знаю, как заставить себя чувствовать то, чего я не чувствую.

Николай улыбнулся ей мягко, с пониманием.

— Тебе не нужно заставлять себя чувствовать что-то, чего ты не чувствуешь, — сказал он. — Чувства нельзя контролировать, они приходят и уходят сами по себе. Но ты можешь контролировать свои действия, свои слова, свое поведение. Ты можешь решить относиться к Амоке с уважением и добротой, даже если внутри ты все еще испытываешь дискомфорт. И, возможно, со временем, когда ты узнаешь ее лучше, твои чувства изменятся сами собой.

Николь кивнула, понимая мудрость его слов. Она не могла заставить себя полюбить Амоку мгновенно, но она могла решить относиться к ней с уважением, могла решить дать ей шанс, могла решить быть рядом с Альбертом, поддерживать его, даже если это было трудно для нее.

— Я попробую, — сказала она тихо. — Ради Альберта. Ради нашей семьи.

Николай наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Это все, о чем я прошу. Просто попробуй. И помни, что ты не одна в этом. Я рядом с тобой, и я буду поддерживать тебя на каждом шагу.

Николь почувствовала, как волна благодарности и любви к этому человеку захлестнула ее. Как ей повезло найти его, встретить кого-то, кто понимает ее так глубоко, кто готов поддерживать ее даже в самые трудные моменты.

— Спасибо, — прошептала она, сжимая его руку. — Спасибо, что ты рядом.

В этот момент дверь палаты открылась, и вошла медсестра.

— Простите, что прерываю, — сказала она с улыбкой, — но пришли посетители к госпоже Морель. Ее сын с женой.

Николь почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Альберт и Амока здесь. Они пришли увидеть ее. И впервые с момента их знакомства, Николь почувствовала не только страх и отторжение при мысли о невестке, но и проблеск чего-то другого — желания попытаться, желания дать этой молодой женщине шанс, желания не повторить ошибок своих родителей.

— Пусть войдут, — сказала она, и ее голос звучал увереннее, чем она ожидала.

Николай сжал ее руку в последний раз и встал, освобождая место у кровати для Альберта и Амоки. Он улыбнулся ей ободряюще, и Николь почувствовала, как его поддержка дает ей силы для того, что ей предстояло сделать — для первого шага к принятию, к новой главе в ее жизни, к будущему, которое она никогда не представляла, но которое теперь было ее реальностью.

"Я могу это сделать," — подумала она, глубоко вдыхая. — "Ради Альберта. Ради нашей семьи. Ради себя."

Глава 10: Первые шаги к примирению

Выписка из больницы была одновременно облегчением и испытанием. Облегчением — потому что Николь ненавидела больницы, их стерильную атмосферу, запах антисептика и постоянный шум медицинского оборудования. Испытанием — потому что теперь ей предстояло не только восстанавливаться физически, но и делать первые шаги к примирению с новой реальностью ее жизни, к принятию Амоки как части ее семьи.

Николай настоял на том, чтобы она переехала к нему на время реабилитации. Его дом был просторнее ее квартиры, с садом, где она могла бы гулять, восстанавливая силы. Николь согласилась, хотя часть ее беспокоилась о потере независимости, о том, что она станет обузой для него.

— Я не хочу быть твоей пациенткой, — сказала она, когда они ехали от больницы к его дому. — Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным ухаживать за мной.

Николай улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги.
— Ты не пациентка, ты моя любимая женщина, которая нуждается в поддержке. И я не чувствую себя обязанным — я хочу быть рядом с тобой, помогать тебе. Разве не в этом суть отношений? Быть рядом друг с другом и в радости, и в горе?

Николь почувствовала, как ее сердце сжалось от нежности к этому человеку. Как ей повезло найти его, особенно сейчас, когда ее жизнь, казалось, переворачивалась с ног на голову.

Первые дни после выписки прошли в тумане физической терапии, упражнений для восстановления подвижности левой руки и ноги, отдыха и разговоров с Николаем. Альберт звонил каждый день, спрашивал о ее самочувствии, рассказывал о своей работе, о подготовке к рождению ребенка. Он ни разу не упомянул их последний разговор в больнице, когда Николь, все еще слабая после микроинсульта, но полная решимости не повторять ошибок своих родителей, сказала ему, что хочет лучше узнать Амоку, что она постарается принять ее как часть их семьи.

Через неделю после выписки, когда Николь уже могла ходить без поддержки и левая рука почти полностью восстановила свою функциональность, она решила, что пора делать первый шаг.

— Я хочу пригласить Альберта и Амоку на ужин, — сказала она Николаю за завтраком. — Здесь, у тебя. Если ты не против, конечно.

Николай посмотрел на нее с удивлением и радостью.
— Конечно, я не против. Я думаю, это прекрасная идея. Когда ты хочешь их пригласить?

— Может быть, в эту субботу? — предложила Николь. — Это даст мне время подготовиться морально.

Николай кивнул с пониманием.
— Суббота звучит отлично. Я могу приготовить что-нибудь особенное.

— Нет, — Николь покачала головой. — Я хочу приготовить ужин сама. Это... это важно для меня.

Николай улыбнулся и взял ее за руку.
— Как скажешь. Но я буду рядом, если понадобится помощь.

Николь кивнула, чувствуя, как благодарность к этому человеку переполняет ее. Он всегда знал, когда поддержать ее, а когда отступить и дать ей пространство для самостоятельных действий.

Она позвонила Альберту в тот же день, пригласила их с Амокой на ужин. Сын звучал удивленным, но обрадованным. Он сказал, что они с удовольствием придут, и спросил, не нужно ли им что-нибудь принести.

— Может быть, десерт? — предложила Николь, вспомнив, как Амока упоминала о своей любви к выпечке. — Если Амока не против приготовить что-нибудь...

— Она будет рада, — ответил Альберт, и Николь могла слышать улыбку в его голосе. — Она любит готовить, особенно десерты.

— Отлично, — сказала Николь, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно и дружелюбно. — Тогда ждем вас в субботу к семи.

Повесив трубку, Николь почувствовала смесь тревоги и решимости. Это будет непросто — сидеть за одним столом с женщиной, которая все еще вызывала у нее чувство дискомфорта, пытаться вести непринужденную беседу, узнавать ее лучше. Но она должна была попытаться. Ради Альберта. Ради их семьи. Ради себя самой.

Суббота наступила слишком быстро и одновременно слишком медленно. Николь провела утро, планируя меню, а затем отправилась с Николаем за покупками. Она выбрала блюда, которые любил Альберт с детства — рататуй, киш лорен, салат нисуаз. Традиционная французская кухня, вкусы ее детства, вкусы, которые она передала сыну.

Готовя, она думала о том, как эти блюда, такие родные и знакомые для нее и Альберта, будут восприняты Амокой. Понравятся ли они ей? Найдет ли она их слишком странными, слишком отличающимися от той еды, к которой она привыкла? Или, может быть, она уже пробовала французскую кухню раньше, может быть, Альберт готовил для нее эти блюда?

Николь поймала себя на том, что знает так мало о жизни своего сына с этой женщиной, о их повседневных привычках, о том, как они живут, что едят, о чем разговаривают. И эта мысль заставила ее почувствовать укол вины. Она была так сосредоточена на своем неприятии Амоки, что даже не пыталась узнать больше о их совместной жизни.

К шести часам ужин был готов, стол накрыт, и Николь переоделась в простое, но элегантное платье. Она чувствовала себя странно нервной, словно готовилась к важному собеседованию или первому свиданию.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал Николай, входя в гостиную, где она стояла, поправляя цветы в вазе на столе. — И пахнет восхитительно. Ты превзошла саму себя.

Николь улыбнулась ему, благодарная за поддержку.
— Я просто хочу, чтобы все прошло хорошо, — сказала она. — Хочу, чтобы они чувствовали себя желанными гостями. Особенно Амока.

Николай подошел к ней и обнял за плечи.
— Все будет хорошо, — заверил он ее. — Ты делаешь первый шаг, и это самое важное.

Звонок в дверь прозвучал ровно в семь, и Николь почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Николай пошел открывать, а она осталась в гостиной, глубоко дыша, пытаясь успокоить нервы.

Она услышала голос Альберта, приветствующего Николая, затем более мягкий, с легким акцентом голос Амоки. Звук шагов в прихожей, и вот они входят в гостиную — ее сын, высокий и красивый, с улыбкой, которая всегда согревала ее сердце, и рядом с ним Амока, в простом, но элегантном платье, подчеркивающем ее беременность, с букетом цветов в одной руке и коробкой в другой.

— Мама, — Альберт подошел к ней и обнял, осторожно, словно боясь причинить боль. — Ты выглядишь отлично. Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, — ответила Николь, обнимая его в ответ. — Почти как новенькая.

Она отстранилась от сына и посмотрела на Амоку, которая стояла немного в стороне, словно не уверенная, как себя вести.

— Амока, — Николь заставила себя улыбнуться, надеясь, что улыбка выглядит искренней. — Я рада, что вы пришли.

— Спасибо за приглашение, — ответила Амока, и ее голос звучал мягко, с легким акцентом, который Николь нашла неожиданно приятным. — Это вам, — она протянула букет цветов — яркие африканские лилии, экзотические и красивые.

— Они прекрасны, — сказала Николь, принимая букет. — Спасибо.

— И это тоже, — Амока протянула коробку. — Это банановый пирог с кокосовой глазурью. Это традиционный десерт в моей семье.

Николь взяла коробку, чувствуя аромат бананов и кокоса, исходящий от нее.
— Пахнет восхитительно, — сказала она. — Я с нетерпением жду, чтобы попробовать его.

Николай взял цветы и коробку из рук Николь.
— Я поставлю цветы в вазу и отнесу десерт на кухню, — сказал он. — А вы располагайтесь. Может быть, аперитив перед ужином?

Они расположились в гостиной, Николай принес напитки — вино для себя и Николь, безалкогольный коктейль для Амоки, пиво для Альберта. Первые минуты разговора были неловкими, с паузами и осторожными фразами, но постепенно атмосфера начала расслабляться.

Николь заметила, как Альберт держал руку Амоки, как он смотрел на нее с любовью и заботой. Она заметила, как Амока улыбалась ему, как ее глаза светились, когда она смотрела на него. И что-то внутри нее смягчилось при виде этой любви, такой очевидной, такой искренней между ними.

— Как продвигается подготовка к рождению ребенка? — спросила Николь, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.

Амока просияла, положив руку на свой округлившийся живот.
— Хорошо, — ответила она. — Мы закончили обустраивать детскую комнату на прошлой неделе. Альберт нарисовал чудесные фрески на стенах — африканские животные с одной стороны и французские пейзажи с другой.

Николь посмотрела на сына с удивлением.
— Ты рисовал фрески? Я не знала, что ты...

— Николай помог мне, — сказал Альберт, улыбаясь художнику. — Дал несколько уроков, показал основные техники. Получилось не так профессионально, как у него, конечно, но вполне прилично.

— Он слишком скромен, — вмешалась Амока. — Фрески прекрасны. Я могу показать вам фотографии, если хотите.

Она достала телефон из сумочки и, найдя нужные фотографии, протянула его Николь. На экране была комната с мягкими пастельными стенами, на которых действительно были нарисованы животные — жирафы, слоны, львы — с одной стороны, и французские пейзажи — Эйфелева башня, лавандовые поля Прованса, побережье Ниццы — с другой.

— Это... это действительно красиво, — сказала Николь, искренне впечатленная. Она никогда не знала, что у ее сына есть такой талант к рисованию.

— Мы хотим, чтобы наш ребенок знал обе свои культуры, — объяснила Амока. — Чтобы он или она гордились своим смешанным наследием.

Николь кивнула, не зная, что сказать. Мысль о ребенке, который будет наполовину африканцем, наполовину французом, все еще вызывала у нее смешанные чувства. Но видя, с какой любовью и заботой Альберт и Амока готовились к его появлению, она не могла не почувствовать проблеск надежды, что, может быть, все будет хорошо.

— Вы уже выбрали имя? — спросил Николай, спасая ситуацию.

Альберт и Амока обменялись взглядами.
— Мы думаем о двух вариантах, — сказал Альберт. — Если будет мальчик, мы назовем его Василий, в честь прадедушки Амоки.

— А если девочка, — продолжила Амока, — то Василиса, чтобы сохранить связь с именем моего прадеда, но в более женственной форме.

— Василий и Василиса, — повторила Николь. — Это... необычно.

— Мы знаем, — кивнул Альберт. — Но мы хотим имя, которое будет отражать обе наши культуры. Василий — это имя, которое существует и в России, откуда родом прадедушка Амоки, и во Франции, хотя и не так распространено.

— Мой прадедушка был русским ученым, который работал в Конго в 1960-х годах, — объяснила Амока. — Он встретил там мою прабабушку, они полюбили друг друга и поженились, несмотря на все трудности и предрассудки того времени. Мой дедушка родился от этого брака, а потом уже моя мама и я. Я никогда не встречала своего прадеда, но в нашей семье хранят память о нем и его истории.

Николь почувствовала, как ее брови поднимаются от удивления. Она никогда не задумывалась о том, что у Амоки может быть такая интересная семейная история, такое смешанное наследие.

— Я не знала, — сказала она. — Это... это удивительная история.

Амока улыбнулась, и в ее улыбке была гордость.
— Да, мои предки были особенными людьми. История их любви передается в нашей семье из поколения в поколение. Они научили нас, что любовь не знает границ — ни расовых, ни культурных, ни географических.

Николь почувствовала, как что-то внутри нее сдвинулось, словно кусочек льда, который начал таять. Она никогда не думала об Амоке как о человеке со своей собственной историей, своими корнями, своей семьей, которая, как оказалось, тоже была смешанной, тоже преодолевала предрассудки и барьеры.

— Я бы хотела услышать больше о вашей семье, — сказала Николь, и к своему удивлению, она действительно имела это в виду.

Ужин прошел лучше, чем Николь могла надеяться. Амока с энтузиазмом пробовала все блюда, хвалила кулинарные таланты Николь, рассказывала о своей семье, о своем детстве в Конго, о том, как она приехала во Францию учиться и встретила Альберта.

— Я никогда не думала, что останусь здесь навсегда, — призналась она. — Я планировала получить образование и вернуться домой, работать там. Но потом я встретила Альберта, и все изменилось.

Она посмотрела на Альберта с такой любовью, что Николь почувствовала комок в горле.

— Он показал мне Францию, которую я не знала, — продолжила Амока. — Не туристические места, а настоящую Францию — маленькие деревни, местные фестивали, семейные традиции. Он научил меня любить эту страну так, как любит ее сам.

Альберт улыбнулся ей, сжимая ее руку.
— А она показала мне мир, о котором я только читал в книгах, — сказал он. — Она открыла мне глаза на другие культуры, другие способы жизни, другие ценности. Она сделала мой мир больше, ярче, интереснее.

Николь слушала их, и что-то внутри нее продолжало меняться, таять, трансформироваться. Она видела, как они дополняют друг друга, как их различия не разделяют их, а обогащают их отношения, делают их глубже и интереснее.

После ужина они перешли к десерту — банановому пирогу с кокосовой глазурью, который приготовила Амока. Николь с некоторой опаской попробовала его — она никогда не была большой любительницей экзотических вкусов — но к своему удивлению, нашла его восхитительным.

— Это очень вкусно, — сказала она искренне. — Я никогда не пробовала ничего подобного.

Амока просияла от комплимента.
— Спасибо! Это рецепт моей бабушки. Она научила меня готовить его, когда мне было всего восемь лет.

— Вы должны научить меня, — сказала Николь, и слова вырвались прежде, чем она успела подумать. — Я имею в виду, если вы не против. Я бы хотела научиться готовить что-то из вашей кухни.

Глава 11: Рождение близнецов

Телефонный звонок раздался в три часа ночи, вырвав Николь из глубокого сна. Она нащупала телефон на прикроватной тумбочке, сердце уже колотилось от предчувствия.

— Мама, — голос Альберта звучал одновременно взволнованно и испуганно. — У Амоки начались схватки. Мы едем в больницу.

Николь села на кровати, мгновенно проснувшись.
— Но ведь еще рано, разве нет? Срок должен быть только через две недели.

— Да, немного рано, но врач говорит, что это нормально для первой беременности, — ответил Альберт. — И, мама, это близнецы.

— Близнецы? — Николь почувствовала, как у нее перехватило дыхание. — Но как... вы же не говорили.

— Мы хотели сделать сюрприз, — в голосе Альберта слышалась улыбка, несмотря на напряжение. — Мы узнали на последнем УЗИ. Мальчик и девочка. Василий и Василиса, как мы и планировали.

Николь не знала, что сказать. Близнецы. Не один внук или внучка, а сразу двое. Мысль была ошеломляющей.

— Я приеду, — сказала она наконец. — В какую больницу вы направляетесь?

Альберт назвал адрес родильного дома.

— Не торопись, — добавил он. — Роды могут занять много времени, особенно первые. Просто хотел, чтобы ты знала.

— Я все равно приеду, — настояла Николь. — Я хочу быть там.

Повесив трубку, она повернулась к Николаю, который уже проснулся и сидел рядом с ней, вопросительно глядя на нее.

— Амока рожает, — сказала она. — И это близнецы. Мальчик и девочка.

Николай улыбнулся, обнимая ее за плечи.
— Это замечательно, — сказал он. — Двойное благословение.

Николь кивнула, но внутри нее боролись противоречивые чувства. За последние месяцы она действительно сблизилась с Амокой, научилась видеть в ней не просто "чужую", а человека со своей историей, своими мечтами и страхами. Они готовили вместе, разговаривали, даже ходили по магазинам, выбирая вещи для будущего ребенка — теперь уже детей. Но все же, где-то глубоко внутри, оставался страх, сомнение, неуверенность.

— Я должна поехать в больницу, — сказала она, вставая с кровати.

— Конечно, — кивнул Николай. — Я поеду с тобой.

Они быстро оделись и вышли в прохладную ночь. Николай вел машину, а Николь смотрела в окно на пустые улицы, погруженные в темноту. Мысли кружились в ее голове, как осенние листья на ветру.

Близнецы. Двое детей от смешанного брака. Какими они будут? На кого будут похожи? Примет ли их общество, не будут ли они страдать от предрассудков, от непонимания, от жестокости?

— О чем ты думаешь? — спросил Николай, бросив на нее быстрый взгляд.

Николь вздохнула.
— О детях. О том, что их ждет в этом мире.

Николай понимающе кивнул.
— Ты беспокоишься о том, как они будут восприняты обществом из-за их смешанного происхождения.

— Да, — призналась Николь. — Я знаю, что мир меняется, что люди становятся более открытыми, более принимающими. Но все же... я не могу не беспокоиться.

— Это естественно, — сказал Николай мягко. — Ты бабушка, ты хочешь защитить своих внуков от всех бед мира. Но помни, что у них будут любящие родители, любящая бабушка и дедушка, которые будут поддерживать их, учить их гордиться своим наследием, своими корнями.

Николь кивнула, чувствуя, как его слова успокаивают ее тревогу, хотя и не устраняют ее полностью.

Когда они прибыли в больницу, было уже почти четыре утра. Они нашли Альберта в зоне ожидания родильного отделения. Он выглядел бледным и взволнованным, но когда увидел их, его лицо осветилось улыбкой.

— Мама, Николай, — он обнял их обоих. — Спасибо, что приехали.

— Как Амока? — спросила Николь, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и заботливо.

— Она сильная, — ответил Альберт с гордостью. — Врачи говорят, что все идет хорошо, но это может занять еще несколько часов.

Они сели в зоне ожидания, и Альберт рассказал им, как все началось — как Амока проснулась от схваток, как они засекали время между ними, как решили, что пора ехать в больницу.

— Она была такой спокойной, — сказал он с восхищением. — Гораздо спокойнее меня. Я был в панике, а она просто собрала сумку, которую мы подготовили заранее, и сказала: "Пора встретить наших детей".

Николь слушала его, наблюдая за лицом сына, за тем, как оно светилось любовью и гордостью, когда он говорил о своей жене. И она почувствовала, как что-то внутри нее смягчается еще больше, как тает последний лед предубеждения.

Часы тянулись медленно. Они пили больничный кофе, разговаривали тихими голосами, иногда замолкали, погружаясь каждый в свои мысли. Альберт периодически уходил, чтобы быть с Амокой, потом возвращался с новостями.

К полудню зона ожидания заполнилась другими семьями — родителями, бабушками и дедушками, друзьями, ожидающими новостей о рождении детей. Николь наблюдала за ними, за их лицами, полными надежды и тревоги, радости и страха. И она понимала, что все они чувствуют то же самое, что и она, независимо от их происхождения, их культуры, их цвета кожи. Все они были просто людьми, ожидающими чуда рождения новой жизни.

В два часа дня Альберт вышел к ним с широкой улыбкой на лице и слезами в глазах.

— Они здесь, — сказал он, его голос дрожал от эмоций. — Василий и Василиса. Они здесь, и они прекрасны.

Николь и Николай встали, и Николь почувствовала, как ее собственные глаза наполняются слезами.

— Как Амока? — спросила она.

— Она в порядке, — ответил Альберт. — Уставшая, но счастливая. Дети здоровы, хотя и немного маленькие, что нормально для близнецов. Василий весит 2,8 кг, Василиса — 2,6 кг.

— Можно их увидеть? — спросил Николай.

Альберт кивнул.
— Да, Амока хочет вас видеть. Но только ненадолго, она очень устала.

Они последовали за Альбертом по коридору в палату, где лежала Амока. Она выглядела измученной, но на ее лице была улыбка, которая, казалось, освещала всю комнату. Рядом с ее кроватью стояли две прозрачные кроватки, в которых лежали два маленьких свертка.

— Николь, Николай, — Амока протянула руку, когда они вошли. — Познакомьтесь с вашими внуками.

Николь подошла к кроваткам, чувствуя, как ее сердце бьется где-то в горле. И тогда она увидела их — двух крошечных существ, завернутых в больничные одеяла. И первое, что она заметила, было то, насколько они разные.

Василий был темнокожим, с копной черных кудрявых волос, его черты лица напоминали Амоку. Василиса, напротив, была светлокожей, с редкими светлыми волосиками, и Николь могла видеть в ее чертах Альберта, себя, своего покойного мужа.

Они были такими разными внешне, и все же оба были частью ее семьи, ее крови, ее наследия. Они были ее внуками, независимо от их цвета кожи, от их внешности.

Но несмотря на это осознание, Николь почувствовала, как что-то сжалось внутри нее, какой-то старый, глубоко укоренившийся страх, который она не могла полностью преодолеть. И она знала, что Альберт заметил ее реакцию, заметил, как она на мгновение застыла, глядя на детей.

— Они прекрасны, — сказал Николай, стоя рядом с ней, его голос был полон искренней радости и восхищения. — Поздравляю вас обоих. Вы создали чудо.

Амока улыбнулась ему, благодарная за его теплые слова.
— Спасибо, Николай. Мы очень счастливы.

Николь заставила себя улыбнуться, заставила себя подойти ближе к кроваткам, посмотреть на детей более внимательно.

— Они... они действительно прекрасны, — сказала она, и это была правда, хотя и не вся правда. Они были прекрасны, но она все еще не могла полностью принять их, полностью открыть свое сердце для них обоих одинаково.

Альберт смотрел на нее, и в его глазах она видела разочарование, боль от того, что она не могла дать ему то, что он хотел — полное, безоговорочное принятие его семьи, его детей.

— Хочешь подержать их? — спросил он, и в его голосе была надежда, надежда на то, что физический контакт с внуками поможет ей преодолеть последние барьеры.

Николь почувствовала, как паника поднимается внутри нее. Она не была готова, не была уверена, что сможет держать этих детей, особенно Василия, с его темной кожей и чертами, так напоминающими его мать.

— Я не знаю, — сказала она, отступая на шаг. — Они такие маленькие, такие хрупкие. Я боюсь причинить им вред.

Это была отговорка, и все они это знали. Но никто не стал настаивать, никто не стал заставлять ее делать то, к чему она не была готова.

— Конечно, — сказал Альберт, и Николь видела, как он пытается скрыть свое разочарование. — Может быть, в другой раз, когда они немного подрастут.

Николь кивнула, благодарная за то, что он не стал давить на нее, но чувствуя себя виноватой за то, что не могла дать ему то, что он хотел, что он заслуживал.

— Амока должна отдохнуть, — сказала медсестра, входя в палату. — Вам придется уйти.

Николь почувствовала облегчение от этого вмешательства, от возможности уйти, собраться с мыслями, разобраться в своих чувствах.

— Конечно, — сказала она. — Амока, отдыхай. Ты проделала огромную работу сегодня.

Амока улыбнулась ей, и в ее глазах не было осуждения, только усталость и счастье.
— Спасибо, что пришли, Николь. Это много значит для нас.

Николь кивнула, не доверяя своему голосу, чтобы сказать что-то еще. Она повернулась и вышла из палаты, чувствуя, как Николай следует за ней.

В коридоре Альберт догнал их.

— Мама, — сказал он, и в его голосе была боль, которую Николь не могла игнорировать. — Я знаю, что это трудно для тебя. Я знаю, что ты пытаешься. Но они твои внуки, оба. И они нуждаются в твоей любви, в твоем принятии. Особенно Василий.

Николь почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.
— Я знаю, Альберт. Я знаю. Просто дай мне время. Я работаю над этим, правда.

Альберт смотрел на нее долгим взглядом, и Николь видела в его глазах не только разочарование, но и понимание, и любовь.

— Я знаю, мама, — сказал он наконец. — Я вижу, как далеко ты продвинулась с того дня, когда я впервые рассказал тебе об Амоке. И я благодарен за каждый шаг, который ты делаешь навстречу нам. Просто... продолжай идти, хорошо?

Николь кивнула, не доверяя своему голосу, чтобы ответить. Альберт обнял ее, крепко, как будто пытаясь через это объятие передать ей свою силу, свою уверенность.

— Я люблю тебя, мама, — сказал он. — И я хочу, чтобы мои дети знали и любили свою бабушку.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала Николь. — И я буду стараться. Обещаю.

Альберт отпустил ее и повернулся к Николаю.
— Спасибо, что поддерживаешь ее, — сказал он. — И спасибо, что поддерживаешь нас.

Николай улыбнулся, положив руку на плечо Альберта.
— Ты создал прекрасную семью, Альберт. И я горжусь тем, что могу быть ее частью.

Они попрощались, и Альберт вернулся к Амоке и детям, а Николь и Николай направились к выходу из больницы. Они шли молча, каждый погруженный в свои мысли.

Только когда они сели в машину, Николь наконец заговорила.
— Я разочаровала его, — сказала она тихо. — Я видела это в его глазах.

Николай взял ее за руку, его пальцы были теплыми и успокаивающими.
— Ты не разочаровала его, Николь. Ты просто человек, со своими страхами, своими сомнениями. И ты пытаешься преодолеть их, пытаешься стать лучше. Это все, о чем можно просить.

— Но этого недостаточно, — возразила Николь. — Недостаточно просто пытаться. Я должна сделать это. Ради Альберта, ради детей.

— И ты сделаешь, — сказал Николай с уверенностью. — Я знаю тебя, Николь. Ты сильная, ты справишься. Просто дай себе время.

Николь посмотрела в окно на больницу, где остались ее сын, его жена и их новорожденные дети — ее внуки. Она думала о Василии, с его темной кожей и чертами, так похожими на его мать. И о Василисе, светлокожей, с чертами, напоминающими ее собственную семью.

Они были такими разными внешне, и все же оба были частью ее, частью ее семьи, ее наследия. Они были ее внуками, независимо от их цвета кожи, от их внешности.

И она знала, что должна найти способ принять их обоих, полностью и безоговорочно. Не только ради Альберта, не только ради детей, но и ради себя самой. Потому что только тогда она сможет быть по-настоящему счастливой, по-настоящему свободной от предрассудков и страхов, которые так долго держали ее в плену.

— Поехали домой, — сказала она Николаю. — Мне нужно подумать.

Николай кивнул, заводя машину.
— Все будет хорошо, Николь, — сказал он. — Ты увидишь.

И хотя Николь не была полностью уверена в этом, она хотела верить ему, хотела верить, что однажды она сможет смотреть на своих внуков и видеть не их различия, а их общность, их связь с ней, их место в ее сердце.

В течение следующих нескольких дней Николь не посещала больницу. Она говорила себе, что не хочет беспокоить новоиспеченных родителей, что им нужно время, чтобы привыкнуть к своей новой роли, к своим детям. Но глубоко внутри она знала, что это отговорки, что на самом деле она просто не готова снова столкнуться с реальностью своих внуков, с реальностью своих собственных чувств и реакций.

Николай не давил на нее, не заставлял ее делать то, к чему она не была готова. Но она видела беспокойство в его глазах, видела, как он наблюдает за ней, когда думает, что она не замечает.

На четвертый день после рождения близнецов Альберт позвонил, чтобы сообщить, что они выписываются из больницы и возвращаются домой.

— Мы бы хотели, чтобы вы пришли к нам на ужин в выходные, — сказал он. — Ничего особенного, просто семейный ужин. Чтобы вы могли провести немного времени с детьми.

Николь почувствовала, как ее сердце сжалось от тревоги, но она заставила себя согласиться.
— Конечно, — сказала она. — Мы придем. Что-нибудь принести?

— Только себя, — ответил Альберт, и она слышала улыбку в его голосе, слышала надежду. — И, может быть, немного терпения. Дети могут быть беспокойными.

— Мы придем, — повторила Николь, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно и радостно.

Когда она повесила трубку, Николай подошел к ней и обнял ее сзади, положив подбородок на ее плечо.
— Ты справишься, — сказал он тихо. — Я буду рядом.

Николь кивнула, благодарная за его поддержку, за его веру в нее.
— Я знаю, — сказала она. — Я просто... я боюсь, что не смогу скрыть свои чувства, что Альберт увидит, что я все еще борюсь с этим.

— Может быть, тебе не нужно скрывать, — предложил Николай. — Может быть, честность — это именно то, что нужно. Признать, что ты все еще борешься, но что ты хочешь преодолеть это, что ты пытаешься.

Николь задумалась над его словами. Может быть, он прав. Может быть, притворяться, что все в порядке, когда это не так, только усложняет ситуацию, только создает больше напряжения, больше разочарования.

— Может быть, ты прав, — сказала она. — Может быть, мне нужно просто быть честной с Альбертом, с Амокой. И с самой собой.

В выходные они отправились в квартиру Альберта и Амоки, неся с собой букет цветов для новоиспеченной матери и два маленьких мягких игрушечных медвежонка для детей — одного белого, одного коричневого. Николь выбрала их сознательно, как символ своего желания принять обоих своих внуков, независимо от их внешности.

Альберт открыл дверь, выглядя уставшим, но счастливым. Он обнял их обоих и провел в гостиную, где Амока сидела на диване, держа на руках одного из близнецов. Другой лежал в колыбели рядом с диваном.

— Мама, Николай, — Амока улыбнулась им, и Николь заметила, что, несмотря на усталость, она светилась каким-то внутренним светом, светом материнства и счастья. — Рада вас видеть.

Николь подошла к ней, протягивая цветы.
— Это тебе, — сказала она. — И... поздравляю. С возвращением домой.

Амока приняла цветы свободной рукой, улыбаясь.
— Спасибо, Николь. Они прекрасны.

Николь посмотрела на ребенка в ее руках — это была Василиса, светлокожая, с чертами, напоминающими Альберта. Она спала, ее маленькое личико было спокойным и безмятежным.

— А это Василий, — сказал Альберт, указывая на колыбель. — Он только что заснул, так что мы стараемся не шуметь.

Николь подошла к колыбели и посмотрела на своего внука. Он был темнокожим, с копной черных кудрявых волос, его черты лица напоминали Амоку. Но когда она смотрела на него сейчас, в тишине и спокойствии их дома, она видела и другое — она видела форму его носа, которая напоминала ей нос ее отца, видела изгиб его губ, который был так похож на улыбку Альберта в младенчестве.

И что-то внутри нее дрогнуло, что-то начало меняться. Этот маленький человечек, такой беззащитный, такой невинный, был частью ее, частью ее семьи, ее наследия. Он был ее внуком, независимо от цвета его кожи, от его внешности.

— Они прекрасны, — сказала она, и на этот раз это была полная правда, без оговорок, без сомнений. — Оба прекрасны.

Альберт смотрел на нее, и в его глазах она видела надежду, видела желание поверить, что она действительно имеет в виду то, что говорит.

— Хочешь подержать их? — спросил он, и в его голосе была та же надежда, что и в его глазах.

Николь почувствовала, как ее сердце забилось быстрее от тревоги, но на этот раз она не отступила, не позволила страху взять верх.

— Да, — сказала она, и ее голос был тверже, чем она ожидала. — Я бы хотела.

Альберт улыбнулся, и его улыбка была как солнце, выходящее из-за облаков.
— Кого первого? — спросил он.

Николь посмотрела на Василису в руках Амоки, потом на Василия в колыбели. И она знала, что ее выбор имеет значение, что он будет замечен и оценен.

— Василия, — сказала она, и увидела, как глаза Альберта расширились от удивления, а потом наполнились благодарностью.

Он осторожно поднял сына из колыбели, стараясь не разбудить его, и передал его Николь. Она приняла маленький сверток, чувствуя его вес, его тепло в своих руках.

И когда она посмотрела вниз, на маленькое личико своего внука, на его темную кожу и черные кудрявые волосы, она не почувствовала отторжения, не почувствовала дискомфорта. Она почувствовала только любовь, чистую и простую, любовь бабушки к своему внуку.

— Привет, Василий, — прошептала она, и ее голос дрожал от эмоций. — Я твоя бабушка.

Малыш открыл глаза — большие, темные, как у его матери — и посмотрел на нее с тем особым, сосредоточенным взглядом новорожденных, который кажется одновременно пустым и полным мудрости.

И в этот момент Николь почувствовала, как последние остатки ее предубеждений, ее страхов, ее сомнений растворяются, исчезают, как туман под утренним солнцем. Этот маленький человечек в ее руках был ее внуком, частью ее семьи, частью ее сердца. И она любила его, полностью и безоговорочно, независимо от цвета его кожи, от его внешности.

Она подняла взгляд и увидела, что Альберт смотрит на нее, и в его глазах были слезы — слезы радости, слезы облегчения, слезы благодарности.

— Спасибо, мама, — сказал он тихо.

Николь покачала головой, чувствуя, как ее собственные глаза наполняются слезами.

— Нет, Альберт, — сказала она. — Это я должна благодарить тебя. За терпение, за понимание. За то, что не сдался, когда я делала все так сложно.

Она посмотрела на Амоку, которая наблюдала за этой сценой с мягкой улыбкой на лице.

— И тебя, Амока. Спасибо за то, что подарила мне этих прекрасных внуков. За то, что любишь моего сына так, как он заслуживает быть любимым.

Амока кивнула, ее глаза тоже блестели от слез.
— Они твоя семья, Николь, — сказала она тихо. — Как и я. Мы все твоя семья.

Николь кивнула, чувствуя, как что-то внутри нее окончательно исцеляется, как последние трещины в ее сердце затягиваются, заполняются любовью и принятием.

— Да, — сказала она. — Мы семья.

Василий зашевелился в ее руках, его маленькое личико сморщилось, и он начал тихонько плакать. Николь инстинктивно начала покачивать его, напевая колыбельную, которую когда-то пела Альберту.

— Dodo, l'enfant do, l'enfant dormira bien vite... — ее голос был мягким, успокаивающим, и Василий постепенно затих, снова погружаясь в сон.

— Ты помнишь, — сказал Альберт с удивлением. — Ты пела мне эту колыбельную, когда я был маленьким.

Николь улыбнулась, продолжая покачивать внука.
— Конечно, я помню. Я помню каждую колыбельную, каждую сказку, каждую игру. И теперь я буду петь их твоим детям, рассказывать им сказки, играть с ними.

Она посмотрела на Василия, спящего в ее руках, потом на Василису в руках Амоки.
— Я буду лучшей бабушкой, какой только смогу быть, — пообещала она. — Для обоих.

И она знала, что сдержит это обещание, потому что теперь, наконец, она была свободна — свободна от предрассудков, от страхов, от сомнений, которые так долго держали ее в плену. Теперь она могла просто любить, просто принимать, просто быть бабушкой для своих прекрасных внуков.

И это было самое прекрасное чувство в мире.

Глава 12: Сон и пробуждение

Море было спокойным, лазурным, простирающимся до горизонта, где оно сливалось с таким же лазурным небом. Николь сидела под зонтиком на пляже, наблюдая, как Николай играет в волейбол с двумя детьми — мальчиком и девочкой лет десяти.

Мальчик был темнокожим, с копной черных кудрявых волос, его движения были быстрыми, атлетичными. Девочка была светлокожей, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, она двигалась с грацией, которая напоминала Николь балерину.

— Бабушка, смотри! — крикнул мальчик, подпрыгивая высоко, чтобы отбить мяч. — Я могу прыгать выше дедушки!

Николь улыбнулась, махая ему рукой.
— Я вижу, Василий! Ты настоящий чемпион!

Девочка не хотела отставать от брата.
— А я могу крутиться быстрее всех! — она закружилась на месте, ее коса развевалась вокруг нее, как золотой вихрь.

— Ты прекрасна, Василиса! — крикнула Николь. — Как настоящая балерина!

Дети улыбнулись ей, их лица светились от счастья и гордости. Они были такими разными внешне — один темный, другая светлая — и все же они были так похожи в своей энергии, в своем энтузиазме, в своей любви к жизни.

Николай подошел к ней, оставив детей играть с мячом на берегу.
— Они неутомимы, — сказал он, садясь рядом с ней на песок. — Я уже не молод для таких игр.

Николь улыбнулась, протягивая ему бутылку воды.
— Ты справляешься прекрасно, — сказала она. — Они обожают играть с тобой.

Николай сделал глоток воды, наблюдая за детьми с нежностью во взгляде.
— Они удивительные дети, — сказал он. — Такие разные и такие похожие одновременно.

Николь кивнула, следя за его взглядом.
— Да, они удивительные. И я так благодарна, что могу быть частью их жизни, видеть, как они растут, как развиваются.

Она вспомнила, как когда-то боялась, что не сможет полюбить Василия так же, как Василису, из-за его внешности, из-за его сходства с матерью. Как глупы были эти страхи! Сейчас она не могла представить, что могла бы любить одного из своих внуков больше, чем другого. Они оба были частью ее сердца, частью ее души.

— Бабушка! Дедушка! — крикнула Василиса, подбегая к ним. — Мы хотим мороженое! Можно?

Николь посмотрела на часы.
— Но ведь скоро обед, — сказала она. — Вы испортите аппетит.

— Пожалуйста, бабушка, — Василий присоединился к сестре, его темные глаза умоляюще смотрели на Николь. — Мы очень-очень хотим мороженое.

Николь переглянулась с Николаем, который пожал плечами с улыбкой.
— Мы же в отпуске, — сказал он. — Почему бы и нет?

Николь вздохнула, но не могла сдержать улыбку.
— Хорошо, — сказала она. — Но только по одному шарику.

Дети радостно закричали, прыгая от восторга.
— Спасибо, бабушка! Спасибо, дедушка! — они бросились обнимать их, и Николь почувствовала, как ее сердце наполняется теплом от их прикосновений, от их радости.

Они направились к маленькому кафе на пляже, дети бежали впереди, их смех звенел в воздухе, как колокольчики.

— Они такие счастливые, — сказала Николь, наблюдая за ними. — Такие беззаботные.

— Как и должны быть дети, — ответил Николай, обнимая ее за плечи. — И это во многом благодаря тебе, твоей любви, твоему принятию.

Николь покачала головой.
— Не только мне. Всем нам — тебе, Альберту, Амоке. Мы все создали для них этот безопасный, любящий мир.

В кафе дети долго не могли выбрать вкус мороженого, переходя от витрины к витрине, обсуждая все возможные варианты.

— Я хочу шоколадное, — сказал наконец Василий. — Как мои волосы!

— А я хочу ванильное, — решила Василиса. — Как мои волосы!

Они засмеялись, довольные своим выбором, и Николь не могла не улыбнуться их невинной радости, их способности превращать свои различия в игру, в повод для веселья, а не для разделения.

Когда они вернулись в отель после дня на пляже, дети были уставшими, но все еще полными энергии. Они хотели пойти поплавать в бассейне, но Николь настояла на том, чтобы они сначала приняли душ и немного отдохнули.

— Мы можем пойти в бассейн через час, — сказала она. — А сейчас вам нужно смыть с себя песок и соль.

Дети неохотно согласились, и Николь отвела их в их комнату, помогла им собрать чистую одежду и отправила в душ.

— Я проверю их через несколько минут, — сказала она Николаю, который расположился на балконе с книгой. — А потом, может быть, мы все вместе пойдем в бассейн.

Николай кивнул, улыбаясь ей.
— Звучит прекрасно, — сказал он. — Я буду здесь, наслаждаясь видом и тишиной, пока она есть.

Николь рассмеялась, понимая, что он имеет в виду. С Василием и Василисой тишина была редким и ценным товаром.

Она вернулась в свою комнату, решив тоже принять душ и переодеться. Но когда она вышла из ванной, она услышала стук в дверь.

— Бабушка? — это был голос Николая, и в нем было беспокойство. — Ты не видела детей?

Николь открыла дверь, чувствуя, как ее сердце начинает биться быстрее.
— Нет, они должны были быть в душе. Разве их там нет?

Николай покачал головой.
— Я проверил их комнату, ванную, балкон. Их нигде нет.

Николь почувствовала, как паника поднимается внутри нее.
— Может быть, они уже пошли к бассейну? — предположила она, стараясь сохранять спокойствие. — Ты знаешь, какие они нетерпеливые.

— Я проверил бассейн, — сказал Николай. — И лобби, и ресторан. Их нигде нет.

Теперь Николь действительно начала паниковать.
— Мы должны найти их, — сказала она, ее голос дрожал. — Они не могли уйти далеко. Они знают, что не должны выходить из отеля без нас.

Они начали поиски, проверяя каждый уголок отеля, спрашивая персонал, других гостей, не видел ли кто-нибудь двух детей — темнокожего мальчика и светлокожую девочку, обоим по десять лет.

Никто не видел их. Они как будто растворились в воздухе.

Паника Николь росла с каждой минутой. Она представляла себе все возможные ужасные сценарии — дети заблудились, их похитили, они утонули в море...

— Мы должны позвонить в полицию, — сказала она Николаю, ее голос был на грани истерики. — Мы должны найти их!

Николай обнял ее, пытаясь успокоить.
— Мы найдем их, Николь, — сказал он твердо. — Они не могли исчезнуть. Они где-то здесь, в отеле или рядом с ним.

В этот момент к ним подошел один из сотрудников отеля.
— Извините, — сказал он. — Вы ищете двух детей?

— Да! — воскликнула Николь. — Вы их видели?

Сотрудник кивнул.
— Я видел, как они входили в номер 315. Это номер семьи Дюпон, они ваши друзья, верно?

Николь и Николай переглянулись. Дюпоны были их друзьями, с которыми они вместе приехали в этот отпуск. У них тоже были дети, примерно того же возраста, что и близнецы.

— Да, они наши друзья, — сказал Николай. — Спасибо вам большое.

Они поспешили к номеру 315 и постучали в дверь. Открыла Мари Дюпон, удивленно глядя на них.

— Николь, Николай, что случилось? — спросила она, видя их взволнованные лица.

— Василий и Василиса, — сказала Николь. — Нам сказали, что они здесь.

Мари покачала головой.
— Нет, их здесь нет. Мы только что вернулись с пляжа, и никого не видели.

Николь почувствовала, как ее сердце падает. Если дети не здесь, то где они?

— Можно нам проверить? — спросил Николай. — Просто на всякий случай.

Мари кивнула, отступая в сторону, чтобы пропустить их.
— Конечно, проходите.

Они вошли в номер, который был очень похож на их собственный — та же планировка, та же мебель, те же светлые шторы на окнах. Пьер Дюпон сидел на диване, читая газету, а их дети, Луи и Софи, играли в настольную игру на полу.

— Привет, — сказал Пьер, поднимая глаза от газеты. — Что-то случилось?

— Мы не можем найти Василия и Василису, — объяснил Николай. — Нам сказали, что их видели входящими в ваш номер.

Пьер покачал головой, выглядя озадаченным.
— Мы только что вернулись, и никого не видели.

— Мы можем проверить номер? — спросила Николь, ее голос дрожал от беспокойства.

— Конечно, — сказал Пьер, вставая. — Давайте посмотрим вместе.

Они начали обыскивать номер — проверили ванную, балкон, шкафы. Нигде не было и следа близнецов.

— Может быть, они под кроватью? — предложила Софи, дочь Дюпонов. — Мы иногда играем там в прятки.

Николь и Николай обменялись взглядами. Это казалось маловероятным, но они были готовы проверить любую возможность.

Николь опустилась на колени и заглянула под кровать в спальне Дюпонов. И там, свернувшись калачиком и крепко обнявшись, спали Василий и Василиса.

— Они здесь! — воскликнула Николь, чувствуя, как волна облегчения накрывает ее. — Они спят под кроватью!

Николай тоже опустился на колени, чтобы увидеть их.
— Что они там делают? — спросил он, его голос был смесью облегчения и недоумения.

— Не знаю, — ответила Николь. — Но они в безопасности, и это главное.

Они осторожно разбудили детей, которые выглядели сонными и немного смущенными, когда выбрались из-под кровати.

— Что вы там делали? — спросила Николь, обнимая их обоих, не зная, радоваться ей или сердиться. — Мы так волновались!

Василий и Василиса переглянулись, их лица выражали смесь вины и смущения.

— Мы играли в прятки с Луи и Софи, — объяснил Василий. — И решили спрятаться под кроватью.

— Но потом мы устали и заснули, — добавила Василиса. — Мы не хотели вас пугать, бабушка.

Николь вздохнула, крепче обнимая их.
— Вы не должны исчезать так, не сказав нам, — сказала она. — Мы были в ужасе. Мы думали, что с вами случилось что-то страшное.

— Прости, бабушка, — сказал Василий, его темные глаза были полны раскаяния. — Мы больше так не будем.

— Обещаем, — добавила Василиса, обнимая Николь в ответ.

Николь посмотрела на них — на своих внуков, таких разных внешне и таких похожих в своей детской непосредственности, в своей способности заставить ее сердце замирать от страха и переполняться любовью в течение одного дня.

— Я так люблю вас обоих, — сказала она, чувствуя, как слезы облегчения наворачиваются на глаза. — Пожалуйста, никогда больше так не пугайте меня.

— Мы тоже тебя любим, бабушка, — сказали они в унисон, обнимая ее крепче.

И в этот момент Николь проснулась.

Она лежала в своей постели, в своей спальне, солнечный свет проникал через шторы, создавая узоры на стене. Николай спал рядом с ней, его дыхание было глубоким и ровным.

Это был сон. Всего лишь сон. Но такой яркий, такой реальный, что она все еще могла чувствовать тепло объятий своих внуков, все еще могла видеть их лица — одно темное, другое светлое, оба одинаково дорогие ее сердцу.

Она села в постели, пытаясь осмыслить свой сон, понять его значение. И внезапно она поняла — это было видение будущего, будущего, которое могло быть ее, если она позволит себе полностью принять своих внуков, свою новую семью.

Будущего, в котором она будет любить Василия и Василису одинаково, без оговорок, без предубеждений. Будущего, в котором она будет настоящей бабушкой для них обоих, участвуя в их жизни, разделяя их радости и горести, их приключения и открытия.

И она поняла, что хочет этого будущего. Хочет всем сердцем, всей душой.

Николай проснулся, заметив ее сидящей в постели с задумчивым выражением лица.

— Доброе утро, — сказал он, потягиваясь. — Ты рано проснулась.

— Мне снился сон, — ответила Николь, поворачиваясь к нему. — Удивительный сон.

Она рассказала ему свой сон — о море, о пляже, о Василии и Василисе, уже подросших, о том, как они играли, смеялись, как потерялись и нашлись.

— Это было так реально, — сказала она. — Я могла чувствовать песок под ногами, слышать их смех, видеть их лица так ясно...

Николай слушал ее внимательно, с мягкой улыбкой на лице.
— Это прекрасный сон, — сказал он, когда она закончила. — И знаешь что? Я думаю, это может быть реальностью. Может быть, не точно так, как в твоем сне, но суть — ты, любящая своих внуков, проводящая с ними время, наслаждающаяся их компанией — это может быть твоей реальностью, если ты этого хочешь.

Николь кивнула, чувствуя, как что-то внутри нее окончательно встает на место, как последние кусочки головоломки ее жизни находят свое место.

— Я хочу этого, — сказала она твердо. — Я хочу быть бабушкой для Василия и Василисы. Настоящей бабушкой, которая любит их безусловно, которая принимает их такими, какие они есть.

Николай улыбнулся, обнимая ее.
— Я знал, что ты придешь к этому, — сказал он. — Ты слишком хороший человек, чтобы позволить предрассудкам и страхам управлять твоей жизнью, твоими отношениями с семьей.

Николь прильнула к нему, чувствуя его тепло, его поддержку.
— Я была такой глупой, — сказала она тихо. — Я чуть не потеряла самое ценное, что у меня есть — мою семью, моего сына, моих внуков — из-за страхов и предубеждений, которые даже не были моими собственными. Они были вложены в меня обществом, моим воспитанием, моим окружением.

— Но ты преодолела их, — сказал Николай. — Ты нашла в себе силы измениться, расти, становиться лучше. И это делает тебя еще более удивительной женщиной в моих глазах.

Николь улыбнулась ему, чувствуя, как ее сердце наполняется любовью и благодарностью.
— Спасибо, — сказала она. — За то, что был рядом, за то, что поддерживал меня, за то, что верил в меня, даже когда я сама не верила.

Они лежали в постели, обнявшись, наслаждаясь тишиной утра, теплом друг друга. И Николь думала о своем сне, о видении будущего, которое теперь казалось не только возможным, но и неизбежным.

Она думала о Василии и Василисе, о том, как они будут расти, как будут меняться, как будут становиться все более и более своими собственными личностями, со своими интересами, своими мечтами, своими путями в жизни.

И она знала, что хочет быть частью этого, хочет видеть, как они растут, хочет помогать им, поддерживать их, любить их.

— Я хочу позвонить Альберту, — сказала она внезапно, садясь в постели. — Я хочу сказать ему, что я готова. Готова быть настоящей бабушкой для его детей.

Николай кивнул, улыбаясь ей.
— Это прекрасная идея, — сказал он. — Я уверен, он будет очень рад услышать это.

Николь потянулась за телефоном на прикроватной тумбочке, но потом остановилась.
— Нет, — сказала она. — Я не хочу говорить ему по телефону. Я хочу сказать ему лично. Я хочу видеть его лицо, когда я скажу ему, что я полностью, безоговорочно принимаю его семью, его выбор, его детей.

Николай кивнул, понимая ее желание.
— Тогда давай навестим их сегодня, — предложил он. — Принесем подарки для детей, может быть, приготовим что-нибудь для обеда.

Николь улыбнулась, представляя себе эту сцену — они приходят в дом Альберта и Амоки, с подарками, с едой, с открытыми сердцами и руками. Она представляла, как будет держать своих внуков, как будет смотреть на них без страха, без предубеждений, только с любовью и принятием.

— Да, — сказала она. — Давай сделаем это сегодня.

Они встали с постели, начали готовиться к дню, который обещал стать поворотным в их жизни, в жизни их семьи.

И когда Николь стояла под душем, позволяя теплой воде смывать последние остатки сомнений и страхов, она думала о своем сне, о море, о пляже, о смехе своих внуков.

И она знала, что это будущее теперь возможно, что оно ждет ее, ждет их всех. Будущее, полное любви, принятия, радости. Будущее, в котором различия не разделяют, а обогащают, в котором семья — это не только кровь, но и выбор, решение любить и принимать друг друга такими, какие мы есть.

И она была готова к этому будущему. Более чем готова. Она жаждала его.

ЭПИЛОГ

Солнечный свет заливал просторную веранду нового дома, который Николь и Николай купили вместе шесть месяцев назад. Это был одноэтажный коттедж с большим садом, расположенный в тихом пригороде — достаточно близко к городу, чтобы не чувствовать себя отрезанными от цивилизации, но достаточно далеко, чтобы наслаждаться тишиной и чистым воздухом.

Николь сидела в плетеном кресле, потягивая холодный лимонад и наблюдая за сценой, разворачивающейся в саду. Альберт и Амока играли с близнецами, которым исполнился уже год. Василий, с его темной кожей и копной черных кудрявых волос, делал свои первые неуверенные шаги, держась за руки отца. Василиса, светлокожая, с редкими светлыми волосиками, сидела на коленях у матери, увлеченно исследуя яркую игрушку.

Николай вышел из дома, неся поднос с фруктами и печеньем, и сел рядом с Николь.

— Они выглядят такими счастливыми, — сказал он, следуя за ее взглядом.

Николь кивнула, улыбаясь.
— Да, они счастливы. И знаешь что? Я тоже счастлива. По-настоящему счастлива.

И это была правда. За последний год произошло столько изменений, столько роста, столько исцеления. После того знаменательного утра, когда ей приснился сон о будущем с внуками, Николь сделала сознательный выбор — выбор полностью принять свою новую семью, свою новую роль, свою новую жизнь.

Это не всегда было легко. Были моменты, когда старые страхи и предубеждения пытались вернуться, когда она ловила себя на мысли, что относится к Василию иначе, чем к Василисе, из-за его внешности. Но каждый раз она осознавала эти мысли, признавала их и отпускала, заменяя их осознанным выбором любить и принимать.

И с каждым днем, с каждым взаимодействием, с каждым моментом, проведенным с внуками, эти выборы становились все легче, все естественнее, пока наконец они не стали ее второй натурой.

— О чем ты думаешь? — спросил Николай, наблюдая за ее задумчивым лицом.

Николь улыбнулась, поворачиваясь к нему.
— Я думаю о пути, который я прошла, — сказала она. — О том, как я изменилась. Как я выросла.

Она посмотрела на своего сына, на его жену, на их детей — ее внуков. И она почувствовала, как ее сердце наполняется любовью, чистой и простой, без оговорок, без условий.

— Знаешь, я всегда думала, что любить — значит контролировать, — сказала она тихо. — Я думала, что если я не буду контролировать жизнь Альберта, не буду направлять его, защищать его от ошибок, то это будет означать, что я не люблю его достаточно сильно.

Николай кивнул, понимая.
— Многие родители так думают, — сказал он. — Это естественно — хотеть защитить своих детей от боли, от разочарований, от ошибок.

— Да, но я зашла слишком далеко, — признала Николь. — Я не просто хотела защитить его — я хотела контролировать его жизнь, его выборы, его будущее. Я думала, что знаю лучше, что для него хорошо, что ему нужно.

Она посмотрела на Альберта, который сейчас смеялся, поднимая Василия высоко в воздух, заставляя малыша хихикать от восторга.

— Но я ошибалась, — продолжила она. — Я не могла знать, что для него лучше, потому что я не он. У него свой путь, свои мечты, свои желания. И моя роль как матери — не контролировать его жизнь, а поддерживать его, любить его, принимать его выборы, даже если они отличаются от тех, которые я бы сделала для него.

Николай взял ее за руку, сжимая ее пальцы в своих.
— Ты научилась отпускать, — сказал он. — И это, возможно, самый трудный и самый важный урок для родителя.

Николь кивнула, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами — не от грусти, а от осознания, от благодарности за этот урок, за этот рост.

— Да, я научилась отпускать, — сказала она. — И знаешь что? Когда я отпустила, когда я перестала пытаться контролировать, перестала бояться, перестала сопротивляться и обрела так много. Я обрела настоящие отношения с моим сыном, основанные на взаимном уважении и любви, а не на контроле и зависимости. Я обрела невестку, которая стала мне как дочь. И я обрела двух прекрасных внуков, которых я люблю всем сердцем, независимо от
их внешности, от их происхождения.

Она посмотрела на близнецов, на Василия, который теперь сидел на траве, увлеченно исследуя цветок, и на Василису, которая ползла к нему, желая присоединиться к его исследованиям.

— Они такие разные, — сказала она с нежностью. — И в то же время такие похожие. Оба любознательные, оба упрямые, оба полные жизни и радости.

Николай улыбнулся, следуя за ее взглядом.
— Да, они удивительные дети. И они будут расти, зная, что их любят, что их принимают такими, какие они есть. И это самый прекрасный дар, который ты можешь им дать.

Николь кивнула, чувствуя, как ее сердце наполняется благодарностью за этот момент, за эту жизнь, за эту семью.

— Знаешь, что я поняла? — сказала она, поворачиваясь к Николаю. — Я поняла, что настоящая любовь не контролирует. Она принимает. Она отпускает. Она позволяет каждому быть собой, идти своим путем, делать свои ошибки, находить свои радости.

Николай улыбнулся, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
— Это мудрость, Николь, — сказал он. — Настоящая мудрость.

В этот момент Василий, заметив их на веранде, поднялся на свои неуверенные ножки и, с решительным выражением на маленьком личике, начал двигаться в их направлении. Василиса, не желая отставать от брата, тоже поползла к ним, ее светлые волосы блестели на солнце.

— Бабушка! — воскликнул Василий, одно из немногих слов, которые он уже мог произносить. — Бабушка!

Николь встала, раскрывая объятия для своих внуков, чувствуя, как ее сердце переполняется любовью.

— Иди сюда, мой маленький, — сказала она, наклоняясь, чтобы подхватить Василия, когда он добрался до ступенек веранды. — Бабушка здесь.

Она подняла его на руки, чувствуя его вес, его тепло, его доверие. И когда Василиса тоже добралась до нее, она подняла и ее, держа обоих внуков в своих объятиях.

Они были такими разными — один темный, другая светлая — и все же оба были частью ее, частью ее сердца, ее души, ее наследия.

И в этот момент, держа их в своих объятиях, чувствуя их маленькие сердца, бьющиеся рядом с ее собственным, Николь знала, что она наконец нашла свой путь, свою истину, свой покой.

Она научилась отпускать. Научилась принимать. Научилась любить безусловно, без контроля, без страха.

И это было самое прекрасное, самое освобождающее чувство в мире.

Альберт и Амока подошли к веранде, улыбаясь при виде Николь с обоими детьми на руках.

— Они так любят свою бабушку, — сказала Амока, ее глаза светились теплом и благодарностью.

— А бабушка любит их, — ответила Николь, и это была самая чистая, самая простая, самая глубокая правда в ее жизни.

Она посмотрела на свою семью — на Николая, на Альберта, на Амоку, на Василия и Василису — и почувствовала, как ее сердце наполняется благодарностью за этот момент, за эту жизнь, за этот путь, который привел ее сюда, к этому совершенному моменту любви и принятия.

И она знала, что что бы ни принесло будущее, какие бы вызовы и радости ни ждали их впереди, они встретят их вместе, как семья, связанная не только кровью, но и выбором, решением любить и принимать друг друга такими, какие они есть.

Потому что в конце концов, это и есть настоящая любовь — не та, что контролирует и ограничивает, а та, что освобождает и позволяет каждому быть собой, расти и развиваться по-своему, находить свой собственный путь к счастью.

И в этом осознании, в этом принятии, Николь наконец нашла свой собственный путь к счастью, свой собственный путь к свободе от гормональной зависимости контроля и страха, которая так долго держала ее в плену.

Теперь она была свободна. Свободна любить. Свободна принимать. Свободна жить.

И это было самое прекрасное чувство в мире.